Полутьма вагона экспресса на кого-то наводит дрёму, а кому-то даёт шанс за два с половиной часа поездки осознать, в какой именно момент его жизни всё полетело под откос. Под мерный стук колёс всегда лучше думается. Есть только ты и мир за окном, пролетающий мимо тебя так быстро, что ты только и успеваешь нажать на затвор в голове, сохраняя картинку в подкорку.
Может, в этом и есть причина? Он бежал, сколько себя помнит, бежал вперёд без оглядки: сначала школа, спортивные кружки, затем переезд в столицу за лучшей жизнью, которую он, к слову, получил. Вернее, думал, что получил. Красный диплом и дружба с нужными людьми помогли ему устроиться на должность финансового аналитика в крупную московскую фирму, заметная внешность - жениться на очаровательной сестре президента их фирмы-партнёра Наталье, отменное здоровье - завести сына Никитку. И вот он, тридцатилетний успешный состоявшийся мужчина - Алексей Давыдов.
Всё, казалось бы, хорошо, живи да радуйся, но схема, отработанная до автоматизма, дала сбой, когда он сегодня с утра обнаружил на прикроватной тумбочке записку от жены, не позволявшей, к слову, никогда ранее себе такой роскоши - отсутствовать дома всю ночь, с короткой фразой "Мы разводимся" и обручальное кольцо под ней же. На звонок и просьбу объяснить причину такого неожиданного поступка она просто усмехнулась: "Ты всё равно никогда меня не любил".
Наверное, так. Наташа всегда была проницательной женщиной: точно знала, что и когда сказать, а когда, наоборот, лучше промолчать; как нужно вести себя, чтобы не создавать проблем и ненужных сплетен; как правильно воспитывать Никитку и вести хозяйство. Но... Любил ли он её? Наверное, нет. Простое удобство.
А любил ли он вообще? Хоть что-нибудь? Хоть кого-нибудь? Любовь означает сильные чувства, переживания, ведь так? В таком случае работа, жена, увлечения и даже сын отпадают. Как бы цинично это ни звучало, но Никита тоже, скорее, исполнение социальной обязанности, дающей чувство выполненного долга, нежели смысл жизни, или как там ещё называют потомство обычно.
За окном вагона противно моросит дождь, голые деревья сменяются на поля пожухлой, непонятного цвета травы. Серость, кругом беспросветная серость. Погодка под стать настроению.
- Извините, - совсем рядом послышался мягкий голос проводницы.
Алексей обернулся, взглядом мимолётно изучив молодую светловолосую девушку.
- Здесь нельзя курить, - улыбнувшись, подметила она и кивнула головой в сторону висящей таблички на стене вагона.
Забылся. Забылся и по привычке чуть не закурил прямо в вагоне. На работе все давно смирились с тем, что он дымит прямо на рабочем месте, благо у него для этого есть целый кабинет, а тут...
- Пройдите в тамбур, пожалуйста, - вежливо попросила проводница и рукой показала в сторону металлической двери с небольшим окошком в конце вагона.
Алексей молча кивнул, поднялся и не торопясь последовал в указанном направлении, сжимая в руке пачку сигарет.
Прохлада тамбура одновременно освежает и заставляет плотнее закутаться в тёмное пальто. Когда он стал таким безразличным ко всему? Когда начал курить "Сенатора" вместо "Бонда"? И зачем он едет в город, из которого уехал больше десяти лет назад?
В кармане Алексей вместо зажигалки нащупал небольшой смятый листок. Приглашение на встречу выпускников. Он ещё ни разу не был ни на одной, и сегодня с утра ему показалось лучшим вариантом уехать из города и проветриться. А заодно и дать возможность Наташе собрать его вещи.
На смену безжизненной природе за окном пришли огни приближающегося города.
"Дом, милый дом".
Одноцветные гирлянды, развешенные по периметру наскоро разбитого кафе в спортивном зале их старой школы, придавали помещению интимности и делали давно потерявших былую привлекательность одноклассниц вновь заслуживающими интереса.
Алексея удивляло, как вообще администрация позволила им устроить здесь такую пьянку? С другой стороны, организацией занимался Роман, близкий друг, а уж он и мёртвого уговорит при желании.
- Лёшка, засранец, ни разу не навестил, не написал! - пьяным голосом взревел Игнат, один из закадычных школьных друзей Алексея, ранее бывший одним из самых привлекательных парней всей школы, а сейчас - обычный мужчина средних лет с редеющими волосами и пивным животиком, полвечера решающий сложнейшую дилемму: побить старого друга за игнор или же расцеловать на радостях встречи.
- Да, совсем зажрался в своей Москве, мажор хренов, - поддержал Игната Ромка и, подмигнув Алексею, опрокинул очередную рюмку.
Он всегда был таким: других подначивает, а сам остаётся в сторонке и смотрит на происходящее. Именно за это его качество Давыдов и выбрал Романа когда-то давно себе в лучшие друзья. И даже это нисколько не помешало ему игнорить друга наравне с остальными.
Алексей, к собственному удивлению, понял, что рад оказаться здесь, встретиться со старыми друзьями, и даже отстойная музыка и пляшущие вокруг полупьяные бывшие одноклассницы, то и дело норовящие ухватиться за него своими цепкими наманикюренными пальцами и утащить за собой на импровизированный танцпол, не так уж раздражали.
Знакомый смех с другого конца стола привлёк внимание Давыдова. Неужели... Он ведь не может ошибиться?
- Это что, Савельев Валерий? - спросил у друзей Алексей, повернув голову в сторону источника; наверное, впервые за весь вечер его голос звучал заинтересованно. - Он... Изменился.
Алексей внимательно разглядывал фигуру, едва освещаемую тусклым светом гирлянд: всё такой же утончённый, одетый в стильный светло-серый костюм, Валерий сильно выделялся на фоне людей, окруживших его. Раньше его красота была мягче, незаметнее, сейчас же она раскрылась, делая его лакомым кусочком для всех охотниц на мужей.
- О как завернул. Совсем у себя там разучился по-человечески говорить, - недовольно и крайне неодобрительно проворчал Игнат и потянулся за куском тонко нарезанной колбасы, лишь с третьей попытки отправив её в рот. - Да, это наша Лерочка. И нет, он вообще не изменился. Как был девкоподобным тихушником, так им и остался. Только популярности прибавилось.
Друг злобно уставился на бывшего одноклассника, мило улыбающегося в окружении прекрасного пола, и добавил:
- Вон, девки так и вьются. Тьфу, смотреть противно. Неужели бабомужики нынче в моду вошли?
- Не обращай внимания, просто Игги отказала девушка, на которой он жениться хотел, и сказала, что влюблена в Валеру. Вот он и бесится, - усмехнулся Ромка. - Но я согласен с тем, что он совершенно не изменился. Хотя тебе лучше знать: это ведь ты с ним весь выпускной класс зависал, - он в задумчивости развёл руками. - До сих пор не могу понять, что вы вместе делали, совершенно разные ведь.
- Трахались небось, - демонстративно хмыкнул Игнат и потянулся за следующей бутылкой беленькой, сшибая на своём пути все вазочки с салатами и графины с безалкогольными напитками.
Ромка только со смехом пихнул пьяного друга в бок, а Давыдов в задумчивости проследил за его движениями. Игнат тоже: с виду кажется поверхностным пьянчугой, но на деле чует даже больше, чем сам думает. Его случайное предположение, как всегда, попало в самую точку.
"Весь выпускной класс мы занимались сексом. И это... Пожалуй, это было лучшее время в моей жизни".
Одноклассники всегда называли Валерия не иначе как "Лера" или "Лерочка". Он всегда был худым и невысоким, с бледной кожей, большими, неестественно синими глазами и копной аккуратно причёсанных блондинистых, почти белых волос. А ещё тихий и добрый. Никогда не отказывал учителю в помощи, всегда давал списать, терпеливо выслушивал трёп одноклассниц. Парни этого не понимали и либо сторонились его, либо задирали. Но даже на это он всегда отвечал улыбкой, чем приводил их в ещё большее замешательство, поэтому чаще они предпочитали не обращать на него внимания. А Алексею было просто пофигу. Компания Игната и Ромы его устраивала более чем полностью, ни в каких секциях они с "Лерой", естественно, не пересекались. Да вообще нигде не пересекались. До того случая...
Родители свалили к друзьям на празднование годовщины свадьбы, и Алексей по приходу в дом не обнаружил в холодильнике даже повесившейся мыши, не то что еды. А есть хотелось до чёрных звёздочек перед глазами: шесть уроков и три часа тренировок в клубе лёгкой атлетики давали о себе знать. Пришлось заново одеваться и идти в ближайший супермаркет. Благо в чём-чём, а в деньгах его не ограничивали никогда.
На обратном пути, уже у самого подъезда, Алексей и увидел Валеру, сидящего на лавке с видом побитого щенка.
- Ты чего здесь? - подойдя, спросил Алексей, рассматривая одноклассника с головы до ног.
Вопрос вышел грубоватым, с обвинительными нотками в голосе, и даже сам Давыдов подумал, что, услышав такое вместо приветствия, возмутился бы. Но уж слишком неожиданно было увидеть Валеру у своего подъезда поздно вечером. Тем более что сентябрь тогда выдался холодным, и вечерами люди уже закутывались в тёплые осенние куртки, а на Савельеве была только лёгкая водолазка, школьные штаны и ботинки.
- Я? Сижу, - растерянно улыбнулся Валера, подняв глаза на Давыдова.
Никакой злости или недовольства, словно такое обращение было для него в порядке вещей. И правда странный он.
- Это я и так вижу, - Алексей, поставив пакет с продуктами рядом с лавкой, скрестил руки на груди, показывая, что уходить не собирается.
- С сестрой поссорился, она из дома выперла, - одноклассник грустно понурил голову. - Вот думаю, чего теперь делать.
- Ты что, здесь живёшь?! - удивлённо отозвался Алексей, явно поражённый таким открытием.
- Ага, на два этажа выше тебя, - рассмеялся Валера и сильнее обхватил себя руками в попытке согреться. - Уже лет семь как.
- Замёрзнешь ведь, - с сомнением в голосе произнёс Алексей, осматривая "новоявленного" соседа.
Вместо ответа Савельев просто улыбнулся, словно говоря, что с ним всё и так будет в порядке. Давыдов никак не мог решить, раздражает эта улыбка больше или нравится? Ведь видно же, что одноклассник врёт, вон уже вся кожа мурашками покрылась, а губы посинели.
Алексей, может быть, и безразличная сволочь, но бросить вот так человека на холоде - даже для него слишком, поэтому, тяжело вздохнув, он предложил:
- Пошли пока ко мне. Предки всё равно уехали.
- Точно? - спросил Валера немного смущённо и радостно одновременно.
- Точно. Ты ж тут окочуришься до утра сидеть, - Алексей передёрнул плечами. - Даже мне уже становится холодно. Пошли.
Квартира у Давыдова была довольно большая: четыре комнаты и просторная кухня буквально утопали в самых разных цветах и растениях, делая обстановку похожей на тропики, а плетёная мебель только усиливала впечатление; и длинная лоджия, в которой находился зимний садик. В его семье все ценили личное пространство, но в то же время в квартире было очень уютно и тепло - недаром его мама дизайнером работала.
Сняв верхнюю одежду, Алексей жестом пригласил мнущегося в коридоре одноклассника пройти на кухню. Есть хотелось жутко, и было уже всё равно что. Ему. Но не Валере. Тот не хотел быть "обузой", потому, в качестве платы за ночлег, пока Алексей был в душе, приготовил вкусный ужин в виде пасты, что определённо было куда лучше пельменей или бутербродов.
За едой они практически не разговаривали, каждый думал о своём. Давыдов о том, что Савельев действительно очень маленький для своего возраста и какой-то даже... хрупкий? И лицо у него, при внимательном рассмотрении, очень милое, прямо как у девушки, а ресницы даже длиннее. Интересно, а кожа мягче или...
- Спасибо ещё раз, что приютил, - неожиданно раздался голос Валеры и вывел Алексея из задумчивости.
- Да не за что, - ответил Давыдов и прищурился. - Я до сих пор не понимаю, как я мог не знать, что мы соседи. Даже по дороге в школу тебя ни разу не встречал.
- Это, наверное, потому, что меня сестра часто подвозит по дороге в институт, - пожал плечами Валера и уткнулся взглядом в тарелку.
- М-м-м, - задумчиво выдавил из себя Алексей, практически и не слушая, что ему говорят, полностью поглощённый мыслями о том, что даже голос у него тихий и такой... приятный слуху; необычно для парня. - Спасибо за ужин. Ты хорошо готовишь, - добавил он спустя несколько секунд, с аппетитом отправляя последние макаронины в рот.
- Пришлось научиться. Сестра готовить не любит, - усмехнулся Валера.
У него даже взгляд потеплел при упоминании сестры, а ведь она его из дома выгнала.
После недолгих раздумий Алексей всё же задал интересующий его вопрос:
- Вы живёте вдвоём?
- Официально - нет, с родителями, а по факту... - одноклассник помедлил, словно решая, стоит продолжить ответ или нет, но всё-таки добавил: - По факту можно сказать, что мы сами о себе заботимся.
Валера, закончив трапезу, поднялся, собрал тарелки и пошёл ставить их в мойку. Дорога до неё проходила мимо Алексея, и они, наверное, впервые оказались так близко. Настолько, что Давыдов почувствовал сладковатый аромат кокоса и чего-то ещё, тянущегося невидимым шлейфом вслед за одноклассником.
Не совсем соображая, что делает, он резко поднялся со стула, схватил Валеру чуть выше локтя, разворачивая на себя, вздрагивая вслед за ним, словно чувства Савельева через прикосновение подушечек пальцев к его мягкой коже передались Алексею и заполнили всё пространство вокруг них. Стало тяжело от повисшего напряжения, смешанного с волнением и неуверенностью.
Прямой, открытый взгляд Алексея и робкий, осторожный Валеры.
У него такая тонкая рука, что Давыдов одной ладонью мог практически обхватить её. И такая нежная кожа... Подтянуть его ближе, ни на секунду не разрывая зрительный контакт. Провести подушечками пальцев выше к плечу, распространяя статику по всему телу одноклассника.
От последнего движения Валеру шарахнуло так сильно, что он чуть не выронил тарелки. Их противный звон разрушил магию момента, и Алексей, поморщившись, забрал посуду и поставил на стол со словами:
- Я сам уберу, оставь.
Зачем, зачем он так себя ведёт? Это же ненормально. Но всё же...
- От тебя приятно пахнет, - Алексей принюхался и притянул Валеру ближе к себе.
Да, определённо, этот аромат он ни с чем не спутает. Недаром он обожает все сладости, в которых есть кокос.
Валера вздрогнул, но не предпринял попытки вырваться, даже наоборот, слегка помедлив, сделал маленький, несмелый шаг навстречу.
- Это? - одноклассник потянул себя за светлую прядку. - У меня шампунь закончился, и я взял у сестры.
А затем он усмехнулся. Это была не обычная его улыбка, а какая-то именно обречённо-провокационная усмешка.
- Я странный, да? - спросил он, видимо, решив, что Давыдов начнёт дразнить его девкой, как и остальные, и поспешил отстраниться.
Но правда в том, что Алексею всё нравилось: и внешность, и хрупкость, и эта улыбка - просто глаз не оторвать. Но больше всего запах. Отчего-то он безумно возбуждал. И Алексей понял, что не успокоится, пока не поймёт причину, в одно мгновение уничтожив последние миллиметры расстояния, разделяющие их.
- Прости, но это я странный, - почти шёпотом произнёс Давыдов в приоткрытые губы одноклассника, накрывая их тут же своими.
Было ли виной тому удивление, или же Савельев сам хотел этого не меньше, но поцелуй вышел на грани. На грани неуверенности и агрессивности, страстности и нежности, лёгкости и глубины.
- Тебе совершенно не идёт имя "Валера", - прохрипел на ушко, опаляя тяжёлым дыханием, однокласснику Алексей, пальцами зарываясь в его волосы и придерживая другой рукой за талию, силясь прижать его к себе ещё ближе, насколько возможно.
- Это я и без тебя знаю, - с лёгкой ужимочкой, ведя кончиком носа, едва касаясь, по щеке Давыдова, прошептал Савельев.
Он, судя по всему, ничего не имел против того, что его буквально вжали в кухонную столешницу.
- Дразнишься? - словно предостерегающе спросил Алексей, но тон, которым был задан вопрос, не сработал, как и суровый взгляд. - Лир, - добавил он после некоторой задумчивости и оценивающе осмотрел одноклассника. - Да, я буду звать тебя Лир.
- Как король? - тихий голос резко контрастировал с озорной искринкой в глазах Валеры.
- Именно.
Они снова поцеловались, на этот раз дольше, пуская в ход руки, изучая тела друг друга, пока только поверх одежды, пока...
"Больше" - слово, которое плотно засело в голове у Алексея. "Хочу больше касаться его".
Один поцелуй перетекал в другой. Чем ближе они оказывались, тем больше хотелось дотрагиваться, снимая всю ненужную одежду. Кожа к коже. И да, она оказалась такой же нежной и гладкой, как кожа девушек. Немыслимо.
Чем больше они обнимались, тем больше им не хотелось останавливаться. Хотелось и дальше гладить друг друга, то ласково, то с силой сжимая почти до хруста костей; игриво проводить подушечками пальцев вдоль позвоночника, вызывая лёгкую дрожь и мурашки. Вот так, не расцепляя объятий, переместиться из кухни в зал, чуть не сбив несколько горшков с цветами, и, добравшись до комнаты, опуститься прямо у входа на мягкий ворсистый ковёр, уже не прося, а требуя, отрезая все возможные пути к отступлению.
"Хочу больше чувствовать его".
Звяканье застёжки ремня и нетерпеливая борьба с пуговицей и молнией. А губы уже оставили тёмные следы на тонкой коже шеи и ключиц, плавно опускаясь ниже, задевая соски, так легко и дразняще, вызывая первый приглушённый стон. Куда более сексуальный, чем у любой девушки. Куда более возбуждающий.
Лир не отставал, в точности повторяя все действия за Алексеем, а у того буквально рассудок мутился от вида покрасневшего лица и припухших губ, затуманенного взора и ощущения тонких пальцев на своём члене. И когда он только успел?..
Ласки по очереди - слишком долго. Алексей разрывался между желанием забыть обо всём и дальше получать удовольствие и желанием так же изучать тело Лира, вырывать из груди хриплые стоны. Решение пришло неожиданно. Яркой вспышкой возникло в сознании.
Он с силой надавил на его плечи и уселся рядом с ним. Почти вплотную.
Полураздетые, прямо посреди комнаты, они сидели на ковре и изучали друг друга: поцелуями, прикосновениями, подстраиваясь под нужный ритм, бёдрами подаваясь навстречу движениям рук, тяжело дыша, не отрывая друг от друга почти чёрных от желания глаз, и разница между ними была лишь в том, что Алексей только с шумом втягивал в себя воздух, в то время как Лир откровенно и чувственно стонал.
"Больше".
- Я хочу больше, - не осознавая, что сказал это вслух, Алексей опрокинул Лира на спину и начал лихорадочно мять руками его мягкую худую задницу.
- Нет, не сегодня. Я... Сегодня нельзя, - Лир упёрся руками в грудь Давыдова и ни в какую не хотел уступать.
- Это почему же? Слишком быстро? - усмехнулся тот, проведя губами по выступающей косточке ключиц.
- Нет, но... Я не подготовлен... - Лир покраснел и закрыл лицо руками. - Пожалуйста, не заставляй меня говорить это вслух!
Ну зачем же, Алексей ведь не дурак, сам прекрасно всё понял. Но вид смущённого донельзя Савельева доставлял почти садистское наслаждение.
"Я хочу заставить его краснеть ещё сильнее", - эта настойчивая мысль никак не хотела утихать. Зато подсказала возможную альтернативу сексу. На сегодня.
- Тогда сделай сам, - хрипло прошептал Алексей у самого уха Лира, заставив того вздрогнуть.
- Сделать что? - робко и совсем тихо произнёс Лир, готовый в тот момент сделать всё, что ему бы не приказали.
Алексей взял его руку в свою и начал водить ей по обоим членам сразу. Долго учить Лира не пришлось: уже через пару минут он сам поглаживал, легко очерчивая пальцами венки, сжимал сильнее у головок, размазывая проступившую смазку по всей длине, то увеличивая темп, практически доводя обоих до разрядки, то вдруг замедляясь, и сам же от этого нетерпеливо подавался навстречу с умопомрачительными стонами, и всё, что оставалось Алексею, - с силой сжимать зубы, чтобы не застонать, и наслаждаться.
Кто бы мог подумать, что ощущение чужого члена, трущегося о его, будет таким крышесносным. Что дрочка чужой, мужской, рукой сделает его стояк каменным. Что для разрядки потребуется всего каких-то несколько минут. Несколько бесконечных минут удовольствия, хриплых стонов, кусачих поцелуев.
Лир начал особенно быстро и резко двигать рукой и бёдрами, кончая с громким стоном, и от одного этого вида Алексей последовал за ним, забрызгав одежду и животы друг друга, но в этом была какая-то... пошлая прелесть. Какое-то время они просто сидели, упёршись друг в друга лбами и переводя сбившееся дыхание. Пытаясь вернуться в реальность.
В соседней комнате что-то с грохотом упало на пол. Ребята неосознанно переглянулись, и Алексей заметил во взгляде Лира смущение вперемешку со страхом, а на лице всё отчётливее проявлялся румянец. Он боялся, что теперь его выкинут на улицу?
Ну уж нет.
Усмехнувшись своим мыслям, Алексей нехотя поднялся, утягивая ещё ничего не соображающего Лира за собой, и направился к источнику шума, по дороге всунув Савельеву в руки футболку в качестве полотенца, взглядом указав на его живот.
Когда они дошли до кухни, ещё даже не включив свет, взгляд Давыдова привлёк мигающий телефон Лира, видимо, свибрировавший со стола на пол к небольшому диванчику.
На дисплее мобильника навязчиво высветился десяток пропущенных звонков и смс от сестры Лира с содержанием а-ля: "Извини", "Вернись", "Где ты? Почему не берёшь трубку?", "Не будь таким, я же волнуюсь".
Лир тут же начал метаться по квартире, собирая разбросанные вещи и пытаясь привести себя в более-менее приличный вид, и Алексей, опершись на дверной косяк и сцепив руки на груди, с лёгкой улыбкой наблюдал за всем этим.
Спустя несколько минут Лир уже завязывал шнурки в прихожей, попутно тараторя в спешке что-то вроде: "Мне пора, она уже заждалась, не хочу с ней ругаться снова", а Алексей, подходя к коридору, всё никак мог перестать пялиться на идеально округлую, упругую задницу, обтянутую тканью школьных брюк.
Вот и кто, кроме него, в выпускном классе в форме ходит? Нонсенс.
- Ты придёшь завтра?
Вопрос Алексея заставил Лира на мгновение замереть, но уже в следующее мгновение он, вешая на плечо рюкзак, с улыбкой повернулся к Давыдову:
- Конечно, если ты хочешь. Кстати, Алексей как-то слишком официально, а Лёшу ты не переносишь. Не против, если я буду звать тебя Алекс?
- Это как кто? - Давыдов начал перебирать всех известных ему книжных персонажей, но так и не вспомнил никого с таким именем.
- Не как кто. Просто Алекс, - Лир улыбнулся на прощание и ушёл.
Позже, принимая второй раз за вечер душ, Алексей задумался: "А откуда вообще Лир знает, что он терпеть не может, когда его называют Лёшей?"
Уже довольно давно он чувствовал, когда был в школе, что за ним наблюдают. Когда он болтает о чём-то с друзьями или переодевается на физкультуру. Да даже в столовой, выбирая между бумажной котлетой в тесте и примерно такого же состава сосиской с макаронами, он явственно ощущает на себе чужой взгляд. Сначала это его напрягало, он даже порывался выяснить, кто этот долбаный сталкер, а потом просто забил. Получается, этим кем-то всё это время был Лир?
Он не похож на человека, который будет спать с первым встречным, а это значит, что Алексей ему, как минимум, нравится.
На следующий день Лир в школу не пришёл, чем привёл Давыдова в бешенство. Весь день в голову лезли мысли о том, какой он идиот, что дал Лиру уйти, что не спросил номер его квартиры, что теперь, если он передумал, уломать его будет гораздо сложнее. И не думать о нём не получалось совершенно.
Впервые Алексей кого-то так сильно хотел. Впервые его кто-то так заинтересовал, вызвав целую бурю эмоций внутри. Он до сих пор чувствовал этот крышесносный аромат Лира на своих руках, в голове звучали тихие стоны, а в штанах становилось тесно и даже немного больно.
Нет, он совсем не изводил себя мыслями о том, как это плохо и неправильно - хотеть поиметь парня. Тем более что с двумя девушками, которые у него были до этого, он даже близко ничего подобного не чувствовал. Одна была слишком требовательная и не давала даже поцеловать себя, пока он не подарит ей какую-нибудь безделушку, и притом в постели оказалась хоть и не девственницей, но абсолютным нулём. Вторая же, наоборот, была тихая, до поры до времени, а точнее, пока он не переспал с ней.
Полночи она тряслась от страха и кричала, а вторую половину очень умело изображала бревно. Ну а Давыдов никогда в бобры не записывался и любви к деревяшкам не испытывал, потому и со второй довольно быстро разбежался.
А Лир... Он решил, что заполучит его любой ценой.
Вот за такими мыслями он и провёл все уроки.
Позже, придя домой и переодевшись, Алексей первым делом побежал на указанные два этажа выше и начал выстукивать все двери, со второй попытки найдя-таки нужную.
- Ты какого хрена в школу не пришёл? - в ещё не до конца открытую дверь проревел он.
Показавшийся на пороге Лир удивлённо захлопал длиннющими ресницами.
- Я...
- Ты же не хочешь сказать, что передумал? - прищурился Давыдов, обрывая его на полуслове.
- Нет, я просто... готовился, - последнее слово было произнесено Лиром так тихо, что расслышать его можно было, лишь стоя очень близко.
Как раз так они и стояли.
- И как, подготовился? - вкрадчиво, в тон ему спросил Алексей.
Лир не ответил, только кивнул, пряча смущённый взгляд за упавшими на лицо волосами, а Алекс понял, что, если терпеть ещё больше, пуговица на штанах лопнет.
Давыдов смутно помнил, как они добрались до его квартиры, как оказались на узкой кровати, жадно исследуя руками, губами обнажённые разгорячённые тела друг друга, как Лир оказался прижат к матрацу, как он навис над ним... Всё, что он помнил, - это желание, абсолютно неконтролируемая похоть, теснота чужого тела, крики, вязкая сперма Лира на его ладони и определённо самый умопомрачительный оргазм в его жизни. В первый раз не вытаскивая, внутрь, а потом не давая Лиру подняться, он заворожённо наблюдал, как пошло стекает с худых бёдер его семя.
И так каждый раз.
Секс с Лиром оказался даже лучше, чем Алекс ожидал. Можно было не осторожничать, дать себе волю. Можно было втрахивать податливого Савельева в кровать и глушить его стоны, вжимая рукой голову парня в подушки. И ещё больше заводиться от того, что даже так они были слышны. Можно было, не задумываясь, кончать внутрь, до крови прокусывая худое плечо, наслаждаться сильным прогибом в пояснице, когда Лир сам подавался ему навстречу, вздрагивая каждый раз, когда яйца Алекса с пошлым шлепком соприкасались с его телом.
После секса они лежали рядом, иногда обнимаясь, а иногда едва касаясь друг друга кончиками пальцев. Алексу нравилось смотреть на смущённое, но довольное лицо Лира, нравилось слушать его голос, пусть он далеко не всегда вслушивался в суть того, о чём именно рассказывал ему одноклассник. Его завораживал вид синяков и кровяных царапин на худощавом теле. Алекс ровным счётом ничего не понимал в искусстве, но, если бы его спросили, он бы сказал, что вот такое обнажённое, залитое спермой, покрытое его метками, с припухшими губами и растрёпанными светлыми волосами тело Лира - и есть произведение искусства.
Порой, замечтавшись, он сильнее, чем нужно, надавливал на ссадины, заставлял снова начать кровить следы укусов, и Лир, поначалу вздрагивающий и отстраняющийся, пытающийся закрыться, сдавался, сам подавался вперёд с хриплыми стонами и мольбами продолжить.
И снова всё по кругу.
Первое время Алекс сомневался: а правда ли Лиру нравится такое обращение? Ведь, по его словам, любовников у него раньше не было. Но то, что он мог кончить только от того, что его откровенно дерут в зад, то, как он сам то и дело нарывался на грубость, убедило Алекса в правдивости его слов.
- Я, кажется, понял, - как-то раз произнёс он, нависая над извивающимся под ним Лиром. - Ты мазохист, да? Любишь, когда тебе делают больно, когда тебя подавляют.
- Н-нет, ты не прав... А-а-а, - парень вскрикнул, когда Алекс с силой выкрутил ему соски.
- Да неужели. Хочешь сказать, это тебе не нравится? - Давыдов зубами до крови прокусил припухшую губу, соски он сжимал уже не пальцами, а ногтями.
- Н-н-нет... - простонал Лир.
Такой пошлый и развратный стон. Такой лживый.
Алекс ведь чувствовал головку его члена, упирающуюся в пупок. Он говорит "нет", но на деле заводится ещё сильнее.
Алекс решил научить его быть честным с самим собой.
После этой ночи Лир ни разу не отказал Давыдову, приходя по первому его зову. Раньше он мог сослаться на сестру, ворчащую, что он стал слишком мало бывать дома, на большое количество домашней работы или какие-то школьные дела, но не после того, как Алекс "подчинил" его.
Они стали проводить вместе всё больше и больше времени, и оба всё больше тонули друг в друге. Алексу безумно нравилась его власть над Лиром, эта безоговорочная покорность во всём: взгляде, что тот украдкой кидал на Алекса; голосе, что из тихого и спокойного становился вмиг хриплым и надрывным; в полном подчинении любым его желаниям.
Сначала они занимались сексом только у него или у Лира, но очень скоро им этого стало мало. Школьный сортир, подсобка спортинвентаря, грязный подъезд в соседней общаге... Алексу безумно нравилось ломать правильного в обычной жизни Савельева, ставить его на колени и заставлять сосать - Боже, он до сих пор помнит ощущения его губ и языка на своём члене! - а затем кончать и смотреть, как он сглатывает, следить за тем, как поднимается и опускается едва заметный кадык, как он облизывает свои блядские губы, словно съел лакомство, а не сперму другого парня. И от этого зрелища становилось так жарко, что хотелось больше, ещё больше... Например, вжать в стену и хорошенько оттрахать, не щадя и временами даже не растягивая, зажимая до побелевших пальцев непослушный рот, из которого так и норовили слететь громкие вскрики.
Но не только Алекс учил Лира подчинению - тот тоже учил его доминировать. Как-то раз он попросил Алекса проколоть ему уши.
Такой милый, он стоял, словно нашкодивший, нервно мял руками край рубашки, бросая на Давыдова долгие взгляды, а затем решился и протараторил на одном дыхании что-то про запрет родителей и неодобрение сестры, про жгучее желание, чтобы это сделал именно Алекс.
Но тот согласился не сразу.
Одно дело - иметь уже существующие дырки, а другое - проделывать новые. По мнению Давыдова, это никак к сексу не относилось, и вообще не слишком его привлекала эта идея. Но Лир впервые за всё время их общения был так настойчив и непреклонен. И Алекс, в конце концов, сдался. Сначала были уши: по два пирсинга в каждом, потом соски и, наконец, уздечка...
Алексу понравилось. Это как метки, которые не исчезнут через неделю, а останутся навсегда. И видеть их может только он.
Видеть, как Лир вздрагивает, закусывает до крови губы, как блядски выгибается, возбуждаясь от этой боли. Чувствовать, как возбуждается сам, до пелены перед глазами. В сексе это добавило ещё больше пикантности и возможностей для игр. Например, можно было продеть между двумя маленькими колечками ленту и при каждом движении тянуть её на себя, оттягивая соски, заставляя Лира умолять, умолять хотя бы о маленьком тактильном контакте... Просто безумие.
Он настолько увлёкся одноклассником, что перелопатил кучу информации по данному вопросу. С каждым разом ему становилось всё интереснее, это всё больше затягивало его. Лир не надоедал, наоборот, его хотелось больше, ещё больше.
Как-то раз Алекс заставил Лира прийти на важный урок неподготовленным и наслаждался видом краснеющего и мнущегося у доски Савельева. Все, включая учителя, думали, что это из-за того, что тот впервые не мог ответить нормально, но только Алекс знал правду. Что этот румянец - отнюдь не признак стыда. Что рука, сминающая край рубашки - это не стеснение, а попытка спрятать возбуждение. Неотрывно следить за ним взглядом всё это время, а потом, после урока, затащить в туалет и увидеть заляпанные спермой трусы и штаны. Кончил от одного взгляда и осознания того, что его Алекс им доволен.
С друзьями Давыдов теперь проводил время только на тренировках и редких гулянках. Лира с собой не брал: тот сам не горел желанием, да и Алекс почему-то не хотел, чтобы кто-то, кроме него, видел, какой Лир вне школы.
"Он только мой".
Подготовкой к экзаменам они тоже занимались вместе, и вот тут начитанность и усидчивость Савельева очень помогла им обоим.
Он на удивление хорошо и доходчиво всё объяснял, мог ответить практически на любой вопрос и вообще оказался по-настоящему интересным собеседником.
Так продолжалось до окончания школы, а потом Алексей просто уехал.
Лир был первым человеком, настолько его захватившим, но, тем не менее, чем-то серьёзным Давыдов его никогда не считал. Он даже не знал, как правильно охарактеризовать их отношения: за всей этой лавиной ощущений, чувств, эмоций, событий просто некогда было думать.
Выходит, даже с ним Алексей бежал. Но это однозначно был самый умопомрачительный спринт в его жизни...
Из воспоминаний Алекса вывел громкий окрик.
- Эй, хватит так откровенно пялиться, ты на нём дыру протрёшь, - Роман помахал широкой пятернёй перед его лицом и нагло привалился на плечо. - Если не перестанешь, решу, что Игги был прав.
- Думай, как хочешь, - огрызнулся Давыдов, всё ещё не отводя взгляда от Лира.
Всё так же, как тогда, и без разницы, что прошло больше десяти лет, - одного взгляда на Лира достаточно, чтобы снова окунуться в этот омут.
Просто невозможно перестать смотреть. Но и этого мало, нужно больше...
Оживление и недовольное ворчание на другом конце стола заставили Алексея напрячь уши в попытке расслышать, что такого этим дамочкам говорит Савельев.
- Ну ладно, рад был со всеми вами повидаться, - Лир встал, стараясь отцепить от себя особенно наглых женщин. - Пожалейте, мне завтра на работу спозаранку вставать, - без намёка на раздражение, терпеливо объяснил он.
И улыбнулся.
Да, как всегда, перед его улыбкой невозможно устоять. Но раньше Лир не улыбался другим так смело. Что-то внутри Алекса недовольно перевернулось.
Он молча наблюдал, как Савельев собирается, вытягивает из-под стола сумку и направляется к выходу, попрощавшись со всеми ещё раз.
"Я не могу позволить ему просто так уйти", - эта мысль заслонила собой все остальные, и, совершенно не заботясь о том, как это выглядит со стороны или что подумают друзья, Алекс вышел вслед за Лиром.
Он мог бы нагнать его ещё на выходе, но по каким-то непонятным даже для него причинам до самой остановки шёл чуть поодаль, рассматривая спину Лира, словно пытаясь понять, насколько сильно тот изменился. Словно изучение его затылка что-то могло дать.
- Давно не виделись, - лениво растягивая слова, произносит Алекс, убрав руки в карманы пальто.
Они поравнялись у подхода к пластиковому козырьку.
Лир замирает, будто не веря, вздрагивает и медленно поворачивается. Отросшие пряди частично выбились из хвоста, обрамляя повзрослевшее лицо, снова делая его по-юношески очаровательным.
- Да, - Лир отвечает с той же интонацией, с которой когда-то давно спрашивал у Алекса про серьёзность его намерений предоставить ему ночлег.
Словно насмехаясь над попытками Алекса, вдали мелькают фары пазика, приближаясь слишком быстро. Вот он уже остановился напротив них, раскрыв свою складывающуюся пасть, освещая их силуэты бледным светом.
Лир уже собирается подняться, как его перехватывают за руку и разворачивают.
- Может, лучше пройдёмся? - вопрос Алекса звучит как требование.
Савельев пожимает плечами, послушно опускает руку и идёт за ним. Молча целый квартал.
- Я писал тебе, много писал. Но ты так и не ответил ни на одно письмо, - Лир неожиданно нарушает молчание, словно не дождавшись того же от Алекса.
В его голосе чувствуется лёгкая дрожь и обида.
- Да, прости. Я получил их все, но у меня всё время было столько дел... - протянул Алекс.
И снова эта гнетущая тишина, как бетонная стена между ними.
На самом деле это всё - лишь жалкие оправдания, и они оба это знают. Письма ровной стопочкой пылятся на верхней полке тумбочки Алексея, нераспечатанные. Просто где-то в глубине души он всегда знал, что, если раскроет хоть одно из них, бросит всё: и работу, и жену, и привычную жизнь. Снова станет тем странным, живым, безумным Алексом, каким он был в восемнадцать лет.
"Такие сильные чувства и переживания... Так, может, это оно и есть? - шальная мысль закрадывается в голову помимо воли. - Нужно сказать, нужно хоть что-то ему сказать!"
- Ты стал популярен у женщин, - в голосе Давыдова сквозит неприкрытая ревность.
Но он убеждает себя, что это просто глупая попытка перевести разговор в безопасное русло.
Последняя попытка убежать от самого себя.
- Мне оно без надобности, - Лир горько и как-то озлобленно усмехнулся, а Алексей нахмурился, краем глаза продолжая изучать его.
"У него в ушах те серьги, которые я подарил ему на выпускной... А в других местах он тоже оставил мои метки?"
Надежда затеплилась яркой искоркой, и Давыдов уже готов был сгрести любимого - да, именно любимого, ведь если и есть на свете любовь, то это точно то чувство, которое испытывал к Лиру Алексей, которое он до сих пор к нему испытывает, из-за которого, как бы ни старался, больше никого не смог впустить в сердце - он уже готов был сгрести его в объятия, как настырная мелодия на телефоне сорвала ему все планы.
Савельев покопался в карманах брюк озябшими пальцами и выудил оттуда чёрный вибрирующий смартфон. Увидев номер, он слегка нахмурился, ответил и довольно долго с кем-то разговаривал. Алексей всё время стоял рядом, готовый, если будет нужно, схватить Лира в охапку и не дать ему уйти, и прожигал его тяжёлым жадным взглядом. Он старался не вслушиваться, но кое-что он услышал слишком отчётливо: какой-то левый мужик называл его "Лиром". Так, как только он, Алекс, имеет право его называть! И долгая разлука не должна была на это повлиять. Это одно из первых правил, которым Алекс научил его: "Лир - только для меня".
Руки сжались в кулаки, и Алексею больших усилий стоило не выхватить у Савельева из рук телефон и не разбить его об асфальт.
- Не хочешь пойти ко мне? - дождавшись, когда телефонный разговор закончится, обманчиво спокойным голосом спросил Алекс.
Лир остановился, удивлённо моргнул и рассмеялся прямо в лицо Давыдову.
- Ты действительно не изменился. Знаешь, раньше я бы с радостью согласился. Без вопросов пошёл бы, куда бы ты ни сказал. Я был бы безумно рад даже простому общению, потому что это ты, - улыбка исчезла с красивого лица, на смену ей пришло выражение муки. - Но сейчас я могу только злиться. Я влюбился в тебя гораздо раньше, чем ты узнал, что я вообще существую. Я влюбился сам. Но это ты, ты привязал меня к себе, сделал зависимым, открыл то, что я так старательно пытался запереть внутри себя, а потом просто бросил меня и уехал, - он выплёвывал эти слова, словно яд, заставляя Алекса сильнее хмурить брови, виновато опускать глаза. - Ни слова не сказал, даже не попрощался. Просто исчез. Не отвечал на письма. Это из-за тебя я до сих пор один. Как ненужная игрушка, которую запрограммировали на любовь к одному-единственному эгоисту, совершенно в ней больше не нуждающемуся.
Лир, похоже, и сам был удивлён тому, что смог всё это высказать.
- Прости. Я рад был повидаться, Алекс, но я ухожу, - его голос, только что почти сорвавшийся на крик, снова стал спокойным и тихим.
Словно ничего не случилось.
Давыдов какое-то время просто стоял и смотрел вслед удаляющейся фигуре, а потом внутри него будто что-то щёлкнуло.
Плевать, даже если он соврал, что один; плевать, что отказал. Он всё ещё его, он зовёт его Алексом, носит его метки, любит его...
Это скользит в голосе, во взгляде, в жестах. Эмоции, запертые внутри долгие десять лет, вырвались наружу. Он открыл не только наклонности Лира, но и свои. Пускай это самая извращённая и грязная любовь на свете, но она всё, что есть у Давыдова. И Лир не имеет права ему отказать. Но, похоже, он про это забыл.
Поправимо...
Догнать его оказалось гораздо легче, чем Алекс рассчитывал: уже через три минуты они стояли в закоулке, Лир снова был в его руках, полностью в его власти. Прижатый к мощному телу одной рукой, без возможности даже пискнуть, так как рот был зажат другой, он беспомощно брыкался, из последних сил стараясь вырваться.
- От тебя пахнет так же, как тогда, - Алекс уткнулся носом в светлый затылок, втягивая любимый аромат. - Я люблю этот запах. Однажды я сказал тебе, что ты приятно пахнешь, помнишь?
Лир прекратил сопротивляться, задрожав всем телом.
- Ты, похоже, совсем от рук отбился, даже не отвечаешь, - Алексей проговорил это, ощутимо укусив ухо, оставив красные следы на мочке. - Пошли, тут совсем недалеко до отеля, в котором я остановился.
Раньше он не понимал... Даже не пытался осознать. Но любовь - она именно такая. Как чувства Лира к нему. Как его чувства к Лиру, ни на йоту не угасшие за столько лет.
Сколько ни пытайся себя обмануть - правда всё равно вылезет наружу.
Как только они вошли внутрь номера, Алекс тут же повалил Лира на кровать, сорвал галстук и связал им заведённые за голову руки. А дальше был треск разрывающейся одежды, тяжёлое дыхание, нервная дрожь в пальцах и неуверенность в поцелуе, какой даже в их первый раз не было. Алекс почувствовал, как по лицу Лира текут слёзы, размазываясь по их щекам.
Нет, только не сейчас. Сейчас не место боли - только любви. Давыдов намерен показать всю серьёзность своих чувств к Лиру.
Нужно только нагнуться ещё ближе, чтобы почти касаться горячими губами чужих. Нужно смотреть прямо в эти невозможно синие глаза.
- Я люблю тебя, - прошептал Алекс, и Савельев удивлённо вскинулся, но он не дал ему отвернуться. - Я и тогда любил тебя. Я все эти годы не переставал любить тебя.
- Ты врёшь, - так тихо, одними губами произносит Лир.
А в глазах - надежда.
- Нет. Я впервые за эти годы честен с собой. Я скажу это только раз, - и, уже на грани поцелуя, Алекс шепчет: - Прости, что оставил тебя так надолго.
Последняя фраза окончательно сносит плотину, что они возводили между собой и своими чувствами все эти годы. И чувства, вырвавшись наружу, поглощая их своей силой, окончательно лишили обоих возможности сопротивляться.
Снова поцелуй - жаркий, жадный, кусачий. Заново узнавать друг друга после долгой разлуки, каждую чёрточку, каждую морщинку.
Слушать, как изменился, стал чуть грубее голос, и понять, что возбуждаешься ещё сильнее, чем раньше. Страсть приобрела терпкий привкус, став богаче и многограннее. А его тело всё так же хранит старые метки, всё так же отзывчиво отвечает одинаково и на наслаждение, и на боль. И Алекс теряет себя, погружаясь в забытые ощущения, и рождается заново в фейерверке удовольствия. Раз за разом всё сильнее.
Уже позже, лёжа в объятиях друг друга в полумраке номера, Давыдов до хруста костей сжимает ничего не подозревающего Лира.
- Я не знаю, что это за мужик, но если он ещё раз назовёт тебя Лиром, то я ему лично похороны обеспечу. А тебе голодный паёк и железную клетку на причинное место.
- Надо же, какой грозный. Ай-ай, правда ведь рёбра сломаешь! - Лир протестующе вскрикивает. - Я же говорил, что один. Это муж сестры. Когда они начали встречаться, он часто видел меня с "Королём Лиром" в руках, вот и стал так называть. Я просил его перестать, но он всё равно иногда забывается.
Не сказать, что это объяснение вполне удовлетворило Алекса, но всё же оно было лучше, чем любовник на стороне.
- А у тебя? У тебя кто-то есть?
- Да. Жена и сын, - негромко проговорил Алекс и почувствовал, как Савельев напрягся. - Бывшая жена и сын.
Услышав эту весомую поправку, Лир снова расслабился, продолжив задумчиво водить подушечками пальцев по рельефу мышц на руке Давыдова, и проговорил:
- Маленьких я люблю. А жена - хорошо, что бывшая. Потому что, если бы нет, пришлось бы её таковой сделать.
Он даже не пытается скрыть собственнические нотки в голосе, что, к собственному удивлению, Алексу очень нравится.
Всё-таки за эти годы Лир довольно сильно изменился. И это лишь разогревает интерес. Отгул на работе он взял только на три дня, а это значит, что скоро нужно будет возвращаться в столицу. И на этот раз Лира он увезёт с собой. И никак иначе.
- Отлично, у тебя два дня на сборы, - Алекс не спрашивает и не просит, он просто ставит любовника перед фактом.
- Что? Алекс, я не могу просто так взять и уехать, - Лир приподнимается на локтях и заглядывает в карие глаза.
- Я сказал, что у тебя два дня. Ты поедешь со мной, - Давыдов грубо хватает Лира за затылок и оттягивает его голову назад. - Это не просьба. Это приказ.
Лир вздрагивает, часто моргает, словно сбрасывая пелену с глаз, и довольно улыбается. Уже через пару секунд это снова его Лир.
Полностью покорный Лир, получающий удовольствие от того, что ему снова приказывают. Готовый на всё, чтобы Алекс был доволен.
- Хорошо.
Как он по этому скучал. Как жаждал этого. Больше он его не отпустит... Даже если Лир сам захочет уйти, он ему просто не даст этого сделать. Свяжет, запрёт, прикуёт наручниками, накачает психотропными - неважно.
- Но... - Лир уткнулся носом в твёрдую грудь. - Если ты снова оставишь меня, я просто сдохну. Правда. Я думал, что смог подавить это в себе и стать обычным, но одного твоего взгляда хватило, чтобы я понял, что врал себе всё это время. Я никогда не принадлежал себе. Всегда только тебе.
Алекс почувствовал слёзы, капающие из глаз Савельева, и тонкими ручейками скатывающиеся по его телу. Добрый трусишка Лир.
Он никогда не перестанет хотеть его всё больше. Во всех смыслах.
- Не оставлю. Обещаю.
Собери меня из осколков - звёздных брызг, как слеза, прозрачных. Свой бескрайний покинув Космос, я упал сюда кометой. Знаешь, там, в ледяных пространствах, где нет власти ни Тьмы, ни Света, Этот мир, потерявший душу, уж давно ничего не значит. Ты, конечно, не вспомнишь вовсе сотен прожитых инкарнаций. Прикоснись же к моим останкам - если жаждешь услышать правду: Ты такой, как и я, изгнанник, мы с тобой из одной плеяды - Неприкаянных, одиноких, обречённых вовек скитаться. Где закончится путь тот долгий?.. Да и был ли когда-то начат? - Мне уже не узнать, пожалуй. След мой тает во мгле, но всё же: Словно "Кай" - заветное слово, собери меня, если сможешь... И разбей! Этот мир, нам чуждый, всё равно ничего не значит.