1.
Давид в десятый раз обвёл глазами стены кабинета. Единственное, о чём он сейчас мечтал, это чтобы рабочее кресло дивным образом доставило его прямиком в машину. Он устал. В последнее время жизнь вместо того, чтобы радовать, подсовывала одну пакость за другой. К тому же, подобно концу света, близилось его тридцатитрёхлетие. Неотступно подходя к возрасту Христа, Давид всё чаще оглядывался в прошлое, отчаянно пытаясь убедиться в том, что жизнь прожита не зря.
Итак, что он имел в свои без малого тридцать три года? Квартиру в центре города (неплохую, надо признать), Maserati GranTurismo стоимостью около 8 миллионов, средний, но доходный бизнес. Ему не были знакомы комплексы по поводу собственного внешнего вида. Своё тело Давид всегда строил сам, и сейчас оно находилось ровно в той физической форме, какая его устраивала. Перечисленных пунктов хватало с лихвой на то, чтобы красивые женщины желали его. В отношениях он был избирателен, в сексе искушён. Интерес к мужчинам, опыты BDSM, групповые связи были ему не чужды. Мужчина был пресыщен, доступен физически, но абсолютно закрыт внутренне.
Иногда ему казалось, что он стоит на крыше высотного здания. Да, он над толпой, выше многих, поднявшийся до значительных вершин. Он способен обозревать всё, что творится вокруг. Но он один... Один на крыше.
***
Утро пришло в мегаполис с серебряным дождем и серыми тучами. Августовское лето без боя сдавалось в руки истеричной осени.
Мелкие капли застигли Давида на пробежке. В плеере саксофон и гитара, в мыслях сегодняшнее торжество. "Тебе тридцать три, старик, - подумал Давид, - и это надо отметить". В планах не было никаких встреч с друзьями, для всех он уехал к родителям в пригород. Только вот родителей у него не было. Воспитывался он горячо любимой и тяжело болеющей бабушкой, которую потерял ещё школьником. Тогда и началась его самостоятельная жизнь и работа.
Но, возможно, именно благодаря нелёгкой судьбе он имел сегодня пропуск в элитный клуб особенных предпочтений. Попасть в это место было не так просто. Закрытое заведение принадлежало одному из видных столичных политиков, охочему до тонких сексуальных удовольствий. У клуба не было специального направления, владелец предлагал наслаждения на любой вкус. Давиду же предстояло посетить так называемый Ад (от английского at - вместе). Фактически это была оргия, предполагающая определённый дресс-код и наличие десятка медицинских справок о состоянии здоровья.
***
Внешне здание, принадлежащее клубу, ничем примечательным не отличалось от соседних, кроме нескольких элитных иномарок на стоянке. Давид смерил взглядом амбала у входа и отметил внушительную систему слежения. О том, что средства связи с собой можно не брать, он прекрасно был осведомлён заранее. Все предметы, имеющие возможность видеосъёмки, изымались у посетителей до конца посещения заведения. Конспирация была везде. Здесь отдыхали серьёзные люди, заботящиеся о сухости своей репутации.
И где бы вы думали находилось помещение, предназначенное для Ада? Ну конечно же под землёй, то есть в подвале. В большом зале к моменту появления там Давида уже было немало участников. Комната была стилизована под барокко - немыслимая роскошь. Пастельные тона соседствовали с контрастными изумрудным и бордо. По всему периметру находились места отдыха: большая кровать с балдахином, несколько диванов с витиеватым рисунком, кресла с массивной резьбой.
Давид опустился на софу, стоящую как раз напротив огромной кровати, тем более что там начиналось занятное представление. На кровати расположились трое: зрелый мужчина и двое совсем молодых, глаза всех участников действа закрывали маски. Спустя секунду для Давида уже существовал только один из них. Тот, что смотрел в его сторону. "Сколько ему лет? - думал мужчина, наблюдая за тем, как парень ловко справился с пуговицами на своей рубашке. - Должно быть, не больше двадцати пяти... Что же ты делаешь, парень?" - мысленно обращался Давид к своему визави.
Тот, стоя на коленях, медленно провёл пальцами по оголившейся груди, обвёл ими острый маленький сосок и спустил руку вниз по впалому животу. Со спины к нему приблизился второй парнишка, блондин, руки его легли на пояс любовника, а губы коснулись обнажённой шеи. Визави опустил черноволосую голову на бок, открывая тепло кожи для поцелуев. Всё-таки иногда природа творит, как художник, пишет великолепное тело. И сейчас Давид видел её лучшую работу. Чёрные волосы контрастировали с молоком кожи; розовый тон сосков и чувственных губ... Невинность, молодость и распутство. Дикий коктейль в прекрасном сосуде.
Зрелый мужчина, по-прежнему находящийся в кровати, сально следил за игрой двух парней. Те же теперь изучали друг друга губами.
"Молодец", - мысленно Давид похвалил брюнета, тот явно вёл в поцелуе. Губы двигались плавно, без агрессивного перебора и избыточного слюномазания.
Руки визави тем временем быстрым движением избавили блондина от ремня. Парни были одного роста и схожей, тонкой комплекции. Давиду нравилось на них смотреть. Чёрное и белое. Инь и ян.
Скоро они избавились от одежды, временами подпуская к себе третьего участника. Тот тоже был гол. Мужику было лет сорок, может, больше. Он не был безобразно обрюзгшим, но и атлетом его назвать нельзя было. Зрелому происходящее очень нравилось, о чём свидетельствовал его подрагивающий, хорошо стоящий член.
Игра продолжилась, когда блондин медленной дорожкой поцелуев опустился сначала к плоскому животу брюнета, а потом стал покрывать губами кожу вокруг. Давид преодолел в себе желание встать и рассмотреть как следует член своего визави. То, что ему открывалось с наблюдательной позиции, устраивало его вполне. Навскидку около шестнадцати сантиметров, ровный и бледно розовый, без видимых изъянов.
Язык блондина, наконец, коснулся головки члена. Лёгкое движение отозвалось напряжением в тесных брюках Давида. Парень ещё несколько раз, как конфету, полизал орган, а затем с наслаждением сомкнул кольцо губ. Визави глаза не закрывал, он неотрывно смотрел на Давида. "Как гипноз, твою мать", - пулей пронеслось в голове мужчины.
Блондин старался. Сосал он, надо признать, отменно. Временами надолго засаживая член в своё горло по самые яйца. Давид расстегнул накрахмаленную рубашку - было жарко. Капелька виски, слетевшая с его бокала, медленно потянулась по смуглой коже, замерев на стальном прессе, двинулась дальше по сексуальной дорожке волос, спускающейся прямо к паху. Брюнет заинтересованно приподнялся на кровати и двусмысленно облизал губы.
Давид опустил руку к ширинке брюк и тут же сжал ткань. Сквозь стиснутую материю отчётливо проступили контуры крепкого члена, который не раз становился причиной повышенного интереса и немалой зависти. Бровь визави удивлённо поползла вверх, а губы растянусь в горячей улыбке. Теперь брюнет весь обращён был туда, где под сильными мужскими руками сдалась молния. Никакого белья, только стриженный триммером отрезок волос.
- Я хочу его, - одними губами медленно произнёс брюнет, тут же застонав от шикарного минета.
Возбуждение острыми разрядами бродило по телу Давида, сосредотачиваясь в паху. Игра ему нравилась, будила в нём охотника и первобытного завоевателя. Он, усмехаясь, отодвинул край брюк, позволяя члену выбраться наружу. Да, посмотреть там было на что. Многие из присутствующих в зале именно туда и смотрели, но Давиду было всё равно, он видел только брюнета.
Тем временем на кровати произошли изменения. Загорелый блондин, расположившись перпендикулярно, раздвинул длинные ноги. Зрелый мужик готовился его трахать. Он весь вспотел и странно, что ещё держался, не кончив. Основание его члена сжимало кольцо для усиления эрекции. Пока он пристраивался к дырке светловолосого, брюнет оглаживал того руками, касаясь кое-где поцелуями.
Давид не сразу заметил подсевшего к нему паренька. Возраст его определить было трудно, но, надо признать, мужчина не очень-то и старался это сделать, увлечённый другой игрой. Тот же, не видя сопротивления со стороны Давида, притронулся к его груди, вычерчивая на ней какие-то знаки. Наш герой был сильно распалён, и эти щекочущие прикосновения его не очень-то трогали. Сильным движением он перехватил шею паренька и, наклонив его голову к паху, прорычал:
- Соси.
Того такой накал страстей явно устроил, ибо член, до этого момента вяло лежащий между ног парня, начал наливаться силой. "Саб", - понял Давид и сильнее сжал пальцы на шее партнёра, отчего тот возбуждённо застонал.
В то время как парень, сидящий рядом с мужчиной, начал исполнять качественный отсос, визави, с нескрываемым интересом наблюдавший за этим, опустился к члену блондина. Светловолосый получал ударную дозу кайфа: с одной стороны его драл зрелый мужик, с другой - член скользил во рту брюнета.
Несложно догадаться, что Давид с лёгкостью заменил бы своего паренька брюнетом, покрепче въехав в его умелый рот. Мужчина держал голову своего любовника, контролируя глубину и скорость движений. Того такой контроль доводил до исступления. Партнёр достойно справлялся с крупногабаритным оружием, погружая его в горло до самого основания. Брюнет, казалось, повторял эти движения на своём спутнике с нескрываемым энтузиазмом.
Через несколько минут вселенная потеряла для Давида чёткие очертания. Он смотрел на брюнета и где-то на уровне подсознания переносил его движения на собственный член. В мозгу именно брюнету он въезжал покрепче уверенными движениями бёдер; его он драл в горло, временами сменяя гнев на милость, похлопывая членом по лицу, водя по влажным губам и поглаживая волосы. Не отрываясь от слежения, визави накрыл рукой свой истекающий смазкой член и с упоением начал движение по нему.
- Давай, - шептал Давид, запрокидывая голову и чувствуя, что ещё секунда, и его порвёт от нахлынувших чувств.
Он видел, как брюнет оторвался от члена, не в силах справиться с подступающим оргазмом. Теперь он снова смотрел на Давида, только затуманенным от кайфа, каким-то отстранённым, безумным взглядом.
- Дааа, - простонал он, кончая, роняя жемчужные капли на живот блондина.
В это время контроль Давида над собой дал брешь. Он с рыком прижал к себе голову любовника и, сделав один мощный толчок бёдрами, разрядился в податливое горло. Такой ураган не накрывал его лет с восемнадцати, когда одноклассник обслужил его в туалете... Остывающие молнии удовольствия прокатывали по телу, он прикрыл глаза, казалось, собирая себя по мелким кусочкам. Его партнёр расположился рядом на диване, обхватив коленки.
Пока Давид склеивал по фрагментам убежавшее сознание, брюнет успел скрыться. Но это было к лучшему. Наш герой продолжил вечер, в должниках он ходить не любил. Потому, заправившись новой дозой виски, жёстко отжарил своего минетного сотоварища. Тот голосил на зависть всем пасам того вечера и обкончал им к чёртовой матери всю обивку дивана.
***
"К сожалению, день рожденья только раз в году", - мысленно напевал Давид, покидая заведение.
На выходе он получил десяток записок с номерами телефонов и эротическими посланиями. Дело в том, что у каждого посетителя этого мероприятия на маске был номер. Покидая вечеринку, её участники на заинтересовавший их номер оставляли предложения, пожелания, благодарности или оскорбления, а также номера телефонов, визитки и прочие средства связи. Среди записок, расхваливающих его крупнокалиберный магнум, Давид заметил одну, которая его заинтересовала: "Ты ведь тоже хотел, чтобы это был мой рот?". "Да, - мысленно ответил Давид. - И от твоей задницы я бы тоже не отказался".
Уже покидая здание, мужчина уловил отрывки шумного разговора:
- А может, этот парень шлюшка? - ржал подвыпивший клиент.
- Шлюх в Ад не пускают, - серьёзно заметил охранник.
Давид невольно засмеялся: "Может, я неправильно выбрал профессию?"
2.
Трасса и скорость, и ни одной разумной мысли в голове. Такое движение Давид не любил сравнивать с полётом. Это не отрыв от земли, а какое-то соединение, принятие того, что тебя окружает. Прошло больше месяца с момента его появления в клубе. У мужчины сложилась любопытная теория. Если после секса с партнёром спустя месяц он ещё желает его увидеть, значит, игра стоит свеч. А Давид жадно хотел отведать брюнета, хотя секса как такового у них и не было. Однако каковы гарантии того, что он встретит его снова? Никаких гарантий.
Клуб приветствовал его невзрачными стенами и пресловутыми иномарками, некоторые из них Давид видел не впервые. Привычная охрана и непривычное беспокойство. Чего он, собственно говоря, опасается? Не к вооружённому же нападению приступает.
В Аду было многолюдно, но Давиду почему-то показалось, что даже среди сотен людей он бы его заметил. Сегодня брюнет сидел на диване (именно на том, что месяц назад занимал наш герой), и снова он был не один. Партнёр визави был внушительнее, крепче и привлекательнее, чем в прошлый раз, а может, Давид потерял способность мыслить рационально. Брюнет его не узнал или сделал вид, что не узнал.
Твёрдыми шагами отмерив комнату, Давид опустился на кровать. Лёгкая улыбка мелькнула на лице визави. Игра началась.
Сначала Давид неплохо держался: спортивное самообладание, крепкие нервы. Но когда мудак напротив сжал голую упругую задницу брюнета, выдержка показала белый флаг. Нет, он не кинулся с мощными ударами на соперника, не истерил, вырывая дерзкое сокровище из рук, он ослабил узел галстука (часть дресс-кода), а потом громко и чётко произнёс:
- Сюда иди.
И брюнет спокойно пошёл, нагловатым жестом показав своему "напарнику" (назовём его шестёркой, по номеру маски), что тому стоит его проводить.
На кровати их снова было трое, только теперь из наблюдателя Давид превратился в участника.
- Это мешает, - прошептал визави, стягивая с него пиджак. - Я же помню, какой ты красивый.
Давид резко перехватил его руку. Игра игрой, но вести эту партию всё равно будет он. Отпустив руку брюнета, мужчина поднялся и встал напротив кровати. Он медленно стянул галстук, пуговицу за пуговицей расстегнул рубашку, следом снял брюки. Брюнет с приоткрытым ртом наблюдал за этим импровизированным стриптизом. Ему нравилось, очень нравилось. В прошлый раз визави не смог детально рассмотреть своё искушение, а теперь он лицезрел его в полном масштабе.
"Твою ж мать, вот где генофонд нации", - подумал черноволосый. Мощная спортивная грудь, крепкие ноги, при всём этом выраженная талия и пресс, по твёрдости сравнимый с алмазным буром. С ума сводящая растительность на руках, в меру волосатая грудь и экстази подобная блядская дорожка, бегущая прямиком к члену его мечты. Теперь визави прекрасно знал, что хуем, оказывается, тоже можно восхищаться. Сколько в нём, интересно, сантиметров? Двадцать? Может, больше. Но, главное, каков, как стоит, а форма... Да он оды петь согласен был этому бойцу, как Данте Беатриче.
Шестёрка тоже был увлечён открывшейся картиной, ночь и для него обещала быть высокоградусной. Давид слегка отодвинул брюнета в сторону, лёг на кровать и указал сопернику, что нужно делать. Дважды просить не пришлось. Мужчина послушным движением обхватил привставший член и с наслаждением коснулся губами нежной головки. Брюнет месть признал. Однако оставаться безучастным ему не хотелось. Обойдя кровать, он присоединился к ласкам шёстерки. Теперь минет мастеру делали двое.
Первые минут десять Давид оценил, дальше начал представлять картинки пострашнее, чтобы прижать возбуждение. Цель сегодня у него была масштабная, и эта самая цель маячила белоснежными полушариями совсем невдалеке от него. Сегодня он его трахнет. И ни начало междержавных военных действий, ни активные атаки инопланетных цивилизаций его не остановят.
- Сменим позиции, - Давид не предлагал и не спрашивал; только утвердительная интонация, только контроль.
- Уверен? - неохотно отрываясь от объекта наслаждения и облизываясь, уточнил брюнет; его рука настойчиво скользнула по члену. - Я бы прокатился.
- Тогда начинаем скачки, - ответил мужчина.
Шестёрка предусмотрительно протянул смазку. "Хоть для чего-то сгодился", - подумалось Давиду. Однако смазка предназначалась только члену мастера. Черноволосому от соперника достался римминг. Оказывается, наблюдение за тем, как один мужик лижет задницу другому, может быть весьма занятным. Тем более что брюнет откровенно тащился от этог, временами посматривая на "быка", которого ему нужно будет укрощать.
Наконец, приготовления были окончены, и визави приступил к десерту. Ему предстояло усесться на внушительный магнум, а потому полное расслабление было необходимой вещью. Он, распутно улыбаясь, приставил член к отверстию и начал медленно опускаться. Давид, не отрываясь, следил за переменами в лице любовника, до тех пор пока не почувствовал тугое кольцо мышц. Теперь он вообще ни за чем следить был не в состоянии.
С каждым движением брюнета Давиду начинало казаться, что он под... Это был приход. Будто обдолбанный, он следил за тем, как стройное гибкое тело то опускается, то вновь поднимается на его члене. Это вводило мужчину в транс, крыша махала цветастыми платками и ехала в неизвестном направлении. Брюнет скулил, тихонько так поскуливал от накатывающих на него волн и слегка покусывал губы.
Шестёрке, по-видимому, находиться в стороне надоело. Он привстал на кровати и приблизил член к лицу улетающего визави. Тот, по-прежнему стеклянными глазами обращённый к Давиду, послушно принялся за минет. Движения черноволосому давались с трудом, голову кружило от дикого возбуждения, потому скольжения языка по члену часто сменялись подрачиванием рукой.
Давид снова стойко терпел минут десять - непонятно откуда явившаяся ревность несколько отрезвила его затуманенный мозг. А затем приподнялся на кровати и резко перевернул брюнета, подминая его под себя. Теперь всё было именно так, как доктор прописал. Мужчина бескомпромиссным толчком вкатил член в податливое тело.
- Дааа, блядь, - вырвалось у визави.
Мощные безжалостные толчки уносили черноволосого куда-то за грань реального мира. Он и представить не мог, что от анального секса можно так улететь. Брюнету казалось, что он поймал-таки нирвану, достиг, мать её, стадии просветления, как Сиддхартха Гаутама (в простонародии Будда). А потом его вообще накрыло. Если ЭТО оргазм, то что за хуйню он ловил на протяжении всей своей предшествующей сексуальной жизни?! Тут был взрыв, коллапс, разрыв мозга и выход куда-то на межпланетную орбиту. Затем он смотрел на лицо СВОЕГО мужчины и думал только о том, как тот невъебенно красив, когда кончает.
Давид дошёл прямиком за своим наваждением. Ему казалась, что из него весь дух толчками выходит. Его снова крыло, только теперь уже как-то совсем по-взрослому. Даже сравнить было не с чем, да и сравнивать совсем не хотелось. Он откинулся на кровать рядом с любовником, стараясь восстановить утерянное дыхание. В глазах мелькали искры от нехватки кислорода.
Как оказалось, у развернувшегося представления было много зрителей. Даже шестёрка (отсутствия которого никто из двоих не заметил) отчаянно надрачивал, сидя всё на том же пресловутом диване.
Брюнет тихонько развернулся и внимательно посмотрел на лежащего рядом мужчину. На секунду ему показалось, что они одни в этой большой комнате, одни в этом огромном мире. Визави лёгким движением коснулся губ Давида, и тот мягко ответил на поцелуй. Это было откровение, чистое и несмелое, каким-то немыслимым образом родившееся в этом Аду.
С трудом оторвавшись от желанных губ, брюнет заставил себя встать:
- Я в душ.
Давид его не преследовал, хотя и прекрасно понимал, что тот сегодня к нему не вернётся.
Уходя из клуба, наш герой ничего не написал номеру 9 и не прочёл ни одной оставленной ему записки. Где-то в его каменной броне пошла серьёзная трещина, и он решительно старался её заштукатурить, давая себе обещание больше никогда не возвращаться в это место.
3.
Сидя в кресле, Давид с трудом удерживался от желания откинуть бумаги на десяток метров. К острому, наплывающему раздражению прибавилась тяжёлая боль в желудке. В последнее время слишком активное отношение к работе давало о себе знать. Мужчина достал третью таблетку кетанова и подумал о том, что живот скоро будет болеть ещё и от обилия травящих его обезболивающих.
Он никогда настолько пофигистически не относился к собственному здоровью. Посещение гастроэнтеролога на прошлой неделе свидетельствовало об обострении язвенной болезни. Врач предположил, что причиной тяжёлого течения заболевания стал стресс на работе. Со стрессом Давид был согласен, но к работе тот не имел никакого отношения. Полученный рецепт с таблетками желанного облегчения не принёс, приходилось пить подавляющие боль пилюли, иначе выполнять свои руководящие обязанности становилось просто невыносимо.
Дома мужчина пытался справиться с накрывшим его наваждением. Привыкший на всё смотреть разумно, он понимал, что двухразовый трах в Аду ещё не повод для рая на земле. И, тем не менее, искушающий визави совсем не намерен был покидать его сознание. К общему нездоровому физическому состоянию прибавилась бессонница, а в прикроватной тумбе снова прижились сигареты.
Вечер пятницы Давид, измученный тяжёлой рабочей неделей, решил встретить в загуле с самым пропащим из своих знакомых, со Славиком. Выбор пал на бюджетный кабак недалеко от дома. Хотя куда идти, Давиду было решительно всё равно, главное - подальше от Ада и его обитателей.
Славик встретил его совсем исхудавшим, потрёпанным жизнью, с горячечно возбуждённым взглядом. Своих денег у парня давно не водилось, а пить за чужой счёт ему предлагали всё реже. Славик был одним из тех необыкновенных людей, чья жизнь, начинаясь многообещающе, неожиданно сделала резкий поворот не туда. Рождённый в интеллигентной семье, воспитанный в лучших советских традициях, парнишка рос смышлёным и талантливым. В выпускном классе Вячеслав одержал блестящую победу во всероссийской олимпиаде по литературе. Стены филологического факультета встретили его как родного, преподаватели восхищались одарённым парнишкой, пророча ему профессорскую стезю. Однако надежд Славик не оправдал, неожиданно после выпуска пристрастившись к бутылке. Вера Михайловна, мать парня, старательно вырывала его из алкогольного плена, мечтая о том, что всё ещё обязательно наладится. Она с неиссякаемой энергией возила его к докторам на кодирование, водила в церковь к батюшке на молитву, приглашала магов-шарлатанов на снятие порчи. А потом надорвалась... Сердечный приступ застиг её как раз во время поиска очередной панацеи для горячо любимого сына. Славик, в тот момент возлежащий в невменяемом от зелёного змия состоянии, не смог даже вызвать скорую.
Давид заказал закуски и бутылку "Джек Дэниэлс", поражаясь, как это пойло вообще несёт название "виски". Его спутнику, казалось, было всё равно, каков характер и вкус высокоградусного напитка. Диалог между мужчинами не клеился, оба глубоко завязли в собственных думах и переживаниях. Однако вторая бутылка вынула из Славика целый ворох слов. Теперь он читал стихи Евгения Евтушенко:
- Не исчезай... Исчезнуть - так легко. Воскреснуть друг для друга невозможно. Смерть втягивает слишком глубоко. Стать мёртвым хоть на миг - неосторожно...
Его голос мерными, еле слышными переливами растекался по кабаку. Давид смотрел на парня, на его бледные тонкие руки с голубыми ручейками спящей крови. Ворох светлых путаных волос, большие омуты мёртвых глаз, прозрачность покрытой пятнами кожи... Он казался Давиду неживым, пустым. Его душа несмелой жилкой билась лишь в струящемся светлом голосе. "Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог", - рождалось в сознании Давида.
- Не исчезай... Забудь про третью тень. В любви есть только двое. Третьих нету. Чисты мы будем оба в Судный день, Когда нас трубы призовут к ответу. Не исчезай... Мы искупили грех. Мы оба неподсудны, невозбранны. Достойны мы с тобой прощенья тех,
Кому невольно причинили раны. ("Не исчезай")
Всё сущее замерло для Давида, он будто получил ответы на свои вопросы. Резко поднявшись, он почувствовал, как его шатнуло от выпитого. Мужчина уходил из кабака, оставив Славику фактически всё содержимое своего кошелька.
Поймать такси у дешёвого заведения оказалось делом пустяковым, а потому спустя пару минут Давид уже мчался в клуб. Сегодня он не обратил внимания ни на облупившуюся штукатурку, ни на заинтересованный, внимательный взгляд охранника у входа. У мужчины была цель, и он шёл к ней.
Брюнета в Аду не было... Давид невольно горько улыбнулся. Неожиданно родившаяся мечта вдруг вдрызг разбилась о безучастную действительность. Мужчина плеснул в стекло бокала элитный виски, замечая, как подрагивает его рука. Первый глоток принёс тяжёлую боль и вместе с ней какое-то поистине мазохистское удовольствие. Второй вызвал ощутимую тошноту. А после третьего Давид склонился над унитазом, наблюдая за тем, как толчками выходит из него чёрная рвота. Его минимальных познаний в области медицины хватило, чтобы понять - протекает желудок... Желудочное кровотечение - опасный знак. Сил подняться уже не было. Давид тяжело давшимся движением распахнул кабинку и стал ждать. Кто-то обязательно захочет отлить в этом театре. Орать и звать на помощь не хотелось. Было как-то отрезвительно приятно страдать.
В полной мере насладиться этим новым чувством Давиду не дали. В белый дом вломились, гогоча, двое: бодрый старик в юмористическом белье вида хоботка чёрного слоника и мужчина моложе, которого поникший с годами хоботок, по-видимому, устраивал. Давиду показалось, что будет весьма нелепо бесславно сдохнуть в этой открывшейся фантасмагории.
- Мне нужен врач, - еле выдавил из себя наш герой.
То ли вид мужчины нескромно вещал о возможности скорой кончины, то ли стоящие рядом не были лишены человеколюбия, тем не менее спустя пару минут Давид уже сидел в фойе, ожидая приезда скорой помощи. Рядом был местный медбрат, временами сующий Давиду под нос отрезвляющий нашатырь. Мужчина с каким-то отчаянием подумал, что путь теперь в это заведение ему закрыт, а значит, и возможности увидеть своего визави у него больше не будет. Зато перед ним отчётливо маячила возможность вообще попрощаться с белым светом.
"Скорая" приехала неожиданно быстро. Давид последний взгляд бросил на двери заведения, ожидая какого-то внезапно свалившегося чуда, но чудо крепко держалось и ниоткуда не падало. Кортеж настаивал на носилках, однако унижений на сегодня мужчине было достаточно. Он ловким движением запрыгнул в машину скорой помощи, и в ту же секунду боль ослепила его. Измученный организм выключил сознание.
Давид пришёл в себя в движении. Ему не сразу удалось различить, что едет не его крыша, а каталка. Перед ним мелькали десятки лиц, и он снова вырвал из них только одно, как тогда, впервые в клубе. Это был визави, а может, Давиду просто отчаянно хотелось, чтобы было именно так. Две крошечные родинки под нижней губой, которые мужчина хорошо рассмотрел тогда в кровати, теперь сливались и мелькали.
- Пётр Константинович, он очнулся, - обратился к брюнету везущий каталку работник больницы.
Желанный врач, безнадёжно пытающийся стянуть с лица наплывшее волнение, опустился к самому уху Давида.
- Только попробуй откинуться. Я уж твой хладный труп без внимания не оставлю, - прошипел он дрожащим голосом.
- Язва, - с трудом разлепляя окровавленные губы, протянул Давид.
- Любезности на потом оставим, алкоголик хренов, - прошипел в ответ визави.
- У меня язва, - повторил Давид, чувствуя, как сознание, прощаясь, снова пускает искры.
- В операционную его, - крикнул из уходящего света Пётр Константинович.
***
В реанимационном отделении оказалось на редкость интересно. В течение десяти минут Давид наблюдал за тем, как его сосед по несчастью с энтузиазмом чешет руку, отходя от наркоза. Мужчина даже подумывал позвать медсестру, опасаясь, что тот себе лунный кратер вычешет.
У него самого болела голова, казалось, что резали именно её, а не живот. Невесёлые мысли толпой поплыли в раскалывающийся пункт. Ему ведь даже некому позвонить, сообщить, что он в больнице и ждёт апельсинов в красной вязанке. В его жизни не было ни родителей, ни брата, ни жены. Тотальное и страшное одиночество. Встреча с Петром Константиновичем теперь казалась игрой полупьяного мозга.
"Нужно поспать", - думал Давид. Одолевающую философию не мешало бы быстро перекрыть бессмысленными сновидениями.
***
Второй раз он пришёл в себя уже в отдельной палате. И чуть не отбросил коньки, заметив рядом серьёзную настороженную фигуру. Взгляды мужчин сошлись. Теперь Давид заметил, что Пётр Константинович гораздо старше, чем он предполагал. Должно быть, они приблизительно одного возраста, о чём свидетельствовали тонкие лучи морщинок в уголках глаз и хмурая бороздка на переносице. Давид ловил глазами любую крохотную черту родного лица. Синие, как море в шторм, глаза, чёрные ресницы, нос с едва заметной горбинкой и несходящим покраснением от оправы очков. Пётр отвёл глаза в сторону, теряясь под неотрывным взглядом мужчины.
- Как ты меня узнал? - удивляясь хрипоте собственного голоса, спросил Давид.
- Я две недели администрацию терроризировал, чтобы мне твои контакты дали. Всё ругал себя, что сбежал тогда и телефона не оставил, - брюнет горько улыбался, высматривая что-то в белой больничной стене. - Но мне всё отказывали, ссылаясь на конфиденциальность запрашиваемой информации. Только вот с охранником и договорился о том, что он мне позвонит, как только ты появишься, - продолжал брюнет.
И тот позвонил. Только Пётр в клуб отправиться не смог, у него дежурство было в больнице. От разочарования выть хотелось, медицинский цинизм с шутками судьбы не справлялся.
- А потом он снова меня набрал, крича, что ты у них в фойе умираешь. Вот тогда я действительно испугался, реанимацию нашу отправил, даже не подозревая, что там с тобой случилось, - брюнет по-прежнему рассматривал выбеленную стену.
Тишина окутала палату. Где-то за дверью ходили люди, переговаривались пациенты, покрикивали медсёстры. Петя несмело повернулся к мужчине, всматриваясь в его глаза. Брюнету тоже нужны были ответы.
Давид, не отрывая взгляд от визави, взял его ладонь и поднёс её к губам, обжигая касанием холодных губ.
- Так не бывает, - прошептал, содрогаясь, брюнет.
4.
Медленно ползла вторая неделя с момента появления Давида в больнице. Пётр, каждый рабочий день заглядывающий к нему на несколько часов, с ужасом видел, как рабочий кабинет его двухразового любовника перемещается в больничную палату. Давид был круглосуточно обложен бумагами, договорами, цифрами, сверками, отрываясь от всего этого вороха лишь с появлением брюнета.
Мужчина медленно и верно начинал ненавидеть больницу. Ему, привыкшему к спорту семь дней в неделю, титаническим нагрузкам на работе и ресторанным изыскам, становилось дурно от больничного вялого течения жизни и пресной каши, что с нечеловеческим энтузиазмом в него пихал Петя. Но поистине танталовы муки Давиду приносил сам брюнет. Во-первых, он умудрялся быть каким-то ослепляюще сексуальным в этом своём белом халате и дорогих очках. Во-вторых, тянулась вторая неделя давидовского целибата - между заинтересованными друг в друге мужчинами всё это время не было ничего! Абсолютно... Даже поцелуя. При этом они удивительно много говорили, старательно избегая тем, связанных с клубом. Ну и, наконец, в-третьих, Давид тихо и неминуемо доходил до точки, чувствуя, что ещё один интеллигентный визит визави закончится вооружённым нападением, оружие тем более что болезненно стояло в трусах...
Петя заглянул во время вечернего обхода, держа листы, в которых он с педантичной тщательностью фиксировал всё, что происходило с пациентами. "Дело шьёшь", - часто говорил на это Давид.
- Как самочувствие? - присаживаясь на край кровати, с напускной серьёзностью проговорил брюнет.
- Плохо, - односложно отозвался пациент.
Волнение на лице лечащего врача не заставило себя долго ждать. Пётр Константинович заметно занервничал, он уже порядком привык к тому, что у его пациента никогда ничего не болит, что он, по его собственному выражению, здоров, как бык, и что его уже неделю назад не мешало бы выписать.
- Давид, что-то беспокоит?
"О, - с удовольствием подумал мужчина, - перешли на личности".
- Да, беспокоит, - серьёзно ответил он врачу.
- Что конкретно? - тревога уже слышалась характерными нотками в голосе эскулапа.
- Боли, - отозвался Давид.
- Где болит? - брюнет даже листы на тумбочку закинул от волнения.
- Давай руку, - пациент протянул широкую кисть своему лечащему врачу.
Белая ладонь тут же легла в смуглую протянутую кисть. Давид опустил руку не на шутку взволнованного брюнета на напряжённый живот. Однако, недолго задержавшись на нём, повёл её вниз, медленно и верно спускаясь к паху. Конечной же остановкой движения стал напряжённый горячий член, который врач нежно сжал, повинуясь скорее инстинктам, чем разумному стремлению.
- До инфаркта меня довести хочешь? - осведомился он у Давида, поглаживая желанный ствол рукой.
- Скорее до греха, - ответил, усмехнувшись, тот.
- Напомню вам, мы находимся в медицинском учреждении, где вы являетесь пациентом, а я главным хирургом, - пальцы этого самого хирурга тем временем пробрались под плотную ткань трусов, поглаживая нежную кожу.
- Может, лучше я вам напомню, где вы держите свою руку? - в ответ проговорил Давид.
- Вы имеете что-то против предоставленного вам лечения и конкретно моей руки? - ответил, чуть улыбаясь, брюнет.
- Нет, доктор, вы человек, безусловно, талантливый, но я бы заменил вашу тёплую ладошку на что-нибудь иное. Может, у вас найдётся альтернативный метод лечения?
- Мы в нашем учреждении используем передовые достижения научной мысли, - отвечал брюнет, стягивая с лежащего перед ним мужчины мешающее "медицине" бельё.
Губы брюнета мягко легли на подрагивающий член пациента, вызывая приветственный стон у оного. Петя никогда ещё с таким упоением не сосал. Он, стараясь не тревожить бинты, мягко оглаживал грудь родного мужчины. Ну а к члену вообще оставался поразительно неравнодушным. Ему приятно было и покрывать его невесомыми дразнящими поцелуями, и острым языком скользить от мошонки к уздечке, и вылизывать поджатые в наслаждении яички, и заглатывать член под корень, поднимая глаза на своего мужчину и видя, как тот всем телом откликается на проступающий кайф. Визави не смог бы ответить, кто получает сейчас большее удовольствие: пациент, лежащий перед ним, или он сам, остро наслаждающийся своей добычей. Давид не стонал во время сего действа, но его дыхание, сбитое, как у марафонца, нагляднее всего прочего говорило брюнету о том, насколько правильны и приятны его старания.
Чувствуя, что конец близится, Давид попытался было отодвинуть увлёкшегося брюнета от готового выстрелить оружия. Тот же прекрасно и сам почувствовал, как напряглось тело мужчины, ожидая развязки, и тем активнее заработал ртом, не желая пролить ни капли накопленного за время воздержания в пациенте... Вот теперь Давид промолчать не смог. Какой-то львиный рык вырвался из его груди, когда сперма густым потоком хлынула в рот любовника.
Петр, хищно облизнувшись, скользнул под бок к расслабленному, тяжело дышащему мужчине.
- Приятного аппетита, - усмехаясь, ответил Давид, чмокнув постаравшегося в щёку.
- Спасибо, - довольно ответил брюнет, накрывая губы мужчины своими в каком-то безумно жадном поцелуе.
Вообще до этого момента в сознании Давида чётко существовало представление, что целоваться после минета, пусть и по-королевски выполненного, мягко выражаясь, неприятно. Но сейчас это заблуждение как-то ушло на задворки сознания, позволив мужчине в полной мере насладиться губами и языком своего любовника.
Брюнет же, больше не ведя в поцелуе, а только податливо тая под напором Давида, даже не заметил, как большие и сильные ладони начали методично лишать его одежды. Можно было, конечно, в лучших традициях жанра говорить о том, что так нельзя: они всё-таки в больнице, Давид ещё не до конца поправился. Вместо всего этого потока неубедительного бреда брюнет поднялся с тёплой постели и быстро стянул с себя весь больничный наряд, абсолютно обнажённым юркнув под бок пациента.
Хотя одну вещичку из больничного антуража он всё же прихватил. В его руке блестел конвертик с презервативом.
- Хочешь? - аккуратно спросил он у Давида.
Давид ничего не ответил, только посмотрел, но взгляд этот кричал о желании. Когда мужчина начал покрывать поцелуями тело врача, тот почувствовал, что мелко подрагивает. Ему было так остро хорошо, что тело окликалось вспышками на каждое прикосновение, лёгкий укус или поглаживание любовника.
- Повернись, - шепнул Давид, чмокнув в плечо своего любимого медика.
Пётр послушно развернулся, невольно ёрзая. Он с невыразимой страстью ждал, что сейчас его со смаком трахнут. Эта мысль атаковала тело болезненным наслаждением, заставляя мышцы сокращаться. Но вместо прикосновения ожидаемого члена он почувствовал движения языка.
- Ох, ты ж бля, - вырвалось из него.
Давиду с прошлого раза хотелось это попробовать. Мужчина хорошо помнил, как извивалось тело брюнета, терпя подобную ласку. Теперь его язык выводил влажные узоры на сжимающемся колечке мышц. Никакого отвращения или неприятия не было, напротив, он с нескрываемым наслаждением следил за тем, как крошечное отверстие то приоткрывается, пропуская его язык, то сжимается так, будто там и пальца никогда не было. Брюнет уплывал, касаясь критически возбуждённым членом простыни. Он уже успел раз кончить, но скользящий внутри него язык разбудил возбуждение снова, заставляя стекать сочащуюся смазку.
Наконец Давид оторвался от увлекательного занятия и протянул любовнику ещё одну подушку. Брюнет ловко устроил её под ягодицами, жадно предвкушая продолжение. Картина, открывшаяся перед глазами Давида, заставила его на секунду замереть. Он жадно рассматривал стройное, но подтянутое тело: аккуратные мышцы спины, ладные длинные ноги и сводящую с ума задницу, маленькую и чертовски аппетитную.
Давид быстро наклонился и легко прикусил одну из шикарных половинок, вызывая лёгкий смех у брюнета, который тут же прекратился с шуршанием этикетки презерватива. Мужчина навис над Петром, дыханием опаляя кожу, движениями мягких губ скользя по белоснежной шее. При этом он дразнящими толчками скользил членом между сжатых ягодиц брюнета.
- Садист хренов, - резонно заметил плавящийся от кайфа врач.
И тут же почувствовал плавный, наказывающий за оскорбление толчок. Крик свой брюнет вовремя утопил в подушке. Это было удовольствие, сравнимое с лезвием, пронзающее до основания, затопляющее разум и заставляющее содрогаться, как в припадке. Давид начал движение, сначала неспешное, будто раскачивающееся на волнах нежности, а затем всё ускоряющееся. Со временем толчки становились всё крепче, мощнее, пока брюнет не начал различать, как по палате разносятся шлепки друг о друга возбуждённых, влажных тел.
Петя мычал в подушку, сжимая, как в дешёвой порнухе, простыни, те уже оголили покрывающий кровать матрац. Он, наверное, беззвучно кричал, в голове носились какие-то обрывки мыслей: "Хорошо, да, давай, какой же кайф, боже мой, как хорошо, да, да"... Давид шептал ему что-то пошлое, вынося всё на новый и новый уровень наслаждения:
- Как же в тебе хорошо. Какой ты, сука, охуенный...
- Я люблю тебя, - с трудом совладав с собственным речевым аппаратом, простонал брюнет.
Он чувствовал, что сознание оставляет его вместе с каким-то засасывающим, сметающим всё на своём пути смерчем оргазма. Он вжался зубами в подушку, давя даже не крик, а рёв немыслимого наслаждения. Тело вело, как в дикой агонии.
Давид от сказанных слов, казалось, провалился за грань реально существующего мира, а следом почувствовал обжигающие сокращения мышц своего партнёра, руки которого рвали метавшуюся простыню, спина выгибалась от накатывающего безумства, а стоны прорывались даже сквозь подушку. Такая картина и тиски на члене не могли оставить нашего героя равнодушным. Он буквально рухнул на великолепное тело, с силой сжав стройные бока, тяжёлым давящим толчком вошёл до упора, и всё...
По ощущениям происходящее напоминало взрыв атомной бомбы, тем более что зарево от пожара мелькало в глазах актива. Охватившее наслаждение миллиардами игл пронзило сильное тело, и Давид с трудом заставил себя приподняться и занять место рядом со своим любовником.
Комната дышала сексом, кайфом и духотой. Как сквозь марево, усталыми глазами Давид взирал на подарившее ему жизнь наслаждение тело.
- И я люблю тебя, - прошептал он устало засыпающему врачу.
И даже не рассчитывал, что тот его не услышит.