Дом порока / house of evil by robert desmond © глава 4/9

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ — Чертовски трудно поверить, что ты могла сделать такое, - мрачно сказал Джордж, с преувеличенным выражением отвращения на лице, глядя на испуганную девушку, стоящую в нескольких футах от кровати, - но, если Браун говорит, что застал тебя подглядывающей за нами из-за двери, это должно быть правдой. — Как ты могла, Надали, после того, как мы были так добры к тебе и твоему мужу? - Долорес нахмурилась, покачивая головой туда-сюда в глумливом отвращении, даже подавив подступивший к горлу смешок. Взяв себя под контроль, она добавила: - Это серьезное дело, ты знаешь, и мы можем отправить тебя в тюрьму за то, что ты делала... в то время как ты должна была работать! — Это правда, - согласился Джордж. - Если бы не Браун, возможно, мы бы никогда не узнали, что ты за девушка на самом деле. — Да, я поймал ее, не так ли? - промурлыкал имбецил, его крепкая хватка на руке Надали усилилась, когда он гордо ухмылялся, глядя на Блэквеллов. - Она плохая девочка, не так ли? Она плохая, потому что играла сама с собой. — Что ты имеешь в виду, Браун? Что она делала? - сразу же спросил Джордж, едва сумев скрыть внезапное возбуждение, которое он почувствовал, обдумывая это замечание. — Она теребила себя там внизу, мистер Блэквелл. Она держала руку под платьем, - ответил Браун, указывая обвиняющим пальцем на четко очерченную впадину, где кремовые бедра Надали соединялись под облегающей юбкой ярко-красного платья, которое она носила. — Боже мой, ты слышала это, Долорес! - воскликнул Джордж, в его голосе звучало притворное возмущение. - Наша невинно выглядящая молодая служанка не только смотрела, как мы занимаемся любовью, она еще и мастурбировала! Надали стояла молча, изредка напрягаясь, когда ее честь была разрушена на куски другими... Но что она могла сделать? Как она могла защитить себя от них? Каждое мучительное обвинение было правдой, думала она, и не было способа смягчить суровость этих истин. — Я поймал ее, когда она смотрела на мой хуй, мистер Блэквелл. Она смотрела на него долгое время, - внезапно загремел Браун, его заявление заставило работодателей вздрогнуть. Уродливое лицо лысого полудурка почти светилось от ликующей гордости, когда он увидел, что Джордж слегка улыбнулся ему в знак одобрения. Слуга получал от Блэквеллов только словесные оскорбления, и он уже давно привык не ожидать от них ничего другого. Но по какой-то совершенно непонятной для него причине ему показалось, что они оценили все, что он сказал сегодня днем. — Что ж, Долорес, полагаю, это решает дело, - сказал Джордж с ноткой законченности, его глубокий голос был необычайно мягким и с нотками сочувствия, которые расстроенная молодая красавица не смогла распознать как фальшивые. — Полагаю, больше мы ничего не можем сделать, - вздохнула блондинка, ее взгляд резко переместился на все еще дрожащую Надали рядом с Брауном. С чувством удовлетворенного восторга она увидела, что безупречно красивое лицо кривоногой девушки ясно свидетельствовало о бушевавшей в ней войне противоречивых эмоций, а ее измученное выражение представляло собой странную смесь тревоги и мучительного унижения. Боже, Джордж никогда не подводит! - с восторгом подумала Долорес. Проанализировав все, что произошло до сих пор, она поняла, что все работает идеально и в соответствии с хитроумным планом ее мужа, чтобы привести сексуально выглядящую маленькую сучку в соответствие с их образом мышления... по крайней мере, в том, что касается секса. — Теперь, как бы мне этого ни хотелось, я думаю, нам лучше вызвать сюда Ньютона и рассказать ему о твоем поведении у дверей, моя дорогая. Естественно, он должен знать о том, как ты чуть не соблазнила Брауна, бедного слабоумного болвана, который, скорее всего, позволил бы тебе с собой повозиться, - сурово сказал Джордж, его голос с каждым мгновением становился все грубее. - Я думаю, будет справедливо, если мы объясним ему, как его собственную жену застали за мастурбацией, когда она подглядывала за своими работодателями, занимающимися любовью в, как они думали, уединенной спальне. — Это, конечно, позор, но это наша обязанность, дорогой, - мягко утешала Долорес, притворяясь, что сочувствует своему широкоплечему гиганту-мужу, потому что он притворялся, что ему неприятно предстать перед Ньютоном с докладом о шокирующей безнравственности Надали. - Я только надеюсь, что наша неприятная новость не разрушит его окончательно... Он набожный религиозный человек, ты же знаешь, - доверительно сказала она Джорджу, - не говоря уже о том, что он очень чувствителен, когда дело касается брака и нравственности. — Да, я знаю, потому что у меня было несколько бесед с ним в сарае для инструментов и я слышал, как он говорил о том, как должна вести себя хорошая жена... И он всегда в восторге от своей великой мечты когда-нибудь завести ферму, - сообщил Джордж, прежняя грубость в его голосе внезапно смягчилась до тихого тона фальшивой сентиментальности. Здоровяк опустил глаза и задумчиво уставился на кровать, изображая задумчивое сожаление. Его актерский талант, возможно, и не сработает на сцене, он внутренне усмехнулся, но сочная молодая рыжеволосая девушка, стоявшая рядом с Брауном, казалось, была чертовски хорошо убеждена тем представлением, которое он сейчас давал, сидя голым на кровати. — Послушай, я уверена, что мы оба согласны с тем, что это нужно сделать, - вмешалась обнаженная блондинка, ее пышные белые груди слегка закачались, когда она немного пододвинулась вперед на корточках, поднятые ладони обеих рук простирались к нему, чтобы подчеркнуть отсутствие у них выбора в этом вопросе. - Я знаю, что такие решения нелегко принимать, дорогой, но не забывай, что какое-то время мы останемся без кого-либо, кроме Джона, и это тоже будет не очень легко. — Черт возьми, детка, я просто не могу сдержаться, - возразил Джордж, гримасничая от отвращения, когда на мгновение поднял глаза и посмотрел на Надали. - Мне претит даже мысль о том, что придется сказать Ньютону, что он уволен с хорошо оплачиваемой работы, которая ему нравится, из-за извращенного способа развлечения его жены в рабочее время. Боюсь, что бедный муж этой девушки потеряет гораздо больше, чем свою должность, потому что только вчера я позвонил в наш банк в Сан-Франциско и договорился о внесении солидной суммы денег на сберегательный счет, который я открыл для них... Видишь ли, я думал о их ферме. — Очень печально, что маленькая Надали не умеет себя вести, не так ли? - сказала сладострастная блондинка, ткнув пальцем в сторону трясущейся девушки, как мать, наказывающая непослушного ребенка. - Что ж, Джордж, думаю, она не оставила тебе другого выбора, кроме как аннулировать счет первым делом завтра утром. — Ты чертовски права, детка! Все, что мне нужно сделать, это связаться по телефону с Джо Сэмюэлсом, президентом банка, и я могу обещать тебе, что счет будет закрыт в течение двадцати минут - так же, как и единственный реальный шанс, который, возможно, когда-либо будет у Ньютона купить ферму своей мечты, - раздраженно прорычал Джордж, горькая усмешка искривила его губы и усилила выражение суровости, которое естественным образом характеризовало выражение его лица. Он сделал паузу на мгновение, размышляя, затем продолжил уже менее резко: - Господи, это действительно кажется гнусным с моей стороны, что я так быстро... так скоро разочаровал такого хорошего трудолюбивого парня, как Ньютон. — Нет, ты не должен винить себя, Джордж, потому что это не будет гнусностью с твоей стороны, и Ньютон не почувствует никакого ужасного разочарования, вообще никакого, ведь он ничего не знает ни о деньгах в банке, ни даже о том, что ты открыл сберегательный счет на его имя, - плавно поправила Долорес, ее тон был утешительно-мягким и нежным во внешнем проявлении заботы о нем. Затем, уже более спокойным голосом, она добавила: - Кроме того, она, очевидно, так сильно возбуждает Брауна, что он всегда расстроен, всегда ходит по дому, чувствуя злость и обиду, потому что не понимает, что она - это то, чего он не может иметь... хотя он и поймал ее, когда она шпионила за нами. И даже если бы эту проблему с Брауном можно было как-то решить, нет причин беспокоиться о том, что придется их уволить и забрать деньги с фермы. Он все равно поймет, почему ты их отпускаешь, и так и не узнает о большей возможности, которую он потеряет из-за жены. Она слегка отвела глаза от жалкого, дико трепещущего тела Надали, чтобы взглянуть на своего серебряноволосого коллегу по сексуальному шантажу. Маска серьезности блондинки исчезла, и слабый след ухмылки исказил ее рот, когда она увидела лицо Джорджа. Опустив голову вниз и уперев подбородок в грудь, он делал вид, что снова глубоко задумался, мрачно хмурясь, словно все, что было у него на уме, наполняло его печалью и обидой. Это правда, с восхищением решила Долорес, этот человек был абсолютным гением, когда дело касалось манипулирования людьми, приведения и принуждения их в компрометирующие ситуации, в положения, в которых другие не могли не удовлетворить взаимную потребность этой пары в развлекательных отвлечениях от скуки богатства. Она обожала этот странный и захватывающий вид шантажа, которому научил ее муж, и не переставала удивляться его удивительному таланту придумывать совершенно разные правила для каждой новой игры, в которую они играли за чужой счет. Она также обожала соглашение, которое позволяло им заниматься свингом с другими сексуальными партнерами, вместе или порознь, если это было необходимо, когда другие любовники, которых они находили для себя, были либо слишком застенчивы, либо боялись выступать в открытую. Она была благодарна Джорджу за спасение от унылой предсказуемой жизни, которую она вела в качестве модели в лучших салонах Нью-Йорка, и всегда охотно соглашалась на его чудесные планы. — Ну, даже если вся эта заварушка кажется тебе безобидной, - угрюмо пробормотал он после долгого молчания, - в этот раз ты ошибаешься... потому что все гораздо хуже, чем ты думаешь. — Но как я могу ошибаться? - задалась вопросом Долорес, надув губы в поддельной гримасе легкой досады и наслаждаясь чувством гордости за свою способность улавливать его сигналы и давать ему правильные реплики и ответы. - Ньютон никак не может сокрушаться о том, что потерял шанс, о котором никогда не узнает. Наша милая Надали не рискнет ему рассказать, особенно после того, как он узнает, как ее распутное поведение стоило им работы. Здесь больше некому ему рассказать... кто знает... а я уж точно не скажу ничего такого, что могло бы его расстроить еще больше. Так что не накручивай себя, дорогой, потому что волноваться не о чем... по крайней мере, в том, что касается этого. — Черт возьми, могу с успехом сообщить тебе мрачную новость прямо сейчас, - торжественно начал Джордж, свесив ноги с кровати и медленно поднявшись на ноги с серьезным выражением лица. - Ньютон знает все о фермерском фонде, который я основал вчера... о счете на его имя, обо всем. — О Боже, мне так... так жаль, - сокрушалась Долорес, - но как он узнал? — Видит Бог, мне неприятно это признавать, но я сказал ему об этом рано утром, - объявил Джордж, притворяясь, что он был в восторге, и сделал паузу на мгновение, чтобы его слова проникли в ошеломленный разум Надали. - Как всегда, он поднялся наверх, чтобы разжечь несколько поленьев в камине в столовой, и так как я был внизу, я решил, что это правильно начнет его день, если сообщить ему хорошие новости. Он так разволновался, что даже несколько раз выругался, а потом взял с меня обещание никому об этом ни слова не говорить. Он хотел сохранить это в секрете от своей милой жены, пока не решит, что пришло время начать искать место... тогда он удивил бы ее. — Это так прискорбно, - сочувственно сказала Долорес, - и теперь я понимаю твою заботу о нем. — Ты бы поняла, как это ужасно и грустно, детка, если бы видела, как он уходил, чтобы вернуться в свой коттедж на завтрак, - сказал Джордж, качая головой

Затем, отодвинув свое огромное, похожее на быка тело на несколько шагов назад, Джордж наклонил голову и посмотрел на девушку, все еще стоявшую рядом с Брауном, наслаждаясь видимыми последствиями садистских пыток, которым они подвергали ее. Глаза потрясающе красивой молодой жены были плотно закрыты, лицо бескровное и белое, она сжала нижнюю губу между зубами, чтобы они не стучали. Господи, подумал он, ему не терпелось посмотреть шоу, которое, как он был уверен, состоится через несколько минут. Это было все, что он мог сделать, чтобы не дать лысому идиоту сигнал бросить Надали Паркер на кровать и взять ее по своему желанию, но Джордж хотел наказать ее и заставить молодую беспомощную жену своего наемного работника молить его о пощаде. Он знал, что сейчас она обескуражена, совершенно сбита с толку и готова заключить с ним сделку... даже несмотря на то, что ей было суждено потерять свою гордую невинность в этой сделке, и плохо понимала, что не было никаких условий, которые он и Долорес приняли бы, кроме их собственных. — Хорошо, нет смысла откладывать это, - вмешался Джордж, - так что мы могли бы уже одеться и спуститься, чтобы немного поговорить с Ньютоном. — Пожалуйста... пожалуйста, ничего ему не говорите, - взмолилась Надали, ее голос был кротким, когда она заговорила впервые с тех пор, как вошла в спальню. — Это должно быть сделано, - настаивал он с оттенком бессердечия, несмотря на то, что слезы начали струиться по ее бледным щекам. — Нет, пожалуйста, мистер Блэквелл... Не делайте этого с ним, - снова взмолилась Надали, ее голос все еще был тихим и отстраненным, когда из ее глаз полилось еще больше слез. — Почему бы нет, маленькая шлюха, почему бы нам не сказать бедному ублюдку, что вас обоих увольняют! Почему он не должен знать о фонде фермы, который он потерял! Мужчине надо сказать, что он женат на женщине, которая играет сама с собой и дразнит бедного беспомощного болвана! - рявкнул Джордж, жестоко выплевывая слова со взрывной силой, пока он возмущенно ждал, когда вздрагивающая молодая служанка попытается ответить. Каждое обвинительное слово Джорджа было для Надали отдельным взрывом сокрушительного шока. Она почувствовала, как ее колени ослабли еще больше, а тело стало липким от пота, холодный пот просачивался сквозь её кожу, пока она стояла, раскачиваясь перед ним и борясь с желанием закричать в истерике... Ничто не имеет смысла, смутно подумала она, припоминая, как была счастлива в то утро с Ньютоном и позже, идя по тропе, так отменно счастлива, а теперь казалось, что она все глубже погружается в трясину страданий и стыда, из которой не может выбраться, не убив наполовину Ньютона. Она достаточно хорошо знала своего набожного молодого мужа, чтобы понимать, что он никогда не станет слушать никаких оправданий ее поведения... если ей вообще повезет придумать оправдание... и что он с готовностью примет во внимание слова мужчины вместо ее, особенно если этот человек - их работодатель, такой, как Джордж Блэквелл. Несмотря на то, что иногда с ним было трудно жить, она любила Ньютона и сделала бы все, что в ее силах, чтобы не потерять его. — Что случилось, тебе нечего сказать, моя дорогая? - едко спросил Джордж, в его холодных темных глазах появился дразнящий блеск, когда он смотрел на свою жертву. Она выглядела такой чистой и нетронутой, размышлял он по-звериному, его нетерпение росло с каждой минутой. - Разве тебе не стыдно? — О да, да... Мне так стыдно, - услышала она свои слова, смочив губы, прежде чем добавить: - И я сделаю все, сэр, если вы не скажете ему... Все, что угодно! Я буду работать больше часов и обещаю никогда больше не делать того, что я сделала, клянусь! — Обещаний недостаточно, почти недостаточно, - вступила Долорес, ее голос был густым от насмешки, - потому что даже если мы убеждены в твоих добрых намерениях, все равно есть повод для беспокойства, когда ты в доме... Не так ли, Джордж? — Думаю, да... если только... — О, что, что я могу сделать, пожалуйста, скажите мне, о, пожалуйста! - Надали всхлипывала, поднимая свободную руку, чтобы закрыть лицо, бормоча: - Я сделаю все, что угодно... чтобы не... потерять нашу работу... большой шанс Ньютона для... фермы. - Она не могла видеть злобную ухмылку триумфа, которая перекосила уголки рта Джорджа, когда он подмигнул сначала Брауну, а затем Долорес. — Ты хочешь остаться здесь? — О, пожалуйста... да! — Тогда, моя дорогая, ты ведь хочешь помочь Брауну, не так ли? — Все что угодно... Да, я хочу помочь ему, - рассеянно, невинно сказала она, не поднимая глаз, отвечая между рыданиями и молясь, чтобы богач поверил ей. — Я рад, что ты наконец-то пришла в себя, Надали, - поздравил ее Джордж странно хриплым голосом, повернувшись, чтобы взглянуть на жену. — Она оказалась умнее, чем я думал, согласившись не создавать больше проблем, удерживая то, что она должна ему, - почти весело сказала Долорес, улыбаясь плотному слуге. — Хорошо, Браун, ты слышал, что она сказала, - широко улыбнулся Джордж, обнажив зубы в удовлетвореной ухмылке. - Раздень ее и сделай с ней то, что ты давно хотел сделать. — Вы серьезно, мистер Блэквелл, я могу сделать это с ней? - Браун моргнул, замедленно понимая сказанное, а затем на его гротескном лице появилась зубастая ухмылка, когда он увидел утвердительный кивок богача. — Долорес, я предлагаю тебе сейчас же слезть с кровати - и закрыть обе двери, - приказал Джордж голосом, который был по врачебному спокойным, за исключением предательского следа развратного возбуждения в нем. Он увидел, как член Брауна слегка запульсировал и начал медленно подниматься, глядя на свою восхитительную награду за долгое молчаливое послушание в служении Блэквеллам. — Нет, только не это! Не так - я не могу! - застонала Надали, с недоверием глядя на Джорджа, когда идиот с силой подтолкнул ее к кровати. Глубоко внутри ее зародилось странное безумное трепетание, когда она, как будто только-только, осознала полную беспомощность своего положения. Ее протесты прервались, когда пальцы Брауна резко зажали ей рот, заглушая жалобные звуки сопротивляющейся девушки, а другой рукой он потянулся вниз, чтобы задрать подол короткой юбки. Раздался резкий рвущий звук, когда она внезапно разорвалась, распустившись веером по упругим бедрам и округлой мягкости ягодиц, обтянутым голубыми трусиками. Браун задохнулся и задрал юбку платья на ее бедрах до узкой талии, его глаза раскрылись, когда его взору предстала каждая сладострастно гладкая часть ее молодого тела. — Я считаю, что ты слишком долго терпел, Браун, так что, давай, поторопись, - настойчиво кашлянул Джордж слуге, когда его собственные руки нашли свой растущий полуэрегированный пенис между его ног. Он начал поддрачивать его взад и вперед, наблюдая за готовящимся языческим изнасилованием, как какой-нибудь римский зритель на специальном мероприятии, посвященном кровавой бойне, происходящей на арене. Ноздри Брауна раздулись от нескрываемого желания, когда его пальцы жадно пробежались по гладкой шелковистой мягкости ее обнаженных бедер. Он ущипнул обтянутую нейлоном щечку одной из ее ягодиц, похотливо ухмыляясь, когда она застонала под его пальцами, все еще зажимавшими ее рот. Между его рукой и шершавыми тупыми кончиками пальцев была только мерцающая голубая узкая полоска прозрачного нейлона, плотно сжатая в ложбинке между ее ягодицами, и он мог видеть шелковистые пучки ее мягких каштановых лобковых волос, торчащих из-под тугих резиночек ремешков для ног. Пухлые округлости ее мягких молодых ягодиц дерзко выделялись, выставленные напоказ его безумным от вожделения глазам, и конвульсивно подрагивали, когда он нетерпеливо поднял руку вверх, чтобы похотливо провести ею по изгибу ее правого бедра, лаская соблазнительно светящуюся бархатистую плоть над трусиками. Надали пожалела, что не может упасть в обморок, милосердно упасть без сознания на пол, потому что теперь она точно знала, что с ней произойдет. Она видела тонкие струйки слюны, вытекающие из отвратительного рта лысого кретина, и его глаза сверкали животным желанием, когда он придвигался все ближе к ней, прижимаясь своим мерзким отталкивающим телом к ее боку, пока вдруг она не осознала, что массивная твердость его члена упирается в её обнаженную плоть чуть выше ее талии. Он забыл об указаниях Джорджа поторопиться и теперь, в своем возбуждении, задержался на мгновение, чтобы провести рукой выше по ее спине, внезапно разочаровавшись в своем непристойном беспокойстве из-за того, что платье мешало ему. Не думая, он освободил ее рот и схватил хлипкое одеяние обеими руками, жестоко сорвав его через ее голову и бросив бесполезной кучей на ковер в нескольких футах от того места, где они были. — Черт возьми, Браун, поторопись, - шипел Джордж, - девушка хочет тебе помочь. — Боже мой, мистер Блэквелл, заставьте его остановиться, заставьте его остановиться! - умоляла Надали, используя как возможность молить о пощаде то, что полудурок убрал руку от ее рта. — Заткнись, ты... Мистер Блэквелл не любит разговоры, - угрожающе прорычал Браун. Одурманенный похотью идиот сильно ударил ее по щеке, откинув ее голову в сторону с такой силой, что она подумала, не сломал ли он ей шею. Она попыталась вывернуться, но лысый слуга схватил ее за волосы и рывком развернул лицом к себе, нанеся еще один жестокий удар, на этот раз по другой щеке, вызвав жжение в коже, как будто ее облили сырым газом. Теперь она была напугана как никогда, боясь сопротивляться или оказать хоть какое-то сопротивление, опасаясь, что он разозлится еще больше и убьет ее прямо там, где она стояла. Браун безумно хихикал, пожирая глазами ее частично обнаженное тело, его руки блуждали по ее обнаженной спине и плечам. Гладкая атласная мягкость ее кожи была нарушена сверху только тонким белым бюстгальтером, опоясывающим спину, а снизу - хлипкими трусиками, плотно обтягивающими ягодицы. Она чувствовала, как маленький влажный кружок предсеменной жидкости просачивается из огромной пульсирующей головки его члена и размазывается там, где он касался ее плоти. Затем, она почувствовала, как он положил одну руку на ее плечо, чтобы удержать ее, и как пальцы его другой руки копаются у нее за спиной, неуклюже работая над застежкой бюстгальтера. Внезапно, без предупреждения, он в тревожном разочаровании запустил пальцы под бретельку и резко дернул за нее. Ее полные упругие молодые груди вывалились на свободу, прохладный воздух прикоснулся к ее розовато-коричневым соскам и вызвал их внезапное возбуждение. Она чуть не задохнулась, когда он стянул порванный кусок теперь уже бесполезного нейлона через ее руки, и два больших, твердо закругленных холмика дразняще предстали перед взорами всех присутствующих. Браун не терял времени даром и смотрел на свои руки, сжимающие обеими ладонями безумную, как облако, мягкость двух обнаженных грудей, сжимающие их спелую плоть до тех пор, пока они не потекли из его костлявых пальцев и не заставили ее застонать от унижения. Но все еще не удовлетворенный, этот гротескно уродливый болван принялся разминать оба твердых почти резиновых соска между большими и указательными пальцами, плотно перекатывая их между ними, и на его губах появилась развратная ухмылка. Он увидел, как на ее лице выражение боли на мгновение сменило смущение и чувство унижения, и это, очевидно, позабавило его. Он продолжал щипать и разминать ее груди с экстатической интенсивностью, пока его резко не прервал громкий упрек его работодателя. — Тебе лучше поторопиться, болван, если ты хочешь эту девушку, - пригрозил Джордж, - или я заберу ее и позвоню Ньютону, чтобы отправить их обратно домой.... — Я-я хочу выебать ее, мистер Блэквелл... Я очень хочу в-выебать ее, - умолял Браун невменяемым голосом. Его глаза блестели от желания, когда дрожащие руки опустились по бокам ее дрожащего тела вниз, к резинке на верхней части ее прозрачных, хрупких трусиков. Вцепившись пальцами в тонкий нейлон с инстинктивной уверенностью, он начал медленно спускать их по пышным изгибам ее почти еще подростковых бедер. Дрожа от ужаса, Надали вздрогнула, почувствовав, как с ее почти полностью обнаженного тела снимают последнюю тряпочку, прикрывающую ее Теперь она была полностью обнажена, позорно обнаженная перед похотливыми взглядами двух мужчин и привлекательной блондинистой работодательницы, которая стояла в нескольких футах позади своего мужа. Она почувствовала, как ее желудок скрутило и она подавила глубокий пронзительный крик в горле, когда теплое дыхание идиота коснулось кожи ее гладкого плоского живота прямо над мягким шелковистым треугольником лобковых волос. Его рот был всего в трех дюймах от волосяного треугольничка, глаза закрыты, когда он глубоко вдыхал сладкий, женский аромат ее пизды, распространяющийся в воздухе и дразнящий его ноздри. — И как пахнет ее киска, болван? - спросил Джордж, посмеиваясь над безумным целеустремленным выражением лица умственно отсталого слуги. Господи, подумал гигант-богач, поглаживая свой член, девушка была даже красивее, чем он когда-либо себе представлял! Он почти пожалел, что решил подождать до завтра, чтобы побаловать себя с ней. — Х-хорошо, мистер Блэквелл... У н-нее свежая маленькая п-пизда, - заикаясь, ответил Браун, немного наклоняясь вперед, чтобы, стоя на коленях, поцеловать ее в мягкий животик влажным, слюнявым поцелуем. Она опасно покачнулась, почти потеряв равновесие, когда почувствовала, как его губы плотно прижались к ее обнаженной плоти. Внезапный влажный контакт вызвал неожиданный озноб, пробежавший по ее спине, и она автоматически подпрыгнула от наэлектризованного влажного давления, полностью потеряв равновесие и пошатываясь попятилась к пустой кровати. Край матраса зацепил ее под колени, и она откинулась назад, чтобы приземлиться лицом вверх, широко раскрыв руки и ноги при падении. Браун немного приподнялся со своего коленопреклоненного положения и прыгнул вперед, чтобы поймать ее там, когда она отчаянно брыкалась, чтобы сомкнуть ноги. Он сразу же опустил руки к полным округлым лунам ее ягодиц и пополз дальше по кровати между ее открытыми молочно-белыми бедрами, присев на четвереньки, когда его колени прижались к ее лодыжкам, а его тяжелодышашее лицо оказалось в нескольких дюймах над покрытыми волосиками ее обнаженных чресел. А затем он слегка отступил, чтобы медленно и влажно провести своим длинным розовым языком по нежной внутренней поверхности ее бедер, заставив ее застонать от беспомощного унижения, хотя странно теплая дрожь пробежала по воспаленным нервным окончаниям нижней части ее тела. Натали настроила свой разум на борьбу с болью и развратным насилием... А не с нежностью и ненавистными крошечными ощущениями удовольствия, внезапно и без предупреждения начавшими расцветать внутри нее. Она не была готова к этому и знала о таком сопротивлении меньше, чем о физическом нападении, которое, она была уверена, было всем, что Браун мог сделать. У идиота пересохло во рту, когда он смотрел на ее тело под собой. Слюна капала из его открытого рта, стекая вниз и смешиваясь с соками, начинающими сочиться из восхитительной узкой щелки, которая начиналась внизу гладкого белого живота и спускалась вниз по снежно-мягким шарам ее кремовых ягодиц, плотно прижимавшихся к кровати. Надали была почти вне себя от растерянности, пытаясь отфильтровать нежелательно приятные ощущения от чувства ужаса, которое она испытывала, будучи еще в принципе добропорядочной женщиной. Сквозь полузакрытые глаза она видела темную фигуру лысого мужчины, склонившегося между ее раздвинутых ног. Затем она почувствовала, как плоские ладони его потных рук надавили на нежную внутренную поверхность ее бедер, широко раздвигая их. Ее тайное сокровище было открыто и уязвимо для этого слабоумного животного, и она с затаенным дыханием наблюдала, как он медленно опускает голову... медленно... медленно... и наконец его горячие влажные губы сомкнулись на мягком пушистом бугорке у основания ее животика! — Неееет, ооооххх! - застонала она, дернувшись, когда его лицо исчезло из ее поля зрения в женском ворсе мускусных волос... Она почувствовала, как губы Брауна осыпают влажными щекочущими поцелуями содрогающуюся, влажную дырочку, как его язык, подобно ящерице, проникает в пульсирующий вход и толкается вверх и вниз между губками ее вагины. Она глубоко сглотнула, чувствуя, как его большие пальцы сжимают влажные складочки, давя на них, пока, наконец, его взгляд не застыл неподвижно на полностью открытой пещерке, открывшейся его взору, и его сердце забилось еще быстрее при виде розовой хрупкой внутренней плоти, блестящей, влажной и соблазнительной. Подавшись вперед, он прильнул к ее губам и нежно подул в открывшуюся дырочку, его длинный язык высунулся наружу и проник в ее влажную пещерку, и он почувствовал, как она извивается, и услышал непроизвольный стон, вырвавшийся из приоткрытого рта. Локти рыжеволосой девушки плотно прижались к ребрам, а голова начала медленно раскачиваться взад-вперед на матрасе, когда горячий обжигающий язык Брауна высунул свой щелкающий кончик и стал лихорадочно кружить вокруг трепещущего эрегированного клитора, а его губы втягивали теплые мягкие складочки ее “пениса” глубоко внутрь его рта. Его язык продолжал безумное облизывание напряженного розового бутона ее юной половой щели, и, хотя она боролась с собой, звуки “застревали” в ее горле, и все равно, она издавала хриплые стоны страсти. Невозможно было отрицать, что с ней происходит нечто, чего она никогда в жизни не испытывала... нечто, настолько отличающееся от грубых пощечин, которыми он осыпал ее несколько минут назад, что она даже не могла этого понять. Грубиян дарил мягкие, похожие на перья, теплые и влажные ощущения ее вагине, наполняя ими всю ее нервную систему. Она больше не могла думать, этот болван не причинял ей боли, и это было все, что имело значение в данный момент. Это, конечно, и тот факт, что она испытывала легкое поднимающееся ощущение парения, все выше, выше, над реальностью ситуации и ужасом от угрозы подвергнуть ее опасности, власть над которой была у Блэквеллов. — Оооохх, оооохх, - экстатически взорвалась Надали в тишине спальне, ее дыхание теперь сопровождалось небольшими быстрыми вдохами, которые вырывались изо рта в виде тоненьких хрипов. Затем, становясь все смелее, Браун начал делать резкие движения и изгибы своим влажным горячим языком, погружая его все глубже в нее, а иногда вынимая его до конца, чтобы мучительно ткнуть кончиком в ее покалывающий клитор. Он чувствовал, как упругие ободки входа в её влагалище сжимают его розовое горячее языковое копье, пытаясь удержать его внутри себя, но оно полностью раскрывалось, когда он следовал первобытному побуждению, о котором он даже не подозревал, что оно контролирует его слабый разум так же, как и его тело. — Господи, детка, посмотри на нее, посмотри на эту горячую сучку! Спорим, она никогда в жизни не кончала! – у Джордж внезапно перехватило дыхание, его глаза широко раскрылись, когда он толкнул плечом свою светловолосую жену, стоявшую рядом с ним, как будто она не видела того, что происходит всего в двух или трех шагах от того места, где они стояли и смотрели вместе. — Да, я думаю, она даже лучше, чем мы надеялись, - резко согласилась Долорес, издав насмешливый смешок, пытаясь сохранить самообладание, пока она наслаждалась непристойно захватывающим зрелищем. Боже, подумала она, она действительно завидовала Надали, хотя и понимала, что ее глупая тоскливая ревность была совершенно необоснованной. — Ей это нравится, этой горячей маленькой шлюшке! - добавил здоровяк, не отрывая глаз от сцены на кровати. — Однако ее ждет большой сюрприз, - улыбнулась Долорес, сопротивляясь искушению быть саркастичной, вспомнив свои собственные сеансы с лысым простаком под руководством своего мужа в Сан-Франциско. Одно воспоминание успокоило ее, и она наклонилась ближе, чтобы лизнуть мочку уха мужа, ее собственный мозг снова наполнился похотью, когда она снова сосредоточила свое внимание на дико непристойном действии, происходящем на кровати перед ними. — О Боже, прости, прости меня, - повторяла Надали снова и снова про себя с нескрываемым чувством вины, ненавидя свое тело за постоянно нарастающий прилив запретного чувственного наслаждения, которое она ощущала в глубине живота, и которое поднималось вверх по ее упругой груди, пульсируя в сосках. Несмотря на ужас и отвращение к греховным действиям, совершаемым над ее беззащитными гениталиями, ее нервы продолжали трепетать и посылать живую дрожь возбуждения по ее конечностям. Ее вагинальный проход сжался, открываясь и плотно закрываясь вокруг длинного гладкого его языка, устремившегося во влажное влагалищное отверстие. Лысина слуги-имбецила блестела от пота, когда он бешено работал между ее широко расставленных ног, его язык издавал влажный сосущий звук при каждом толчке в долину между ее горячими пульсирующими губами. Захватывающе красивая восемнадцатилетняя жена никогда в жизни не представляла себе, что такое порочное и жуткое действие может вызвать в ней такие изысканные острые ощущения... особенно когда это делает с ней такой непристойно уродливый и глупый человек, как Браун. Она со стыдом осознала, что действительно хочет, чтобы он продолжал это делать, и крошечная вспышка сожаления нахлынула на нее, но быстро угасла. В данный момент она даже не могла вспомнить, почему оказалась на кровати со слугой... да и вообще, имела ли эта причина значение. Ее изумрудно-зеленые глаза сверкали, а рот был приоткрыт от страсти, и ее крики, смешанные с желанием и протестом, постепенно превратились в один долгий низкий непрерывный стон. Затем, удивив ее, Браун внезапно вытащил свой хлещущий язык из гладкого теплого прохода и поднялся им выше, исследуя влажный теплый розовый кончик, когда ароматные красновато-коричневые завитки ее лобковых волос насмешливо коснулись его щек. Наконец, он снова нашел ее твердый, пульсирующий клитор и начал лизать и покусывать его зубами, пока она не испугалась, что закричит от экстаза. Придурок почувствовал развратное и триумфальное удовлетворение, когда она ответила ему. Никогда в своих смутных мечтах он не предполагал, что такая великолепная молодая девушка, чужая жена, будет так бешено извиваться под его языком, так сильно любить его, что окажется в его власти. Люди в психиатрической больнице научили его быть осторожным со всем, с чем он сталкивался во "внешнем" мире, а Блэквеллы заставили его понять, что он не так умен, как большинство других людей. Мало-помалу он понял... под неустанным руководством Джорджа... что почти все вокруг считают его никчемным, разве что в качестве человека, который будет работать на "нормальных" людей. Бесстрастная рыжеволосая служанка, извивающаяся под ним, казалось, совершенно не обращала внимания на то, что он - урод. Не сейчас, во всяком случае! Ей нравится то, что он делает, медленно заключил он, значит, Надали считает его хорошим и больше, чем просто уродом... Это трудное заключение наполнило его ликованием, и он снова захихикал, когда грубо накрыл ртом верхнюю частью расщелины между ее бедер. Это заставит ее любить его больше, чем когда-либо, усмехнулся он, немного опустив лицо, чтобы провести кончиком языка по крошечному плотно сжатому отверстию ее ануса, расположенному чуть ниже влажного входа в ее влагалище. — Неееет, пожалуйста, - хныкала Надали, когда неожиданный влажный электрический контакт его обжигающего языка с чувствительной упругой дырочкой послал мучительную колючую дрожь по ее нервам. Она снова плотно зажмурила глаза и застонала, отчаянно пытаясь вжать свои ягодицы глубже в кровать и подальше от горячего змеящегося языка, безжалостно лижущего ее девственную сморщенную дырочку. Но через мгновение он почувствовал, что первый шок прошел, и что она начинает получать удовольствие, несмотря на то, что она всхлипывала и стонала, как будто ненавидела каждую секунду того, что он делал. Да, он был прав, потому что она начала слегка подрагивать, ее мягкие округлости цвета слоновой кости слегка приподнимались над матрасом и толкались вперед в поисках его розового горячего языка. Сексуально одичавшая девушка поняла, что потеряла всякую толику приличия, когда почувствовала, как ее руки, словно наделенные собственным разумом, потянулись к нему, внезапно вцепившись ногтями в тщетном отчаянии, когда кончики ее пальцев коснулись потной гладкой поверхности его безволосой макушки. Она услышала, как он хмыкнул, опустив голову между щечками ее задницы, чтобы избежать острых ногтей Теперь он полностью контролировал ситуацию, и пройдет совсем немного времени, прежде чем он сможет сделать то, чего ждал все это время. Но лучше бы это произошло поскорее, медленно подумал он, иначе красотка кончит раньше положенного, и мистер Блэквелл будет очень зол. Он почувствовал, что она почти готова сделать это сейчас, когда ее бесстыдно возбужденное тело начало судорожно дергаться вперед, освобождаясь от его языка. Он почувствовал ненормальную громадность своего твердого мясистого члена, настойчиво бьющегося о матрас, затвердевшую от вожделения головку, извергающую капельки блестящей предспермы, запятнавшие покрывало, когда он жадно лизнул крошечную сморщенную дырочку ее беспомощного ануса. Джордж непристойно смотрел на возбужденную нимфу и чувствовал невероятное удовлетворение от гордости за свою собственную работу. Он получил еще большее удовлетворение от того, что происходящее казалось ему самым большим возбуждением, которое он мог вспомнить за последние несколько лет своей жизни на пенсии. Очевидно, Долорес чувствовала то же самое, решил его развратный ум, поскольку она была полностью поглощена наблюдением и открыто ласкала пальцами свою пробудившуюся пизду, как будто она была единственным зрителем. — Надали, что бы ты хотела, чтобы Браун сделал сейчас? - спросил Джордж шутливым тоном. - Разве это не было бы чудесно, дорогая, если бы он просунул свой огромный хуй тебе между ног? Сопротивление Надали уже практически отсутствовало, и все же она не могла позволить себе внести это последнее предложение, зная, при этом, что все, что она скажет о том, что она на самом деле чувствует, будет ее окончательной унизительной капитуляцией. Одна только мысль о том, чтобы признаться, как сильно, несмотря на отвращение, ей хочется, чтобы огромный член несносного имбецила был бы сейчас внутри нее - хотя бы для того, чтобы утолить в этот самый момент жгучую похоть, бушевавшую в ее чреслах - была для нее совершенно невыносима. Ее прекрасное юное лицо было белым и напряженным, когда она лежала, боясь, что Джордж поймает ее взгляд. — Нет, я не могу - я не буду этого говорить, - с видимым трудом отказывалась Надали, изо всех сил сопротивляясь его вульгарным словам. Боже, но сама их развратность возбуждала ее еще больше, чем раньше, призналась она себе, призывая все свои запасы силы воли, чтобы не поддаться этому, казалось бы, окончательному подчинению. — Конечно, ты можешь, моя дорогая, если подумаешь, как это будет просто, как это будет прекрасно, - уговаривал Джордж, в его голосе звучал сарказм. - Все, что тебе нужно сделать, это просто сказать - просто сказать: - Пожалуйста, мистер Блэквелл, попросите Брауна выебать меня... - и тогда ты будешь чувствовать себя прекрасно. — Нет, я не буду, не буду, - полукричала она, ее лицо непроизвольно дрожало в уголках зеленых глаз, а ягодицы все еще нетерпеливо опускались на матрас, сминая покрывало в складки. Словно по сигналу, Браун высунул язык и провел им по кончику ее напряженно пульсирующего клитора. - Оооооохх, оооооохх! — Хочешь, чтобы я сказал ему прекратить то, что он делает? - дразнил возвышающийся над ней миллионер. — Нет, нет, нет... Пожалуйста, не заставляйте его останавливаться! — Ну тогда скажи - скажи именно то, что я тебе сказал, - беззлобно прохрипел Джордж. - Скажи это! — Я... я... хочу, чтобы он сделал это со мной, - наконец сдалась она, последние крупицы ее достоинства начали улетучиваться из ее поглощенной похотью души. — Нет, Надали, Браун не может понять, чего ты хочешь, когда говоришь так, - подзадоривал Джордж. - Ты должна будешь сказать именно те слова, которые нужны, если хочешь, чтобы он ввел свой красивый большой хуй в твой животик. Боже, она презирала даже мысль о том, чтобы поддаться своему развратному работодателю и доставить ему такое удовлетворение... Он был больным садистом-извращенцем...! И все же она не могла сделать ничего другого, в отчаянии поняла Надали, ничего другого, что могло бы избавить ее от раскаленного шара животной похоти, пылающего в животе... Да, это была правда, ужасная правда! Она жаждала иметь его в себе! Ее вагина трепетала и болела от желания! — О Господи, - стонала она в последней капитуляции, а потом закричала, - я хочу, чтобы его хуй был во мне! Пожалуйста, пожалуйста, мистер Блэквелл, скажите Брауну, чтобы он вставил свой хуй в мою пизду и выеб меня! — Вот так-то лучше, - гоготнул Джордж, его лицо озарила улыбка победы и самодовольства. - Полагаю, ты заметила размер хуя этого дурака, моя дорогая, поэтому я знаю, что ты последуешь моему совету раздвинуть ноги пошире... просто чтобы все было немного проще. Дрожа, наполовину от страха, наполовину от предвкушения, Надали раздвинула бедра пошире, наблюдая за тем, как жадно алчущий Браун поднял свое лицо из ее обнаженных пенистых половых губ и встал на свое место, его ноздри широко раздувались, а с подбородка капала отвратительная слюна от переполнявшего его волнения. - О, прости меня, прости меня, - повторяла она снова и снова про себя, мысль о Ньютоне внезапно промелькнула в ее мозгу, обдав ее стыдом и чувством вины, словно кто-то вылил на нее большой котел обжигающе горячей жидкости и ошпарил самую сердцевину ее существа. — Давай, выеби ее, тупица! Или ты не слышал, как бедняжка умоляла об этом минуту назад? - презрительно спросил Джордж, ухмылка дьявольского веселья приподняла один уголок его рта, когда он увидел, как на уродливом лице Брауна появилось выражение благодарного облегчения. Глупому слуге не нужно было повторять дважды, и все же он на мгновение приостановился, чтобы с гордостью взглянуть вниз на узкую блестящую щель ее пизденки, пульсирующую от возбуждения влажную борозду, широко раздвинутую под давлением его бедер, прижимающихся к ее. Затем он приподнялся над ней, его руки напряглись, и он тяжело опустился на ее стройные плечи. Он опустил одну руку вниз между их телами, взял пальцами огромный, пульсирующий член и направил его вперед, используя толстую упругую головку, чтобы раздвинуть полные, мясистые губы ее пизды. Она повернула голову на матрас, закрыв глаза, и вздрогнула, почувствовав мягкое электрическое прикосновение к чувствительным лохмотьям ее влажной пизденки. Она лежала неподвижно в полном подчинении перед ним, не смея даже дышать в течение, казалось, вечности. — Ооооо, пожалуйста, - вздохнула она, когда почувствовала первое жесткое давление на тугое, трепещущее влагалище. Тут она вспомнила свой прежний страх перед ненормальным размером члена, когда она впервые увидела его из открытого дверного проема некоторое время назад. Конечно, он расколет ее посередине! Он может даже убить ее! Придурок слегка толкнулся. — Ааааааааггхх! - закричала она, когда огромный наконечник уперся в губы, жестоко растягивая тугое упругое отверстие. Надали была уверена, что ее разрывает на части от мучительного давления снаружи. — Нееет, остановись, остановись! Он слишком большой! Оооооо! - Она вдруг закричала во всю мощь своих легких, заставив слюнявого тупицу в замешательстве повернуть голову в сторону своего работодателя. — Не волнуйся, дурачок, она скоро привыкнет, - заверил Джордж Блэквелл озадаченного слугу. Глаза богача лукаво блестели, а на лице появилась жестокая садистская ухмылка. Он действительно наслаждался страданиями молодой девушки под жестокостью медленного, неустанного проникновения Брауна в ее почти девственную киску. Внезапно выражение недоумения на лице Брауна исчезло и сменилось напряженным выражением необъяснимой похоти. Он больше не мог смотреть на эту беспомощную красивую девушку, распростертую под ним, с головкой его огромного набухшего кровью ствола, исчезающего в волосах ее пизды. Господи, он должен был что-то сделать! Он должен был трахнуть ее прямо сейчас! Он толкнулся снова, на этот раз сильнее, и она почувствовала, как широко растянутые губы вокруг ее пульсирующей вагины расширяются еще больше. Эластичноупругая плоть сопротивлялась мгновение, а затем сдалась под жестоким напором. Боль была мучительной, и она рефлекторно сопротивлялась, издавая жалкий крик страдания из глубины горла, но он не обращал на это внимания, ощущая лишь восхитительное тепло и влажность внутри входа в ее влагалище. Но даже этого было недостаточно, почти недостаточно, чтобы удовлетворить его острое животное желание вогнать себя в нее как можно глубже. Он бросился вперед, всем своим весом придавив ее большие стоячие груди своей грудью. Одновременно он подался бедрами вперед, вталкивая свой длинный толстый член в ее проход, словно взбесившийся бульдозер, и толкая перед собой мягкую влажную плоть стенок ее влагалища пульсирующими волнами. Его невозможно было остановить, пока с громким чавкающим звуком его яйца не ударились о вздернутые щечки ее плотно сжатых ягодиц. — Оооооххх, аааууууууууууууггггх! - закричала она громче, чем когда-либо, жалкий пронзительный вопль, казалось, исходил из самой ее души... почти как будто он хранился там именно для этого момента невыносимой агонии. Фантастический возбужденный похотью член Брауна был погружен в нее до упора, и на нем не было даже малейшего выступа плоти, который она не могла бы отчетливо почувствовать, когда его огромная плоть пульсировала внутри нее, прижимаясь к мягким чувствительным стенкам ее киски. Болезненно заключенный во влажную теплую оболочку, как ствол дерева, который был смазан маслом и бессердечно вонзен ей в живот, пенис лысого придурка заставил ее почувствовать, как безжалостное вторжение будто разорвало ее нежную вагину на тысячу крошечных кусочков. Жестокое внезапное нанизывание оставило ее беспомощной, каждая часть ее внутренностей заполнилась сейчас больше, чем что-либо когда-либо наполняло ее раньше в ее жизни. Она лежала, прижавшись к нему на кровати, его отвратительное лицо было прямо над ней. Надали боялась пошевелиться, опасаясь боли, которую это наверняка принесет, но она знала, что он даже не осознает ее страданий или возможности причинить ей боль... Для него имело только одно значение - тот простой факт, что наконец-то его член оказался внутри этой возбуждающей, красивой молодой девушки, которая сводила его с ума от желания с тех пор, как она и ее симпатичный муж приехали работать сюда, на Перепелиное озеро. Что самое интересное, он даже слышал, как она умоляла мистера Блэквелла: - Пожалуйста... скажите Брауну, чтобы он выебал меня! - Ладно, медленно решил тупица, он трахнет ее, лучше, чем ее муж или кто-либо другой, но сначала он хотел отомстить ей... за то, что она обращалась с ним так, будто он слишком туп, чтобы знать, для чего нужен его хуй... и за то, что она всегда сводила его с ума, потому что была такой красивой, ласковой и невинной... Он со злостью вспомнил, как у него всегда начинали дрожать коленки, когда он случайно видел эту рыжую, работающую где-нибудь в доме... И как она, казалось, всегда пренебрегала им, ее большие круглые зеленые глаза смотрели сквозь него, как будто он даже не существовал... И черт, то, как ее задница качалась и крутилась, дразня его, когда она шла через комнату... даже если она не знала, что кто-то смотрит... было достаточно, чтобы сделать его таким горячим, что он должен был ходить со стояком до конца дня, просто вспоминая... Последние три дня он проводил большую часть времени, пытаясь представить ее без одежды или гадая, трахал ли ее муж в последнее время и понравилось ли ей это или нет. Затем, после того как Блэквеллы отпускали его на ночь в свою комнату, он говорил о Надали со своим псом Баком. Большая немецкая овчарка, казалось, все понимала про Надали и про то, почему ее надо проучить... Как только пес ложился спать на полу, Браун принимал душ, чтобы быть чистым для молодой горничной, а потом, вернувшись, садился на кровать и играл сам с собой, представляя, что девушка находится с ним в комнате... потому что она больше не была слишком гордой, чтобы прийти к "уроду" за желаемым удовольствием, он доводил себя до оргазма, который только еще больше расстраивал его Черт возьми, это было на самом деле, а не просто еще один из этих проклятых дневных снов! Это было намного лучше, чем просто сидеть в одиночестве и разговаривать с Баком - это уж точно! И теперь, когда он увидел ее раздетой, даже он мог понять, почему простое присутствие рядом с ней всегда возбуждало в его жилах такое дикое бешенство похоти. Ее белое кремовое тело было совершенным, изящный баланс вздымающихся выпуклостей и изгибов, сладострастных и в то же время почти изящных в своей скульптурной точности. — Сейчас я отомщу тебе за то, что ты дразнила меня, - пропыхтел он, его брови дернулись вверх, когда он коротко хихикнул от удовольствия при этой мысли. Внезапно она почувствовала пульсацию глубоко внутри своего трепещущего живота, когда налитой кровью ствол его члена напрягся, погружаясь в ее уже растянутое влагалище. Она застонала от внезапного спазма боли, ее лицо исказилось от страдания, но она все еще не осмеливалась провоцировать его еще больше своим сопротивлением его дьявольскому нападению на ее уязвимое обнаженное тело. — Я же говорил, что вернусь, - усмехнулся он, с развратным удовлетворением глядя на выражение страдания на ее лице, снова сгибаясь и проникая на еще одну невозможную долю дюйма внутрь ее ноющей пизды. — Аааааааааагггггххх, нееееееееееееет, - простонала она, все ее тело непроизвольно извивалось, волны жгучей агонии заполняли каждую его частичку, терзая нервы до такой степени, что она была уверена, что в любую секунду может либо взорваться, либо вспыхнуть. Она чувствовала, как мышечные связки на ее шее напряглись от усилий, затраченных на то, чтобы выдержать эту изнуряющую боль. — Я же говорил, что выебу тебя, не так ли? - промурлыкал Браун, его маленькие глазки садистски блестели, когда он впился пальцами в податливую белую плоть ее плеч и его хуй запульсировал в ней еще глубже. Несмотря на ее страдания, ее разум все еще был в состоянии понять, что он становится все более смелым и высокомерным, и она поняла, что его тусклый мозг в конце концов придет к выводу, что любое неповиновение ему заслуживает худшего наказания... если вообще возможно получить худшее наказание, чем то, что она испытывала в этот момент. Она знала, что большая часть ее сил и мужества была исчерпана шоком и агонией, которые она уже пережила. Она понимала, что бороться дальше бесполезно - тем более что ее сопротивление только усугубляло ее положение для ее мучителя, а мысль о новых пытках была невыносима. И все же мысль о полной капитуляции перед этим животным вызывала холодные мурашки по коже вместе с мучительной болью. — Разве не так? - снова потребовал он. — Да, да, о, да... Ты сказал мне, что сделаешь это, - покорно шипела она, слезы текли из ее глаз, когда она выплевывала непристойное признание. Горькое осознание того, что несколько минут назад она действительно умоляла об этом, ворвалось в ее сознание, как злое предзнаменование того, каким будет ее будущее. И теперь, теперь она потеряла даже желание протестовать против того, что с ней происходило. Она позволила себе потерять контроль и опустилась до этого... самого низкого, что она могла себе представить... и теперь она была ничем не лучше обычных шлюх, которых она видела ночью на улицах Оклахомы. Браун усмехнулся, глядя на свою укрощенную молодую жертву, чувствуя, как сдаются последние остатки ее упрямого сопротивления, и ощущая, как ее напряженное тело понемногу расслабляется. Внезапно он отстранился от нее, опустившись почти на колени, и сделал жестокий сокрушительный толчок, от которого гигантский член с сильными выпуклостями ворвался в ее живот, как бегущий товарный поезд. Она конвульсивно дернулась, когда его выпуклая разъяренная головка грубо столкнулась с ее шейкой матки, отбросив ее голову назад к изголовью кровати с такой силой, что на мгновение ее голова наполнилась мерцающими звездами. Внутри нее словно ползало неуправляемое чудовище, и казалось, что оно вот-вот ворвется в горло, а потом и в рот! Помешанный на сексе имбецил смотрел на нее сверху вниз с наглой сальной ухмылкой на лице, его губы развратно кривились в явном удовлетворении, когда он слышал, как она стонет под ним, ее бессвязные хныканья доносятся откуда-то из глубины ее горла. Ее руки были раскинуты, ладони прижаты к его бедрам в тщетной попытке ослабить давление толстой твердой головки члена, пульсирующей в ее лоне, как тупой конец боевой пушки, готовой выстрелить. Теперь его член был погружен в нее еще глубже, и он чувствовал, как чувствительное коричневое кольцо ее ануса дергается от толчков его больших яиц, свисающих вниз между ее ягодицами, как хрустящие волоски на набухших мешочках щекочут нервы, окружающие О-образное плотное отверстие. Он наклонился над ее распростертым телом и впился зубами в напряженный трепетный сосок ее прекрасной вздымающейся правой груди, его губы порхали вокруг пика ареолы её розовой сиськи, дразня и покусывая кончик, вызывая легкое словно пуховое возбуждение удовольствия в белом пульсирующем бугорке. Затем, почувствовав нетерпение от дразнящей прелюдии, он снова приподнялся и посмотрел вниз, чтобы увидеть тугие губы ее пизды, растянутые почти до разрыва, светло-розовые внешние ободки, плотно обхватывающие толстым шнуром основание его члена. Это было настолько восхитительное зрелище, что он мог бы кончить прямо сейчас от одного только взгляда на это, даже не двигаясь больше. Теперь лысый слуга начал все еще болезненное пилящее движение, задавая медленный ритм движений, который погружал его огромный хуй в глубины ее пизды, растягивая и “разрывая” её с каждым безжалостным толчком. Он подвынул его, пока головка не достигла пульсирующего входа между раздвинутыми фланцами ее пизды, а затем с бешеной силой вогнал обратно в ее расширенную влажную полость, сильно ударяя ее измученное болью тело о матрас. Браун чувствовал, как тело Надали снова оживает под ним, и слышал низкие гудящие звуки покорного принятия, исходящие из ее груди. Он быстро убрал руки с ее плеч и спустил их вниз по бокам, чтобы сжать мягкие бархатные шары ее ягодиц, по одной в каждой. Они то сжимались, то разжимались, растекаясь вокруг его пальцев, когда он резко надавливал на них. Он чувствовал, как она напряглась, чтобы шире раздвинуть бедра, как влажная атласная дырочка ее теплой пизды то раскрывалась, то закрывалась вокруг его ствола. К нему постепенно приходило осознание того, что она действительно принадлежит ему, и он может делать с ней все, что он пожелает. Надали тоже почувствовала, что внутри нее происходит что-то странное. Боль медленно уходила, медленно уступая место безумному, неконтролируемому ощущению удовольствия, которое зарождалось глубоко в ее утробе и мало-помалу просачивалось через измененные нервные окончания ее измученного тела. Оно проникало во влагалище и выходило из-под ворсистых губок, танцевало, как огонь, по ее молочно-мягким бедрам, вверх и вниз по всей длине широко расставленных ног, кружило в пальцах ног и заставляло их плотно прижиматься к ступням. В конце концов, оно поднялось вверх от ее сжавшегося живота и прошло по грудной клетке, вынырнув на кончиках трепещущих сосков и сделав их еще более твердыми, чем прежде. Они были живыми от прикосновения самого воздуха в комнате, и она слегка выгнула спину, чтобы плотнее прижать их к потной безволосой груди трудившегося на ней идиота. Теперь боль полностью исчезла, и она автоматически закрыла глаза, напрягая мышцы бедер, бессознательно извиваясь под ним от интенсивности ощущений. Сама того не зная, она роскошно крутила бедрами из стороны в сторону вокруг огромного хуя, входившего в ее пизду, мясистые стенки которой расширялись и пульсировали в такт толчкам Брауна. Ей казалось, что в широкой веерообразной головке его члена бьется сердце, что это отдельное существо, единственная цель которого - посылать восхитительные мурашки восторга по ее молодому телу. Его член становился частью ее тела, таял и сливался с ее собственной плотью, пока она не стала единым целым с ним в бесконечном парящем полете изысканных ощущений. Она больше не чувствовала ни ужаса, ни боли... ничего, кроме нарастающего экстаза, поднимающегося все выше и выше, достигая с каждым мгновением все новых высот наслаждения. Она чувствовала только животную похоть, которая овладела Брауном, этим умственно неполноценным, этим уродливым лысым болваном, который был старше ее на десять лет, этим ненормальным слугой, который трахал ее плоский живот своим замечательным длинным толстым членом... своим огромным вульгарным хуем! Браун едва сдерживал свое огромное возбуждение, работая над ней, наслаждаясь хрипами и мычащими звуками ее подчинения, чувствуя, как темп ее толчков навстречу ему становится все быстрее и быстрее. Когда его яйца шлепали по незащищенной дырочке ее ануса, то по всей спальне разносились ритмичные влажные шлепки, смешиваясь с шумом его безжалостных погружений в теперь уже нетерпеливую пизду, которую она ему подарила. Внезапно он почувствовал, как ее охватила еще большая страсть, вспышка похоти, которая заставила ее оторвать свое тело от матраса в попытке полностью поглотить его. Он хихикнул про себя, резко остановившись, чтобы посмотреть вниз на захватывающее зрелище ее таза, вкручивающегося, чтобы проглотить блестящую твердую длину его члена. Он с блаженным восторгом наблюдал, как крошечные сжимающие мышцы внутри ее юной пизды жадно обгладывают большую набухшую головку. Затем растянутые губы ее окаймленной розовыми волосами щели жадно оторвались, влажно скользнув вниз по твердому, как камень, пенису на пять или шесть дюймов, только чтобы снова прикусить, пока мягкий пушок ее лобковых волос цвета меди не коснулся его собственного, более темного пятна... Он позволил красивой маленькой сучке скакать вверх-вниз по своему желанию, пока она со всей своей женской силой концентрировалась на том, чтобы вернуть ему головокружительное удовольствие, которое он дарил ей. Он оставался неподвижным еще дольше, глядя в трансе на манящие извлечения его члена из ее насыщенного похотью прохода, вытягивая вместе с ним тонкие мягкие складки ее плоти, когда она ввинчивалась ягодицами в матрас... а затем вхождение, которое толкало мягкие блестящие складки обратно в нее, когда длинный толстый стержень был полностью поглощен непристойно желанной полостью её влагалища. Он позволил ей некоторое время продолжать свои сладострастные доильные движения, улыбаясь себе при мысли о том, что ему удалось превратить великолепную, мягкотелую молодую жену в визжащее беспомощное существо, охваченное сексуальным желанием. Черт, да, молодая жена наемного рабочего была его, точно его! - заключил тупой ум Брауна. Сейчас она выглядела совсем не так, как утром, когда пришла в дом на работу, вспомнил он, представив себе ее свежее, милое лицо с выражением невинности, которое он видел на ней. Сейчас ее прекрасное лицо было искажено от напряжения, вызванного желанием кончить, и он слышал влажный всасывающий звук постоянно увеличивающегося потока соков из ее чресел, когда она дико выгибалась под ним, ее маленькие ножки были расставлены по обе стороны от его коленей на дрожащем матрасе. Он застонал и снова начал наносить ей безжалостные удары, вгоняя свой большой член в потаенные, нетронутые глубины ее лона. Ее сочные снежные груди, казалось, набухали все больше, трепетали и вздымались от давления его груди, твердые жесткие пики сосков впивались в его потную плоть, как маленькие камешки. — О, Боже, не останавливайся никогда - пожалуйста, никогда не останавливайся! Еби меня, дорогой, еби меня сильнее и быстрее! Оооо, даааа, заеби меня! - истерично умоляла она, не понимая в своем бреду эротического наслаждения, что потеющий идиот уже вбивается в ее приподнятые ягодицы со всей силой и пылкостью, на которую только был способен. Он вкладывал в нее все, что у него было, всю сумму лет гнева и разочарования, ненависти и потребности, похоти и неуверенности – всю бешеную энергию, которую он естественным образом унаследовал с постепенным осознанием того, что он был оскорбительным уродом природы, у которого не было выбора, кроме как зависеть от "нормальных" людей, чтобы выжить. Теперь он хотел отомстить не только Надали, но и всем, кто когда-либо пренебрежительно относился к нему или, казалось, думал, что он просто овощ без чувств... бессловесное животное, над которым они могли позволить себе насмехаться, не беспокоясь о том, обидят его или нет.