Пожиратель бабочек

***

Сегодня ночью мне приснилась большая бархатистая бабочка удивительной раскраски, переливающаяся всеми цветами радуги, с распростертыми роскошными крыльями. Она расположилась совсем недалеко от меня и сидела послушно, ухватившись за тонкую ветку своими цепкими черными лапками, покачивая закрученными на концах длинными гибкими усиками и слегка подрагивая своими великолепными крылышками, напоминавшими испещренные тайнами страницы древней книги. Я наклонился к ней близко и с восхищением рассматривал шелковистую поверхность крыльев и растекающиеся по ним причудливые узоры. О, это был красивый, крайне приятный и сладко волнительный сон…

Проснувшись, я обнаружил себя слегка возбужденным. Конечно, мне было интересно узнать, что может означать такой необычный сон, в котором вместо спутанной вереницы пестрых хаотических событий выделялся один-единственный, яркий и неожиданный образ. Забыв на время о завтраке и душе, я включил компьютер, вышел в Сеть и отыскал в каком-то он-лайн соннике, что если сновидящий внимательно рассматривает большую живую бабочку – это значит, что у него на примете имеется некое хрупкое и прекрасное существо, с которым он желал бы вступить в сексуальный контакт… Познакомившись с этим толкованием, я невольно плотоядно улыбнулся и первым делом подумал о Виктории.

Я застал свою подругу в ее номере, задумчиво стоящей у большого зеркала в красивой оправе. «Алексей, я старею», - с невыразимой горечью заявила она, как только я переступил порог ее комнаты. «Ну, что ты, Вика, - попытался успокоить ее я. – О чем ты говоришь? Ты очень хороша и еще долго будешь способна сводить с ума».

С этими словами я расположился в кресле и принялся беззастенчиво разглядывать Викторию с безопасного расстояния (приближаться к ней «запросто» она пока не позволяла). Я отнюдь не льстил, говоря о ее привлекательности. Эта тридцатидевятилетняя женщина была совершенно в моем вкусе. Высокая, прекрасно оформленная, довольно стройная, она обладала роскошной «зрелой» красотой. Широко развернутые плечи, объемная высокая грудь, относительно плоский живот, пышные бедра, длинные ноги. Загорелая кожа, с которой так гармонировали дорогие золотые украшения. Густые темно-коричневые ароматные волосы, томные шоколадные глаза, яркие соблазнительные губы. Честолюбие, целеустремленность, настойчивость, успех, жизненная состоятельность.

Но я-то знал, что это было только поверхностное, умело производимое впечатление; просто маска, за которой скрывалась тонкая и ранимая натура. Уж мне-то было хорошо известно, что на самом деле Виктория нервно восприимчива, остро эмоциональна, ранима, порой несдержанна и, конечно, очень чувственна. Законный супруг явно не давал моей подруге того, что ей так требовалось. Виктории хотелось сразу и шквальной страсти, и робкой нежности, и прохладных шелковых простыней, и жадного секса с бурными оргазмами, и доверительных разговоров за свежезаваренным японским чаем, преподнесенным в дорогой фарфоровой посуде…

Я хорошо ее понимал, потому что и сам был таким же

У меня сперва сформировался сильный характер и пробудилось стремление к лидерству, а потом я предался поглощающей власти творчества и примкнул к развратной «богеме»… У Виктории же все сложилось внешне гораздо более «правильно»: красный диплом, хорошая должность, перспективный муж, балованный ребенок, ухоженная внешность, привычные деньги, полезные связи, занятия с личным психоаналитиком… И у обоих – странные сны, нереализованные фантазии, пугающие желания, невротические симптомы…

Виктория порой на самом деле напоминала мне хрупкую бабочку.

С одной стороны, она выглядела привлекательной, успешной и беззаботной. Она порхала по жизни, переливалась на солнце, купалась в лучах поклонения, мило улыбалась, перебирала страницы книг тонкими пальчиками в изящных колечках, вдыхала ароматы то и дело преподносимых ей роскошных букетов прекрасных цветов, лакомилась дорогими конфетами и, казалось, светилась от благоденствия и довольства.

С другой… никто и не предполагал, насколько она была своеобразна, а потому одинока. Я притягивал ее своей «странностью» и прямотой, и она летела на эту страсть, как бабочка на опасный огонь, поддаваясь соблазну и постоянно рискуя обжечь свои прекрасные крылышки и погибнуть. Она находилась в более неоднозначном положении, чем я; ей было что терять. В своем городе мы могли встречаться лишь изредка и только тайно. И это по ее инициативе мы отдыхали сейчас на юге, остановившись для приличия в разных гостиничных номерах. Она устала от постоянного притворства, актерской игры, заученных текстов, масок, дежурных улыбок. Я не знаю, что она испытывала ко мне, чего она во мне искала, чего от меня ждала.

Я… она просто нравилась мне, мне хотелось ее, и я иногда ее удовлетворял.

***

За окном было пасмурно, и мы с Викторией решили пока не ходить на море. У нее сегодня оказалось плаксивое настроение, и она постоянно на что-нибудь жаловалась. Мы позавтракали в кафе, а потом вернулись к ней в номер. Она капризно расположилась на кровати с каким-то журналом, а я снова уселся в кресло и, подперев голову ладонью, задумчиво смотрел на эту красивую женщину. Я устал от невероятной игры, мне уже хотелось какой-то определенности в наших загадочных отношениях.

Она подняла голову, оторвавшись от журнала. «Почему ты так смотришь на меня?» - спросила с присущей ей кокетливостью. «Потому что ты меня привлекаешь, и тебе это известно, - пожал плечами я. – Если я тебе мешаю, могу уйти». Она помолчала, нервно постукивая крепкими ноготками о журнальный стол возле кровати, а потом сказала: «Алеша, что мне делать?»

Я поднялся с кресла, подошел к ней и присел рядом. Она была в легкой полупрозрачной блузке и короткой облегающей юбочке; я невольно охватил взглядом ее аппетитные ножки. Ненавязчиво погладил ее по руке, слегка коснулся волос, пожал плечами и ответил просто: «Следуй себе».

Когда Виктория была в соответствующем настроении, она великодушно позволяла мне откровенно себя ласкать. Вот и теперь, кажется, она довольно «проголодалась» и готова была разделить со мной лакомый десерт. Сама она редко одаряла меня своими ласками (мы даже до «полноценного» секса почти не доходили), но я их и не искал. Мне нравилось обладать, наслаждаться ее вкусом, доставлять ей удовольствие.

Поверьте, когда она раскрепощалась, отпускала себя и доверялась мне, чутко воспринимала мои прикосновения, роскошно изгибалась под моими губами и, наконец, начинала содрогаться в моих объятиях, этого было вполне достаточно для моего удовлетворения.

Она была моей женщиной, я был ее игрушкой. Она была моей добычей, я был ее повелителем. Тут уж как посмотреть. Это не столь важно. Главное – нам обоим было хорошо. Может быть, отчасти мучительно

И потому – мы страдали и рефлектировали, однако продолжали эти нечастые встречи, эти изысканные наслаждения…

Я запустил пальцы в ее густые вьющиеся волосы и слегка потянул их – иногда ей нравилось, чтобы было немножко больно, и, хотя мне становилось порой ее жаль, я не мог отказать ей в этом невинном удовольствии.

Моя милая шатенка, кажется, сегодня была не прочь поразвлечься. Она отложила журнал и, как кошечка, растянулась на спине, поглядывая на меня своим особенным взглядом, обычно которым выражалось ее расположение. Карие глаза мерцали и влекли совершить восхитительное путешествие в ее неизведанные глубины.

Я забрался к Виктории на постель и осторожно лег рядом, прижимаясь сбоку к ее горячему гибкому телу, начал ласкать ее умелыми опытными руками. Я наблюдал, как постепенно разгорелись ее гладкие щечки, как призывно приоткрылись слегка увлажненные яркие губки, как еще более заблестели ее подтаявшие шоколадные глаза. Я начал поглаживать ее наливную упругую грудь и нежно целовать подругу в гибкую шею… я давно был рядом и отлично знал, что ей нравится.

Перебирая другой рукой ее волосы, я стал посасывать мочки ее ушей, мягкие и эластичные, как кусочки сладкого розоватого зефира. Я медленно покрывал осторожными, ласковыми поцелуями все ее лицо, щеки, подбородок; целовал в закрытые глаза, перебирал губами пушистые темные ресницы. Наконец, я добрался и до ее губ, а она была уже достаточно разогрета, чтобы перестать стесняться и ответить мне, увлеченно и страстно.

Она хорошо целуется. Мы можем до получаса не отрываться друг от друга, наслаждаясь собственно поцелуем. Наши губы какое-то время борются за инициативу, но мои, тонкие, бледные, сильные и властные, неизменно одолевают, и она в конце концов подчиняется. Нежные поцелуи у нас быстро переходят в плотоядные, и вскоре мой язык овладевает ее ртом. Она любит, когда наши влажные энергичные язычки сплетаются и упоительно пробуют друг друга. Но я предпочитаю вести игру сам. Мой язык глубоко проникает в ее рот, прогуливается по ее подъязычной впадине, горячей и влажной, касается твердых бугорков наверху, исследует оба ряда ее жемчужных, мелких зубов, спереди и сзади.

Мой пальцы все это время не оставляют ее разогретого тела: расстегивают пуговки на золотисто-коричневой блузке и легко снимают этот предмет одежды, потом освобождают грудь Виктории от атласного лифчика красивого персикового цвета, играют ее молочно-розовыми сосочками, гладят загорелый животик, мягко разминают через белье ее чувствительный выпуклый лобок. Затем забираются под юбку и поглаживают ножки, которые уже начинают слегка раздвигаться от непроизвольных движений моей заметно возбудившейся Виктории.

Мы продолжаем жадно и глубоко целоваться, она дышит все более прерывисто, а мои пальцы тем временем расстегивают крючок и замочек сбоку на черной короткой юбке, стягивают ее вниз, снимают совсем… потом пробираются под тонкие кружевные персиковые трусики. Между ножек у Вики уже горячо и влажно, из ее соблазнительного бутончика начинает тонкой струйкой сочиться прозрачный нектар.

Я понимаю, что самое время опуститься с поцелуями ниже. Я уже настолько «голоден», чтобы получить максимальное удовольствие от доставляемых ей оральных ласк как от пикантного эротического блюда.

Одной рукой я ласкаю ее внизу, а другой зачерпываю немножко клейкого протяжного сока и даю ей попробовать, стремлюсь поделиться. Вика начинает с желанием обсасывать мои влажные пальцы и тихонько постанывает от наслаждения

У нее такая большая и красивая грудь, и у меня есть одна восхитительная фантазия, как Виктория темпераментно ласкает ею моего возбужденного «мальчика»… пока это только фантазия, и я понимаю, что в ближайшей перспективе ей вряд ли суждено осуществиться.

***

И вот уже мои губы ласкают ее живот, упругий язык проникает в пупок и долго его вылизывает – ее это жутко заводит. Ее пальцы путаются в моих волосах, и мне кажется, что пора перейти к наиболее интересному занятию…

Я опускаюсь еще ниже и целую ее, сначала через белье. Потом захватываю зубами ткань ее тонких трусиков и нежно стягиваю их, ненавязчиво помогая себе руками и попутно поглаживая ее бедра.

Виктория удивительно чувственна, она легко откликается на всякое мое прикосновение. Она становится так послушна, она вся теперь в моей власти, и я, кажется, могу делать с ней все, что захочу…

Ласковым, но настойчивым движением я раздвигаю ее стройные ножки и подтыкаю под нее одеяло так, чтобы получить возможность видеть ее целиком. Мне нравится ее рассматривать на свету, внимательным, но не оценивающим взором. Просто рассматривать. У нее там все такое красивое: на лобке покрытое волнистыми волосиками, снизу чистенькое, причудливо переливающееся разными цветами… бронзово-красно-коричневое. Вся ее вульва раскрывается сейчас моему плотоядному взгляду… о, это и есть мое любимое лакомство.

Красивая взрослая женщина, ослабевшая от страсти и теперь совершенно беззащитная, она в изнеможении лежит, послушно раскинув стройные ноги, а я, приподняв голову, почти маниакально смотрю на нее со стороны.

И тут мне приходит в голову, что вот она, передо мной, эта великолепная бабочка из моего сегодняшнего сна. Я вижу ее очень явно. Нежный карамельный клитор, заметно выступающий из-под капюшона, – это ее маленькая голова. Влажная щель между половыми губами и вход во влагалище до задней смычки – это ее удлиненное тело. Нижнюю утолщенную часть образуют соблазнительная промежность и сомкнутый анус… Вот это образное сравнение, ничего не скажешь!

Мне хочется продолжать свою затейливую фантазию. Завивающиеся усы моей прекрасной бабочки – это каштановые волосы у Виктории на лобке, коротенькие и тонкие… я так люблю их посасывать, перебирать у себя во рту. Ну, а изящно распростертые крылья – это раздвинутые ноги моей подружки, если видеть их снизу, как теперь, когда собираешься сделать ей ланьет. Бархатистость этих «крыльев» возле тела – слабые, легкие волоски вокруг полового органа, а шелковистость их дальше – это нежная кожа женских ног изнутри.

Да я просто сумасшедший! Но я никак не могу отделаться от мысли, что передо мной сейчас распростерлась эта самая бабочка, и мне так хочется поскорее насадить ее на свой упругий властный язык.

***

Насмотревшись вдоволь, я, наконец, впиваюсь губами в ее тонкое узкое тельце. Я стараюсь действовать нежнее, но с трудом сдерживаю себя, потому что мне уже хочется проглотить ее целиком. Я втягиваю в себя половые губки и настойчиво смыкаю их у себя во рту. Стараюсь продлить свое наслаждение, «распробовать» первый «кусочек», но язык как бы сам собой пробирается между складками и принимается вылизывать влагалище.

Мои пальцы раздвигают ее половые губы и приподнимают капюшончик над клитором, уже заметно увеличившимся. Я начинаю посасывать и едва заметно закусывать сначала этот восприимчивый женский орган, а затем и всю область вокруг него. Мой жадный язык вскоре начинает властно продвигаться вверх и вниз, между губами, от входа до клитора и обратно… Виктория постанывает и извивается под моими ласками

Мои влажные пальцы между тем продолжают ласкать ее клитор, с одной стороны, и промежность и чувствительную область вокруг ануса – с другой. Она начинает изгибаться все красноречивее и инстинктивно все сильнее сжимает мышцы влагалища, но я не хочу, чтобы она кончила так быстро, потому что тогда мне придется оставить это лакомое блюдо… но и оторваться от нее сейчас я просто не могу!

Я продолжаю, упиваюсь ею… Виктория стонет, извивается и терпит сколько может, но потом не выдерживает, замирает на миг под моими ласками и, наконец, разряжается ярким оргазмом… Ее потрясают мощные глубинные волны – о, этот сладкий момент полного обладания, моего совершенного торжества, исполнения заветной давней мечты…

Я не желаю выходить из ее остывающего, успокаивающегося лона – мне хочется ласкать ее еще и еще, бесконечно. Но – делать нечего: я тщательно вылизываю ее пещерку и, возвращаясь наверх, прохожу напоследок языком по всему ее телу: двигаюсь от ануса и промежности, поверх сомкнувшегося входа в уже закрытые от меня потаенные глубины, вдоль расслабляющихся половых губ, касаюсь сократившегося клитора, поглаживаю лобок, поднимаюсь по животу, приостанавливаюсь на миг и слегка посасываю сосочки груди, целую Викторию в шею и захватываю еще раз ее ярко-алые губы своим горячим солоноватым ртом…

Это мой секрет, но, поднимаясь, я слегка забрасываю на нее ногу и на протяжении всего пути наверх трусь о недоступное иначе женское тело своим до предела возбужденным членом через одежду, которую так и не снимаю. Нескольких мгновений, нескольких едва заметных движений хватает мне, чтобы кончить; я на миг прижимаюсь животом и пахом к ее просторному бедру и стараюсь, чтобы она ничего не заметила. Я действую предельно осторожно… да ей, кажется, все равно сейчас не до того.

Поцеловав ее в губы, я набрасываю на прекрасное обнаженное тело Виктории легкую простынку, чтобы избежать ее смущения, и она совершенно расслабляется, закрывает глаза и смыкает пушистые ресницы.

***

Я ложусь рядом, бережно обнимаю ее через простыню, и какое-то время мы лежим молча. Что тут можно сказать?

Виктория прекрасна, как пророческая разноцветная бабочка из моего сна. Этой женщине всего тридцать девять, и долгие годы она останется для меня (и многих других) привлекательной и желанной, будет непрошено проникать в мои ночные видения и насыщать своим образом мои фантазии. Она красива, успешна и состоятельна. У нее есть доходный бизнес, «подходящий» муж и питающий ее честолюбивые надежды ребенок.

А я… что я? Я рядом с ней, пока она позволяет мне оставаться рядом.

Я на десять лет младше ее, я далеко не красавец, у меня нет детей, и я даже не представляю себя в роли ответственного супруга и заботливого отца.

Я вращаюсь в сумасшедшей творческой среде, пишу свои извращенные рассказы, хотя бы так разгружая переполненное подсознание, и занимаюсь самоудовлетворением почти каждый день, непроизвольно представляя себе ее прелести.

Я не здоров, хотя и не болен; я едва ли чист, хотя не так уж порочен.

Я просто безрассудно плыву в бессвязном потоке своих подсознательных устремлений и избегаю давать чему-то однозначных оценок.

И вся моя жизнь – «это только опыт». Как будто чья-то игра. То есть просто очередная осваиваемая роль.

В этом нелепом спектакле я – всего лишь бродячий художник… невоспитуемый маргинал, избегающий всяческих жестких рамок… осознающий, но не управляющий сновидец…

Патологический любитель чужих зрелых женщин и самозабвенного куннилингуса…

Сумасшедший пожиратель восхитительных ярких бабочек… <