Американская мечта. части 6-7

Все очень плохо

Почти через год после памятной поездки мамино состояние стало так плохо, что его стало трудно скрывать: происходили громкие скандалы родителей, и мама срывалась даже на меня. Папа положил её в хорошую клинику и навещал, раз взял и меня. Мама неплохо выглядела, лучше, чем дома, но домой не просилась. Меня успокаивала, как могла, прося хорошо учиться и слушаться папу. Папа терпеливо объяснил мне в ответ на мои вопросы, что мама заболела из-за поездки на родину, потрясенная резким контрастом образа жизни там и здесь. Безусловно, в эту ерунду я не поверила. Когда мама вышла из больницы, несколько дней все было как будто ничего; папа обращался с ней с подчеркнутой осторожностью и лаской. Позже и у двери подслушивать было необязательно: приехал Ли, ночью мама громко рыдала, хлопала дверь спальной, что-то говорил отчим. Брат проследовал в свою комнату, хлопнув дверью. Замерев у своей запертой Отчим веско произнес, что тогда меня доставят в участок и там у меня возьмут пробы спермы безо всякого адвоката и церемоний. Полицейский за его спиной многозначительно кивнул. Я много плакала в эту ночь, в том числе и тогда, пока у меня между ног долго ковырялся этот доктор. Потом отчим притащил меня к столу и заставил подписать какой-то документ, где я заявляла, что меня изнасиловал Райан. И что моя мама в этот момент находилась в соседней комнате. Он буквально водил моей рукой, а полицейский строго говорил со мной. Со словами, что завтра с утра начнут следствие по моему делу, мужчины ушли. А наивная глупая девочка осталась! С хитрым манипулятором наедине.

Отчим ушел в кабинет, а я, нарыдавшись, задумалась. Моё воображение ничего мне не подсказало, кроме возможности упросить папу простить меня и все отменить. Постучав, я вошла к нему в кабинет и, стараясь не плакать, принялась упрашивать, не подавать в суд на маму и моего парня. Отчим, хмурясь, слушал, перебирая бумаги и не глядя на меня. Подойдя поближе, я встала перед ним на колени и уткнулась ему в ноги, продолжая твердить свое. Он погладил меня по голове и сказал, что тоже сожалеет, что все так печально окончилось. Гладил мои волосы и тихо говорил, что возможно, он не вполне прав, ему стоило послушать меня и не стоило бить. Обрадованная, я обняла папочку и он, обняв меня, усадил к себе на колени. Все крепче прижимал меня к себе и успокаивал, говоря, что если я захочу, то все будет хорошо, и он сделает все ради меня. Обнадеженная его словами, я клялась в вечной любви и послушании ему. Вытерев мои слезы, он поцеловал меня в губы, но быстро, я почти ничего не заметила, и отослал к себе спать, сказав, что сейчас придет и накроет меня. Поцеловав его в щёку и ещё раз объяснившись ему в любви, я, полная радужных надежд, ушла к себе. Я уже дремала, когда вошел папа в домашнем халате и сел на кровать

Что он продолжает сомневаться в своем желании замять дело о моем изнасиловании, что ему будет трудно договориться с полицией при наличии подписанного мной протокола, что моей маме придется трудно на новой работе, когда её начнут таскать на допросы и подвергнут уголовному преследованию, а за судьбу моего парня он вообще боится, т. к. изнасилование — серьёзное преступление. Вот если б я помогла ему расслабиться, т. к. от этих мыслей ему плохо, если б я сделала ему хорошо и приятно, то он бы ни минуты не сомневался и сделал для меня все, ведь я твердила, что так люблю его, вот пусть я и докажу как. Растерянная до крайности, я сразу поняла, чего он хочет, и даже не успела удивиться. Он уже тянул с меня майку через голову и прижимал к себе. Усевшись на кровать с ногами, он крепко обнял меня и пристально посмотрел мне в глаза. Он не набрасывался на меня, он ждал. Я как зачарованная недолго смотрела на него и первой отвела взгляд, не шевельнувшись. Он победно улыбнулся, покрепче обнял меня и потянулся к моим губам. Неподвижно, как мертвая, сидела я, пока он целовал меня, просовывал язык мне в рот, сосал мои губы и язык. Меня затрясло не то от холода, не то от страха, он спокойно гладил меня по спине, говорил, что дрожь сейчас пройдет и мне будет с ним жарко. Встал, поднял меня на руки и понес по коридору к себе, туда, где я знала каждый уголок, где зародилось моё неуемное воображение, которому предстояло стать реальностью.

Снимая с меня шортики, пошутил, что настало время пройти вглубь спальной, а не стоять в дверях. Я была в таком замешательстве, что не придала тогда значения этой шутке, осознав её смысл позднее. Раздевшись, он шепнул мне, что в первый раз все сделает сам, мне предстоит только слушаться, активной я стану позднее. Усадил меня спиной к себе, на колени, широко разведя мои и свои ноги, повернув к себе лицо, опять целовал, сжимая шею. Гладил и щипал груди и соски. Опустив руку, сперва осторожно принялся мастурбировать меня, воплотив мои давние детские мечты (глупые мечты глупой девчонки!). Присоединив другую руку, прижал мой лобок, опустил палец меж складок и, нащупав клитор, стал ритмично нажимать на него. Испытав впервые столь темпераментные ласки, я мучилась от боли и неудобства; наконец взмолилась о пощаде. Папа как будто бы не слышал меня, не остановившись ни на миг. Лишь, когда ему показалось, что я достаточно увлажнилась, он приподнял меня, раздвинул руками мокрое отверстие влагалища и вставил свой напряженный член — мой старый знакомый детства. Тот не без труда вошел в меня (мне показалось, что я уже ощущала его в себе — такова сила долгих фантазий!), замер на время; затем папа покрепче сжал мне талию и подтолкнул меня бедрами. Он подбрасывал меня невысоко, и то пару раз пенис выскакивал из меня, папа аккуратно вставлял его вновь и продолжал двигать меня. Потом он положил свой палец на клитор, а другой рукой сжал мою грудь. Мне велел подскакивать на нем самой, потирая болезненную точку то слабо, то сильнее, тиская груди попеременно. Потом лег на спину, уложив меня на себя. Поднял мои ноги, разведя их в стороны, и сильными толчками забился во мне, ритмично работая бедрами. Я стонала сперва тихо, затем громче, он не остановился, пока не кончил, отпустив мои ноги и обняв меня. Пораженная самим фактом секса с отчимом, я отвернулась и беззвучно заплакала, постаравшись скрыть бесполезные теперь слезы. Отдохнувший и крайне довольный, папа вложил в рот мне какую-то таблетку и заставил проглотить. Он деловито поднял меня и отослал к себе, предупредив, чтоб я поставила будильник: завтра же в школу. Поплакав у себя, я заснула, а что мне ещё оставалось делать!?