Ярко-красный диск солнца вставал над сонным Городом, окрашивая купола древней Святой Софии в насыщенный червонный цвет. Славутич нёс свои воды, вздрагивая рябью. Утренняя электричка городского метрополитена вылетела от подножья правого берега на метромост и замерла на станции. Сонные пассажиры спешили по своим делам. Утро начиналось как обычно.
Богдан вышел из здания пригородного вокзала и вошёл в вестибюль метро. Грустные мысли одолевали его. Прошло две недели с того момента, как он похоронил свою бабушку. Бабушку, которая воспитывала его с ранних лет. Матери он своей не помнил. Она бросила его у бабушки и исчезла из их жизни навсегда. Что с ней стало, где она была и что делала, ни он, ни бабушка не знали. Да особо и не стремились узнать. Что с неё можно было взять? Ничего! Одним словом, кукушка.
Так они и жили вдвоём с бабушкой. Что сами вырастят на огороде, то и съедят. А её маленькую пенсию они собирали, чтобы купить какую-нибудь одежду. Богдан понимал, как бабушке было тяжело, поэтому никогда и ничего не просил.
Соседи видели, как они жили, и помогали им, чем могли. Богдан был очень признателен бабушке. Вечерами, когда они пили чай с вкусными домашними плюшками, Богдан рассказывал о своей мечте - вырасти, выучиться и переехать вместе с ней в Город, чтобы не надо было думать, где брать дрова на зиму, таскать воду и бегать на двор по малой и большой нужде. Бабушка смеялась и гладила внука по голове, лишь изредка украдкой смахивая предательскую слезу.
Но Богдан был на удивление целеустремлённым парнишкой. И к своей мечте он шёл с завидным упорством. Когда другие пацаны носились с утра до ночи по улице, разгоняя в разные стороны гусей, Богдан сидел за книгами или ходил на школьный стадион и занимался спортом. Хотя других занятий всё равно не было. Деревенские пацаны не особенно стремились принимать его в свои забавы, считая его гадким утёнком. Немного нескладный, худой, с угловатыми коленками - он не вызывал симпатии и у местных девчонок. Они смеялись над ним, отпуская обидные, а порой и очень жестокие шутки.
Поэтому ничего другого ему не оставалось, как только учиться, помогать бабушке и заниматься спортом на школьном стадионе.
Однако ситуация резко изменилась, когда Богдан подрос. Гадкий утёнок стал превращаться в красивого молодого лебедя. Занятия спортом не прошли без следа. Фигура юноши стала вызывающе красивой. Куда-то исчезла угловатость, ноги стали ровными. На животе чётко прорисовывались теперь кубики пресса. Раздались вширь плечи, рельефно подчёркнутые мышцами. Расправилась грудь. Да и лицо Богдана избежало проблемы юношеских прыщей, так часто возникающих в этом возрасте. И все вокруг увидели, насколько он красив. Откуда-то сразу стали поступать приглашения в разные компании. То вместе сходить в кино, то на дискотеку в сельский Дом культуры, то в соседнее село. Таинственным образом в портфеле стали появляться записки от девчонок, пытавшихся назначить ему свидание. А на переменах они строили ему глазки и пытались хоть как-то разговорить.
Но Богдан отшучивался, отнекивался и всячески избегал любых контактов со сверстниками. В итоге они оставили его в покое, дав ему время на занятия спортом и учёбу. Однако во время контрольных работ Богдан охотно помогал своим одноклассникам, за что и снискал уважение к себе. Учителя тоже видели стремление юноши к учёбе и всячески ему помогали. Ведь ежегодно участие Богдана в различных олимпиадах среди школьников района приносило призовые места, которыми маленькая сельская школа не была избалована.
А теперь новая, взрослая жизнь начиналась у него. И бабушка, так незаметно, но так твёрдо подставлявшая ему свое плечо в трудные минуты, оставила его навсегда.
Богдан вытащил из кармана листок с адресом студенческого общежития, в котором ему теперь предстояло жить. А дом, в котором они так счастливо жили с бабушкой, по договорённости с головой сельсовета, был сдан семье приехавшего молодого агронома. Стипендия, небольшая помощь от сельсовета и деньги за сдачу дома - вот и всё, на что он мог рассчитывать, живя и учась в Городе.
До общежития он добрался быстро, но, как оказалось, рабочий день коменданта ещё не начался, и ему пришлось сидеть на скамейке в ожидании её прихода. Университетский студенческий городок представлял собой комплекс красивых старых корпусов, расположенных на отдельной огороженной территории. Кругом росли деревья, которые медленно и неохотно меняли свой летний зелёный наряд на яркие одеяния осени. Кругом были лавочки, на которых, наверное, приятно было сидеть весенними и летними вечерами.
Богдан сидел на скамейке, дышал воздухом большого города и пытался хоть как-то осмыслить свою дальнейшую жизнь.
Вскоре подошла комендант. Она оказалась дородной тёткой с добродушным, улыбчивым лицом. Представившись Елизаветой Федоровной, она пригласила Богдана в свой кабинет, оказавшийся маленькой, заваленной разным хламом и массой нужных вещей коморкой, и устроила допрос о том, кто он и откуда. Парень, у которого так резко и так неожиданно поменялась жизнь, сам того не ожидая, рассказал абсолютно незнакомой женщине всю свою историю. Комендант слушала молча, лишь один раз встала и приготовила им обоим чай с баранками.
Выслушав его историю, она снова встала и сказала:
- Знаешь что, Богдан, жизнь испытывает нас по-разному. И только сильному человеку дано выдержать эти испытания. У тебя впереди пять лет учёбы. И тебе надо думать только об этом. А если возникнут какие-то бытовые проблемы, то не стесняйся, обращайся, я всегда на месте и чем смогу, тем и помогу.
- Спасибо большое, - Богдан улыбнулся. - Обязательно.
От слов этой пожилой доброй женщины на душе стало легче и теплее, а жизненная перспектива не казалось уже такой сумрачной.
- Вот и хорошо. А теперь допивай чай, и пойдём, я покажу тебе твою комнату. У нас в комнатах живут, как правило, по трое, но есть и двухместные комнаты. Ты будешь жить в двухместной, с ещё одним парнем, который тоже поступил в этом году. Я вас познакомлю. А завтра, часиков около девяти, вы спуститесь ко мне сюда, в кабинет, и я дам вам маленький телевизор. Его сегодня должны привезти из ремонта. Холодильник в комнате есть, а вот телевизора нет. Хорошо?
Богдан кивнул и встал из-за стола.
- Ну, пойдём тогда, - поднялась со стула комендант.
Они вышли из кабинета и пошли в сторону лифта. Общежитие оказалось очень чистым, только после ремонта. Стены были окрашены в нежно-бежевый цвет.
Кабина лифта, хоть и старенькая, но тоже чистая, подняла их на шестой этаж. Выйдя из лифта, Елизавета Федоровна решительно повернула налево и пошла в самый конец коридора. Богдан шёл следом, ни на шаг не отставая от неё.
Комната оказалась в самом углу, рядом с туалетом, душевыми и кухней. Это был и плюс, и минус. Плюс был в том, что бежать никуда не надо, а минус - все запахи (и туалета, и кухни) просачивались через дверные щели в комнату.
Комендант постучала в дверь:
- Пётр, ты не спишь?
Вместо ответа дверь отворилась, и на пороге показался черноволосый, немного смуглый парень, примерно одного роста с Богданом. Его волосы были взъерошенными, а лицо заспанным. Из одежды на нём были только узкие белые плавки, тонкий трикотаж которых плотно облегал член, подчёркивая утреннюю эрекцию. Нисколько не смущаясь коменданта, парень улыбнулся и поздоровался:
- Доброе утро, Елизавета Федоровна.
- Здравствуй, Петя. Вот, знакомься, - комендант отошла чуть в сторону, открывая Богдана взору парня. - Это Богдан. Он будет твоим соседом. Надеюсь, вы будете жить дружно, без ссор и этих, как вы там сейчас говорите, разборок.
Сказав это, она легонько подтолкнула Богдана вперёд.
- Конечно же без ссор, - вновь улыбнулся парень и протянул руку. - Пётр!
- Богдан! - ответил на рукопожатие Богдан.
- Ну всё, я пошла, а вы устраивайтесь тут сами, - комендант развернулась и пошла в сторону лифтов.
- Проходи, чего стоишь как неродной? - Пётр схватил одну из сумок Богдана и вернулся в комнату.
Богдан переступил порог и огляделся. Комната была небольшой, вытянутой от входа к окну и напоминала пенал. Условно она была разделена на три зоны: прихожая, мини-кухня и собственно жилая комната. Жилая комната была отделена от прихожей и кухни двумя шкафами. В прихожей висела самодельная вешалка и стояла небольшая полка для обуви. В кухне стоял старый письменный двухтумбовый стол, небольшой холодильник и висела кухонная полка. В жилой части стояли две кровати, большой стол, две тумбочки, и над каждой кроватью висело по две полки.
- Ну как тебе хоромы? - поинтересовался у Богдана сосед.
- Ничего, жить можно.
- Жить можно?! Да ладно тебе, всё хорошо же. Есть абсолютно всё, что нужно для жизни. Да ты проходи, садись. Вот твоя кровать, - Пётр показал на незастеленную кровать. - Вещи можешь разместить в шифоньере. Располагайся, не стесняйся, - продолжал улыбаться сосед.
Богдан сел на свою кровать и поставил рядом с первой вторую сумку.
- Меня зови Блад. Читал Рафаэля Сабатини? - спросил Пётр.
Богдан кивнул в ответ.
- Меня со школы так зовут. Я привык уже даже. А ты откуда?
Богдан назвал село, откуда он приехал.
- У-у-у, а я совсем из другой части нашей Малороссии. Ты голоден? Чай будешь? Сейчас попьём.
Богдан не успевал отвечать на вопросы Блада. Но заметил, что тот тоже немного стесняется и этой беззаботной болтовнёй пытается это скрыть. От этой мысли Богдану стало немного весело. Он открыл сумку и стал доставать оттуда тарелку, кружку, вилку, ложку и домашние пирожки с яблоками, что положила с собой тётя Маша, их с бабушкой соседка.
Уже за чаем Блад и Богдан разговорились. Оказалось, что Блада тоже бросила мать, и его воспитывали отец и мачеха. Правда, он им был не особо и нужен, ведь в семье росли ещё два пацана, его единокровные братья, которых и любили, и баловали гораздо больше. И, несомненно, большой радостью для всех стало поступление Петра в университет и его отъезд в Город.
Уже вечером, после того как парни осмотрели окрестности и купили нехитрые продукты в ближайшем магазинчике, Богдан понял, что с Бладом ему будет жить не совсем трудно. И с этой мыслью он впервые засыпал на новом месте, мечтая о том, что когда-нибудь он не будет одинок и будет счастлив...
Учёба, начавшаяся через несколько дней после приезда в Город, полностью поглотила Богдана и Блада. Они носились как угорелые между аудиториями и библиотекой. Всё свободное время им приходилось искать материалы для рефератов, докладов, контрольных. Приходилось читать кучу литературы, поправлять конспекты, написанные на лекциях, и делать ещё массу всяких вещей, не забывая при этом решать и бытовые проблемы: приготовить покушать, сходить в магазин, убрать комнату, постирать, погладить и...
Телевизор, данный в пользование Елизаветой Фёдоровной, включался всего пару раз. Да и то в выходные. Однако что по нему показывали, ни Богдан, ни Блад не помнят. Они просто засыпали под его тихое звучание.
Карусель событий студенческой жизни не оставляла времени на развлечения. И малые минуты передышек парни использовали только для одного: выспаться, выспаться вдоволь.
Незаметно подошла первая сессия. Времени на отдых совсем не осталось. И Богдан мечтал о наступлении каникул. Конечно же, на каникулах он останется в Городе, домой он не поедет. Да и ехать было некуда. Деньги за дом исправно поступали почтовыми переводами. Иногда кто-нибудь из односельчан привозил небольшие посылки от тёти Маши, которая присылала домашние разносолы и неизменные пирожки с яблоками.
Богдан очень переживал за сессию. Перед каждым экзаменом повторял конспекты, читал дополнительную литературу. Привычка всё время учиться помогала ему справиться с навалившейся нагрузкой.
А вот Бладу приходилось тяжело. При любом удобном случае он бросал учёбу и начинал заниматься домашними делами. И Богдану приходилось вновь и вновь возвращать его к учёбе.
Сессия закончилась в канун Нового года. И парни, счастливые, что не наделали "хвостов", стали готовиться к его встрече. В общежитии почти никого не осталось, все разъехались по домам, и они решили встречать Новый год вдвоём. В очередной посылке от тёти Маши оказалась бутылка домашнего виноградного вина и кусок свежей свинины. Блад оказался восхитительным кулинаром, и новогодний стол был накрыт по-царски богато.
Весёлый шум в Городе, тысячи окон, заливающих его светом, и новогоднее шоу, идущее по телевизору, создали незабываемую атмосферу домашнего уюта и праздника.
Блад, как всегда, шутил и прикалывался над общими знакомыми, а Богдан от души смеялся над шутками своего друга. Домашнее вино раскрепостило обоих и отгородило парней от повседневных забот в этот праздничный вечер. Ложась спать, Богдан продолжал улыбаться событиям прошедшего вечера, пока сон не забрал его в своё царство.
Уже под утро, неожиданно проснувшись от того, что одеяло сползло на пол и он немного замёрз, в озарении отблесков уличных фонарей Богдан увидел неспящего Петра. Блад лежал на кровати с закрытыми глазами и абсолютно голый. Его член стоял как оловянный солдатик, ровно. Крупная головка напоминала клубнику. Руки плавно скользили по груди, животу, бёдрам и промежности, совершая один лишь им известный круговорот. Тихое постанывание говорило о высшей степени наслаждения, испытываемой Бладом. Богдан лежал и не шевелился, боясь того, что Пётр заметит, что он покинул царство Морфея.
Вдруг Блад неожиданно открыл глаза и сел на кровати:
- Ну и чего ты замер и не дышишь?
Богдан продолжал лежать с закрытыми глазами и делал вид, что спит.
- Ну, Богданчик, не пытайся меня обмануть, я ведь знаю, что ты не спишь. Когда ты спишь, то очень громко сопишь. А сейчас ты лежишь тихо, - неожиданно Блад встал со своей кровати и сел на спину Богдану. - Ну и чего ты молчишь?
Притворяться больше не было смысла, и Богдан перевернулся на своей кровати, чуть не сбросив сидевшего на нём верхом Блада. Однако тот сохранил равновесие, удержался. В результате чего Пётр теперь сидел на груди парня, а его член оказался прямо перед лицом Богдана, и тот смог его рассмотреть: ровный, в меру толстый, с чётко очерченными венками по всей длине. От него исходил ранее незнакомый аромат, так возбуждающе действующий...
Богдан зачарованно смотрел на Блада. От возникшей ситуации он почувствовал возбуждение внизу живота. Член Богдана стал наливаться твёрдостью и принимать вертикальное положение.
- Ну, и чего мы молчим? - улыбнулся Блад. - Я тебя смутил?
- Нет, - немного хрипло ответил Богдан. - Не смутил.
Блад провёл рукой по животу Богдана и плавно перешёл к члену. Почувствовав восставшую плоть друга, он улыбнулся и запустил руку под резинку трусов. Уверенно обхватив член рукой, он плавно стал водить ею вверх-вниз. От этого у Богдана перехватило дух. Нет, конечно же, он тоже занимался онанизмом, но делал это так, чтобы никто не видел, плотно сжимая губы, чтобы ни один звук не выдал того, чем он занимается. Но чтобы ему дрочил парень?! Нет, такого он даже представить себе не мог! В первое мгновение ему хотелось сбросить Петра с себя, а потом... потом... Он даже не знал, что бы такое грубое, унизительное и обидное ему сделать, чтобы Блад выбросил из головы даже саму мысль...
Но умелые руки Петра доставили ему такое ранее невиданное удовольствие, что злость и обида сами собой куда-то улетучились. Неожиданно для самого себя Богдан кончил быстро и обильно. Его сперма пушечным залпом обильно оросила спину Петра. Удивлённый Блад повернул голову и посмотрел на немного опавший член Богдана, не переставая ласкать его.
Богдан от смущения не знал, куда деваться. Блад улыбнулся и, словно понимая состояние своего друга, тихонько проговорил:
- Однако!
- Что "однако"? - хрипло спросил Богдан.
- Ничего, - снова улыбнулся Блад. - Не ожидал от тебя такого темперамента.
- Может быть, ты слезешь с меня?
- Не торопись, - загадочно улыбнулся Блад. - Ты получил удовольствие, а я?
- Что ты? - не понял Богдан.
- Я тоже хочу кончить, - без обиняков заявил Блад и серьёзно посмотрел в глаза другу.
Богдан немного смутился, но потом неожиданно для самого себя легонько подтолкнул за попу Петра ближе к лицу и взял такой соблазнительный член в рот. Он впервые занимался любовью. До этого момента Богдан никогда не имел близости ни с девушкой, ни тем более с парнем. Его действия были немного скованными и неумелыми. Зубы то и дело касались такой нежной и чувствительной плоти Блада, причиняя парню немного неприятные и даже болезненные ощущения. Глубокое проникновение в горло вызывало рвотный рефлекс. Но, несмотря на всё это, он продолжал делать минет Бладу. В эту волшебную ночь он впервые в своей жизни занимался любовью.
Блад, в жизни которого это было не первое любовное приключение, понимая состояние своего друга, старался помочь ему и незаметно поправить его неумелые действия.
Предоставленный самому себе и улице, Пётр лишился девственности в подвале одного из жилых домов своего городка, где его чуть ли не в прямом смысле слова почти изнасиловала распутная пьяная девица. Затем была вторая, третья...
А потом он попробовал с парнем. И то чувство, которое он испытал от близости с мужчиной, не шло ни в какое сравнение от секса с девушкой. Та нежность и умение, которые показал его партнёр, были абсолютно противоположны тем ощущениям, что он испытывал с девушками. Секс приносил ему не только удовлетворение, но и чувство влюблённости, которое он испытывал к своему партнёру. Неожиданно его партнер исчез. И куда он делся, не знал никто. Блад искал его, но все попытки были тщетны.
С того времени прошло больше года, как Пётр не имел близости с парнями. И вот теперь, в эту новогоднюю ночь, он вновь испытывал то невероятное ощущение от близости с парнем. Тем более с таким красивым, как Богдан, неумелость которого не могла затмить того ощущения, испытанного им когда-то...
Богдан боялся, что его неумелые действия не приносят наслаждения другу. И лишь услышав тихий стон наслаждения, он почувствовал, как рот наполняется спермой. От неожиданности он остановился и почувствовал вкус Блада. Его сперма была густой, чуть солоноватой, и Богдан внезапно для самого себя проглотил её. И только потом, словно очнувшись, выпустил из плена своего рта член Петра.
- И всё же, я тебя не сильно смутил? - шёпотом ещё раз спросил Блад.
- Нет, - так же шёпотом ответил Богдан.
- Тебе понравилось?
- Да, очень. Никогда не думал, что это будет так здорово. Тем более с парнем.
- А что с парнем?
- Ну, я никогда не думал пробовать секс с парнем.
Блад улыбнулся, поднял одеяло и, улёгшись рядом с Богданом, накрыл обоих.
- Спи, рано ещё, - улыбнулся он.
Богдан улыбнулся в ответ и обнял Петра. За окном серый сумрак начинал окрашиваться в нежно-розовый цвет нового дня нового года.
С той новогодней ночи Богдан и Блад были вместе везде: на кухне, в душе, в магазине... Каникулы, наступившие сразу после сессии, они проводили, гуляя по Городу и забегая в кафешки, чтобы согреться и попить горячий кофе. Их скудный студенческий бюджет не позволял посещать новомодные рестораны и ночные клубы, которые как грибы после дождя появлялись один за другим в Городе. Вечерами они ходили на каток и небольшой спортзал при студенческом городке.
Глаза Богдана светились от счастья. Редкие однокурсники, оставшиеся, как и они, в общежитии, видели эти необычные перемены в нём, но никак не могли понять, что же такого счастливого произошло в его жизни.
А Блад оказался на удивление заботливым и внимательным. Он угадывал почти каждое желание Богдана. По хозяйству он старался всё делать сам, не давая Богдану даже самой простой и мелкой работы по дому.
А ночи - ночи они теперь проводили вдвоём, наслаждаясь друг другом. Пётр оказался умелым любовником и незатейливо и ненавязчиво научил Богдана всему. Богдан, смущавшийся в первое время напора страсти своего друга, понемногу раскрепостился, а потом и сам начал экспериментировать в сексе.
За каникулами наступил второй семестр, и дни завертелись, как калейдоскоп. Парни, как сумасшедшие, бегали по лекциям и семинарам, магазинам и библиотекам, выкраивая друг для друга ночные часы. Со временем их отношения окрепли. Блад иногда, как бы невзначай, на людях брал Богдана за руку, чем вызывал его лёгкое смущение.
Зима уступила свои права весне, а затем уже лето сменило весну. Пролетела ещё одна сессия. Она далась гораздо труднее, чем первая. Парням пришлось много учиться и почти совсем не спать. Лишиться стипендии, даже тех небольших денег, что были, стало бы ощутимым ударом для их и так скудного бюджета. Всё предстоящее лето парни собирались работать, чтобы к осени купить себе новые вещи на осень и зиму. И с первых дней каникул они работали, где только могли. Но и в редкие часы отдыха они не отходили друг от друга.
В один из последних августовских вечеров, когда следующий день был тем самым редким выходным, они сидели на лавочке возле общежитий и наслаждались отдыхом. Неожиданно Пётр спросил Богдана:
- Скажи, а твоя мама жива?
- Не знаю, - ответил Богдан.
- Ты с ней не общаешься?
- А зачем?
- Ну как же зачем? Ведь она твоя мать!
- Мать? - тихим голосом спросил Богдан. - Да какая она мать, если бросила меня трёхмесячным на бабушку и исчезла из нашей жизни. И потом ни разу не написала, не позвонила и не приехала. Она ни разу не поинтересовалась, как я, как бабушка. Есть ли что у нас покушать, есть ли что нам носить. Болеем мы или здоровы... Нет! Я не могу назвать её матерью. Она просто женщина, давшая мне жизнь.
- И ты совсем ничего о ней не знаешь?
- Ну почему же, знаю, - Богдан назвал имя и дату рождения своей матери.
- Постой, - Блад повернул голову к Богдану. - Ты хочешь сказать, что, когда она тебя родила, ей было всего восемнадцать лет?
- Восемнадцать ей исполнилось в тот день, когда она просто ушла из дома и больше не вернулась.
- И ты не хочешь её найти и узнать, почему она так поступила?
- А зачем?
- Ну, всё же она твоя мать. Я думаю, что её надо найти, поговорить с ней. Может, у неё были причины так поступить.
- Не знаю, - тихо произнёс Богдан, и маленькая слезинка предательски вытекла из уголка глаза.
Блад, увидев состояние любимого, придвинулся ещё ближе и обнял его левой рукой. Губы Петра прижались к уху Богдана и зашептали ласковые слова, а правая его рука крепко и одновременно нежно сжимала руку друга.
- Хорошо, мой самый лучший в мире человек. Хорошо, любимый. Давай не будем об этом. Пойдём домой, уже поздно.
Они встали со скамейки и пошли домой.
Уже вечером, когда они легли спать, Блад нежно целовал Богдана, плавно опускаясь от лица к животу. Он словно чувствовал свою вину за причинённую вечером душевную боль. А Богдан отвечал ему со всей страстью, на которую только был способен...
Второй курс начался не менее стремительно, чем первый. Казалось, что преподаватели сговорились и решили загрузить студентов с самого начала, абсолютно не давая им времени на раскачку.
Богдан и Пётр как угорелые носились между аудиториями, библиотекой и случайными заработками. Денег катастрофически не хватало, и, для того чтобы достойно жить, они брались за любую работу.
Такой ритм через четыре недели их вымотал. И Пётр, чтобы хоть как-то отвлечься от навалившихся забот, в воскресный вечер вытащил Богдана гулять.
Тёплый воскресный вечер раскинул на октябрьском небе тёмный бархат с яркими звёздами. Парни гуляли по старым улочкам Города, наслаждаясь теплом и друг другом.
Горожане, возвратившиеся с дач в этот воскресный вечер, сидели у своих телевизоров или ужинали на небольших кухоньках маленьких квартир, расположенных в домах дореволюционной постройки. Отсутствие прохожих на пустынных улочках не сдерживало эмоций Богдана и Блада. Они гуляли, держась за руки, и целовались. Такого романтичного вечера у них не было давно.
В одном из дворов, затерявшихся в лабиринте домов старого Города, под раскидистым клёном стоял старенький "Москвич-407" неопределённого цвета. Блад подошёл к нему:
- Богдаша, смотри, какой раритет!
Богдан приблизился к машине, чтобы разглядеть её. Ему и раньше приходилось видеть старые автомобили. В их селе, далеко не богатом, машин было мало и выпущены они были ещё в советские времена. И основная их часть были "Запорожцы", выпускаемые автопромом Малороссии. Однако такую Богдан видел впервые.
Блад, успевший обойти машину вокруг три раза, восхищённо смотрел на хромированные детали кузова.
- Нет, ты только посмотри, в каком она чудесном состоянии! - воскликнул он и легонько толкнул Богдана в бок. - Наверное, она принадлежит какому-нибудь пенсионеру, живущему здесь.
- Наверное, - улыбнулся Богдан.
Такое восторженное лицо Петра он видел впервые. Наверное, единственное, что могло его восхитить, были автомобили. Пётр всегда с таким упоением часами мог рассказывать о них.
- Пойдём, - Богдан легонько потянул Блада за руку.
- Подожди немного, дай ещё посмотреть.
Богдан улыбнулся и облокотился на машину. Вдруг Пётр подошёл, обхватил его руками и резким движением посадил сверху на капот.
- Что ты делаешь, сумасшедший! - тихонько возмутился Богдан и попытался соскользнуть на землю.
Но Пётр, крепко его державший, вдруг прильнул к губам парня.
Немного растерявшийся Богдан не сразу ответил на поцелуй и попытался выскользнуть из объятий друга.
- Ты что делаешь, сумасшедший! - уже улыбнувшись, повторил Богдан и обнял Петра за талию. - Люди же увидят.
- А и пусть смотрят, пусть видят, как я тебя люблю, - улыбнулся в ответ Блад и вдруг громко закричал на весь двор: - Богдан, я люблю тебя! Я очень сильно тебя люблю!
- Да тише ты! - охнул Богдан. - Народ сейчас милицию вызовет.
- Ну и пусть вызывают, а мы сбежим от неё!
Неожиданно Блад отпустил Богдана, подошёл к водительской двери и потянул её на себя. Дверь неожиданно легко открылась.
- Смотри, она не заперта, - воскликнул Пётр и скользнул на водительское сидение. - Садись, прокатимся немного.
Богдан оторопел.
- Ты что делаешь, сумасшедший! - в третий раз повторил он, спрыгивая с капота.
- Давай, садись, - подбодрил его Пётр. - Мы только немного прокатимся и всё. Ничего страшного не произойдёт.
Богдан заколебался. Вдруг дверь одного из подъездов открылась, и во двор выскочил старый дед, размахивая костылём.
- Стойте, паразиты! Оставьте машину в покое! Я сейчас милицию вызову!
- Богдан, садись быстрее!
Богдан стремглав перепрыгнул через капот, открыл пассажирскую дверь и приземлился рядом с Бладом. Пётр пошарил под рулевой колонкой и, неожиданно даже для самого себя, вытащил ключ зажигания, вставил его в скважину стартера, и машина завелась с первого раза.
- Иванка! Они её угоняют! Звони в милицию! Звони скорее! - истошно орал дед, пытаясь добежать до машины.
Едва Богдан закрыл дверь, как старенький "Москвич" с резвостью молодого жеребца рванул с места. Блад вёл машину уверенно, каким-то чудом ориентируясь во дворах и ни разу не зацепив припаркованные автомобили.
Вдалеке послышались милицейские сирены. Видно, жена деда, Иванка дозвонилась до милиции и подняла шум.
- Блад, любимый, давай остановимся! Ну пошутили, и хватит! - голос Богдана стал тихим. - Это же угон. Нас посадят.
Пётр оглянулся и посмотрел на любимого. Тень страха, лежащая на встревоженном лице Богдана, мгновенно охладила его пыл. Он остановил машину.
- Ты чего? Ты плохо себя чувствуешь? - участливо спросил Блад.
Милицейские сирены приближались.
- Бежим! - Пётр выскочил из машины и, обежав её, открыл пассажирскую дверь. - Давай, любимый, быстрее!
Богдан тоже выскочил из авто, и они побежали в глубь дворов. Вой сирен стал дальше, но они всё равно продолжали бежать, и бежали они до тех пор, пока не стали задыхаться.
- Всё! - остановился Блад, тяжело дыша. - Стой, Богдан!
Богдан тоже остановился. И хотя он устал не так, как Пётр, дыхание его тоже было учащённым.
Вдруг у дальнего угла дома появилось красно-синее мигание милицейской машины. Увидев это, Богдан резко рванул Блада за руку и затащил в подъезд.
Патрульная машина медленно проезжала по двору. Парни поднялись на два пролёта выше и наблюдали за ней через немытые стёкла окон.
- Богданчик, прости меня, дурака, - зашептал Пётр, нежно обнимая присевшего рядом с ним парня. - Я не знаю, что на меня нашло. Какой-то дурацкий кураж. Я не подумал о последствиях! Господи, что я мог натворить! Как я мог так рисковать нашими судьбами, нашими жизнями! Прости меня!
Богдан прижал Блада к себе:
- Я люблю тебя, только, пожалуйста, не делай так больше...
- Хорошо, - перебил его Блад, нежно целуя лицо любимого, приближаясь к его губам...