Марька

Мы познакомились с ней на море.

Прочтешь — «познакомились на море» — и сразу думаешь о курортных знакомствах: кафе, коктейль, черные очки... В нашем случае было все не так. Были море, берег, скалы. Были палатки. Много солнца и песка. И много тела, глянцевого, просоленного тела, обугленного солнцем в шоколад.

Мы отдыхали «дикарями» — я и Юля, моя жена. Она была на этой должности всего пару месяцев, и я до сих пор не верил, что могу вволю облизывать это чудо, обаятельное и застенчивое, как смешарик Ёжик. Я ее так и называл: Ёжик. У нее и прическа была под стать: короткие прядки, торчащие копной в разные стороны. Морская соль делала их совсем-совсем твердыми, как у настоящего Ёжика. От природы они были у нее русые, но я красил их в ярко-оранжевый цвет, а Юля терпела, потому что мне так очень нравилось. Красноголовой Юле, девочке-спичке, девочке-апельсинчику хотелось все время ерошить волосы и думать о ней, что она не застенчивая неженка, а озорница и хулиганка, гроза ласточкиных гнезд.

Обосновались мы прямо на берегу, в тени глинистого обрыва. Здесь купались в основном такие же, как мы, «дикари» — их палатки стояли длинным рядом, уходящим за поворот берега. По вечерам они горланили под гитару «Я солдат», «Осень» и «Земля в иллюминаторе».

На второй день, когда мы накупались (я не смог уговорить Юлю снять купальник) и лежали в палатке, глядя на голубой треугольник неба — в него вдруг всунулась мокрая голова:

— Ребят, у вас не будет открывачки консервной? Извините за вторжение... А то у нас сломалась... «бычки в томате», такая банка, прям из титана... — смеялась голова.

— Поищем.

Я привстал, косясь на нее. Темный профиль переходил в голую сиську, свисавшую на фоне неба.

— Марька, не приставай к людям, — донеслось снаружи.

— Да ладно, они хорошие, — крикнула голова, отвернувшись. — Вы ведь хорошие, да? — спросила она у нас.

— Очень. Вот, — я протянул Марьке «открывачку».

— Круто как. Здорово! Спасибо! — крикнула она и умчалась, мотнув сиськой.

Через минуту она снова была у нас:

— Ребят! Вот ваша открывачка! А вы новенькие, да?

— Смотря как посмотреть, — сказал я. — В каком-то смысле и очень даже старенькие... Давай к нам, будем знакомиться.

— Ахахаха!..

Нагнувшись, Марька влезла в палатку.

— Ой, а вы классные! Я думала, ты младше, а ты такой взрослый, солидный... А ты красивая такая! Рыженькая, прям как солнышко. Ааааааа!!! Вас как зовут, ребята?

— Ээээ... я Андрей, а это Юля, — сказал я. Я немножко офигел: Марька была совсем голой. — А тебя?

— Меня... а вот у ребят спросите. Серыыыый! Серенький! — заорала она, высунувшись наружу. — Меня как зовут?

— Тебя, Марька, зовут Марькой. Это всем известно, — отозвался невидимый Серый, подходя к палатке. — Ты наша Марька

— С новосельем! Вечерком выходите к нам: мы тут костер будем жечь, всякую дичь готовить... Мамонтов там, ихтиозавров, ну и такое разное...

— Придем, — пообещали мы.

— Ураааа!!! — Марька хлопнула в ладоши.

Ее сиськи, изобильные, как у индийских шакти, подпрыгнули вверх, и потом долго колыхались туда-сюда.

***

Она казалась обыкновенной восторженной девчонкой, Юлиной ровесницей, если не считать того, что на ней не было одежды. Никакой. Никогда. Ни плавок-купальников, ни блузок, ни платьев, ни даже обуви. Марька жила голышом, как зверь.

Вечером, когда мы подошли к костру, там шла игра. Нам с Юлей вручили карты, будто были давно знакомы с нами.

Было не до нас: азарт кипел, как кипяток, подогретый языками костра. Как-то быстро и незаметно мы увлеклись, как и все, не зная, с кем играем и на что. Марька была здесь же. Она почему-то не играла, а просто сидела по-турецки, вывернув наружу пизду, мохнатую, лилово-бронзовую, как мидии на берегу. Глаза ее то и дело зыркали в нашу сторону. В каждом из них плясало по языку пламени.

По мере того, как темнело небо, огонь разгорался все сильней. Ночной воздух холодил спины, а костер пыхкал жаром, вынуждая отодвигаться все дальше и дальше. Одна Марька сидела, не двигаясь, будто огонь был ей родной. Ее тело и так отливало медью, а в отсветах костра стало багряным, будто раскалилось докрасна. Длинные белые волосы накрыли ей всю спину. Смотреть на нее было почему-то жутко.

Напряжение накапливалось, ветерок с моря холодил печенки...

Выиграла моя жена — неожиданно для себя и для всех.

— Юююююля! — засмеялась Марька. — Афигеееть!!! Как клаааассно!!!

Все вокруг заверещали, как на дне рождения.

— А что мне будет? — спрашивала Юля, тоже смеясь.

— Как что будет? Марька будет, — хохотнул Серый.

— Марька? Это как?

— С девушками еще ни разу не выпадало... Охуеть как люблю смотреть девчачий секс... Ага, девочки такие нежные... — слышалось там и тут.

Юля смеялась и хлопала глазами.

— Погодите, — сказала она. — Это что, вы разыгрываете... секс с Марькой, да? И я выиграла? Да?

— Не бойся!... Ну, это ведь на любителя... Она с мужиком, видишь? Неизвестно, как он отнесется... Да что тут, все свои... — галдели возбужденные «дикари».

— Неее. Я не хочу. Я не буду. Я лучше свой выигрыш подарю кому-нибудь...

— Подари! Подари! — сразу заорали все. — Мне! Мне! Мнеееее!!! ..

— Ладно. Дарю... тебе дарю, — сказала она Серому.

— Йееееееес!!! — подпрыгнул тот. — Йесс!!! Есть правда в этом мире!!!

Он подбежал к Марьке, сидевшей у самого огня, и глянул ей в глаза.

— Ладно, — сказала Марька. — То, что выпало, никуда не уйдет.

Она легла и раздвинула ноги, заскулив от предвкушения.

— Йеееххооу! Марька, еб твою мать нахуй, пиздец мандоблядский! — рычал Серый, шлепнув ее по пизде. (Я смотрел на них, не веря своим глазам.) — Извините, ребят, у нас иногда не по-французски... — Ооооу! Оооооуууу! Как охуенно!..

— Иииииы! — скулила Марька под ним.

— Ну да, она ему передарила, потому что он ей лизал, или ебал ее, или не знаю что, — ворчал кто-то сзади. Над ним смеялись:

— Заткнись уже, Отелло!..

Серый прыгал на Марьке, как на лошади, а та поглядывала на нас и жмурилась от удовольствия.

— Ребяяяят, — смеялась она. — Как классно!..

Она была похожа на ребенка, которого катают на качелях.

Мы с Юлей немножко офигели. «Дикари» окружили Серого с Марькой в кольцо и ухали с каждым толчком. Уханья ускорялись, как в древних обрядях:

— Хэй! Хэй! Хэй! Хэй! Хэй! Хэй-хэй-хэй-хэй-хэй... Ыыыыыы!!! — засвистели и завопили они, когда Серый с ревом стал кончать. Марька прогнулась под ним, сделав «мостик», и, видно, тоже кончала, рыкая ему в лицо, как волчица.

Костер трещал, как маленький ад...

Больше я не мог это выносить. Обхватив Юлю, я сунул руку ей в плавки.

— Аааоооу! Ты что?!

Вместо ответа я впился в ее губы, соленые и горячие, и сгреб ее всю, как зверя.

— Не здеееесь... — стонала Юля.

Яйца буквально-таки болели, как болит пах, если долго не мочиться. Ухватив Юлю за талию, я потащил ее, как добычу, к палатке, и тамповалил, сорвал тряпки и вломился в оплавленную пизду, не попав с первого раза.

Не было никаких прелюдий и ласк, как обычно. Я с хлюпаньем ебал Юлю, моего Ёжика, а она корчилась подо мной, оглушенная моей и своей похотью. Мне хотелось куда-то очень глубоко в нее, куда я не доставал — не хватало длины, и лобки мешали, как клетки, не пускали въебаться в сокровенную плоть на все сто... Там, в глубине, зудело какое-то новое блаженство, будто огоньки нашей похоти хотели срастись, но все никак не могли сблизиться, протолкнуться друг к другу, и изнывали, как влюбленные, запертые в две разные темницы...

Я лопнул, не успев срастить с ней, где-то рядом, не доходя — и корчился от наслаждения и досады, что это наслаждение могло быть больше, много больше, чем было...

— Ты ничего не заметил? — спросил меня Ёжик, когда отдышался....