Вера никогда в жизни не падала в обморок, поэтому не была уверена, было ли ее временное выпадение из реальности именно классической потерей сознания от шока, или ее тело перестало функционировать по другой причине. Очнулась она уже у себя в спальне, часто заморгала, не понимая, как здесь оказалась. С трудом приходя в себя, повернула гудящую голову, только чтобы столкнуться с напряженным взглядом мужа, встревоженно смотревшим на нее.
— Верка... Как ты меня напугала, — сипло выговорил он, продолжая обтирать ее лицо и шею мокрым, холодным полотенцем.
— Олег... — растерянно смотрела она на него, не в силах поверить в происходящее. Неужели это он, ее муж, пропавший без вести полтора года назад?
Он изменился. Даже близкие друзья за этой угрюмой, бандитской личиной с трудом узнали бы бесшабашного, веселого, никогда не унывающего Олега. Осунулся, черты лица заострились, в манере держаться появилась какая-то резкость, будто он был все время настороже, готовый сорваться в любое мгновение. Вера протянула руку, дотронулась дрожащими пальцами до колючего ежика у него на голове — что случилось с его русыми, волнистыми кудрями, в которые ей так нравилось зарываться пальцами? А эта ужасная, всклокоченная борода?
— Олег... — снова прошептала она, теперь уже узнавая — признавая в этом незнакомце того, кого любила всем сердцем. — Олег! Олег! — подскочила на постели, вцепилась в его одежду, жадно оглядывая. — Ты жив! Ты жив!
Рыдания накатили и поглотили ее высоченным цунами, принеся с собой чувство несоизмеримо огромной радости. Ей казалось, что ее разорвет на кусочки от переполнявшего ее восторга. Он жив! Он вернулся! Повисла у него на груди, обхватив руками, и плакала, плакала от безграничного счастья, ощущая под щекой суматошное биение его сердца, вспоминая его родной запах, забытое ощущение его рук на своих плечах.
— Верó... Верó, солнышко, ну хватит, не убивайся ты так, — легонько встряхнул ее мужчина, приводя в чувство, пытаясь найти хоть искру разума в ее ошалевших глазах. — Да, это я. Со мной все в порядке, поверь!
Первичная волна радости отхлынула от его спокойного, повседневного тона. Вера резко побледнела, вдруг осознав, сколько времени прошло с его отъезда. А он ведет себя так, словно уехал не далее чем на прошлой неделе, ожидая от нее принять его возвращение как нечто само собой разумеющееся!
Ею овладел жгучий гнев.
— Где ты был? Где ты пропадал все это время? — зло закричала женщина, отринув его от себя и вскочив с кровати. Теперь ее распирало от бесконтрольного желания врезать ему, и бить, бить за все причиненные боль и страдания, через которые прошла по его вине.
Легко считав ее намерение, Олег перехватил жену за скрюченные руки, не давая напасть на него.
— Верó, перестань! Я попал в большую переделку, насилу вырвался!
— Переделку?! — вскричала разъяренная женщина. — А позвонить, прислать сообщение, да хоть письмо, ты не мог?! Да я же похоронила тебя уже! Пусть тебе на меня плевать, на детей, я думала, у Дашки крыша поедет от горя, ты хоть бы о матери подумал! Бедная женщина чуть в могилу не сошла!
— О вас я и думал! Не мог я вас в это втягивать, когда не знал, выберусь ли сам! Думаешь, я на Багамах прохлаждался, что ли? Меня в такую мясорубку завертело, не хватало еще и вашими жизнями рисковать. Этим людя все пофиг, только их цели важны, вы стали бы лишь средством по их достижению!
— Олег... — в шоке выдохнула Вера, — во что ты такое вляпался?..
На смену гневу пришел страх.
Она снова упала на постель, вдруг почувствовав безумную, убивающую слабость. Хотелось закрыть глаза и больше никогда не просыпаться. Ее пронял сильный озноб, трясло так, что зуб на зуб не попадал.
— Солнышко, родная, — Олег присел рядом, легонько поглаживая, — я все расскажу, ты только должна успокоиться. Я так соскучился по тебе.
Он попытался привлечь ее к себе, обнять, пусть лучше плачет у него на груди, чем кричит, полыхая ненавидящим взором.
— Не трогай меня! — встрепенулась Вера. — Я тебя больше не знаю! Ты бросил меня! Одну с детьми и кучей долгов! Я тебе ничего не должна!
— Конечно, — покладисто согласился он, — я ни на что не претендую. Хочу лишь увидеть детей. Это мое право.
Вера задохнулась, только сейчас сопоставив картинки разрозненной действительности и вспомнив, что в ее жизни уже полгода есть другой, с кем ей спокойно и уверенно. Виктор! Боже, они же должны встретиться, чтобы вместе поехать на дачу к детям. Мозг лихорадочно заработал, пытаясь понять, что ей теперь делать.
— Как ты меня нашел? — устало спросила она.
— Заехал к родителям, мать дала твой новый адрес.
Значит, он уже в курсе текущего положения вещей. Почему же свекровь не позвонила, не предупредила ее? Или сама слегла от счастья, увидев оплаканного сына живым?
— Дети на даче с твоими? — уверенно взял русло разговора в свои руки Олег.
Вера молча кивнула.
— Хорошо, я прямо сейчас и поеду. Позвонишь им, предупредишь? Не хочется из обморока выводить еще и любимую тещу! — весело сверкнул глазами он.
— Ты хоть бы побрился, — насупившись, кинула Вера, — они же тебя не узнают.
— Тебя же всегда возбуждали бородатые хачики, — по-шутовски подмигнул Олег.
— Идиот! — не сдержалась Вера, снова разозлившись. — В ванной в нижнем ящике должен валяться твой триммер.
Потом, собравшись с духом, встала, наконец заметив, в каком беспорядке ее одежда — Олег, пытаясь привести ее в чувство, разорвал пуговицы на блузке до пояса, надеясь обеспечить больший приток воздуха к легким, кружевной, прозрачный лифчик был насквозь мокрым, соски скукожились от холодной воды, которой он щедро поливал ее. Быстро переодевшись, прошла на кухню и заварила себе крепкий кофе. Голова уже начинала ныть от пережитого потрясения. Толко бы не мигрень, хоть как бы дотянуть до вечера.
Собраться и позвонить родителям было безумно сложно, она сама не знала, в какие слова облечь произошедшее. Что это — долгожданное чудо или неожиданная катастрофа? К счастью, мама была так поражена, что не обратила внимания на лишенный эмоций, глухой голос дочери. Но гораздо труднее было решиться позвонить Виктору. Несколько минут она собиралась с духом, прежде чем нажать на кнопку вызова. Дрожала, страшась услышать его голос. В трубке шли одинокие, длинные гудки, включился автоответчик. Он занят.
Кусая губы от волнения, Вера набрала сообщение:
«Олег вернулся. Прости. Я приеду вечером, нам нужно поговорить.»
На большие объяснения ей не хватило красноречия. Она все скажет при встрече. Ей нужно время. Пока она сама не понимает, что происходит, что чувствует. Она знала, что чувство ее к Виктору крепко и неизменно, но в то же время где-то в глубине живота кружились разноцветные, счастливые бабочки, весело махая крылышками в такт незатейливой мелодии — «он жив — он жив — он жив!»
Олег вышел из душа уже более похожим на себя прежнего. Он где-то выцелил безразмерную Дашкину футболку с логотипом Харли Девидсон, затянул ремень обветшавших джинсов — сразу стало заметно, как сильно он похудел, растеряв свою ленивую вальяжность, да и не было у него никогда таких бугров на плечах, натянувших рукава майки. Бороду он не сбрил, но аккуратно подстриг, оставив около сантиметра длиной.
— Чтобы не пугать мелких шрамами, — объяснил он, как и раньше мгновенно считав значение ее недовольного взгляда.
Вера подавилась упреком. Шрамы? Что, черт возьми, произошло?
— Может, тебе тогда и париком обзавестись? — фыркнула она.
— Волосы — не зубы, отрастут, — безмятежно ответил на ее шпильку мужчина.
Вера в отчаянии всплеснула руками, чувствуя, что снова попадает под влияние его обаяния. Он слишком хорошо ее знал, всегда легко улавливал смены настроения, умел утихомирить одним словом, взглядом, жестом.
— Я никуда с тобой не поеду, пока ты мне все не расскажешь, — твердо потребовала она.
— Без проблем, мой генерал,— Олег дурашливо приложил руку к козырьку. — Может, по дороге? Дети заждутся. — Они ждали тебя полтора года! Полтора часа погоды не сделают! — не уступила Вера.
По словам Олега все началось с банальной просьбы дальнего знакомого по фейсбуку, жившего в Лондоне, привезти конверт с документами из дома, переданный его родственниками. В просьбе не было ничего странного, места у него в чемодане было предостаточно, он не видел причин отказать. Немного смутило, что вместо конверта ему привезли внушительный тяжелый пакет, но на ощупь там и впрямь была пачка листов бумаги, и он не придал этому значения.
На выходе из аэропорта его встретил тот же знакомый и в благодарность предложил подвезти до гостиницы, чтобы не пришлось трястись на поезде. Согласившись, он совершил самую большую ошибку в жизни. Он не знал, в чем замешан был тот знакомый, но судя по последовавшим событиям — ни в чем хорошем. Их подрезали на проселочной дороге, которой они поехали, чтобы избежать пробок, выскочившие из внедорожника братки быстро вытащили обоих из машины, как следует приложив Олега дубинкой по челюсти и затылку.
Очнулся он в вонючем подвале с кучкой таких же бедолаг. Паспорта у них отобрали. А самих, предварительно допросив, отправили на нелегальную угольную шахту где-то на материке, где они работали, как какие-то бесправные рабы с мотыгами по старинке.
Вера закусила губу от ужаса, представив, что ему довелось пережить. Ее красивый, изнеженный Олег, который весомее компьютерной мышки никакого другого инструмента в руках не держал — на тяжелых, черных работах?
— Как ты выбрался? Сбежал?
— От этих извергов не сбегают, родная, — жестоко ухмыльнулся Олег. — Только ногами вперед. Были те, кто повелись на обещания, что их отпустят, как только расплатятся за вменяемый «долг», им давали возможность связаться с семьями, просить прислать денег... Их родных обчищали как липки, а потом скоренько подчищали за собой, всех вместе закапывая в братской могиле. Эти люди знают только один способ обеспечить молчание свидетелей.
— Боже... Олег... Как ты все это перенес? Как сумел вернуться?
— Я все время помнил о вас, родная... иначе бы не выжил...
Вера расплакалась, приникнув к нему на плечо, позволяя обнимать себя, объятая страхом и ужасом за него, за себя, за детей. Как такое возможно в наши дни?
— Мне повезло. Я дотянул до момента, когда Европол провел успешную операцию и всех их положил. Как только расправился со всей формалистикой свидетельских показаний, меня отпустили, дав билет в один конец до дома, — закончил свой тяжелый рассказ мужчина.
— О, Боже, — продолжала плакать женщина, — какой ужас! Прости меня, прости, что накричала на тебя!
— Верó, все хорошо, все позади. Ты ни в чем не виновата передо мной. Вот увидишь, все наладится, утрясется. Мне должны выплатить компенсацию — заживем! — попытался увлечь он ее планами светлого будущего.
Вера, всхлипнув, вымученно уставилась на мужа.
— У меня другой, Олег. Он очень хороший, — тихо призналась.
— Обеспеченный и надежный, я так полагаю? — криво усмехнулся мужчина.
— Да...
— Ну что ж — совет да любовь, — саркастично пожелал он. — А обещала ждать!
— Олег! Как ты можешь? Я ждала! Но от тебя не было никакой весточки! Полиция за моей спиной крутила пальцем у виска, что я никак не могла принять, что ты умер. Я чувствовала, что ты где-то есть, но никто не верил мне! Даже Дашка, даже твоя мама!
— Ладно, Вера, хватит. Я слишком рад просто быть свободным и живым, чтобы переживать из-за твоих хахалей, — нетерпеливо прервал муж ее тираду. — Я хочу видеть своих детей. Остальное подождет.
***
Виктор в тот роковой день забегался, забыв мобильник в кабинете, вспомнил о нем только к вечеру, когда было пора ехать за Верой, поэтому ее злополучное сообщение получил с большим опозданием.
В шоке перечитал несколько раз, отказываясь верить.
По коверканным фразам ее немногословного послания понял в каком потрясении она была, когда это писала. Попытался перезвонить, но она не брала трубку.
Ее муж вернулся. И что теперь? Она вернется к нему? Все кончено? После того, как клялась в любви ему, Виктору?
Нет, он так просто не сдастся! Где бы не шлялся Олег, все это время именно он, Виктор, заботился о Вере и детях. Они стали и его детьми, он ратовал о их будущем не меньше Веры, привязавшись не только к шкодливому, непоседливому малышу, но и к всклокоченной, нахальной девчонке, которая одаривала всех близких острыми колючками, скрывая за ними собственную неуверенность и ранимость.
У него тоже есть права — те, которые она вручила ему добровольно, отдав вместе со своей любовью. На миг страх опутал сердце. А вдруг она лгала, вдруг не любила по-настоящему, как мужа? Нет! Отринул он эту крамольную мысль. Она любит его и сейчас как никогда нуждается в его поддержке. Он не может в этот момент бросить ее, оставить одну разбираться со всеми последствиями восстания из мертвых ее мужа. Они ведь цивилизованные люди, все можно решить!
Виктор выскочил из кабинета и побежал к машине. Он не будет ждать, пока она придет к нему с объяснениями, а сам поедет к ней. Это и его жизнь! Он имеет право там быть!
Меньше чем за час доехав до обширного дачного поселка, бросил машину в конце подъездной дорожки — одной на шесть домов, уже полной машин этим теплым субботним вечером, прошел пешком до дальней левой калитки. Воздух был пропитан дымом, запахом шашлыков и подгнивающих прямо на ветвях яблок белого налива, которых в этом году уродилось несметное множество. Он был здесь множество раз до этого с Верой, всегда желанным гостем, но сейчас чувствовал себя вором, тихо пробирающимся в закрытый для него дом.
Еще издали на поляне в сгущающихся сумерках увидел Веру — она спала в гамаке, свернувшись клубочком и заботливо укрытая клетчатым пледом. Лицо в бликах догорающих в мангале углей было серым до прозрачности и измученным.
Напротив нее, развалившись на широкой скамье подвесных качелей, спиной к нему сидел незнакомый мужчина, к его плечу с одной стороны приникла светлая девчачья головка с длинными волосами, собранными в высокий хвост, с другой, беспечно болтая ногами, прикорнул маленький мальчик, оживленно что-то рассказывающий, привлекая внимание мужчины.
— Папа, послюсай, папа!
Сердце Виктора пропустило удар. Для этого беззаботного малыша он всего лишь «дядя Витя», а этот незнакомец — «папа».
— Виктор Алексеевич! — вышедшая из домика, нагруженная тарелками со свежей зеленью и дымящейся молодой картошкой Верина мама беспомощно смотрела на него, не зная, что еще сказать.
— Здравствуйте, Тамара Николаевна, — попытался удержаться в рамках вежливости Виктор, — можно мне поговорить с Верой?
— Дядя Витя! — тут же раздались в унисон два детских голосочка — один радостный и другой растерянный.
Обернулся к нему и Олег. Он бы собран, абсолютно спокоен, не подавая вида, что знает кто он такой, но в темных, устремленных прямо на него глазах застыла холодная решимость.
— Здрасьте, — небрежно кивнул он сопернику, прижимая к себе встревоженных детей, — моя жена спит, зайдите в другой день, пожалуйста, — отмахнулся он от посетителя, как от назойливой мухи, и повернулся обратно к мангалу, занятый переворачиванием шампуров и рассказывая что-то увлекательное сыну.
Виктор мгновение стоял столбом, не зная что предпринять, затем бросив сухое «извините» Вериной маме, быстро ретировался. Его разрывало на части от желания схватить этого афериста за грудки и выбить из него всю правду. Но он не мог этого сделать. Не здесь, не при детях, взиравших на отца обожающими, преданными глазами, не при Вериных родителях, едва сдерживающих слезы радости от возращения блудного сына. Зятя они знают и любят с младых ногтей, и как бы хорошо не относились к Виктору, никогда не примут его сторону.
В борьбе за Веру у него больше не осталось союзников. Олег своим внезапным появлением мгновенно вышел в дамки, поменяв расстановку сил в поле. Теперь только от Веры зависит, что будет дальше. И по самодовольной, уверенной роже соперника, Виктор с горечью осознал, что в победе тот не сомневается.
***
Вера отмучилась с мигренью почти сутки. Она то впадала в забытье, едва осознавая окружающее, то со стоном выплывала в реальность в раскалывающих голову спазмах рвотных позывов, хотя желудок уже давно был пуст, извергая из себя лишь тошнотворную пену. Она плохо помнила, когда приступ свалил ее. Еще попросила у матери таблетку посильнее, но подействовать та уже не успела, в компании с головной болью пришла изматывающая рвота.
Всю ночь ее мучений кто-то был рядом, утирал холодный пот со лба, пытался поить водой из ложечки, подставлял тазик, когда желудок отвергал даже такую малость. Только к утру она наконец забылась более-менее спокойным сном, а боль начала спадать. Проснулась она от приглушенного шепота.
— С мамой все холосо?
— Не волнуйся, сынок, у нее просто болела головка. Сейчас она поспит и все пройдет.
Деревянная дверь со скрипом закрылась.
Вера раскрыла тяжелые веки. Глаза все еще реагировали на свет, но по крайней мере тот больше не провоцировал приступ.
— Спасибо, — прохрипела она, обращаясь к сидящему с ней рядом на постели, листающему телефон Олегу.
Тот мягко улыбнулся, протянул стакан воды, придержав ей голову, чтобы она могла напиться.
— Да не за что. В первый раз что ли? — беззаботно пожал он плечами.
Да уж, точно нет. За время их скитаний по мукам с врачами и эко мигрень была ее постоянным спутником. Но с тех пор ей везло, приступы редко наступали чаще чем раз в год.
— Как ты? — спросил Олег, сползая ниже на подушке, чтобы видеть ее, — голова еще болит?
— Вроде нет, — задумалась Вера, — только слабость жуткая. Сколько время?
— Почти два.
— Боже, так много!
— Ты куда-то торопишься?
— Мне надо в город! Поговорить с... — виновато прикусила губу, — с одним человеком.
— Полежи еще чуток, приди в себя, я потом тебя отвезу, — Вера протестующе встрепенулась, — все равно тебя за руль сегодня никто не пустит, а папа твой уже пивасика накатил, дай человеку спокойно расслабиться, в его возрасте много нервничать вредно.
— С ходячими мертвецами тут никаких нервов не напасешься! — разозлилась Вера.
— Ну раз я нервы будоражу, мне их и лечить, — Олег не принял вызова, миролюбиво отбив пас.
Вера внезапно остро ощутила его близость. Несмотря на бессонную ночь, сегодня он выглядел лучше чем вчера — глаза лучились довольством, кожа слегка порозовела на солнце, ему явно пошло на пользу время на лоне любящей семьи. Вера словила себя на мысли, что даже стала привыкать к его безобразной прическе, к его бороде — ведь там внутри, за этой оболочкой он был все тем же Олегом, которого она знала в миллионе разных обличий — равно благородных, возвышенных и непотребных.
Почувствовав его ласкающую руку у себя на груди, вздрогнула, отбросила, строго посмотрела в глаза.
— Что ты делаешь? Прекрати!
— Всего лишь предлагаю тебе проверенное средство от головной боли, — невинно вытаращился он, залезая к ней под простыню.
— Олег, не надо! Я буду кричать!
— Кричи! Дети сбегутся, соскучились по тебе, — подтрунивал мужчина, уже не стесняясь, проскальзывая рукой ей под майку и настойчиво теребя соски, — будешь сама Даньке объяснять, чем это таким тут мама с папой занимаются.
— Олег, пожалуйста, — умоляюще всхлипнула Вера, — я не хочу!
— Конечно, хочешь, солнышко, — ласково уговаривал он, его ловкая рука уже протиснулась под резинку ее леггинсов и мягко сжала лобок. Вера выдохнула. — Помнишь, твой семнадцатый день рождения здесь на даче, родная? Как мы боялись, что нас застукают твои родители? Ты тогда первый раз в жизни кончила. Ты так сладко пищала, кончая мне в руку, потом испереживалась вся, что я после этого перестану тебя любить. Помнишь?
Вера помнила. Сопротивлялась изо всех сил проникающему под кожу томлению, но ничего не могла с этим поделать. Она еще была слишком слаба, чтобы встать и уйти, разрушить магию его чарующих слов. Так было всегда, он мог уболтать ее на все, что угодно, а она загоралась и следовала.
Вот и сейчас он почти сразу нашел нужный ритм, теребя ее клитор, что она извивалась, тяжело дышала и сама, без его понуканий разводила ноги, позволяя сделать то, что он задумал.
— Я тоже помню, солнышко, — продолжал нашептывать жаркие слова мужчина, как знаменитый Дудочник, вводя жену все в более горячечный транс. — Помню, как безумно хотел трахнуть тебя тогда, как долго ты водила меня за нос, не позволяя ничего лишнего. Помню, каким счастьем было просто потрогать тебя там, пусть ты тогда пустила меня только пальцами, а не членом. Ты тогда тоже была такой же горячей и мокрой как сейчас, такой же пугливой. Но тогда ты кончила для меня в первый раз, девочка. Кончи для меня и сейчас!
Вера затряслась, подчиняясь его приказу и сносящему крышу оргазму. Ее крутило и выворачивало наизнанку, она ели сдерживала крики, мечась из стороны сторону головой по подушке.
— Умничка. Ты моя девочка, — Олег быстро чмокнул жену в искусанные губы, хваля за послушание, неспешно стер слезы с ее щек еще влажными, пахнущими ею пальцами.
— Олег... — тоскливо простонала Вера, — зачем ты так? Я ведь просила тебя... Я должна была с ним в начале поговорить, объяснить. Он не заслужил предательства...
— Верó, хватит глупостей. Я вернулся, ты моя! Единственное, для чего ты можешь с ним встретиться — это забрать свои вещи. Хотя и это необязательно, купим тебе новые тряпки!
«О Боже, что же теперь? — грустно думала Вера. — Ведь обещала Вите, что никогда ему не изменю, пока мы вместе, а стоило Олегу поманить меня пальцем, и все мои убеждения рассыпались как карточный домик, ему для этого даже трахнуть меня не пришлось.»
Зачем он так? Ведь ей всего лишь надо было немного времени, чтобы понять, разобраться в себе. А он — пришел, увидел, победил? Чтобы у нее даже мысли не возникло, что может выбрать другого?
Следовало признать очевидное. Тут никогда и не было места выбору.
Она должна быть с Олегом, он ее муж, они через столькое прошли, он не заслужил ее метаний после того, что пережил. Они выросли вместе, вместе взрослели, вместе совершали глупости и вместе за них расплачивались, у нее не было веской причины это все разрушать, да она и не хотела.
Она без сомнения все еще любила его, но забыла, что его ответная любовь была зачастую удушающей, не оставляя ей ни грамма личного пространства. С Виктором же она впервые почувствовала себя свободной решать за себя, узнала себя такой, какая была.
Теперь вопрос лишь в том, как сохранить то ценное, что она приобрела за время отсутствия мужа, и как сказать любовнику, что всему тому будущему, которое они нарисовали вместе в своих мечтах — никогда не суждено сбыться.
Вера понимала одно, если она и в самом деле хочет трезво оценить ситуацию, то находиться рядом с Олегом для нее невозможно — он слишком хорошо был осведомлен о всех ее слабых местах и прекрасно знал, как ими пользоваться к своей выгоде.
***
И Вера сбежала. Доехала с ним до своей квартиры в городе, а потом просто вызвала такси, пока Олег был в душе, и трусливо сбежала, боясь, что снова не устоит. Он с легкостью подчинит все ее помыслы, пользуясь сексом как самым действенным инструментом, соблазнит по новой, если надо, наплевав на все ее моральные терзания, просто считая, что так для нее лучше. Он был нужен ей, но пришла пора и ей выставить условия в их браке, обсуждение которых не начинается и не заканчивается в постели.
Сняла номер в гостинице и позвонила Виктору. Долго, путаясь в словах, то и дело срываясь от комком стоящих в горле слез, изливала ему весь сумбур, творившейся в ее мыслях, тщетно надеясь на прощение и понимание.
— И зачем ты все это рассказываешь,если даже не отважилась посмотреть мне в глаза, чтобы сказать, что между нами все кончено? — скупо спросил он на другом конце провода. — Тебе что, нужно мое разрешение, чтобы вернуться к мужу? — Мне нужно, чтобы ты не держал на меня зла, Вить. Прости меня, — смогла выговорить Вера.
— За что? Ты поступаешь так, как считаешь нужным. Не твоя вина, что его ты любишь больше.
— Нет! Тебя я тоже люблю...
— Вера, это тебя недостойно, милая. Ты не можешь быть хорошей с нами обоими. Или ты надеешься, что я уговорю тебя сделать другой выбор?
Вера безнадежно всхлипнула.
— Я выберу его... Я всегда выбирала его...
— И я об этом! — с горечью заключил Виктор. — Я так понимаю, с танцами тоже все кончено? — перешел он на деловой тон. — Я сам соберу и отправлю на твой адрес все вещи.
Положил трубку.
Вера готовилась к противостоянию, к уговорам, а он так просто отпустил ее, без слова упрека. Она знала, слышала, что ему больно. Но он прав, к чему эти слезы, эти глупые объяснения, только терзающие обоих еще больше? Они были вместе всего полгода, а с Олегом она прожила больше половины жизни. Но сердце разрывалось, тянулось к нему, обратно в тихую гавань его объятий. Как же забыть все это?
У Олега были очевидно вполне определенные планы на этот счет, потому что когда она позвонила и ему, сказать, что с ней все в порядке, настроение его было далеким от благодушия.
— Где ты? Я сейчас приеду и заберу тебя! Твое место рядом со мной, в моей постели! Чем быстрее ты вспомнишь это, тем быстрее все встанет на свои места!
— Олежа... — просительно начала женщина, затем, вспомнив, чего хотела добиться, собралась с духом, голос стал тверже. — Олег! Я безумно рада, что ты жив! Но я пока не готова снова жить с тобой как прежде. Я не могу так! Я не хочу спать с тобой!
— Так... — муж удивленно примолк. Это что-то новенькое. Его жена отказывает ему в сексе? — И как ты представляешь нашу дальнейшую жизнь тогда?
— Съедь, пожалуйста, из моей квартиры на какое-то время.
— Нормально! Ты меня выгоняешь?
— Не передергивай! Тебе есть, где жить.
— Чего ты боишься, родная? — перешел он на ласкающий тон, она всегда млела от его низкого, бархатистого голоса в такие моменты. — Разве я хоть раз обидел тебя? Тебе всегда нравилось, что бы мы не вытворяли. От твоих оргазмов закладывало уши.
— Перестань! Ты снова делаешь это! Тебе плевать, что я думаю, что чувствую! Тебе кажется, что если я кончила, то все в порядке, не важно, хотела я этого или нет!
— А! Ты об этом, — пошел на попятную мужчина, считая, что она завелась лишь из-за утреннего инцидента. — Прости, не сдержался. Ты же знаешь, меня заводит твоя беспомощность.
Вера приглушенно застонала. Она готова была головой биться об стену — он ее не слышал.
— Олег! Тебя не было полтора года! Я похоронила и оплакала тебя. Я полюбила другого. Я не могу так сразу прыгать с тобой в постель теперь, понимаешь? Я люблю тебя, но я больше не знаю тебя... Пожалуйста, пойми...
— Хорошо, — недовольно буркнул мужчина, — я съеду к родителям. В твоей каморке все равно жить невозможно. Как только разберусь с домом или квартирой для нас, ты с детьми сразу туда переедешь. Устраивает?
— Да. Возможно, на какое-то время нам понадобится гостевая спальня.
— Ты совсем рехнулась? — снова начал терять терпение Олег. Что сталось с его покладистой, мягкой девочкой? — Я сто лет женщины не видел, думаешь, в шахте нам шлюх для удовлетворения личных нужд предоставляли?
— Олег... я уверена, это не надолго, и ты и я сможем так жить, чтобы не травмировать детей. Пожалуйста...
— Ладно, — сдался он. Может, за несколько дней, пока он разберется с делами, она успокоится, эта идиотская блажь пройдет. Все же зря он надавил на нее, надеялся, что сразу оттает, вспомнит, что так хорошо ей было только с ним. — У меня тоже тогда есть условие.
— Да?
— Ты не встречаешься со своим ментом.
— Хорошо, — выдохнула Вера. Это справедливо. Тем более, Виктор все равно ее больше не хочет видеть.
***
Все получилось так, как они договорились. Олег нашел большую, пятикомнатную квартиру в тихом центре, совсем недалеко от Дашиной школы. Дети были счастливы, задаренные новыми игрушками и гаджетами, не давая отцу ни минуты покоя, не слезая с него все время, что он проводил дома, только Данька иногда скорбно вздыхал, вспоминая о дядь Витиных собачках. Ее квартиру муж хотел продать, но Вера воспротивилась и сдала ее в найм, как и планировала. Олег быстро возобновил старые связи, устроился на работу. Веру смущало лишь, что они непомерно много тратят, но муж заверил, что у него все под контролем.
Он скоро вернулся в прежнюю форму, снова стал самодовольным и уравновешенным, что удивительно для человека, пережившего такой ужас. Обсуждать или рассказывать новые подробности он отказывался, считая все это переливание из пустого в порожнее с разжевыванием и проживанием негативного опыта бесполезной туфтой, придуманной для слабаков. Но он всегда был таким, гордился своей устойчивой психикой — его ничто надолго не задевало, не расстраивало, он легко забывал обиды и возвращался в обычное для себя благодушное состояние — балагуря, одаривая жену комплиментами, смеша детей.
А вот Веру мучали кошмары. Почти каждую ночь она металась между умирающими в очередной, подкинутой ее воспаленным мозгом, глобальной катастрофе, любимыми мужчинами, не зная кого спасать, просыпалась в рыданиях, ощущая довлеющую пустоту внутри и с трудом удерживаясь, чтобы не побежать в соседнюю комнату, искать утешения в объятиях мирно спящего мужа.
Он чтил их договоренность, даже намеком не давая понять, что ждет, когда она, наконец, обретет мир сама с собой и вернется к нему в постель.Пора возвращаться в реальность. Вечером за ужином, прислушиваясь к веселой перепалке между мужем и дочкой, обещавшим с битой в руках встречать всех ее ухажеров, помогая Дане нарезать мясо на кусочки, Вера впервые за эти недели снова почувствовала себя в своей тарелке. Здесь ее место, здесь она хочет быть, здесь она счастлива. Робко взглянула на мужа, мягко улыбнувшись, краснея от своих мыслей. Олег перехватил ее взгляд, понял, карие глаза его загорелись торжеством, в миг наполнившись ответным желанием.
В спальне долго приводила себя в порядок, волнуясь как в первый раз. Она постарела, изменилась за это время, похудела от переживаний, что если муж не найдет ее больше привлекательной? Подумав, поставила и зажгла несколько свечей, капнула масло в аромолампу. Олег не любил подобной прикладной романтики, считая отвратительно банальной, но ей нужны были эти приготовления, чтобы успокоиться, поймать нужное настроение.
Щелкнул замок запираемой двери. С маленькими, шастающими по ночам в доме гномиками, любящими залезать в постель под бочок к матери, эта предосторожность была не лишней. Им в свое время хватило Дашки с ее невинными вопросами — «а почему мама плакала?»
— Привет, — тихо произнес Олег, иронично осматривая комнату.
— Привет, — в тон ему выдохнула Вера.
— Волнуешься, родная?
Вера кивнула, пряча глаза и смущаясь встретиться с ним взглядом.
— Иди ко мне, солнышко, — попросил он, распахивая объятия, и крепко обнимая шагнувшую к нему жену. — Все будет хорошо. Очень хорошо, ты же знаешь, — пообещал он.
Вера закусила губку, ощутив знакомую истому, натянувшуюся струной внутри, заставившую соски напрячься, а у нее внизу задергался маленький узелок, наливающийся кровью.
Не было ничего естественнее, чем заниматься любовью с ним. Преодолев секундное смущение и замешательство, руки сами собой легли ему на шею, лицо приподнялось, ожидая поцелуя. Целоваться с ним теперь было немного странно, когда-то мягкие губы, что доводили ее до умопомрачения, сейчас покрытые жесткой щетиной царапали, но Вера не обращала внимания на легкую боль, позволяя ему углублять и углублять поцелуй, трахать ее губами и языком, словно в годы их юности, когда любой другой способ близости был им недоступен.
Олег мягко положил руки ей на плечи и стянул шлейки ночной рубашки, позволяя той шелковой лужицей упасть вниз. Вера перешагнула, в ответ потянулась к поясу его халата, раздевая и его. Прильнула к голой, гладкой груди, обхватывая, поглаживая ладонями тугие мышцы на его спине, распаляясь еще больше от его обретенной силы, поцеловала плоские, безволосые соски, немного прижав.
Олег негромко выдохнул, слегка надавил ей на поясницу, показывая, где нуждается в ней больше всего. Вера поспешила исполнить, грациозно опускаясь на колени.
— Как я по тебе соскучилась, — любовно прошептала, обращаясь к его члену, ласково целуя подрагивающую головку, нежно пробегая пальчиками по твердому стволу. Она помнила, как ему нравится — то глубоко вбирать в себя, во влажную глубину рта, то соскальзывать, позволяя холодному воздуху ласкать его, суматошно танцуя на головке острым язычком. От этой сводящей с ума пляски. Олег скоро застонал, захрипел, яйца его в ее руках напряглись и стали тяжелыми.
— Хватит, родная, я так кончу, — попросил он.
Вера была бы не против, зная, как любит он спускать ей в рот, на лицо после минета, но не стала возражать.
— Теперь твоя очередь, киска, — приподнял ее мужчина, благодарно целуя, и бережно заваливая на кровать.
Он точно знал, как чувствительны ее соски к грубой ласке, не пугался ее вскриков после каждого болезненного, оттянутого зубами укуса, сглаживая боль сильным посасыванием, сминая руками ее груди. Когда она начала метаться, расположился между ног, продолжив ту же пытку на ее клиторе, одновременно введя пальцы в влажную, скользкую вагину, нагнетая и нагнетая удовольствие. Он мог бы заставить ее кончить всего лишь одним движением, одним нажатием, всегда свергавших ее с вершины, но не хотел, позволяя и ей и себе смаковать острое возбуждение, оставаться на пике как можно дольше.
Отстранился, требовательно надавил на бедро, побуждая перевернуться. Вера тут же встала на колени, руки дрожали, едва удерживая тело. Вошел быстро, крепко удерживая ее за бедра, оба коротко вскрикнули в унисон.
— Моя девочка... — прохрипел Олег, продолжая активно, резко двигаться в ней, каждым толчком выжигая горячую искру, разливавшуюся по телу. Вера уже едва соображала, кончить в этой позе у нее самопроизвольно не получалось. В ней он был властелином и мог сам решать, давать ли ей облегчение одним мощным толчком с последующей паузой, когда она разражалась серией восхитительных спазмов, или нет.
В его планы сегодня это явно не входило. С запоздавшим пониманием Вера почувствовала его пальцы в своем анусе и мучительно, утробно застонала. Олег схватил ее за талию, поднял и прижал спиной к своему потному торсу, сменив темп с лихорадочного на медленный, дразнящий.
— Ты была верна мне? — потребовал он ответа, с придыханием шепча ей в ухо.
— Да... — выдохнула Вера.
— Ты же помнишь наш уговор... тебя могут ебать другие, ты можешь сосать, сколько хочешь, лишь одно твое местечко только мое!
Вера уже была на грани, с ума сходя от долго сдерживаемого оргазма, от томительно скользящего в ней члена, от его слов, которыми он сношал ее душу.
— Да... — простонала она, — я была верна тебе. Клянусь...
— Скажи это, — потребовал муж.
— Только ты можешь трахать меня в попку! Больше никто! — согласная на все выдавила она.
Мужчина быстро толкнул ее в спину, снова ставя на колени перед собой. Вера выгнулась в пояснице, выпятив зад.
Это было их фетишем. Не частым, но от этого еще более заводящим, дерзким.
С самого первого их раза много лет назад, когда он, лишив ее невинности, причинив острую, неожиданную боль, сразу после вознес на небеса, заставив испытать первый оргазм на члене, для Веры отдаваться, значило испытывать не только наслаждение, но и боль. Для нее не было возможно полное моральное удовлетворение, полное растворение, если она не приносила что-то в жертву в процессе — будь то искусанные губы, саднящее горло, синяки на бедрах и груди, или боль в истерзанном анусе. Без этой жертвы она не могла отдаться полностью, не только телом, но и душой. И муж хорошо это знал, заставляя саму ее признаться в этом, отдать себя без остатка.
Олег не стал утруждать себя длительной подготовкой. Да и ей сейчас это было не к чему. Влажными от слюны и ее выделений пальцами, проник внутрь ее попки, быстро добавляя пальцы по одному, растягивая ее, не давая времени соскочить, передумать. Несмотря на дикое возбуждение, все же когда он крепко ухватив ее за ягодицы, стал толкаться в плотно сжатое колечко скользким после ее вагины членом, Вера задергалась, болезненно застонала. Она слишком отвыкла от этого, забыла, как больно это может быть. Не давая ей бессознательно вырываться, подчиняя ее, муж двигался в ее анусе короткими, непрерывными толчками, пока Вера хрипло, по звериному рычала, не успевая подстраиваться, достаточно расслабиться под ним, разрываемая нещадным проникновением.
— Вот так, моя девочка, — сквозь зубы простонал Олег, войдя в нее до конца, — сожми меня еще крепче.
Когда начал двигаться, боль на первые несколько секунд стала сильнее, заставив женщину глухо закричать, но потом постепенно стала уходить, оставляя лишь жжение и умопомрачительное ощущение запредельной наполненности и растянутости. Было затихшее возбуждение вернулось с новой силой, поработив ее, она уже сама стала двигаться навстречу движениям члена, торопя оргазм, приближающийся огромной приливной волной. Когда Олег, хрипло матерясь, стал кончать, до синяков впиваясь пальцами в ее мягкую плоть, сорвалась и Вера. Для нее это было подобно извержению вулкана — оглушительный, сокрушающий все живое взрыв и погружение в бескрайний, бездонный океан мироздания, ласково качавший ее на своих коленях, пока последние волны удовольствия пробегали по воспарившему над бытием телу.
Когда она все еще дрожит, безвольно лежит на постели, приходя в себя, Олег успевает забежать в ванную, сполоснуться и принести ей смоченное теплой водой крохотное полотенце, которым аккуратно протирает у нее между ног.
— Не надо, все нормально, — просит Вера, — все равно без душа не обойтись.
Ложится рядом, обнимает, прижимая к себе.
— У меня проблемы? — лукаво спрашивает. — Мне теперь снова спать в гостевой?
Вера беспомощно вздыхает. Как можно на него сердиться, когда он принимает такой мальчишеский вид и озорно сверкает глазами, слишком довольный совершенной проказой?
— Нет. Это твоя спальня, а я твоя жена.
— Моя очень распутная жена, — насмешливо добавляет Олег, мягко целуя в губы, с восхищением заглядывая в порозовевшее личико. Веки у нее отяжелели и даже нет сил держать глаза открытыми. — Так может, повторим? — рука мужчины фамильярно сжимает округлую ягодицу.
— Об этом можешь забыть! — лениво стряхивает его руку Вера.
— Что, навсегда? Лишишь меня свой попки?
— Надолго — точно! — отрезает Вера.
Олег усмехается, притягивает к себе на грудь, осыпает поцелуями ее влажные лоб, закрытые в неге глаза.
— Я так люблю тебя, родная, — ласково шепчет, — я так тосковал без тебя. Моя Верó, моя храбрая девочка...
— Я тоже люблю тебя, Олежа... — выдыхает Вера, уже уплывая в сон, совсем разомлевшая от произошедшего. В душ она сходит утром, хоть и знает, что рискует циститом, но это просто за гранью ее сил.
Он был прав, когда обещал, что ей будет хорошо. Ей было невообразимо хорошо сейчас. И тело и душа пребывали в блаженной, насытившейся нирване.
Они все же сумели найти свой путь друг к другу. Свой путь домой.
***
Разбудил их настойчивый звонок во входную дверь. Вера долго спросонья не могла понять, что происходит, голова гудела — она вчера забыла погасить свечи и лампу, вся комната пропахла чадом и благовониями.
Олег опомнился первым, вскочил, накинул халат, кинув полный затаенного сожаления взгляд на Веру, пошел открывать
— Олег Красовицкий? — раздался грозный голос из прихожей, пока Вера лихорадочно бегала по спальне, силясь найти что-то приличное, во что можно завернуться.
— Да.
— Вы арестованы по обвинению в грабеже, незаконном удержании и мошенничестве в особо крупных размерах. Пройдемте с нами. Вы знаете свои права?
— Да, — голос Олега звучал невозмутимо, он словно не был удивлен и ожидал подобного. Зато Вера застыла с найденным халатом в руках уже на слове «арестован», так и не успев его надеть. — Позвольте одеться?
Вера испуганно снова шмыгнула под одеяло, услышав тяжелые шаги в направлении спальни. В ужасе, широко раскрытыми глазами наблюдала за Олегом, который не обращая внимания на сопровождающего его полицейского, быстро вытащил из шкафа и натянул одежду. Господи, что происходит?
— Родная, посмотри на меня, — попросил Олег, закончив и присев рядом с ней. — Это — недоразумение, ты не должна бояться. Все будет хорошо.
— Ты снова оставляешь меня! — в ужасе прошептала женщина.
— Нет, солнышко. Верь мне! Я скоро вернусь! — попытался он достучаться до ее объятого страхом сознания. Но Вера была слишком потрясена, чтобы понять его сейчас. В голове набатом билась лишь единственная мысль — он снова уходит в никуда.
— Пора. Поторапливайся, — приказал конвоир.
Олег удивительно привычным жестом протянул руки, на которых защелкнулись наручники.
— Я люблю тебя, Верó, — мягко проговорил на прощание мужчина, сожалея лишь, что у него было так мало времени, и вышел из комнаты. Еще через мгновение тяжелая входная дверь закрылась за ним и его строгими сопровождающими.
Вера сидела на постели, слезы струились по щекам. Она чувствовала, будто время вдруг сделало безумный прыжок, вернуло ее в прошлое, а этого года не было и в помине. Она опять одна против всего мира. А муж растаял иллюзорным дымом, словно никогда и не возвращался. Как же ей еще раз пережить все это?