Отец Сергей неторопливо стянул с себя альбу и одёрнул свой новый свитер — неизменно серый, неизменно Hugo Boss. Будучи вице-канцлером римской курии, он мог позволить себе дорогие вещи, и никто не смел сказать хоть слово против.
— До свиданья, отче, — раздался за спиной голос нового дьякона. Отец Сергей обернулся.
— До свидания, — вежливо откликнулся он и неторопливо двинулся к выходу из ризницы.
Неодобрительно взглянув на стайку девчонок, ворвавшихся в дверь и устремившихся к копошащемуся невдалеке церковному викарию, священник вышел в зал и направился к выходу, по пути здороваясь с проходящими мимо прихожанами. Мысли его, впрочем, были далеки от дел церковных. Прямо скажем, они были посвящены в основном часам, которые он приметил в витрине одного из центральных магазинов города. Часы были решительно хороши, но и цена впечатляла. Поэтому, спускаясь по ступеням крыльца, отец Сергей раздумывал, стоит ли выложить такие деньги за новый хронометр или лучше повременить и присмотреть себе что-нибудь поинтереснее.
Неожиданно выглянувший из-за облака солнечный луч ударил священнику в лицо, и тот подслеповато заморгал, вытаскивая себя из размышлений. Оказалось, он уже стоял напротив двери здания курии. Но возвращаться домой почему-то не хотелось, и отец Сергей решил пройтись немного вокруг храма, благо солнечная погода и свежий воздух располагали к прогулкам.
Неторопливо спустившись с лестницы, священник двинулся в сторону храма. Внезапно из кармана донеслась короткое пищание. Отец Сергей вытащил телефон и, поправив очки, воззрился на экран мобильника. «Через 5 дней приезжает апостольский нунций, нужно перебрать архив, « — писал канцлер курии. — «Мне бы не хотелось, чтоб он меня опять во все... « — дальше можно было не читать. Отец Сергей вздохнул и оглянулся. Похоже, с прогулкой можно было заканчивать, толком ее и не начав. При мысли о полках, заваленных бумагами, на священника разом нахлынуло уныние. Но работа есть работа. Вспомнив о часах, отец Сергей немного приободрился и, решительно развернувшись, пошел обратно к курии, но тут на его левый бок и плечо обрушился довольно ощутимый толчок. Тяжело пошатнувшись, священник обернулся и увидел перед собой наглую физиономию незнакомого мальчишки лет шестнадцати, виновато разведшего руками:
— Прости, дедуля... недоглядел.
— Ты такими темпами скоро стены крушить начнешь! — послышался откуда-то сбоку жизнерадостный девчачий голос. Откуда-то появилась светловолосая молодая девушка, идущая в обнимочку с юношей примерно ее возраста.
— Пива пить меньше надо, — зычно засмеялся еще кто-то. — Напугал человека до полусмерти.
На миг вокруг отца Сергея сгрудилась целая хихикающая и гомонящая компания. Неожиданно почувствовав какую-то странную неловкость, священник уже приготовился что-то сказать, но молодые люди уже прошумели мимо него и пошли дальше, не переставая оглушать двор шумом разговоров.
Отец Сергей опустил голову, невидяще глядя на тусклый асфальт. У него такого никогда не было — ни пива, ни девушек, ни друзей. Всю жизнь он внушал себе, что есть вещи гораздо более важные — учёба, служение, а затем и архивная работа, но сейчас он почему-то особенно остро ощутил, чего он был лишён. За сорок лет жизни он никогда никого не любил, никогда ни с кем не делился своими мыслями, так как считал, что подпускать себе кого-то в душу опасно, но сейчас вдруг до боли захотелось иметь близкого, родного человека... который бы тебя понимал, который бы поддерживал...
Священник судорожно вздохнул и пошёл обратно к курии. Пора было за работу. «Надо взять себя в руки» — сказал он себе, но сделать это, первый раз за долгое время, не получилось. Мир вокруг посерел и потемнел — еще недавно палящее солнце закрыла огромная туча. Где-то вдали громыхнуло, и тут отец Сергей вспомнил, что в ризнице остался его зонтик — дорогой, почти как все его вещи, очень дорогой зонтик. Пожалуй, стоило вернуться в храм, пока сторож не запер на ключ все двери, и забрать зонт. Актуальности принятому решению добавил еще и тот факт, что с неба начало мелко и мерзко накрапывать. Вздрагивая от сырости, священник заспешил к храму.
Дождь полил сильнее. Отец Сергей взбежал по лестнице и поскользнулся. Ногу пронзила боль. Священник с каменным лицом поднялся, отряхнул брюки и вошёл в храм. «Ненавижу это место. Вернуть бы всё назад...»
Идти было больно, но стоять — еще больнее. Неуклюже хромая, он прошел до середины зала, и тут только подумал, что ризница, должно быть, уже закрыта, а священники разошлись по домам. Идти искать ключ казалось делом немыслимым — ногу при каждом шаге словно раскаленным прутом прижигали. Теша себя последней надеждой, что в ризнице мог еще остаться хоть какой-нибудь министрант или хоть викарий («Если те дурочки не растерзали его»), отец Сергей с усилием сделал шаг вперед. И тут дверь ризницы распахнулась.
Отец Александр, настоятель греко-католиков, захлопнул дверь и быстрым шагом двинулся к выходу. Поравнявшись с вице-канцлером, он вежливо кивнул и, прищурившись, вгляделся тому в лицо.
— Всё хорошо?..
— Великолепно, — буркнул Сергей и попытался протиснуться мимо. Изливать душу первому встречному он настроен не был. Впрочем, второму, третьему и четвертому тоже — можно подумать, среди них нашелся бы хоть один, готовый его поддержать.
— Стой, — отец Александр схватил его за руку.
Отец Сергей напрягся.
— Дай пройти.
— Что случилось?
— Дай. Мне. Пройти, — раздельно, четко проговорил вице-канцлер. Отец Александр снова прищурился.
— Не дам, пока ты не скажешь, в чём дело.
— Оставь меня в покое, — голос отца Сергея дрогнул. Он попытался вырваться, но неудачно наступил на больную ногу и у него вырвался короткий стон.
— Почему ты хромаешь? — не замедлил последовать новый вопрос. Отец Сергей проклял все. Храм, ступени, сторожа, самого себя, но в первую очередь — своего слоноподобного приятеля, норовящего сунуть нос туда, куда его совать не следовало.
— Отпусти меня, — мирно попросил вице-канцлер. — У меня сегодня куча работы.
— Работа подождет, — неожиданно греко-католик легко потянул его к ризнице. — Пошли поговорим.
Отец Сергей, сдавшись, подчинился. Александр зажег в ризнице свет и, подождав пока его коллега зайдёт, запер дверь на ключ. Вице-канцлер побледнел, промолчал и сел прямо на стол («Всё равно никто не видит»).
Отец Александр встал напротив него, скрестив руки на груди, и замер, точно изваяние.
— А теперь рассказывай, в чём дело.
У отца Сергея сперло дыхание. Казалось, в горле теснилось слишком много слов, чтобы хоть одно из них могло вырваться наружу. Он сглотнул.
— Мы...
Пришлось подавить искушение закрыть лицо руками.
— Ты никогда не замечал, как мы одиноки?
Отец Александр чуть заметно кивнул, не отрывая взгляда от собеседника. Отец Сергей отвёл глаза, стараясь сосредоточиться.
— Я... Мне надоело. Надоело всё это. Постоянно быть одному. Одиночество... оно убивает. Никто нас не понимает.
На лице Александра появилась чуть заметная снисходительная улыбка.
— Но мы-то друг друга понимаем.
— Да? Ты уверен?... Мы не можем быть откровенны даже сами с собой, не то что с другими. А наша миссия... служение Господу, высокие слова, пафос, торжественность... за красивыми фразами лишь ложь, и ничего больше. Уподобляться Христу... бедность... послушание... безгрешность... хоть кто-нибудь это делает?... — отец Сергей, забывшись, поднялся, и у него вырвался вздох боли. Он сел обратно. — Этого никто не делает. Ведь и ты тоже, я же знаю... ты тоже нет....