- Вам помочь?
Я медленно поднял голову и в восходящем порядке обозрел возвышающегося надо мной юнца. Светлые домашние кроссовки на босу ногу. Слегка потрёпанные джинсовые бриджи и простенькая белая футболка.
- Перебрали? - осведомился парень.
- Ничего подобного, - ответили мои губы.
- Пройти можно? Вы на ступеньках сидите.
Без лишней суеты я обернулся. Прямо перед моим лицом громоздились ступеньки, уходящие куда-то в небеса. Я понял, что отдыхаю у самого подножия этого пути, а парень, видимо, хочет наверх.
Повернулся я, как мне показалось, изящно и вполне адекватно. Юноша хмыкнул. Засунул руки в карманы, поставил правую ногу на ступеньку, а подниматься не стал.
- Вас чё, забыли?
- Кто... - скорее выдохнул, чем сказал я.
- Да ваши, кто ещё. Все разъехались уже, мать звонила, чтоб я домой шёл.
- Мать... - я выдохнул ещё раз.
- Мама моя. Ваш босс, между прочим, - юноша слегка наклонился, разглядывая меня с сочувствием, а может, с презрением, не до нюансов. - М-да... - он распрямился и, не вынимая из карманов рук, прислонился к стене.
- Что... - обиделся я.
- Галстучек ваш... погиб. Весь в масле.
Откуда-то потянуло свежим воздухом. Сквознячок прогулялся по холлу, в котором мы находились, и вознёсся на вершину ступенек за моей спиной. Я вздохнул полной грудью, спрятал лицо в своих больших добрых ладонях, помассировал глаза и виски. В голове немного прояснилось.
Похоже, я малость пропустил финал нашего нежного корпоратива, устроенного прямо в загородных апартаментах моего босса. Не генерального, упаси Господь.
- Что, все уехали? - спросил я.
- Вроде того. Семь штук такси.
- А ты откуда знаешь?
- Так я из соседского дома видел. Я там у другана...
- А... Ну и?
- Что "ну и"? Мать, говорю, позвонила, чтоб я домой шёл. Они, типа, уезжают. Так я прихожу, переоделся только, пошёл к себе наверх, а тут вы. Сидите в отключке.
- А мать где?
- Да говорю же, уехала с вашими. Продолжить где-то решили.
- А ты?
- А что я? Я домой прихожу, когда захочу! Пока мать звонить не начнёт... Тем более, когда тут вечеринки эти ваши...
- А-а, понимаю... Линяешь из дома, чтобы не светиться.
- Да ну, втыкаете тут, треплетесь... Даже сверху слышно.
Я глубоко вдохнул и посмотрел на парня относительно ясным взором. Худой загорелый юнец, довольно высок. То ли рыжеватый, то ли какой-то медово-русый, в меру лохмат. Тёмные адвокатские брови над серо-зелёными глазами. Щёточки столь же тёмных ресниц. Прямой нос, изящный рисунок немного слишком розовых, влажных губ.
Я медленно моргнул и наполовину утвердительно спросил:
- Ты - сын Эвелины.
- Я-то - сын. А вот вы, по ходу, слишком слабый менеджер.
- Системный администратор, - не без пафоса поправил я его.
- Ага. Слишком слабый. Пить не умеете.
Я вкусно зевнул:
- Знаешь, а правильно ты делаешь, что не появляешься на маминых вечеринках...
- А вы тоже попробуйте! Жизнь сразу наладится!
...Эге, а парень-то - приколист, без излишней застенчивости! Я решил пока что пропускать мимо ушей его штучки.
- Эвелина, говоришь, будет не скоро? - поинтересовался я светским тоном.
- До утра, наверное. Куда-то с вашими поехала дальше, - уклончиво пояснил рыже-русый отпрыск моего босса.
Я вдруг всё понял:
- Мать моя, да они что, нарочно меня оставили? Я в доме Эвелины Марковны, когда её нет? Без неё я здесь!
- Ну, вы прям как Шекспир выражаетесь! Или это у вас от коктейлей?
Я прочистил горло:
- Слушай, я, конечно, заявился сюда без игрушки, но не кажется ли тебе, дорогой сын моего любимого босса, что для первого разговора с незнакомым системным администратором, который вдвое старше тебя, хоть и находящийся... щимся в известной степени раскованном состоянии, ты поступаешь несколько неосмотрительно, выкладывая сходу все издержки своей юношеской развязности? ...А?
Парень пару секунд ещё следил взглядом за моей ускользающей мыслью, потом присвистнул, потёрся спиной о стену и почти восхищённо изрёк:
- Это вот так вот вы с клиентами работаете? Профессионал, беру свои слова обратно.
- Системные администраторы не работают с клиентами. Хотя мне приходится, спасибо Эвелине.
- А вам сколько лет?
- Двадцать семь. И что?
- А то, что мне восемнадцать, и вы уже не старше меня в два раза. И кстати, нет здесь никакого маменькиного сыночка, чтобы ему игрушки носить. Я у мамы один дочка.
- Ладно, доченька, такси знаешь, как вызвать?
- Без понятия. Не в курсах я. Вызывайте сами. Только не фига вы не доедете, заснёте в багажнике.
- Да хорош уже нагнетать! Я вполне свеж. Мы бодры, веселы... - я потянулся. - Видишь, я даже ценю твой тонкий искромётный стиль! - легко поднявшись, я посмотрел на него сверху вниз.
Оказавшись чуть меньше меня ростом, он вдруг как-то сробел, посерьёзнел и произнёс тихим и неуловимо школьным голосом:
- Могу предложить остаться на ночь у нас...
- Комната для гостей у вас где? - я осторожно покрутил шеей.
Мир ещё немного плавал, но был вполне устойчив.
- Сюда, - он оттолкнулся от стенки и провёл меня левым коридорчиком вглубь дома. За деревянной дверью концептуального орехового окраса мне открылись захватывающие виды боссовской ванной, оказавшейся по совместительству Зеркальной, Стиральной и вообще Многофункциональной комнатой, отделанной чёрным кафелем и виниловыми обоями под папирус. Боковая подсветка творила интимную атмосферу лондонского бара.
"Твою мать", - подумал я.
- Я знаю, что вы подумали, - прогнусавил откуда-то сбоку Сын Моего Босса. - Вам стыдно, что вы столько лет не можете сделать себе ванну своей мечты. Можете забить спокойно и не стреляться от комплексов.
Мне вдруг стало до боли очевидно, что боссов сын был настолько же несносен, насколько очарователен в своём нехитром остроумии.
- Виниловые обои - вредные, - равнодушно сообщил я.
Он пожал плечами:
- А тут никто и не спит.
- А чёрный цвет вообще давит на психику.
- Давит, - покорно согласился парень.
- Боже, мой галстук! - ахнул я, увидев себя в зеркале.
- Вы это сказали, как "казнить нельзя помиловать", без запятых, - засмеялся Свидетель Моей Бесславно Кончившейся Вечеринки.
Галстук я решил выкинуть. Не сражаться же с пятнами от домашних грибочков нашей Анастасии Иванны! Костюм же был просто изрядно помят. Я рассеянно оглядывал его.
- Можете засунуть в стиральную машину. Поставлю вам на быструю стирку, - предложил хозяин дома.
- Гениально. В такси я поеду голый.
- Я же сказал - оставайтесь, место есть. Вам ехать-то, небось, в город, потратите в три раза больше, чем днём.
- Ишь ты, какой практичный!
- Да, я такой!
- Сколько же натикало, кстати?
- Без десяти два. Было, когда я зашёл.
Я присвистнул.
- У вас чё, телефона нет с собой? - поинтересовался юноша.
Я пощупал карман брюк.
- На месте. Где-то в холле ещё мой кейс...
- А-а, так это ваш кожаный ящик! Я его пнул, когда вошёл. Споткнулся.
- А если у меня там винт с клиентской базой и я тебя самого постираю в этой машине?
- Не-е, там только бумаги какие-то вылетели. Я их назад закинул. Не читал. Честно. На кой мне?
"Честно". Звучит по-старомодному мило.
Честно.
И тут я увидел парня по-настоящему.
- Тебя как зовут?
- Константин Андреевич, - спокойно так ответил. - А вас?
- Владислав Андреевич. Может, у нас общий отец? - я разглядывал себя в зеркало, то и дело кидая взгляды на отражение парня.
- Смешно. Хотя, может быть. Я своего не знаю.
- Бывает. Я, например, тоже.
- Чё-то вы неважно выглядите. Я вам ванну налью. Отмокнете.
Мне захотелось улыбнуться.
- Ты просто пугаешь меня своей заботливостью!
- А что делать! Надо же вам протрезветь побыстрее.
И я всё-таки улыбнулся:
- Не так уж я и пьян. Бессонная прошлая ночь в самолёте. Сумасшедший бесконечный день в офисе. Дурацкий корпоратив с солёными грибочками под конец. Не поехать нельзя. И пара бокалов сухого вина. Всего-то. Можно ли назвать меня пьяным?
- Понятно. Трудоголизм - тоже пьянство. Я наливаю. Выспитесь как следует. Вам когда вставать?
Он заткнул дырку в ванне и открыл кран. Попробовал рукой толстую водяную струю. Прислонившись к косяку, я смотрел на его деловито копошащуюся тощую фигурку на фоне чёрного кафеля.
- Да всё равно. Завтра у меня выходной.
- Ну и круто. Раздевайтесь и суйте всё в машинку. Сделаете свои чики-пики, и ванна будет готова.
Я слегка поклонился:
- Спасибо, мама.
Он покосился на меня и тоже улыбнулся.
Мне вдруг страшно захотелось побриться. Суточная щетина показалась покровом мамонта. Долой костюм, щетину и грибочки!
- Я всё-таки позвоню Эвелине Марковне. И если ты такой добрый, сбегай за моим кожаным ящиком, у меня там бритва.
- Ну вот, сразу ездить начинают... - обронил юноша, выскальзывая из ванной.
На дисплее моего телефона значилось три непринятых вызова. Все от Эвелины. Крепко же меня сморило на ступеньках!
- ...Влад, мы только в дороге сообразили, что вас нет. Вы где? Как вы? У лестницы в холле? Да, это боковой вход. Если бы вы соснули у главного, мы бы не пропустили! - Эвелина была полна энергии даже в третьем часу ночи. - Я вам звонила. Мы, в общем, так и подумали, но как-то... А возвращаться из города... Может, пришлю машину? А лучше оставайтесь-ка у меня, там наверху есть комната для гостей. Костя пришёл? Я звоню ему, но без толку, недоступен, опять без подзарядки остался. Он хоть понял, кто вы? Ну вы даёте! А мы-то! Но, знаете, тридцать человек всё-таки, бойца можно и потерять в суматохе...
- ...Да не проблема! Да, Костя пришёл. Нет, что вы, он очень, э-э... любезен. Нет-нет! Да нет же! Да, он сказал. Спасибо. Даже не знаю, но... Да, что ж, так и сделаю. Глупо вышло! Какой халат? Ах да. Понял. Уф. Спасибо. Да. Ну, спасибо. Да, постараюсь не женский... Ха-ха-ха, ну что вы! Да, до завтра. Не раньше полудня? Ну, к тому времени я скорей всего уже... Тогда до послезавтра. Да, я скажу ему. Спокойной ночи, Эвелина. Да, конечно...
Костя стоял рядом, мой кейс в его руках. Не без облегчения я засунул телефон в один из дальних карманов этого "кожаного ящика". Достал свою командировочную бритву. Парень передразнивал меня:
- Да, Эвелина Марковна, конечно, Эвелина Марковна. Ах, как вы смешно шутите, Эвелина Марковна! О, Костик очень любезен. Он просто лапочка, ваш сыночек!
- Лапочка, халат дяде принеси. Это приказ босса. И проводи меня в мои апартаменты после ванной.
- Пятку вам почесать она не приказала? Какой ещё халат?
- М-м, вроде, из комнаты для гостей. Где я буду спать. Мужской. Белый.
- А-а, знаю. Вы в нём, кстати, не первый гость будете.
- Можно без подробностей?
- Наверху тоже ванна есть, рядом с вашей комнатой. И с моей. Вам туда можно было.
- Извини, не сообразил что-то!..
Пока он бегал за халатом, я скинул рубашку и начал бриться. Спасибо Тебе, Господи, за сей чудный мужской способ мигом обрести душевное равновесие! Лучше этого бывает только горячая ванна.
- Когда постирается, закиньте всё в сушилку, чтобы к утру высохло.
- А когда она постирается?
- Если щас начнёте, через 54 минуты всё будет готово.
- Это много. Я хочу спать. Я вылезу через 10 минут.
- Значит, идёте спать, ставите будильник, спускаетесь через час, кидаете в сушилку, поднимаетесь, спите дальше. Я пошёл наверх. Буду в ванной, коли чего надо будет.
- Ну, разве что ещё один бокал вина... Да! Мама передавала, чтобы ты поел! Чуть не забыл.
- А толку вам говорить? Хочу есть - сам вспомню, а нет, так заставлять бесполезно.
- И как, хочешь?
- Не хочу.
- Ты независим, как... Китай, - пробормотал я, заканчивая подбородок. Но Костик уже исчез, прикрыв дверь.
Я забросил одежду в машинку, включил её. Закрыл кран. Несколько капель ещё потыкались в полную ванну с гулким звуком, потом всё стихло.
Пару часов назад наступил декабрь. Стояли тёплые дождливые дни, больше похожие на поздний март, чем на начало зимы. Даже травка вновь зазеленела. По ночам, случалось, пели комары. Я летал в суточные командировки. А сын моего босса зависал у друга в те вечера, когда к маме захаживали гости.
***
Погрузившись в горячую ванну, я позволил сознанию вновь покинуть заезженные лабиринты моего мозга. Реальность сдвинулась, клеточный экстаз уставшего тела стал почти невыносим. Двадцать минут нирваны заменили мне несколько часов сна. Я вдруг встрепенулся, зашлёпал по воде ладонями и ощутил бодрость выспавшегося в воскресное утро клерка.Машинке оставалось работать 32 минуты.
"Потом спущусь. Высушить всегда успею".
...Здорово иметь комнату, всегда готовую к приёму гостей! Свежая постель и уют домашнего отеля. Юный хозяин дома со сдержанной важностью познакомил меня с моим "номером", а заодно показал ванную, аккурат прямо над той, в которой я сидел только что. За следующей дверью располагалась резиденция самого Кости. Туда он меня и потащил.
- Сыгранём в чё-нибудь? Я комп включу.
- Ну уж нет. Компов мне на работе хватает...
- А, ну да, офисная болезнь... Тогда в карты, - он как ни в чём не бывало включил свет в комнате.
Тут я малость прифигел. Подсознательно ожидая увидеть типичную разноголосую аляповатость юношеских владений, я оказался то ли в типографии, то ли в фотостудии с признаками одомашненности. Кровать - справа от входа - завалена листочками. Угловой столик слева со всеми компьютерными делами тоже в листочках. Какой-то мольберт у окна прямо, и много листочков на полу. Просто агитпункт в разгар выборов! И никаких постеров с машинами на стенах. Лишь несколько иероглифических загогулин в рамочках. Ну и дела.
- В "китайца" умеете? - бесцеремонно смахнув кипу листочков, Костик прыгнул животом на кровать и дотянулся рукой до противоположного края, где проживало нечто вроде прикроватной тумбочки (с десятком-другим листочком на ней). Открыв её, хозяин комнаты пошарил рукой в недрах и извлёк колоду карт.
- Садитесь, - он подвинулся. - Или в шахматы хотите?
- Ну, если ты меня научишь... - я медлил, думая о кипе листочков в своём кейсе.
- Не умеете? Тогда не надо, я сам плохо играю. Да садитесь же!
- Слушай, тебе так охота посреди ночи учить меня "китайцу"?
- Да это же просто... Ну ладно, вы спать хотите... за полчаса бы закончили.
- Что-то вроде того... спать. Только я теперь не усну, пока не узнаю, откуда у тебя все эти рисунки.
Он вздохнул, положил колоду на тумбочку и перевернулся на спину.
- Я прогрессирующий художник.
- ...А-а, - я, наконец, присел на его кровать, больше было некуда, ибо стул у столика тоже был завален кипой листочков. - Понятно.
- Понятно? - хитро посмотрел на меня Костик. - Ничего вам не понятно.
- Тогда объясни поподробнее.
- А зачем сказали "понятно"?
- Просто сказал. Просто слово...
- Ну, как обычно... Языком молоть...
- Вежливый товарищ.
Костя смилостивился:
- Я много вспоминаю, как надо рисовать, всё время делаю наброски.
- Вспоминаешь...
- Ну да. Мой учитель говорит, что мы уже всё умеем, надо лишь себе помочь вспомнить. Вот и прогрессирую помаленьку.
- В чём же тогда роль учителя?
- А хотя бы в том, чтобы сказать эти слова. Как бы я додумался, что мне не учиться надо, а вспоминать! Ну, и ещё пути сокращать, конечно, чтобы не изобретать велосипед. Есть вещи, которые проще рассказать. Надо чтобы и сам, и в то же время кто-то помогал.
- Ладно, а почему именно рисование? Тянет?
Он пожал плечами:
- Ну да. Всегда рисовал, сколько себя помню.
Я подобрал с полу рисунок. Водопроводный кран, похоже. Рельефный, с резкими тенями, немного заносчивый. Ничего так. Вполне убедительный кран со своим характером.
- Чего же они у тебя повсюду валяются?
- Чтоб не зацикливаться.
Я не очень понял и промолчал.
- Завтра приберу тут. Но они всё равно разлетаются! Ладно, идите спать. А то чё за дела, посреди ночи на моей кровати сидит тут системный администратор в одном халате!
Долгим сочувствующим взглядом посмотрел я на развалившегося передо мной прогрессирующего художника. Он таки отвёл глаза и хихикнул. Я направился к двери.
- Спокойной ночи, птенчик. Плохая из меня нянька.
Его хрипловатый, но всё ещё не потерявший звонкости голос догнал меня в коридоре:
- Кто знает, может, не такая уж и плохая! Если мне будет страшно, я к вам приду!
Я предпочёл проигнорировать и едва различимый толчок в сердце, и лёгкое головокружение, напоминавшее своим шумом раздольные волны плещущегося в голове шампанского.
В конце концов, я устал. В конце концов, командировка, грибочки и глубокая ночь.
В конце концов, они никогда не имеют в виду того, что говорят.
...Скинув халат, я, наконец, растянулся под прохладным одеялом и, ничтоже сумняшеся, немедленно провалился в сон.
***
- ...Вы крупнокалиберный генератор лести, - восторженно кричала мне в лицо экзальтированная клиентка с идиотской улыбкой на лице. - Я протестирую регистры вашего дистрибутива, и мы немедленно сольём. Немедленно! Покроются накладные!Каким-то чудом я понимал каждое слово этой белиберды. Она шелестела листочками и совала мне в рот солёные грибы.
- Хотите такси? Хотите самсы? Я прогрессирую на вас! Вы - мой финальный респект! Летите завтра! Костюм я стираю для вас! Машинка сожрёт клиентскую базу. Раздевайтесь! Олечка!
Выплывшая откуда-то Олечка стянула с меня пиджак и бросила его в стоящее неподалёку корыто. Над корытом, на стенке висел листочек с рисунком смесителя. Из смесителя закапала вода, прямо в корыто.
- Я отогрею... - голос Олечки был душераздирающе проникновенен и контрастировал с конвульсиями грибной клиентки. - Я отопру замки... - теперь была одна только Олечка, и была она светом, была она освобождением ото всех клиентов, когда-либо существовавших, моих и чужих. Она смеялась звонкой хрипотцой и брала меня за руку.
- Проснитесь, пожалуйста... Владислав...
...Костик сидел на постели и неуверенно тряс мою руку. Пару секунд я подключался к этому миру, слушая растворяющийся смех из моего сна.
- Костик, ты чего?
Он оставил мою руку в покое, неровно вздохнул и сипловато крякнул.
- Который час? - спросил я.
- Да вы это... полчаса назад легли, - тихо сказал он.
- А-а... - я перевёл дух и зевнул. - А ты?
- А мне там страшно одному! - в темноте было не разобрать, всерьёз он или нет.
- Да?
- Да. А вам было бы не страшно в огромном доме?
- Ну что ты, мне часто бывает страшно даже в моей небольшой квартире!
- Один живёте?
- Когда как. Вдвоём бывает не менее страшно.
Он хмыкнул.
- Постой, - сообразил я, - а если бы меня не было? Мать ведь не в первый раз уезжает на ночь?
- А я тогда у Санька ночую. Я бы и сёдня у него остался, только разругались мы с ним нахрен.
- Санёк - это тот сосед-приятель, у которого ты тусуешься в дни маминых гостей, - догадался я.
- Ну да...
- Так вот почему ты меня так хотел здесь оставить! - осенило мои сонные брэйны. - Выходит, я удачно там заснул, на ступеньках!
- Ну да, - вновь согласился Костя и, насколько я различал в темноте, пожал плечами. - Не могу же я щас взять и вернуться к нему.
- То есть ты пришёл домой, заранее зная, что тебе тут сидеть всю ночь и вздрагивать от каждого шороха?
- Э-э... ну да, - похоже, эта парочка слов стала его фаворитом.
Что-то у меня не сходилось, и я тут же понял, - что.
- Но ведь ты сказал, что мама велела тебе возвращаться домой. И она уже знала, что не вернётся. Или она не знает, что ты один не ночуешь?
- Она? - Костик произнёс это несколько тупым тоном. - Знает. Просто, наверное, вспомнила про вас и...
- И сказала тебе обо мне? - до меня начало доходить, и сердце уже толкнулось несколько раз. Я-то помнил наш разговор с Эвелиной.
- Вообще-то нет... Просто сказала - иди домой, я приеду, а потом уже я был почти дома, она звонит, говорит, не приедет, а я уже с Саньком поругался, - заторопился он, едва лишь просёк свою оплошность. - Ваще, я не люблю здесь жить. Раньше мы в городе жили. Нормальная квартира, хоть и тесно.
За окном залаяла собака. Мы с Костиком вздрогнули. Что ж, про то, что я знаю о его разряженном телефоне, он понятия не имеет, с опасной темы он соскользнул, а разве мне резон оставаться на ней?
- Мне уже самому тут страшно становится, - весело сказал я, приподнявшись на локте. - Это, брат, заразно, знаешь ли... Но вдвоём-то - пофиг! - я хлопнул его по голому плечу.
Он усмехнулся, вздохнул и, кажется, расслабился.
- Можно я под одеяло залезу? Зябко.
Я подвинулся, пробормотав что-то вроде: "Ну, если тебя не смущает, что я гол, как берёза в январе...".
- Фигня, - бросил он и быстро забрался ко мне под тёплое одеяло. Я подумал, что хоть в доме было не так уж холодно, удовольствия сидеть почти голышом, наверное, было мало. Костик поёрзал, подрыгал всем телом, сбрасывая мурашки, и засопел от уютного удовольствия.
- Вот теперь хорошо, - сказал он.
Да уж!
После секундной заминки мы вдруг одновременно рассмеялись.
- Сказал бы сразу, - я решил подыгрывать Костику, - что тебе страшно там, не бродил бы эти полчаса. Я тоже не в восторге от пустого особняка с десятком комнат, двумя ванными и лающими собаками за окном.
Костик согласно подышал.
- А знаешь, я рад, что ты пришёл, - продолжал я свой ободрительный спич. - Мне снился какой-то кошмар с грибочками. Если бы я проснулся тут от этого лая, да ещё с рожей своей клиентки перед глазами, не уверен, что сам бы не пошёл к тебе искать приюта.
Костик снисходительно засмеялся:
- Вряд ли бы пришёл... - я не увидел, но ощутил, как напрягся парень от этой своей попытки перейти на "ты".
- Не пришёл - прилетел бы! - как ни в чём не бывало сказал я.
Он повернул голову на подушке в мою сторону и, клянусь, улыбнулся так, что тьма слегка отступила.
- Ты классный, - просто сказал парень.
Я продолжал полулежать, опираясь на локоть. Смотрел на его силуэт на фоне постели.
- Переживаешь из-за Сашки?
Пауза.
- Да нет, - казалось, Костя слегка удивлён. - Сто раз так было. Надоел уже. Баран.
- Стоит ли так говорить о друге?
- Он? Друг?
- Ну, ты же сам сказал - был у друга.
Костик усмехнулся:
- Это так говорится. Он мой сосед. Друг у меня давно был. Там, где я раньше жил. Они уехали ещё даже до нас. Мы с ним всегда вместе были. Вот это друг. А Сашка - так... Ну, потусуемся часок-другой. В баттлы сразимся. Фильмец там новый. Он на фантастике завёрнут конкретно. Книг у него много, это здорово, да. Ну и журнальчики там всякие. Знаешь, журнальчики для юношей.
Я понимающе хмыкнул.
- Только никому, - продолжал Костик. - Я у него когда ночую, он мне такие журналы показывает! И видео тоже иногда. Без звука, правда. Сам понимаешь, в доме кругом враги.
Я хмыкнул ещё раз.
- Он вообще-то маньяк на это дело... - развивал тему Костя. - Он даже... короче, никому только, понял? Он меня и этому научил. Ну, моя лучшая девчонка - это правая ручонка. Дрочить, в общем.
Я хоть и прибалдел от откровенности парня, но виду не подавал. Хочет поговорить о своей интимной жизни - я только за. Мне он явно доверял, и это было более чем приятно.
- Но это всё так, - продолжал Костик. - Подумаешь, в комп сыграть, коньяка там из бутылки хлестануть или подрочить вместе. Разве это друг?
Мне стало интересно.
- А что для тебя друг?
Костик тоже приподнялся на локте, подперев ладонью ухо.
- Друг - это когда у вас одинаковые сны, - дыхнул он мне в лицо чем-то карамельным, и волна неясной дрожи прошелестела от моего носа до самых пят. Я никогда не слышал ничего подобного от юнцов. - Это когда вы болеете в одно время. Когда сидите вместе, каждый вроде занят своим, ваще не говорите ни о чём, но друг без друга не можете. Вот так.
- ...Так... может говорить лишь тот, кто познал это, - сказал я, слегка переведя дух.
- Я и познал. Но мы разъехались. Финал, баста. Я всё думаю, вот был бы он здесь... и как он там.
- Но ведь есть видеочаты, да и вообще, миллион способов виртуально общаться, - неуверенно напомнил я.
Костик откинулся на подушку и махнул рукой:
- Херня это всё. Только хуже от этого. Всё не то.
Мысленно я поаплодировал ему и тоже вернул свою голову на подушку.
- Ты и сам... классный, - искренне сказал я парню. - Не думал, что кто-либо из пацанов сейчас так рассуждает.
- Не думал я, что кто-либо из взрослых меня поймёт, - в тон мне ответил Костя. - Хотя взрослый из тебя...
Я засмеялся:
- Неужели так заметно?
- Ещё бы. Я с первого раз эти штучки щёлкаю. Ты же пацан. Как я. Тебе тошно со взрослыми.
- Скорее, скучно, - осторожно поправил я его.
- Какая разница! Ты не хочешь вырастать. И ещё ты любишь пацанов!
- О, Боже... Я люблю блондинок!
- Ага, клёвый отмаз. Ты любишь пацанов. Таких, как я.
- Невозмутимых и убийственно прямых, - подсказал я.
- Хотя бы. Ты-то не волнуйся, это между нами. Но я видел, как ты раздел меня своими сонными глазами. Когда я тебя разбудил внизу.
- И что? - спокойно спросил я.
- И всё, я тебя раскрутил. Я сразу догадался.
- Ну и ну...
- Да мне понрааавилось! - он хихикнул. - У нас вибрации совпали.
- Понравилось? Фу, да у меня просто гора с плеч! - театральный сарказм спасал меня от паники, я всё ещё не знал, шутить мне или не стоит. - Вот почему ты не сказал, что у тебя телефон разряжен!
- ...В смысле? - насторожился Константин.
- Мне твоя мама сообщила, что ты был недоступен, значит, она не могла звонить второй раз, когда ты был на пути домой. Про меня ты не знал. Дома тебе одному ни фига не страшно. Ты знал, что мать не вернётся, но спокойно шёл домой. Здесь ты наткнулся на меня. Спрашивается - зачем ты стал уговаривать меня остаться, а потом ещё и прикидываться, что боишься спать один в своей комнате?
Я знал, что нельзя так прямо. Но я знал и другое - если этот тест пройден, остальное можно не брать в расчёт.
- ...Ну лааадно, докопался, - слегка уязвлено сказал Костя и хлопнул рукой по одеялу. - Только я же сказал - мне понравилось, ты глухой что ли? Или поверить не можешь счастью своему?
Что ж, поверить собственным ушам действительно было сложно, и, хотя земля подо мной давно уже вращалась в другую сторону, я продолжал цепляться за остатки здравого смысла:
- Да с чего ты решил, что твоё присутствие в моей постели меня осчастливит?
- В два счёта докажу, что я прав.
- Ну, докажи.
- У тебя стоит.
- ...Что???
- Член стоит. Потому что лежишь в постели с почти голым пацаном.
- Не стоит!
- Стоит. Не стоит скрывать очевидного.
- Боже, какой бред...
- Я знаю, что не бред.
- Ты не можешь этого знать!
Он пошарил рукой под одеялом и обвил пальцами мой твёрдый корень.
- Теперь знаю.
Я сглотнул и, насколько мог спокойным голосом, произнёс:
- Ладно, убедил.
- Ну вот. Я же говорю. Ещё как стоит.
- Ну ладно, ладно... Но тебе-то что за радость? Мужиков любишь?
Парень как бы нехотя расстался с моим внезапно обласканным органом и неодобрительно поцокал языком:
- Во-первых, ты пацан, а не мужик. Во-вторых - ну... да, мне нравятся некоторые мужчины. В-третьих, это всё фигня, ведь я же сказал - у нас вибрации совпали!
- Переговоришь кого угодно... Но тогда получается, у тебя тоже стоит? - это была моя последняя попытка обратить всё в шутку.
Он молча откинул одеяло, стащил свои светлые трусы, охватил ладонью мою ладонь, и моя рука коснулась его горячего юного стебля, а парень сладко потянулся всем телом. Я погладил его яички, круглые и плотные, кустик волос на лобке и поводил немного кожу на его нежном члене. Я продолжал смотреть на его лицо, едва различимое в темноте, а прикосновения были моим вторым зрением.
- И-и-ых, клёво... - протянул Костик и немного выгнулся, как бы приближая свои сокровища ко мне, их созерцателю.
- Ты... чудо, - прошептал я. - Чудо. Я
Я не мог оторваться от его глаз, так странно поблескивавших в темноте.
Удивительно, но во мне не закипело никакого сумасшествия, не взыграла бешеная похоть. Никакой суеты. Я наслаждался тишиной и красотой момента. Его подлинностью и величием. Это было естественно, ни лихорадка, ни ступор, ни растерянность не постигли меня.
Я наклонился и поцеловал по очереди каждый из его тёплых яичек. Провёл языком по внутренней стороне его столбика. Задержался на уздечке и одними губами помог опустить кожицу с головки. Будто флейты коснулся. Кончиком языка покопался в самой дырочке, парень дёрнулся, охнул и шумно выдохнул:
- К-кайф...
- Вот так вы с Саньком и развлекаетесь, - резюмировал я, дав ему передышку (а то кончит ещё, не успев толком начать.)
- Нет, что ты, - серьёзно отозвался он. - Мы только дрочим вместе. И то каждый себе. И только на баб. Надоело уже! А больше мне не с кем. Жизнь в заточении. Ссылка в деревне, мать её.
Я поцеловал его пушистый лобок.
- Меня ваще давно заводят па-цаны, - продолжал Костик свои взволнованные откровения вперемежку со вздохами. - И мужчины, - вежливо добавил он. - Красивые, как ты.
Я поцеловал его аккуратный пупок:
- Ах ты, маленький льстец...
- Ты красивый, - мягко повторил Костик. - Fuckin’ handsome man! Для меня уж точно...
- Если я красив, то как мне описать тебя, птенчик? Ты знаешь такие слова? Я - нет. Ты просто бог красоты и желания... фу, какую чушь я несу! - оборвал я сам себя, и по очереди поцеловал каждый из его сосков.
Не хватало еще пафоса в постели.
- Я... сразу увидел, что с тобой можно, - приглушённый голос парнишки раздавался у меня уже где-то над ухом. - Владик...
Я целовал его шею. Я целовал его подбородок. Он вдруг забился подо мной и, будто сорвавшись с цепи, стал покрывать ответными поцелуями моё лицо, шею, плечи. Руки его гуляли по моей спине, ногами же он тёрся о моё бедро. Безумие секундного хаоса вдруг воплотилось в один бесконечно долгий, страстный, полный высшего знания и нежности поцелуй, когда больше нет жажды. Есть лишь насыщение, а источник рядом, и ты пьёшь и пьёшь сок созревшей любви, и глаза то ли открыты, то ли закрыты, а тела нет, и двое в неспешном ритме плетут гармонию дыхания... И слаще этого нет ничего, ведь сама природа такого поцелуя - это предельное приятие друг друга, понимание без оговорок.
Мы целовались. Юношеские щёки пахли хлебом. Он дышал полно и жадно сквозь поцелуй. Левой рукой я касался его уха, волос, плеч. В этот момент я знал, что такое вечность. И истина. И тишина. И вся музыка мира...
Оторвавшись, отлепившись, мы дышали и смотрели друг на друга в этой темноте. Он то ли всхлипывал, то ли слегка смеялся.
- Ты пахнешь ёлочкой, - сообщил мой юный любовник.
- Крем у меня... для бритья... с хвоей, - отвечал я ему, едва понимая, о чём говорю.
И мы вдруг снова соединились, но теперь уже тотально, всетельно. Он льнул своим горячим животом к моему; я же, теперь полностью оказавшись над парнем, всё пытался удержаться на локтях, охватив его спину своей ладонью. Мы выравняли ритм, определили сочетаемость наших тел и нашли рисунок первого экстаза. Если бы в тот момент эмоция удивления была мне доступна, я бы непременно удивился способу слияния, который одними своими прикосновениями предложил мне юноша.
Это было просто и странно, но он поместил мой бестолково тычущийся член себе между ног и сжал бёдра, а его сокровище оказалось точно в таком же положении по отношению к моим бёдрам, которые я инстинктивно и свёл.
Неудобная на первый взгляд позиция оказалась на самом деле вполне подходящей для нас двоих, ведь промежность и плотно сжатые ноги воистину заменили нам классическую вагину! Члены тёрлись друг о друга в узком пространстве, то и дело уходя мимо мошонки в ложбинку между ягодицами. Волосы на наших лобках сплетались, причём мои, доходящие до пупка, явно щекотали его в основном гладкий и бархатистый живот. Костик был не так уж чтобы намного меньше меня ростом, поэтому мне не приходилось сильно наклонять голову, чтобы целовать его раскрытые влажные губы, жаждущие больше, больше, наслаждающиеся мною, его первым мужчиной. Дыхание, хрипы, стоны - в этих звуках была вся поэзия любви двух пацанов. Шорох простыней, танец увлажнённых членов, мокрые поцелуи... он был горяч, он был молод, в тот момент он был мой, и даже он был мной, ведь и были мы одним.
Я поддавал всё больше, будто бы проникая на клеточном уровне в его тело. Я тёрся о парня, как щенок о ногу хозяина; он же растворялся во мне, как только может растворяться Ученик в Учителе. Он льнул, жался, впечатывался в меня и битва рук, и жар дыхания, и гармоничная игра бёдер - всё было совершенно в этом танце, который произвольно менял ритм, убыстрялся, становился всё более непреклонным и утвердительным.
И вот, достигнув, наконец, немыслимого пика скорости обмена поцелуями, касаниями, ласками, взвинтившись до предела этим гимном взаимного упоения, мы буквально затряслись, запрыгали на простыни. К чёрту, разве в силах человеческих запомнить звуки и детали, слова и движения! Это был взрыв на всех уровнях!
Я мял, раскатывал, сжимал его тело и выплёскивал, выплёскивал, выплёскивал своё семя, а парень извивался подо мной, прогибался всем телом ещё и ещё - не устану это повторять! - и стонал, и хватал губами мой нос, а живот слипался с моим... А там, внизу, бился и пульсировал его взрослеющий скипетр с влажным содержанием, которое он выплёскивал, выплёскивал, выплёскивал со всею силой и восторгом своей яростной жизнерадостности, столь же искренней и неподдельной, сколь доверчивой и готовой отдаваться без остатка...
Не расплетаясь до конца, мы лежали нос к носу на подушке, смотрели друг на друга и гладили волосы, он - мои, я - его. Медленно-медленно...
- С грибочками надо завязывать. У меня от них глюки, - пробормотал я.
- Я твой секси-глюк, - хихикнул Костя.
- Да, неслабо ты мечтал о пацанах, птенчик, - сказал я.
- Ты не можешь этого знать! - неплохо скопировал он меня.
- А у меня есть доказательство, и я его недавно целовал... - Костик довольно повозил ногами.
- Страшно ему было в доме, - меня вдруг разобрало на подначивание.
- Ну... мне было страшно... было бы страшно обломно пропустить всё это, - ковбойчик таки выкрутился. - А тебе?
Я с наслаждением вздохнул, теребя локон на слегка лохматой его голове:
- Знаешь, пару дней назад я потерял крупную сумму.
- Сделка сорвалась?
- Нет, потерял в прямом смысле. Потом всё шло кувырком целых два дня, всё - от и до. Вплоть до грибочков. Но сейчас я их благословляю, всю эту дорогу... если это она меня привела... к тебе.
- В мою постель!
- Какой ты циничный! Кстати, мы в моей постели.
- Я раньше думал, циничный - от слова цинк. Цинковый такой. Всё нипочём.
- Тогда прости мой цинковый цинизм, но я весь в твоей сперме. Ты, надо думать, тоже. Не хочешь ли в душ?
- Можно. А спермы у меня много! Я со вчерашнего утра не дрочил, - весело поведал Костик. Похоже, он получал эксгибиционистское удовольствие от обнародования некоторых деталей.
Я не удержался и поцеловал его носик. Потом губы. И ещё раз губы.
- Блин, твои шмотки надо же сушить! - вспомнил Костик, вылезая из постели.
- Я и забыл...
- Ща я всё сделаю, жди меня в ванной здесь.
Он как был, голышом, убежал вниз, а я, проигнорировав халат, отправился в соседнюю комнату, зажёг там свет. Ванна была столь же роскошна и уютна, как внизу, но решена в изумрудно-салатовых гармониях. Это уже лучше, решил я, под цвет глаз Костика. Зашёл в душевую кабину, сделал воду погорячее. Прикоснулся к своему телу: хм, в кои-то веки оно было липким не от моего семени. Наедине с собою я всегда всё называю своими именами. Надеюсь, Костя не является скрытым садо-мазохистом.
- ...Надеюсь, ты не будешь настаивать на анальном сексе? - появившийся Костик прервал мои размышления ответом на мой мысленный вопрос.
- Вибрации у нас и вправду совпадают, - я забыл удивиться его словам, потому что удивление совсем иного плана, удивление, граничащее с восхищением, настигло меня. В свете электросолнц голый Костик был приятным объектом для любования.
- Нравится? - он уцепил мой взгляд.
Я беспомощно улыбнулся. Ровная смугловатость его кожи. Коричнево-розовые соски. В меру худощавое пропорциональное сложение. Длинные кисти рук. Красивые ноги с едва заметными волосками. Густые ресницы, медово-русая шевелюра и чуть более тёмные курчавые волосы на лобке. Росли они лишь непосредственно вокруг члена и были не очень густыми, такими невыразимо юношескими. Полуприкрытая головка члена...
- Вижу, что нравится, - сам себе ответил Костик, ибо быстрое набухание моего фаллоса говорило само за себя.
Парень подошёл ко мне, встал под душ. Деловито исследовал мои бицепсы:
- По форме красивые, по содержанию так себе.
Возразить мне было нечего.
Затем он провёл ладонью по умеренной растительности на моей груди. Оценил сохранившуюся стройность талии. Замерил тяжесть яичек. Зарылся пальцами в мою лобковую дремучесть. Поводил рукою по члену, пожал головку.
Все эти манипуляции заставили его петушок налиться соком и расправиться, развернуться во всей своей красе. Не обрезан, как и мой. Но стоит по-другому. Если мой благородно нависает под углом к земле, изнемогая от собственной тяжести, то его дружок задиристо топорщится, как бы заглядывая мне в лицо. Дескать - ну, каков?
- Хорош... - только и выдохнул я и снова погладил его член, обнажил головку.
Своей дырочкой петушок прижмурился от удовольствия. Ласково я помыл его яички, ещё слегка липкие от наших спермоизлияний.
Не в силах остановиться, мы без слов продолжили наш взаимный онанизм под горячим душем. При этом мой пацан ещё и показал мне, как он обычно дрочит - расставив ноги, прогнувшись назад. В целом, похоже на мой привычный способ, с той только разницей, что я направляю свой член в пол, а он свой - вверх.
Потом мы снова взялись обрабатывать друг друга, наши левые руки гуляли по спинам партнёра, ноги бесстыже расставлены, головы наклонены, иногда лишь соединяясь для поцелуя. Члены направлены вверх, хотя для моего это не совсем привычно.
Душевая... Мы, двое юношей, дрочим друг другу... Дышим всё чаще... Эти картинки водяным маревом стояли то ли перед моими глазами, то ли всплывали из недр былых фантазий, подогревали возбуждение. Рука моя исступлённо сжимала Костин пенис и водила по стволу. Играла его кожицей, задевала пальцами головку. Надо сказать, этот отросток если и уступал моим шестнадцати с половиной, то совсем немного. Довольно мясистый, при этом гладкий и очень приятный на ощупь. Вот что я помню. Под ним - два прыгающих в ритме, красных от жара воды яичка с редкими чёрными волосками на них. Распаренные горячей водой, его яйца то висли в мошонке и смешно болтались, то прижимались к телу, впрочем, как и мои.
Всё быстрее и быстрее; моя рука слилась с Костиковым пенисом, а Костик в этот же момент ювелирно обтачивал мой фаллос своими длинными пальцами. Мы не могли взгляда отвести от этого зрелища. Каждый реагировал на нюансы в действиях партнёра, оттого казалось, что сжатие ладони спустя мгновение отзывается подобным сжатием на твоём члене... Это был дуэт.
Наконец, мы откровенно задриллили во всю прыть, закачались корпусами, головки и пальцы мелькали с бешеной скоростью - щас добудем огонь! - и, в конце концов, разрядились друг на друга, застонали, конвульсируя, эякулируя... О, как странно оргазмировать в чужом кулаке, как нереально держать в своих пальцах чужой фонтанирующий орган, орган юнца со спермой! Эти электрические разряды бьющегося в ладони отростка... Отростка юноши! Последние судороги на танцующих стопах... Застывшая нега на лицах, слегка искажённых неземным удовольствием... Шумные выдохи, объятия, поцелуи... Размазывание спермы по телу... Хохот релаксации... Горячая вода, омывающая, омывающая нас обоих...
Разомлевшие, мы сидели голышом на стульях из чистого дерева в тёплой уютной кухне, размерами напоминающей о безупречном вкусе хозяйки. И её сына, который оказался не дурак сообразить забойные бутерброды с сыром и ветчиной. Заваренный его умелой рукой, чёрный чай дулся и насыщался ферментами в фарфоровом чайничке под толстым полотенцем. Мы ждали, чтобы получше заварился.
Локти на столе, подбородок на кулаках, я сидел и смотрел на моего птенчика, которого - казалось мне уже - я знал всю свою жизнь. Впрочем, в каком-то смысле, моя жизнь началась лишь пару часов назад.
Мой юный шеф-повар, а по совместительству и мастер чайной церемонии, лежал подбородком на столе, на своих длинных пальцах, подложенных под его умную головушку. Локти разведены в стороны, что позволяло мне видеть волосики под мышками, взгляд - прямо на меня. Бирюза глаз. Чувственные губы, напевающие что-то чуть слышно.
"Ты охренительно крут, чувак..."
"Я чертовски без ума от тебя, парень".
- ...Не пора ли наливать? - это я вслух.
Костя покачал головой, не отводя глаз. Его влажные, слегка вьющиеся волосы свободными, не слишком длинными русыми прядями оплетали голову замысловатым веником.
Он был каплей дождя.
Мне вдруг захотелось надеть халат.
- ...Может, мне стоит надеть халат?
Он опять молча покачал головой.
- Ты не устал?
Он вздохнул и, наконец, ответил:
- Я-то в командировки не летал и грибочков не ел. С чего мне уставать. А вот в твои годы столько секса вредно!
Я улыбнулся, в который раз за последние несколько часов. Костя говорил, не поднимая головы, отчего она подпрыгивала на нижней челюсти.
- Вредно было жить столько лет без секса, птенчик!
- Ты жил без секса? - он недоверчиво поднял брови.
- Теперь я считаю, что да.
- Ну-ка, поподробнее, - лениво попросил.
- Видишь ли, на самом деле с женщинами я всё равно что занимался онанизмом! Ведь входя в них, думал о своём удовольствии. Это не секс. Это изощрённый онанизм. А когда мы щас дрочили с тобой под струями душа, я слился с тобою, меня вдохновляла идея, картинка. Это была моя картинка. Для меня это был настоящий секс. Секс не только в рамках тела, но и вне тела. Я его не делал, я его жил. С тобой. Как одно.
- ...Понятно... - он выпрямился, потянулся, встал и аккуратно разлил чай по чашкам.
Кустик его волос выглядывал из-за края стола. Член прятался ниже.
- Боже, даже это чаепитие для меня - секс... - благоговейно произнёс я.
- Я тебя своим чаем просто оттрахаю! - пообещал Костик.
- К твоему сведению, мои рекорды лежат в пределах от пяти до девяти раз в сутки. Так было в 18, так остаётся и сейчас. Для меня наши два раза были разминкой.
- Ни хрена себе! - хихикнул Костик, ставя на стол чайничек.
- А вот лицам твоего возраста избыток кончин противопоказан, - продолжал я. - Так что подорасти сначала.
- Да я по пять-шесть раз в день кончаю! А уж два-три ваще без базара.
И всё же, он был уставшим. Леность и грация кота плескались вокруг него. А я купался в этих волнах.
К слову, чай был заварен превосходно. Со вкусом и расстановкой мы пили первую чашку. Как после сауны. Немного утолив жажду, принялись за бутерброды. Потом за вторую чашку...
- Представляю картинку: приходит Эвелина Марковна и видит идиллию у себя на кухне - её сын пьёт чай на пару с её подчинённым. В четыре утра. Голышом.
Он засмеялся:
- В четыре не придёт.
- Я на это надеюсь!
И тут он спросил:
- Мама хороший босс или стерва?
Секундная пауза - я глотал чай.
- Она хорошая... женщина. Я её уважаю. Но не хотел бы я разозлить её по-настоящему.
- Ты бы смог потребовать у неё повышения?
- ...Нет. Она мой босс. Это у нас не принято.
Он на секунду задумался, почесал затылок:
- Не стыдно женщины бояться?
Я пожал плечами:
- Нет, не стыдно... Это простая субординация, почему сразу - бояться? Начальник сам решает, кого и когда повышать. Хотя... - я сладко зевнул, - в чём-то ты прав. Всю жизнь боюсь женщин. Особенно женщины-стоматолога. Страх перед женщиной сидит на клеточном уровне, страх, как и любовь, живёт за пределами логики.
- Это я знаю. Любовь нельзя объяснить.
- Вот-вот. Всё-то ты знаешь!
- Я влюбляюсь с ходу! - после чая онн приободрился, он него снова попёрло энергией.
- По сколько же раз на день, казанова?
- Два раза в жизни. Но с ходу.
- Фи, два раза! Я к твоим годам уже раз двести влюблялся!
- Вот только не бери на слабо! Сам сказал - это за пределами логики.
- И кто же твои две пассии, если не секрет?
- Ой, пееервая была в пятом классе, - он откинулся на спинку стула. - Я её увидел и улетел. Потом она заговорила, я ещё дальше улетел. От её голоса. И так и не вернулся. Она вышибла мне все мозги. Я ваще потерялся. Целый год ходил, как обдолбыш. Я её, мне кажется, до сих пор люблю. Только... не по-сексуальному как-то.
- Ну, ясно, любишь одну, а стоит на другую.
- Вроде того. Дрочить-то я начал с Сашкой. Поначалу бабу голую увижу - два раза дёрну и сразу кончаю. А потом чё-то быстро надоело.
- И тут пришли пацаны...
- Ага. Увидел Димкин агрегат в бассейне. Чувствую - встаёт. Я быстрей плавки натягивать. Потом, правда, вижу - у многих пацанов то и дело встаёт, никто особо внимания не обращает. Один раз даже мы вчетвером в душевой дрочили... каждый сам себе... Не забуду, как Димка обкончался, ему брызги аж в лицо долетели!
- У-ух, продолжай, сладкоголосый Шахерезад!
- Сам ты херный зад! Я правду говорю. Он всю волосню себе замусолил своей спермой. Однажды он со мной заигрывать так начал. Дай, говорит, я тебе вставлю. Типа, шутка. А потом реально че-то трется сзади. Типа, еще одна шутка. Я ваще этого не люблю! Иди, говорю, сам в жопу - и по яйцам ему навтыкал слегка. Отстал... Но я всё равно о пацанах уже думал. Если бы он просто подрочить предложил, или там, не знаю... Кстати, ты собираешься у меня сосать?
- Ждёшь, что я поперхнусь чаем? Напрасно.
- Ну, а потом появилась у меня мысля с Сашкой попробовать, уговорить хотя бы подрочить друг другу. Хоть ради прикола просто, а там и ещё чего... А то сидим каждый раз и на фильмец какой-нибудь, как больные, дрочим себе. Ну, я кривой наводкой так, намёками, то да сё. Чё-то, говорю, руке уже скушно... Типа, хорошо бы бабу. Он говорит - ага. Я говорю - или хоть кто-нибудь помог бы. Другой. Он говорит - ага. Я говорю, чё агакаешь, давай друг другу и поможем, хоть что-то новое...
- И он не понял прикола.
- Он сначала вроде - ну давай, потом чё-то в лом ему, а потом говорит - да ну, чё мы, как педики. Я говорю - да один раз всего кончим, при чём тут педики, беспонт же месяцами шкурку гонять. Я, говорит, так не кончу. А самому, вижу, хочется. Но нет. Я, говорит, нормальный. Баран...
- Просто чистый натурал.
- Ну, я замял дело. Мы и так с ним ругаемся часто. На фиг надо ещё уговаривать его. Думаю, ну и пошёл он, всё равно он мне не настоящий друг, сдался он мне, раскручивать его... Мне с ним не так уж и интересно, меня от фантастики так не прёт, как его, да и бабы его уже в печёнках сидят. Дрочилка космическая.
Я расхохотался.
- То есть, - сказал я, - не тот ли Димка с агрегатом стал твоей любовью номер два?
- Этот маньяк? - возмутился Костя. - Пусть дальше дрочит пису!
- Тогда кто же?
- Ты, - просто ответил Костя.
Я почему-то покраснел.
- Я. Гхм... Вот так вот сразу?
- А чё такое? Я влюбляюсь с ходу! Меня там, на ступеньках сегодня второй раз в жизни так шарахнуло. Несмотря на твой вид. Это вибрации, мать их, вибраторов, трижды через ногу. Я даже ругаюсь щас потому что стесняюсь тебя. И волнуюсь.
- Не волнуйся, я же открыт на все сто.
- Я вижу... и не надо краснеть. Это не на одну ночь! Я знаю это чувство! Ту девчонку до сих пор ведь люблю... И тебя тоже. Но тебя ещё и хочу! С тобой можно вообще всё!
Я, не отрываясь, смотрю на него, и веря, и не веря.
- Так что не сомневайся! - он весело хлопает ресницами. - Ты, Владик...
***
Я всё-таки сбегал наверх за своим белым халатом. Мы с птенчиком устроились внизу, в гостиной, на огромном диване, обитым тканью смелого морковного цвета. Я сидел и перебирал ещё немного влажные волосы Костика. Он устроился рядом, для пущего уюта укрывшись пледом и возложив голову мне на колени.Мы молчали, я массировал его ушки, а он мурлыкал, блаженно прикрыв глаза. Тепло и нега заполняли пространство вокруг нас. Покой и радость. Свет безусловной любви.
- Сейчас ты уснёшь, - вполголоса сказал я.
- Ни. За. Что, - грудным баском отозвался блондин. - Когда ещё такое будет.
"Если вообще будет", - подумал я.
- Будет, будет, - уверил Костя.
Полумрак комнаты - а горел один лишь настольный светильник - не мешал нашему медитативному состоянию и при этом давал возможность видеть друг друга в немного причудливой игре теней.
- Телефон свой дашь? - спросил Костик.
- Ага. Дам. И ноутбук свой дам.
- Я буду тебе ночью звонить, - немного нахально пообещал он. - В полпятого. Каждую ночь.
- Секс по телефону.
- Ну... посмотрим. Может, мне ещё чего надо будет, - он хитро зажмурился.
- Так, вот и до вымогательства дело дошло! - довольно протянул я. - А то чё-то больно гладенько всё шло, я уж беспокоиться начал. Ну, давай, чего там - задачки решать? Сочинения писать? Я, знаешь, больше по технике.
- Ой, какие мы пугливые! Забей на задачки!
- Что же тогда? Не соображу никак.
- Пока сам не знаю. Стихи, например.
- Стихи?
- Ты же можешь присылать мне стихи на трубу?
- Да какие стихи-то? - упорно не хотел въезжать я.
- Ну стихи-и-и... Обычные стихи... Мне нужны твои стихи.
- МОИ стихи!
- Ты же можешь писать стихи?
- Даже если нет, мне, похоже, придётся научиться.
- Ну и научишься... Только вот не гони, ты можешь!
- Мне всё чаще становится страшно. Ты знаешь меня всего!
- Короче, присылай почаще. А то я тут сдохну совсем от скуки. Мне нужно знать, что вечером я получу от тебя одну строфу. Ладно?
- Ладно. В день по строфе.
- Каждый день!
- Каждый день. Через год я издам сборник. "365 смс-сонетов".
- Мне - 20 процентов от гонорара.
- Оба-на! За что это?
- За идею, за что ж ещё! И за вдохновение.
- Ах да! За вдохновение мне не жалко и 25 процентов.
- Не возражаю. Я буду старательно вдохновлять, честно! Изо всех сил.
...Я гладил его по щеке. Он прикрывал глаза и тёрся ухом о мою ладонь. Мизинцем я щекотал его шею. Он был котик, он был щеночек...
- За это я готов вообще отказаться от процентов... - шептал парнишка.
- За это я готов всю жизнь писать сонеты бесплатно, - шёпотом же откликался я.
Склонившись, я целовал его губы...
Было слегка неудобно целовать наклонившись, и я постепенно съехал коленями на пол, всё удерживая в ладонях его голову, всё целуя его, и мир вращался вместе с его губами. Когда я стоял уже совсем на коленях перед диваном, целуя его всего, освободившегося уже от пледа, мне вдруг пришла в голову спонтанная мысль. Я стащил его нежно-зелёный плед на пол, а сам, как был, в своём халате, вновь взгромоздился на диван, объял всего Костика. Мой халат распахнулся. Укрыл нас обоих, мы целовались до беспамятства, до забвения, до онемения губ...
Парень вдруг проявил недюжинную силу, поймал меня на расслабленности и фактически сбросил с дивана на этот плед. При этом он умудрился не отлепиться от меня и теперь оказался сверху. Сквозь прикрытые глаза я различал сияние настенного светильника, но гораздо больший свет источал исступлённо целующий меня паренёк... Он закатывал глаза, он не хотел разлеплять губ, он дышал носом в мою щёку, он ел меня! И его язык... о, теперь я знал, что такое язык голодного юнца! Он врывался в мой рот, считал мои зубы, касался моего языка и деликатно удалялся... А потом врывался вновь...
Тени на потолке... Громада дивана рядом... Мягкость ковра и складки пледа вперемежку с халатом... Голый парень на мне, елозающий, щупающий меня всего, присосавшийся к моим губам, неистовый...
Он вдруг оторвался, приподнялся, встал на колени, зажав между ними мои бёдра. Пенис с направленным прямо мне в лицо дулом бешено подрагивал в предвкушении очередной разрядки. С полуулыбочкой на лице юный искуситель пополз на коленях вдоль моего тела... Колени упёрлись мне в подмышки... Я охватил его упругую попочку, я дунул на его пипочку, я гладил его бёдра, ноги, его прекрасные стройные ноги с нежными на них волосками...
Он упал на руки, нагнулся... Теперь его член был в непосредственной близости от моего лица.
- Пожалуйста... я так очень хотел... - запинаясь, шептал Костик, и я пригласил его пестик в свой рот...
Щёточка волос на его лобке щекотала мой нос, а его юный фаллос, его жезл наслаждения погрузился в меня. Он был круглый, костиков писюн! Можно даже сказать, вкусный. Я с трудом удержался от искушения... вернее, от откушения, ибо вкусные вещи я привык именно откусывать. Упершись коленями мне в подмышки, опираясь на руки, будто для отжимания, Костя медленно, а потом всё быстрее двигал бёдрами, елозя своим твёрдым корешком у меня во рту.
Снизу я видел двигающийся туда-сюда волосатенький лобок, гладенький пупок, уходящую ввысь, в перспективу грудь с сосками и то и дело запрокидывающийся от избытка наслаждения подбородок, быстрые взгляды вниз.
Я, как мог, успевал обрабатывать его головку языком. Я сосал в прямом смысле, пытаясь ускорить появление порции его семени у себя во рту.
И тут Костик задёргал бёдрами как сумасшедший, его стручок обтыкал мне всё нёбо; парень вдруг весь вытянулся, приподнялся на носках, колени его напряглись, спина прогнулась, голова запрокинулась... и струя тёплой вязкой спермы хлынула толчками мне в рот. Чисто инстинктивно я успевал глотать порции семени в промежутках между выплесками, а всего было их, кажется, не меньше семи... или десяти... он был силён, мой парень!
Он прогибался, вытягивался, снова запрокидывал голову, скулил и стонал, сходил с ума и ввинчивал мне, исходя соком своего юношеского цветения, а я жадно впитывал, поглощал не только солоноватый нектар из самых недр яичек моего друга, но и некое энергетическое поле, некий заряд, который невидимым током проникал в меня вместе со струями свежей спермы.
Костик провис, наконец (лопатки на спине торчат, наверное), голова его опустилась, колени согнулись, живот надо мной так и ходит от учащённого дыхания... Ещё с минуту он находился в этой позе, приходя в себя, а я облизывал его помягчавший воланчик, а заодно и два пинг-понговых шарика рядом.
В какой-то полуистоме пацан снова выпрямился, сел мне на грудь, чуть отъехал назад, повозился, нагнулся, сложился весь, прижался животом к животу, потёрся щекой о мою щёку, облизал мои губы... Лёжа на мне в позе зародыша, всё ещё ногами обнимая мой торс и бёдра, утопая своими влажными чреслами в моей растительности и благодарно целуя меня, он касался теперь промежностью моего всё ещё эрегированного пениса, который, вообще-то, был близок к третьему за ночь оргазму.
Почувствовав пятой точкой моё напряжение, парень всё в той же позе зародыша, не спеша, пополз "вниз" по моему телу, продолжая осыпать поцелуями мою шею, грудь, живот. "Надо бы тебя побрить", - невнятно пробормотал он где-то в области моего лобка. Попка его теперь почти что упиралась в мои ступни. Я плавился. Исчезал, растворялся, сливался с полом, с пледом, с халатом с Костей, с гостиной, с миром...
Я не понимал, где я и что я. Он, наконец, осторожно сдвинул кожицу, крайнюю мою плоть, примял ладонью мои лобковые волосы (а и правда, сбрить их на фиг!) и медленно - до хренового киношного эротизма! - охватил губами мою бордовую головку. Один раз. Второй. Я почти подскакивал от нечеловеческого кайфа на грани боли.
И вот, выделив побольше слюны, этот бойфренд-издеватель довольно глубоко погрузил мой твёрдый посох в свой миленький чувственный рот и, соблюдая природный ритм приливов и отливов, заскользил по стержню, попутно облизывая всю внутреннюю поверхность вплоть до уздечки, а заодно и теребя своими пальчиками мои изнемогающие яйца.
Господи, юный парень, обсасывающий мой инструмент, массирующий мне шары, прикрывающий свои глазки от всех этих новых ощущений, буквально-таки валяющийся у меня в ногах, только что сам обкончавшийся мне в рот, попросивший меня присылать ему стихи по вечерам...
Почему-то именно последняя идея вызвала у меня наиострейший приступ возбуждения, и я ощутил горячие толчки даже не в члене, а сначала где-то между лобком и пупком, это было биение чистой сексуальной энергии.
Я ахнул, кулаки мои сжали ткань пледа, я выгнул таз прямо в лицо моему шпагоглотателю, молясь лишь, чтобы он выдержал мой напор, и сквозь дикий стон, сжав зубы, я буквально ощутил перемещение спермы в моём канале, её гонку вовне, этот бесконечный миг взрыва, это упоение ослепляющего экстаза!
По-моему, я закричал, резко, коротко, стакатто, несколько раз, по числу яростных толчков, коими содрогался я в бессильном, но всеудовлетворяющем желании впрыснуть себя всего в этого сосущего парня, передать ему весь свой жар, тепло, знание, силу. Я извергал в него свой опыт, свою взрослость, мужественность... Я наполнял его напитком зрелости, искушённости, накопленной за свою жизнь, так же, как несколько минут назад я пил его горячечную нетерпеливость и молочную невинность, врожденную мудрость его здоровой юности...
Он вернул мне аромат юноши, я подарил ему дух мужчины.
Он был искусен, он был творческим сосуном! Он поймал несколько струй в воздухе, слегка приподняв свой ротик над моим членом в момент извержения, дабы не задохнуться от избытка объёмов моей разбухшей до предела плоти и поступающей бурным потоком жидкости. Он успевал глотать, успевал принимать новые порции моего всё ещё выделяющегося семени, снова глотать и снова накрывать мою головку, чтобы облизать, наконец, её всю, впитать последние капли, насытиться, перевести дух и снова облизать...
Долго звенел внутренним звоном и не опадал мой орган, уже закончив извергаться. Долго дёргался он, оставаясь на пике возбуждения и требуя всё новых ласк от чувственных красных губ моего лучшего друга!
И тут... произошло невероятное. Я вдруг впервые понял, что излился не до конца, и что впервые в жизни готов на повторный оргазм сразу вслед за предыдущим. Я слышал, что такое бывает у мужчин в минуты запредельного возбуждения, но ни разу ещё мне не удавалось почувствовать это меньше, чем через хотя бы минимальные 10-15 минут.
- Ради Бога, продолжай, - выдохнул я умоляюще, ведь мои почти семнадцать сантиметров никак не хотели съёживаться в руках и губках мужичка, который никак не хотел остановиться.
Бой-френд меня понял и почему-то развернулся ко мне задом. Теперь он поместил свои колени чуть дальше моей головы, и я увидел, что его четырнадцать сантиметров вновь в полной творческой готовности. Член его теперь был красен, как, впрочем, и мой. Я всё ещё лежал на спине. Костик навис надо мной и снова коснулся пенисом моих губ. Лёг осторожно на локти - его грудь на моём животе - и вновь принялся за обсасывание моих раскалённых чресел.
В этой вертикалеобразной позе шесть-девять мы в считанные секунды достигли нового освобождения, практически одновременно. Причём, мой оргазм скорее являлся продолжением, отголоском предыдущего. Ну а Костик проживал свою первую ночь секса. Конечно, спермы с обоих концов лилось теперь совсем помалу, но магия этой позы, когда ток любви замыкается в цепь, сделал наш новый пик быстрым, острым и всеопустошающим, ведь мы как никогда были едины, в прямом смысле слова друг в друге! И осознание этого единения встряхнуло нас обоих... Без сил Костя повалился рядом со мной на полу. Убивая меня нежно. Мы дышали и вибрировали, а наши энергии плескались рядом, перетекая одна в другую, смешиваясь, гармонизируя всё пространство вокруг и объединяясь. Не могли произнести ни слова - ни он, ни я. Костя прильнул к моему плечу, я обнял его одной рукой. Восемь оргазмов на двоих за два часа! Да бог с ними, с цифрами... Я чувствовал себя принцем, вступившим в свои права, взошедшим на трон и исследовавшим свои творения впервые в жизни.
Такого ощущения власти и могущества ни с одной девушкой у меня не было никогда. Никогда.
Мы, кажется, задремали на четверть часа прямо там, на полу, мокрые, уставшие. Потом в полусне, в полушутках, голые, мы забрались в ванну, ту, первую, с которой началась моя сегодняшняя ночь в этом доме. Сидели, барахтались в пене, нежно и неспешно лаская друг друга во влажной неге.
Его блестящие плечи, коленки... вновь мокрые волосы, капельки на лице. Он сидел напротив меня, нога к ноге, его ладони гуляли по моим рукам, потом он устроился прямо на мне, спиной прильнув к животу, закрыв глаза, отдавшись ласкам. Я целовал его ушки, массировал пузико, снова исследовал всё его хозяйство...
На бешеную пляску страсти у нас не было сейчас сил. Мы пребывали в ином поле, неспешно нежили друг друга, отдыхая в этом неторопливом спокойствии, и было в такой ласке что-то даже более значимое, чем соитие, чем гонка за оргазмом. По-своему подобная вневременная нирвана давала ощущения более глубокие, более яркие, впечатывающиеся в память своей абсолютной безусловностью, своим неповторимым ароматом вечности... Когда знаешь - то, что есть - истинно, оно несомненно, оно прекрасно, и оно будет всегда, и так это просто! И есть только это, а остальные картинки - случайны, мимолётны и коротки при всей своей кажущейся важности.
Тело моего ковбойчика, такое гладкое и скользкое в пенной воде, было распарено, размягчено током моих ласк. Он возлежал во мне, как я - в ванне, эдакая матрёшка из голых пацанов. Я целовал его плечи и ушки медленно-медленно, с истинным гурманством смакуя прелесть каждой секунды. Мои пальцы играли на клавишах его рёбер, касались кнопочек его сосков, забавлялись слегка эрегированной его флейтой и гладили белесо-розовые просторы его бёдер и ног...
Своей попенцией он едва заметно шерудил по моему тоже не совсем мягкому колышку, и волнообразный этот танец был похож на покачивание рыбки в аквариуме. И кто его знает, чего они там покачиваются? Замерев рядом с камешком, не испытывая на себе волнения моря, никуда не плывя, они просто висят в воде и слегка вибрируют по одной им известной причине. Может быть, от экзистенциального наслаждения?
Ах, Костя, как тщательно я растирал тебя тёмно-синим махровым полотенцем с надписью "ФУТБОЛ"! Как долго мы, наверх подняться пытаясь, целовались на тех самых ступеньках, где ты меня нашёл! Как пылали твои щёки и губы, как порхали ресницы, как морщил ты свой носик! И как очаровательно ты краснел, когда взгляды наши пересекались, и читали мы в глубине глаз то, что я никогда не смогу выразить буквами. Что за аромат распускающегося бутона окутывал меня в твоих объятиях!
Как сосредоточенно ты готовил апельсиновый сок из двух огромных плодов, а потом мы пили его, в полной тишине сидя напротив друг друга за столом вашей персико-васильковой кухни!
Я знал, что ты по натуре болтун, я чувствовал это, как чувствуют любовники те вещи, о которых вроде бы ничего не знают. Да, я был уверен, что выспавшийся и полный свежей энергии, ты воплощаешься в неотразимого болтуна, но сейчас ты утомлён и медитативно расслаблен. Ты чуть взрослее, чем был вчера, чем даже будешь завтра, ты просто на несколько часов выпал из мелодии своих лет...
- Гляди-ка, снег! - вот кто из нас это первым заметил? Ну кто?
Закутавшись в халаты, мы выбрались на маленький балкончик, коим располагала его комната. Крупные, бесформенные и очень радостные хлопья лепили прямо на нас, не стесняясь! И мы вновь целовались, а снег всё пытался проскользнуть меж наших губ, и Костик смеялся хрипловато и невыносимо сексуально. Безумием было лезть под снег нам, двум полуголым, не до конца высохшим инопланетянам, и целоваться в этой тёмной ночи целых... несколько минут, но безумие тоже бывает оправданным. По крайней мере, никто из нас впоследствии и не подумал заболеть. Эта возможность казалась просто абсурдной.
Потом, в своей комнате, он набросал мой портрет, который я до сих пор храню среди других листочков - стихов для Кости, фотографий и писем от него в виде распечатанных электронных посланий. Кстати, именно в тот момент он признался мне, что всё-таки просмотрел рассыпавшиеся по полу листочки из моего полураскрытого кейса, который он в сердцах пнул, когда пришёл домой. Среди деловых бумаг, которые он быстренько попытался засунуть обратно, ему попался сонет, который я набросал ещё утром, в самолёте. О нём я совсем забыл за весь этот сумасшедший день. Вот почему Костян и был так уверен, что я балуюсь стишками. Что ж, я подарил этот сонет моему парню, переписав и дополнив его прямо там, в его комнате, пока он пыхтел над моим портретом.
- Я бы предпочёл получить от тебя не свою физиономию, а твой автопортрет, - сказал я ему.
- Эт я пока почему-то не умею. Пробовал как-то с фотки, да не вышло. Кстати, давай сфоткаемся.
Впоследствии я получил ещё много его фотографий электронной почтой, но та наша совместная фотка до сих пор является моей любимой. Два лунатика в халатах - он в зелёном, я в белом - прислонившись к стене, сидят среди листочков и, обнявшись за плечи, пялятся в объектив с безмятежно-туповатыми лицами.
Я уснул прямо там, у него в комнате, провалился в забытье на его постели сразу после того, как понял, что Костик уже вовсю спит, прижавшись ко мне. О таких снах говорят - исцеляющие. Да, они длятся всего мгновение, а может, вечность, но пробуждение после них всегда волшебно. Многие минуты реальность ещё наполнена ароматом бессюжетных путешествий, запредельного покоя и свежести.
***
Гарсон спал, теперь уже отвернувшись от меня. Мы оба всё ещё были в халатах. Эк нас сморило в полшестого-то утра! Я взглянул на настольные часы: начало двенадцатого.Только тут моё сердце слегка ёкнуло, и я осторожно покинул Костикову люльку. Не без оглядки выбрался из комнаты и заперся в ванной. И лишь потом, уже чуть менее зашуганно отправился в свою комнату.
Постель смята ровно так же, как мы оставили её после первого бурного соития. При желании на простыни можно было различить желтоватые пятнышки семени. Костика? Моего? Скорее всего, обоих. Я любовно погладил их пальцами.
Теперь я оглядел комнату поподробнее. Ничего лишнего. Одно кресло, журнальный столик справа от окна. Небольшой шкафчик для одежды, кровать с тумбочкой - слева. Милая, совсем уже родная моя комната!
Как и та, соседняя, в которой я проспал пять часов.
Как и обе ванны: вверху и внизу.
Как и кухня.
И ступеньки.
И гостиная...
Тут я подумал, что совершенно не помню обстановку гостиной, а ведь именно в ней состоялась вчерашняя наша спонтанная вечеринка, а потом второй, нет, третий раунд любовных баталий. Только морковный диван да настенный светильник маячат перед глазами.
За окном было светло и серо. Шедший ночью снег успел уже куда-то деться, и, подобно воспоминанию, лишь редкие белые пятнышки кое-где на земле напоминали о внезапном ночном снегопаде, как бледные пятнышки на моей постели напоминали о нырнувшем под мое ночное одеяло юноше. Трава по-прежнему зеленела, а в воздухе - я открыл окно - пахло весной. Утро первого декабря!
Спустился вниз, побродил по холлу, заглянул на кухню. Да, Костина мама ещё не возвращалась. Уф. А ведь запросто могла застать нас спящими. Какая-то бездумная пофигистическая беспечность не давала мне всерьёз разволноваться по столь серьёзному поводу. Внимательней надо быть, внимательней, - пожурил я себя, и на этом закрыл тему.
Вернулся в комнату Кости. Он всё так же спал, отвернувшись к стене. Я сидел на краешке постели и смотрел на него. Знал, что прошедшая ночь в ближайшем будущем не повторится ни в каком реальном варианте. А про видеочаты я, подобно Косте, и слышать не хотел. Только хуже от этого. К тому же я знал, насколько мало значат для парней подобные приключения. Знал, что и сам постараюсь забыть его как можно скорее, до того, как забыть будет невозможно. Знал, что ждёт меня нелёгкое многоборье с внезапно свалившимся счастьем, что его недоступность в сочетании с его реальностью сведут меня с ума и что я всё же буду благословлять его. И жить с ним.
Рассказывать ли о нежности утреннего пробуждения? О последнем сексуальном танце? О мучительном, крышесносящем, опасном, и все-таки взаимном желании не расставаться? О долгих, болезненно долгих поцелуях и щемящем чувстве неизбежной потери? Об обещаниях без слов. Об абсурдной уверенности, что всё будет хорошо и готовности всё принять...
Рассказывать ли о возвращении Эвелины Марковны, о нашем совместном полуденном кофе? Об этих почти искренних шутках и открывшейся вдруг любви к матери моего парня, о моём высушенном костюме, заказанном такси и о последнем взгляде наспех, через плечо? Об этой дороге домой, об отсутствии мыслей, бьющейся надежде, что мучачо сумеет уговорить маму пригласить меня на новогодний праздник...
Но ерунда это всё. Чушь... Свободными от секретов нам не быть, это ясно, как божий день. Ни о повторении, ни о каком-либо продолжении здесь не может быть и речи.
За окном мелькал загородный пейзаж. Сквозь вялую пелену картинок, сквозь череду туманных соображений в голове моей росла и зрела главная мысль, которую я, наконец, облёк в слова:
Есть желания невоплощённые, есть максимально воплощённые. Есть тотальные несостыковки, есть фантастические совпадения. Есть душевное одиночество, есть полное понимание.
И есть предельный экстаз, яркие проблески непознаваемого, осязаемый опыт безмолвия и полноводный поток счастья. Игра мудра и проста одновременно. Грусть, где твоё жало? Ты - иллюзия, игра теней... Я только что расстался со своей лучшей в жизни историей. Я больше никогда не буду грустить.
Такой спорный, не совсем логичный, но интуитивно безусловный опыт постиг меня прямо в такси, на пути домой из загородного посёлка, где живёт мой босс и её сын, юный художник Константин Андреевич, приславший мне свое первое сообщение ещё до того, как мы добрались до города:
"Владик! Зима началась хорошо!"
Декабрь 2006