Ну что за день такой? Не везёт мне сегодня, не везёт. Впрочем, мне и по жизни не везёт. С самого моего рождения...
Мою маму, работавшую в университетской библиотеке, обрюхатил какой-то заезжий горец, исчезнувший наутро. От него мне досталась смазливая мордашка и восточное имя. Лейсян. Леся. А горца больше никто и никогда не видел. Мама вырастила меня одна. В малюсенькой комнатке студенческого общежития. Я и сейчас там живу. Уголок комнаты отгорожен парой шкафов, скрывая древний продавленный диван и миниатюрный столик. На зарплату библиотекарши сильно не разгуляешься, едва-едва хватает на еду. Насколько я себя помню — денег не было ВСЕГДА. Мама получала скудную зарплату, отдавала долги и кое-как пыталась дотянуть до следующей. Платили мало, если бы не мамина подработка уборщицей, мы бы давно протянули ноги с голодухи. В школе я всегда была «прокажённой», «неприкасаемой». Старая, застиранная-перешитая одежда, отсутствие телевизора-компьютера-приставки, телефона, косметики и модных шмоток — девочки меня избегали. Мальчиков я не подпускала сама. Общаговские дети рано учатся драться.
Окончание школы, бессмысленный поиск работы. Ну кому я нужна? Бедная одежда, стрёмная внешность и отсутствие опыта. В итоге удалось устроиться в школу библиотекаршей, под условие директрисы поступить в педагогический. Проклятье семьи какое-то. Зарплата мизерная, но мне, привыкшей жить впроголодь, хватало. В институт на вечернее я поступила... Потом не стало мамы и я осталась одна. Пришлось подрабатывать уборщицей в школе. Точно, семейное проклятие.
А на прошлой неделе у меня в метро вытащили кошелёк. Со всей моей нехитрой зарплатой. Всё бы ничего, но на позапрошлой неделе я спустила остатки денег на блузку и джинсы. Вот, покрасовалась, дура. Выпрашивать деньги у соседок было стыдно и я отправилась промышлять в супермаркеты. И попалась. Теперь сижу в подсобке под присмотром охраны и жду полицию. Стыдно.
Вместо милиции пришёл молодой человек, увёл меня в какое-то полутёмное помещение и пристегнул к стене. Наручниками. Туго, запястья болят от любого движения. Неудобно — труба отопления, к которой я пристёгнута, идёт слишком низко, мне не выпрямиться. Руки скованы за спиной, на пол не сесть. Вот и стою в неудобной позе, со скованными руками и выставленной попой. Руки понемногу затекают.
Когда молодой человек вернулся, мои туго сдавленные кисти уже ничего не чувствовали.
— Расстегните, больно.
— Потерпишь. Думаешь, в тюрьме легче будет?
— Какая тюрьма? Из-за пары йогуртов?
— Да ты сюда как на работу уже ходишь. Сейчас видеозаписи подготовят, акт составим, и в полицию.
— Не надо полицию, я всё оплачу.
— Утащенное за четыре дня? Сомневаюсь. Документы есть?
— Не имеете права. — Он подошёл ко мне вплотную, прижав к стене и полез обшаривать карманы моих джинсов. Я попыталась ударить его ногой. Когда руки вывернуты, висишь вся скрюченная, а он — высокий и сильный, пнуть противника довольно сложно.
— Пожалуй я передумал. — Сказал он, схватив мою ногу и чувствительно шлёпнув по попе. — Если не хочешь по-хорошему, то мы обойдёмся без полиции.
Отстегнув меня от стены, он легко, словно пушинку, перенёс меня в другой край комнаты. Затёкшие руки не смогли помешать ему снять блузку и лифчик. Треск отматываемого скотча — извращенец прижал меня к полу своими коленями и приматывает мои руки к швабре. Я, конечно, пытаюсь бороться, но силы не равны. В итоге мои руки расставлены в стороны и привязаны к палке, рот заклеен. Я совершенно беспомощна. Палка поднимается, заставляя ноги бессильно болтаться в воздухе. Никто меня не услышит, вместо воплей и криков сквозь скотч доносятся жалкий писк и тихие стоны. Мало того, что я подвешена, как муха в паутине злобного хищника, так я ещё и голая по пояс. А, нет — уже совсем голая. Сильные руки содрали с меня джинсы и трусики. Воя от негодования, пытаюсь пнуть этого негодяя, но он только смеётся. Крутит меня туда-сюда, заставляя беспомощно раскачиваться. Шлёпает по попе. Несколько раз. Больно. Щипает. Затем, снова берёт скотч, ловит мою ногу, затем вторую и, несмотря на все мои попытки сопротивляться, привязывает меня в очень неприличной позе — подняв и широко разведя мои ноги.
Вишу. Немного раскачиваюсь. Стыдно. Руки привязаны вдоль палки, ноги — к концам палки, из-за этого они подняты на уровень плеч и максимально разведены. Очень неприличный шпагат. Бесстыдный. Я совершенно беспомощна и полностью открыта. От попыток сопротивления я раскраснелась, дышу часто-часто. Страшно. Все мои интимные места выставлены на полное обозрение. А я даже не могу прикрыться. Могу пищать сквозь скотч, стонать, крутить головой да немного двигать попой, вперёд-назад, вот и всё. Скотч держит крепко. Ноги болят от непривычной позы.
Подонок тем временем подбирает с пола мою одежду, садится на стул и начинает её подробно изучать. Извлекает из карманов связку ключей, пару мелких купюр — все мои оставшиеся «сбережения» и замызганный платочек. Брезгливо осматривает мой пожелтевший от старости лифчик и застиранные до дырок трусики. Хмыкает, собирает одежду и уносит. Возвращается с резиновыми перчатками. Подходит и начинает неторопливо их натягивать.
Меня начинает трясти. Как-то не так я себе представляла мой первый раз с мужчиной. Он, конечно, очень даже ничего — дорогая одежда и обувь, красивый, высокий, плечи широкие, сильные руки и накачанное тело, но разве всё должно быть так страшно? Мой мучитель тем временем закончил с перчатками, щёлкнул выключателем, включив яркий верхний свет, и подошёл ко мне.
— Начнём досмотр? — Я попыталась завизжать и отшатнуться, естественно это у меня не получилось. — Боишься? Это хорошо. Плохо, что тут какие заросли. Это надо будет убрать. — Он схватил меня за прикрывающие мою «девочку» волосы и подёргал из стороны в сторону. При этом он подошёл ко мне слишком близко, я извернулась и стукнула его своей головой. Больно. Мне.
— А-я-яй, какая непослушная девочка, надо тебя наказать построже. Воровство, сопротивление при задержании, сопротивление при проведении следственных мероприятий... — Подонок зашёл сзади и засунул палец мне в попу. Я сопротивлялась, как могла, визжала, крутила попой, сжимала со всех сил, но...
— Какая тугая. Ничего, разработаем. — Держит меня за шею одной рукой, а второй ковыряется внутри меня. Больно. Неприятно. Ох. Ох. Нет, больно — моя узенькая дырочка стонет — меня насилуют уже несколькими пальцами сразу. Я беспомощно мычу и плачу. Ох, неужели всё? Или всё только начинается? Хм, мой мучитель вернулся со шлангом. Чем-то мажет. Ооох!!! А-я-яй!!! Больно. Воткнул в меня шланг с толстым наконечником и открыл воду. Как же больно. Живот бурлит. Урчит. Резь. Боль. Пытаюсь кричать.
— Понравилось? — Обжигающие пощёчины возвращают меня в реальность. Голова мотается от ударов. — Подумай над своим поведением, а я пока прогуляюсь. — И ушёл, хорошо хоть не забыл выключить воду. Всё равно — сволочь. Больно. Невыносимо хочется облегчиться. Вода распирает живот изнутри, булькает и настойчиво требует выхода, чему мешает вставленный шланг. Пытка продолжалась целую вечность, наконец этот мерзавец вернулся. С ведром и в непромокаемом фартуке.
— Соскучилась? — Я засопела. — Если не соскучилась, то я могу ещё погулять. — Я зарычала и замотала головой. — Значит всё-таки соскучилась? — Он вопросительно посмотрел на меня. — Соскучилась? — Мне ничего не осталось, как согласиться и закивать. — Ну вот и ладушки. — Резко выдернув из меня верхушку шланга, он заставил меня зайтись в крике. Очень больно. Тугая струя воды полилась в приготовленное ведро. Но мне было не до этого, я орала. Скотч не выдержал и мои вопли заметались по помещению. — Сука. — Выпалил насильник и, коротко размахнувшись, врезал мне в живот. Воздух вылетел из моей груди, я судорожно пыталась побороть спазм и вдохнуть. Не дав мне опомнится, мучитель ...