Сейчас это модно! (часть третья)

Ванька удалился к себе и уже вскоре уснул, спокойный, умиротворённый, утешенный. Алёна ещё с минуту посидела, задумавшись. Затем неспешно поднялась и убрала со стола. Потушила свет, прошла в свою спальню, стянула с себя уже порядком поднадоевшее за полдня тесное облегающее макси-платье, взялась за край одеяла. И внезапно остановилась. Почему-то почувствовала, что не сможет заснуть. Ей не привыкать к такому: позади – уже не одна сотня бессонных ночей. Но всё это были либо бесшабашные «всенощные» тусовки в клубах, либо зубрёжка накануне очередного зачёта или экзамена, либо взятые в работу срочные заказы по написанию и переводу статей, отчётов, пресс-релизов. А вот ночь серьёзных размышлений о жизни у неё, кажется, наступила впервые за долгое время...

Алёна накинула на плечи махровый халат, сбросила босоножки (просто чтобы не шуметь) и неслышно вышла на густо обвитую виноградником террасу. Уселась в плетёное кресло за столиком и погрузилась в длительные размышления. Ей было о чём подумать. И о своём нелёгком детстве. И об их семье, вдоль и поперёк избитой горем. И о печальном рассказе брата... Будь Ваня чужим для неё, она бы просто посмеялась над его «печалью». Но в этом случае... Сейчас она чувствовала даже ей самой не до конца понятную нежность к сводному братцу, в двадцать лет всё ещё оставшемуся наивным мальчишкой. Простоватому и неуклюжему на вид. Постоянно прихрамывающему (эта врождённая хромота уже принесла ему немало тяжёлых хлопот – от девичьих насмешек до крепко утвердившегося комплекса собственной неполноценности). И (она только сейчас ясно почувствовала это) такому дорогому для неё!..

Задумчиво огляделась вокруг. Наверно только здесь, в сельской глуши, вдали от ярко освещённых городских проспектов и площадей, неоновых огней, неутихающего шума машин и несмолкающего даже ночью людского гомона, и можно рассмотреть и прочувствовать всю красоту летней ночи – с яркими и крупными звёздами, с лёгким ветерком, колышущим тяжёлые гроздья сирени и отцветшие вишнёвые ветви, с неповторимым ароматом фиалок, с несмолкающими до самого рассвета соловьиными трелями и пытающейся соперничать с ними музыкой сверчков... Ну прямо-таки рай земной!

К сожалению, даже в этот рай, как оказалось, может проникать адская зараза «цивилизации», превращая местных жителей в чертей... и в чертовок!.. И надо же было одной из них завладеть душой Алёнкиного брата!

Ванька всегда был замкнутым и стеснительным. Сторонился шумных компаний и никому никогда не раскрывал своих чувств. Сверстницы и сверстники не уставали потешаться над ним, угрюмым отшельником. И вот наконец этот увалень не на шутку запал на одну из подружек детства. Ходил за ней тенью. Постоянно предлагал ей свою помощь и услуги. Пару раз даже довольно серьёзно подрался с двумя парнями, позволившими себе похабные шуточки в адрес его Любимой. Покорно переносил все её насмешки – лишь бы только оставаться рядом. Не обращал внимания на этот вечно презрительный тон

И добился – прямо противоположного. Девушка его мечты отчебучила такое, что никак не укладывалось в голове юного простачка. Это случилось неделю назад.

... Ирка, вертлявая, капризная и жеманная голубоглазая блондиночка, скучала и хандрила, сидя на лавочке у ворот. Она заболела хандрой после того, как ненадолго съездила в райцентр, в гости к родственникам. Покрутившись пару вечеров в ночном клубе, потусовавшись немного в обществе «мажоров» районного разлива, возомнила себя ну очень продвинутой. У доселе скромной и замкнутой девчушки появились замашки городской кокетки, хотя ей они были так же к лицу, как бомжихе – манеры светской львицы. На её плечах запестрели «новые» топики, блузки, платья, явно перешитые из чьих-то старых обносков и сидевшие на ней неуклюже, как седло на корове. С ярко накрашенных губ постоянно слетала хвастливо-снисходительная фраза: «Сейчас это модно! Сейчас это стильно!» А все односельчане от мала до велика за глаза назывались дурачьём, лошьём и тупым быдлом. Ирка неизлечимо заразилась погоней за всем новым и необычным, жадно и без разбору глотая любые «новинки». Она бросила сельхозтехникум и целыми вечерами пропадала на дискотеках в местном клубе. Тащила из дому всё, что представляло хоть какую-то ценность, сбывала по дешёвке на сельском базаре и просаживала вырученные суммы в кафе и кегельбане придорожного мотеля, казавшегося ей «храмом настоящей культуры». Наставить распоясавшуюся «модницу» на путь истинный было некому: отец-шофёр давно погиб в аварии, мать – на заработках то ли в Польше, то ли в Чехии, тётка, жившая на другом краю села, была равнодушна к выходкам племянницы. А отчим, не знавший, как справиться со «свихнувшейся» падчерицей, просто плюнул и на неё, и на новую жену, вернувшись к прежней семье. Это как раз и нужно было Ирочке, обретшей наконец желанную свободу и пустившейся во все тяжкие...

Итак, она сидела (точнее полулежала) на старой, облупленной, скрипучей лавочке за двором, лениво рассматривая неряшливый самодельный разноцветный «педикюр» (красно-зелёно-серо-синий), покуривая дешёвую сигарету в «мундштуке», который когда-то был деревянным свистком, и зевала во весь рот от скуки.

– Привет, Ирочка, – внезапно послышался робко-ласковый мальчишеский басок. – Скучаешь?

– Нет, бля, веселюсь! Аж прыгаю от радости! – резко повернула к пришельцу маленькую белобрысую голову, стриженную под «боб с чёлкой» и местами подкрашенную бледно-голубым (для «стильности»). – Чё припёрся?

– Да вот думал... – Ванька замялся. – Может, на дискач сегодня сходим?

– А ты чё, думать умеешь? – презрительно фыркнула девчонка. – На самотыке вертела я твой дискач колхозный! Скучно мне там, понял?! Ты бы ещё огород окучивать меня пригласил! Ваще фантазии у тебя ноль! Ты можешь девушку хоть чем-то приятно удивить, баран ты рыжий?!.. Тёмная дярёвня! Кишлак-аул! Колхоз «Красное дышло»!.. Чё заглох?! Язык в зад затянуло?

– Ир, ну зачем ты так? Я же.

– Ой-ё! И пяти минут с тобой не поговорила, а уже тошнит! – Ирка резко качнулась на лавочке, собираясь встать. Но в это время одна из тонких трухлявых досок проломилась и... Наверно «модница» не миновала бы серьёзной травмы, если бы Иван вовремя не подхватил её на руки. Ветхая скамеечка зашаталась и рухнула, разбросав в стороны обломки рассохшихся дощечек.

– Та ну ё-моё! От чё мне так не прёт по жизни, а?! – захныкала Ирка и задёргалась на руках у парня. – Отпусти, прыдурок!

Иван, улыбнувшись в ответ, осторожно поставил её на траву. Он давно привык к резким словечкам и выходкам своей импульсивной пассии и ничуть не обижался ни на едкие насмешки, ни на оплеухи. Ирка, надув накрашенные губки, обула стоптанные рваные шлёпанцы, пнула обломки лавочки и снова захныкала:

– Ну во! Теперь и присесть негде!

– Ирусь, да не переживай ты так! Будет тебе новая скамейка! Да я... Я тебе вместо неё трон смастерю, как у принцессы!

Девчонка насмешливо хмыкнула и смерила его презрительным взглядом:

– А ты чё, золотой рыбкой заделался? Новая скамейка, новое корыто...

– Для тебя – да!

– Ну-ну! А слабо сделать меня владычицей морскою? – язвительно ухмыльнулась она.

– Ирочка! Дорогая моя! Для меня ты – и владычица, и царица, и королева! – Ванька присел на корточки и осторожно взял её за руку. – И я для тебя всё, что хочешь, сделаю! Только прикажи! Хочешь, я... я эту твою халупку в княжеские хоромы превращу! Или... Ну, скажи, чего тебе сейчас хочется!

Ирка сердито задрала носик и затопала рваным шлёпанцем:

– Того, чего мне хочется,

у тебя нет и не будет!.. Бля, достало меня тут всё! И глухомань эта грёбаная! И вы все, козлы тупорогие-е-е!

– Ир, ну успокойся пожалуйста! – Ванька поднялся и несмело обнял её за плечи, но тут же получил звонкую затрещину и растерянно отступил на шаг.

– Куда лапы тянешь, урод?! – взвизгнула она. – Задолбал ты меня, чмо безмозглое! Ещё что-то там про любовь оно мне тут лепечет! Да ты и не поймёшь никогда, что это такое!

– Ира... Ирочка...

– Заткнись ты, тварь тупая! Все вы тут – твари! – она снова разрыдалась – то ли искренне, то ли притворно – и теперь говорила с трудом, запинаясь и захлёбываясь слезами. – Б... Ба... Болтаете п... про меня, что я... я чо... чокнутая, не... путёвая, гулящая! Да?!! Так?!! А я... я просто хочу нормально жить! Хочу вообще свалить на хрен из этой дыры, из этой ямы помойной! Да-а!!! Хочу туда, где нормальная жизнь, где цивилизация, где культура! В городе жить хочу! В большом и краси... сивом! Как Полтава! Как Харьков! Как Киев! Ты, что ли, меня там поселишь?! Ты – быдлота неотёсанная, червяк навозный! Шо... Штоб ты всрался, и вода закончилась! Из навоза вылез, в навозе всю жизнь прокопаешься и в нём же сдохнешь! В грязи – твоё место по жизни! Вот и сиди в ней! А я не хочу-у-у!!!..

Она убежала во двор, хлопнув калиткой. Ванька хотел было броситься следом, но остановился в нерешительности

Неподвижно стоял перед обветшалой калиткой в надежде, что капризная «королева-царица» всё-таки вскоре сменит гнев на милость и осчастливит его своим возвращением и продолжением разговора. Пусть резкого, пусть язвительного, пусть полного насмешек! Лишь бы только увидеть её снова!

И она таки вернулась! Ну... почти вернулась. Рывком распахнула калитку и, не выходя наружу, поманила его пальцем. Парень несмело прошёл во двор и встретился растерянными глазами с гневным взглядом хозяйки. И вздрогнул, когда она – ни с того ни с сего – снова отвесила ему пощёчину.

– Ты мне всё настроение испортил, козёл! – скривилась, будто собираясь расплакаться. – Проси прощения!

– Ира, я же не хотел...

– На колени!

Иван опешил от неожиданности.

– На колени, я сказала! – взвизгнула «владычица», утирая ладонью внезапно потёкший носик. – Я тебя научу девушкам угождать! Ну?!!

Парень нахмурился и резко развернулся, собираясь уйти прочь.

– Стоять! Куда разогнался?! Я что сказала?!

– Не дождёшься!..

– Ах-ха-ха! Это чмо, оказывается, ещё и огрызаться пытается! Ты, я смотрю, вконец охренел! – Ирка схватила его за подбородок. – Да ты, урод, уже за то должен меня благодарить, что я на тебя внимание обратила. Кому ты ещё нужен такой?

– Ира, я же с тобой по-нормальному...

– Как-как? По-нормальному?! Нормальные мужики боготворят своих дам! А у тебя духу не хватает даже колено передо мной преклонить. Бревно неотёсанное! Ну! Я долго буду ждать?!!

Ванька ещё несколько мгновений колебался. А затем, будто сломавшись, опустился на колено. Девчонка хлестнула его гневно-недоумевающим взглядом: а второе?!! И он, задрожав всем телом от растерянности, опустил и второе на грязную, давно не метенную землю небольшого дворика.

Ирка победно ухмыльнулась:

– А теперь кланяйся мне в ноги! Башку к земле быстр-ра!

Взмахнув ногой, огрела его по голове шлёпанцем и с силой надавила на затылок, заставив склониться до земли и уткнуться носом в небольшую лужицу.

– Вот так и лежи, урод! – засмеялась она.

Ванька заскрипел зубами, резко качнулся, и... «победительнице» невольно пришлось поскорее сменить свою victory pose из опасения шлёпнуться.

– Ты чё дёргаешься?! – плаксиво взвизгнула она. – Я тебе разрешала?! Козлина тупая!

Иван почти не обратил внимания на этот вопль. Решил, что на сегодня «рыцарский долг» уже выплачен «Прекрасной Даме» сполна. Поднялся, краснея и отряхиваясь.

– Ты ещё тупее, чем я думала, – презрительно процедила Ирка. – Думаешь, что я тебя простила? Что на этом всё закончилось?! Чёрта с два! Видишь эту штучку?

И взмахнула перед ним стареньким дешёвым смартфончиком (она недавно то ли выклянчила, то ли стащила его в мотеле у кого-то из «богатеньких» проезжих)

– Интересно, что с тобой твой папашка сделает после такого?! Самое малое – выпорет, как Сидорову козу и вышвырнет из дому в чём мать родила! И сдохнешь ты под забором, как пёс бродячий, всеми оплёванный!

– Н-не надо... – дрожащим голосом пролепетал парень.

– Ещё как надо! Таких лохов, как ты, нужно жизни учить! Постоянно!

И влепила ему очередную оплеуху.

– Где теперь твоё место, мразь? У моих ног! Ты их целовать должен и благодарить меня за это счастье! Давай, приступай!

Иначе...

Иван попытался что-то сказать в ответ, но подходящие слова, как назло, не шли ни на ум, ни на язык. Трясясь всем телом, он бросился к калитке и опрометью выбежал на улицу.

– Ну всё! Ты встрял! – раздался ему вслед визгливый вскрик. – Тебе хана, лошара!..

И этот, и все последующие дни он жил в тревожном шоке, боясь, что «любимая» сдержит угрозу. Не знал, что предпринять в ответ. Обзывал себя тупым чмом, лохом, простофилей, уродом. Но не так и не мог найти выхода из ловушки, в которую заманила его эта белобрысая стерва.

Теперь со стороны он казался ещё более чудаковатым, пугливым и задёрганным. Хлопцы-односельчане наверно затравили бы его, если бы не знали, как он тяжёл на кулак и как зол в драке. Отец, с головой погружённый в свои хозяйственные заботы, не замечал, как переменился сын. Поговорить с ним по душам Ванька не решался – заранее знал, что такой разговор ничем хорошим не закончится. С терпением грешника, обречённого на вечные адские муки, носил в себе эту гнетущую ношу. За короткое время свыкся с ней, как самоубийца – с мыслями о суициде, скором и неотвратимом...

Ирка тем временем уже начала переходить к решительным действиям, болтая о своей «победе» с соседками-однолетками. Но ей не верили, посмеивались, крутили пальцами у висков. С тех пор, как юная «модница» побывала в районном городке и, вернувшись оттуда, пыталась у себя в селе «сеять цивилизацию», на неё смотрели с жалостью, брезгливостью и насмешкой, как на полоумную, как на пьяную калеку, похваляющуюся завоевать весь мир. Кое-кто из девчат даже жалел Ваньку («Угораздило же его связаться с этой придурковатой!»).

Но он не знал девичьих настроений. Он слишком серьёзно воспринял Иркин шантаж. И был уверен, что её угрозы скоро станут реальностью... Да уж, влип так влип! Не хуже своего сказочного тёзки! И не оказалось рядом любящей сестрички, готовой вовремя предостеречь от непоправимого! Напился-таки из козьего копытца!..

Алёне тоже вспомнилась сейчас эта старая простенькая детская сказочка, вызвав трогательную улыбку. Да-да, всё почти один в один, как там. Только глупенькой и наивной сельской ведьмочке придётся теперь иметь дело не с девочкой-простушкой, способной лишь лить слёзы над горем заколдованного братца. Её ждёт схватка с могучей колдуньей, взлелеявшей свои грозные чары в столичных каменных джунглях. Не знающей ни поражений, ни страха перед врагами, ни жалости к побеждённым. Ох и нарвалась ты, Ирка!..

(Продолжение следует) <