Пятьдесят...

Катюшка училась уже на втором курсе университета, но всё так же, как и в школьные времена на летних каникулах обязательно ездила к бабушке и дедушке в деревню. Отдохнуть от города, шума, пыли, суеты и учёбы. Разительный контраст между городской жизнью и местной ощущался с первых же секунд пребывания, всего пара десятков покосившихся домиков, колодец в центре, чуть поодаль речка, вот собственно и всё, что было в деревушке с исконно русским названием Сан-Паоловка. Дед и бабушка Катерины жили на окраине поселения, но зато прям рядом с рекой, в которой так приятно половить рыбу или просто окунуться в жаркий летний день.

Собственно так Катя свои каникулы и проводила. Валялась на травке, загорала, купалась, помогала пращурам по хозяйству и огороду, да читала вечерами книжки, привезённые с собой. Частенько дед садился со стаканом смородинового вина перед телевизором и перемывал косточки участникам телевизионных шоу, политиков и прочих, как он выражался бесполезных личностей. Звали деда Кристослав, то ли в честь Колумба, то ли просто родители над ним поржать хотели, однако сам он всегда любил своё имя, да и фамилию, тёплую такую — Греев. Бабку же по паспорту называли просто Анастасия Стилова. Фамилию деда она не взяла, так как в журнале «Крестьянка» в 1958 году о ней напечатали хвалебную статью, как о лучшей доярке деревни и сменить фамилию означало стать уже «не той».

Собственно, Катя побалдев две недели в Сан-Паоловке умотала назад в свой городок. И ничего бы не случилось, если б она не забыла одну из своих книжек на тумбочке у кровати.

Первым её обнаружил дед, прилегший было на дневной сон после пары стопочек самогонки. Взял книжку в руки, повертел её. Старческое зрение помогло увидеть лишь написанные на обложке крупным шрифтом цифры «50», надпись ниже без очков никак не хотела фокусироваться.

— Бабка, ты тут свой фотоальбом с позапозапозапрошлого юбилея забыла что ли? — крикнул дед.

Ответа он, естественно не дождался, так как Анастасия Петровна в тот момент увлечённо полола грядки с кукурузой. А потому дед кряхтя встал и потопал в сторону книжного шкафа, чтобы устранить сей мерзкий домашний беспорядок, да по пути натолкнулся на свои очки, лежащие на журнальном столике у телевизора. Водрузив мудрёный оптический прибор на переносицу, Кристослав Митрофанович понял, что это совсем и не фотоальбом, а что ни на есть книга, в красивой обложке и с кучей страничек печатного текста. Дед вернулся на кровать, лёг и погрузился в чтение.

В течении недели бабка стала замечать перемены в поведении деда. Он забросил вечерний просмотр телевизора с хаяньем тамошних человечков, перестал хлебать самогонку, хотя на смородиновое вино поднасел плотнее, чем раньше

Одно Анастасия Петровна знала наверняка — дед что-то задумал и выпытывать это что-то у него смысла нет, по крайней мере так говорил опыт супружеских лет. И бабка молчала в тряпочку, ожидая развязки. А развязка вскоре наступила...

Обычным вечером, поев картошечки со свежей поросятинкой и запив это дело смородиновкой, дед как обычно уставился в бабку, вздохнул и начал:

— Анастейша... Тьфу ты... Анастасия, мне кажется, что как-то скучно мы живём. И я нашёл способ разнообразить наш с тобой досуг, в том числе интимный. Давай ты станешь моим сабмиссивом, а?

— Ты охренел что ли старый? Каким ещё сабосивом? Ты нигде головушкой не ударился? — бабка протянула руку к дедовой голове в поисках возможной шишки или ушиба.

— Эх, темнота ты бабка!! САБМИССИВ, — по буквам проговорил Кристослав, — это ты будешь моей рабыней, выполнять мои прихоти...

— Я то темнота? — взорвалась бабка, — открой учебник по истории! Любой школьник знает, что рабство отменили, а прихоти твои я ужо считай как лет 50 выполняю. Стираю, убираюсь, готовлю, носки твои раскиданные собираю, вино подаю и наливаю, только что в попку не целую!

— Да это просто игра, я будто господин, а ты мне подчиняешься. А если не подчиняешься, я тебя наказываю.

— Игра? — Анастасия Петровна побелела, потом покраснела, потом шумно выдохнула воздух, — ты вон иди лучше в «ферму» поиграй, как внучка рассказывала. Прополи, собери, полей и сарай почини.

— Бабка, да дай договорить. Мы ж это, ну... сексом заниматься ещё будет. Да по-разному, я нам даже красную комнату сделал... в смысле сарайчик оборудовал.

— Так вот кто крюков в крышу навбивал, да клетку в угол приволок? А ты знаешь, что сарай теперь протекает, когда дождь идёт? Иди, говорю, дыры залатывай, пока скалкой не огрёбся, господин идрить твою мать, — поставила жирную точку в разговоре Анастасия Петровна.

Следующие несколько дней дед вёл себя как обычно, смотрел телевизор, копался с бабкой в огороде, правда попивал винишко с аристократической физиономией, да также буравил бабку глазками при возможности. Затеи он своей не оставил, но затаился и ждал подходящего случая.

Утро выдалось тёплым и безветренным, солнце ярко светило и прогревало воздух до одурения. () Анастасия Петровна самоотверженно трудилась на морковной гряде, уничтожая сорняки всех сортов и размеров. В это время Кристослав Митрофанович вышел на крыльцо в своих шикарных семейных трусах, прищурился от яркого света и сфокусировал взгляд по немаленькой филейной части супруги. План родился в голове мгновенно. Дед преодолел расстояние в одну секунду, задрал подол бабкиного халата, попытался сдвинуть панталоны в сторону, это не удалось, пришлось тащить труселя по ляжкам вниз. Это оказалось тоже крайне сложным занятием. Последнее, что мелькнуло перед глазами деда, оказалось здоровенным корнеплодом моркови, которую выдрала бабка и зарядила своему дражайшему супругу аккурат между глаз.

Больниц в Сан-Паоловке не было, поэтому дед с нехилым сотрясением от тупого тяжёлого предмета попал в районную больничку.

Бабка приехала с соседом на машине за Кристославом через 2 недели. Дед быстро собрался, стараясь не смотреть в глаза Анастасии Петровне и плюхнулся на заднее сиденье, рядом с женой. Бабка хитро заглянула в глаза деду и шепнула:

— Чего ж ты мне раньше это не дал, дурачок? — высунув одной рукой из пакета кусочек обложки с крупными цифрами «50», а второй слегка задрав юбку, откуда озорно выглянула широкая резинка чулка.