Совсем немного было нужно, чтобы вымокнуть насквозь - дождь не то чтобы лил, а скорее извергался водопадами откуда-то из поднебесья. От такси до порога дома было всего шагов пятьдесят через небольшую лужайку, но этого оказалось более чем достаточно. Немного спасло крыльцо у двери дома - в ожидании реакции на мой звонок я хоть в какой-то степени избавился от нескольких тонн воды, успевших попасть на мою одежду.
Дверь открыл Костик - немного повзрослевший со времени нашей сын моей бывшей начальницы. Одетый в невыносимо белый спортивный костюм, юноша с ужасом посмотрел на меня... и тут же разразился до обидного заразительным смехом.
- Здравствуй, Костик, - зловеще произнёс я. - Как поживаешь?
Он прислонился к косяку двери и продолжал смеяться, даже не думая впускать меня внутрь.
- Это невозможно, - сказал он. - В тот раз тебе тоже сначала понадобилась ванна! Ты это специально?
- Ну, разумеется! Я управляю дождями, ветрами и грибами, и вообще я погодный гудвин! Может, впустишь?
- Может, и впущу... - он, наконец, посторонился. - Давай сразу в ванную, что ли. У меня прям дежа вю.
Я сделал шаг и оказался внутри дома. Не сходя с метрового коврика, кое-как закрыл за собой дверь. Костик повернул ключ.
Он стоял прямо передо мной - всё тот же взгляд серо-зелёных глаз, разве что чуть более взрослый. Всё те же русые волосы. Нет, пожалуй, всё-таки чуть потемнее. Ещё более тёмные брови и прямой нос. Теперь паренёк был не более чем на дюжину сантиметров ниже меня - значит, где-то метр семьдесят росту... Прибавил немного за эти семь месяцев! Двести дней. Много тысяч минут.
Цифры, цифры...
Он провёл рукой по моим мокрым волосам, и во взгляде его появилось что-то такое, чего я раньше не видел.
- С Днём рожденья, - сказал он. - Двадцать восемь раз в жизни бывает.
- А... ну да... спасибо. Тебя тоже с Днём рожденья.
Я поймал его руку уже где-то на своей шее и охватил его ладонь. Его поначалу размягчённые пальцы сжались, обрели твёрдость и ответили на моё приветствие.
Оба наших дня рожденья пришлись на свежие апрельские денёчки, то есть были пару месяцев назад, но я ничуть не удивился тому, что мой внезапный зимний друг начал именно с этого - поздравлять в апреле с глазу на глаз у нас возможности не было. С таким же успехом мы вообще-то могли бы задним числом пожелать друг другу и счастливого Нового года.
- Как ты... вообще? - спросил он, а искорки в его глазах так и плясали.
Я кивнул и усмехнулся:
- Всё хорошо... как видишь.
- У меня тоже, - он снова широко улыбнулся и тут же повис на мне, обнял так крепко, что кейс беззвучно выпал из моей руки на коврик.
Я ответил на его объятие с симметричным безумием. Мой подбородок уткнулся ему в плечо. Несколько секунд мы не могли оторваться друг от друга, и Костик, конечно же, поймал на свой белоснежный трексьют изрядное количество влаги.
- Ты больше не пахнешь ёлочкой, - шепнул Костик. - Ты пахнешь дождём.
- Спасибо за все рисунки, что ты мне слал, - ответил я.
- Ты уже сто раз сказал спасибо, - не разжимая объятий и по-прежнему куда-то мне в затылок проговорил он.
- Ты мне тоже. За стишки, - ответил я.
- Вот почему сейчас я молчу.
- Не хочешь сказать "вау"?
- Вау... Вау-вау-вау... Я держу тебя в руках, наконец.
Мы отстранились друг от друга. Костик посмотрел на меня, смигнул, дунул мне прямо в глаза, а потом повёл меня в ту самую ванную, где я заснул в прошлом декабре.
Я понял, что у меня дрожат пальцы.
Он включил свет и пропустил меня внутрь, включил сушилку на полную мощь и посадил меня на кромку ванной. Тёплый поток воздуха ненавязчиво овевал меня. Я взглянул на себя в зеркало, потом на него, стоящего напротив меня в дверном проёме. Мы помолчали, заново ухватили взгляд друг друга и рассмеялись. Ещё помолчали и вновь рассмеялись. Сушилка умолкла, и в комнате воцарилась тишина.
- Ты так и будешь сидеть? - спросил он.
- Странно, - сказал я. - Мы общались почти что каждый день, сутками, я знал, где ты и что делаешь, я всё о тебе знаю. Я слал тебе ежедневные стишки и слушал твоё нытье, ты сканил свои рисунки и терпел мои дурацкие шутки... - Костя хихикнул. - Мы даже созванивались по ночам иногда, хотя ещё чаще болтали в аське, и ты зачем-то потратил пару тысяч карманных на разговор со мной, когда я был в Сибири... У нас раз двадцать был вирт, и ты посреди бела дня бомбардировал меня всяческими эротическими ужасами. Мы нервничали, когда кто-то исчезал из аськи, только я молча, а ты с истеричными воплями, мы успели дважды поссориться и раз пятьсот объясниться в любви. Но вот сейчас ты стоишь тут передо мной, и я ничего этого не понимаю. Всё как будто заново, всё по-новому. Я... чёрт, я ведь вижу тебя второй раз в жизни...
Растерянно пожав плечами, я улыбнулся. Мне было непонятно, каким образом я преодолел забег в эти двести дней и выжил, не имея возможности ощущать его по-настоящему рядом.
В лице юноши что-то изменилось, и он с лёгкой заминкой сделал шаг ко мне, тот самый последний шаг, что до сих пор разделял нас. Вся наша неловкость, след тридцати недель дистанции, растворилась в этом шажке. Мой друг смотрел на меня сверху, и я заново узнавал тот свет, в который влюбился тогда.
Я осторожно сомкнул свои ладони у него за спиной и мокрой своей щекой прижался к его пузику. Костик был настоящий, объёмный, и внутри у него билось сердце. Его трёхмерные руки гладили мои мокрые волосы. С моей промокшей от дождя одежды немного капало на пол, а самого меня слегка знобило от волнения. Я понял, что почти боюсь этого паренька.
Он молчал, как и я, и никто из нас не мог даже вообразить, какая должна была случиться всемирная аннигиляция, чтобы это мгновение прервалось. Всего нам было достаточно, мир оказался в одну секунду для нас совершенен. "Станция конечная, просьба навеки оставаться в вагонах"... Мне не нужно было больше ничего, ничего и никогда, я просто хотел слушать его пузико. Можно было, конечно, поелозить ухом по его белому костюму для разнообразия, но я вполне обошёлся бы и без этого.
- Не хочу больше без тебя, - глухо и откуда-то сверху произнёс некто голосом Костика. - Я питаюсь твоей энергией, и, наверное, я симбионт, и я тебя обожаю.
Его голос резонировал в теле, и я не столько слышал, сколько ощущал вибрации его слов, снимая их своей щекой с его тела. Мне было всё равно, что он говорит. Зачем он говорит? Разве может он выдумать ещё какие-нибудь слова после всех этих тысяч, что были сказаны им за семь месяцев? Слова - для тех, между кем есть дистанция. А мы рядом, и я хочу молчания...
Но стоило ему остановиться, как я сам разразился словами, посмотрев на него снизу:
- Ты. Мой. Спутник. Тогда, зимой, я ещё не знал тебя. А потом, за эти полгода, я влюбился в тебя по-настоящему. Потому что теперь я знаю, какой ты. И тебя я люблю больше, чем твоё тело. Иначе я бы не торчал все эти месяцы в виртуальном пространстве без всякой надежды хоть раз ещё когда-нибудь обнять тебя. Мне было хорошо с виртуальным тобой. Но теперь, когда я дотянулся до тебя, у меня есть всё: и стакан, и семечки. И я могу идти торговать на рынок.
- Что?
- Теперь я могу ощутить полноту жизни.
- Теперь понятно. Смайлик.
- Ответный смайлик. И кисс.
- И тебе кисс. А потом ещё смайлик "краснею" и "танцую от счастья". "Я-хууу"! Ну и "подмигивание" в конце, на всякий случай.
Я слегка встряхнул его и побился лбом в его грудь:
- Виртуальные чаты поработили нас, не заметил?
- Да ты чё, это мы их поработили! Они работали на нас все эти месяцы, как рабы на плантациях. Как только интернет не провис, не понимаю.
***
- Слушай, а чего мы тут сидим? На краю ванной не то чтобы очень удобно... Пойдём куда-нибудь, - я всё-таки выплыл из пьянящей бесконечности момента.
- Идём... Да ты сам меня сюда затащил, маньяк! Пошли на кухню, лучше там просохнешь. Там тепло.
Я отлично помнил, кто кого и куда затащил, но промолчал, глупо улыбаясь.
Мы выбрались из ванной и побрели по направлению к кухне. В коридорах дома было прохладно.
- Сделай мне чай - как ты это умеешь, - попросил я.
- Не вопрос, - Костик щёлкнул пальцами.
На место волнению, нерациональному страху, смущению, а потом и взрыву нежности пришла, наконец, спокойная радость. Как будто бы я вернулся домой.
Костик зажёг изящный обогреватель в виде уличного фонаря, и я сел прямо под ним, снизу вверх благоговейно поглядывая на синие язычки пламени.
- Влад, давай уже заканчивай с вещами и иди сюда, - позвала Эвелина Марковна. - "Вдова Клико" ждать не любит.
- Иду, - отозвался я.
- Бокалы захвати, они как раз в кабинете, - проорал Костик. - Три!
Я отыскал бокалы на барном столике и спустился вниз. Эвелина с Костиком уже заканчивали приготовления к торжеству, что выражалось в сосредоточенном зажигании красных свечей со стороны Костика и в грохоте вилок со стороны моей бывшей начальницы.
- Ставь и открывай, - распорядился Костик.
Потом он добавил мрачно:
- "Вдова Клико" уже повторно вышла замуж, пока ты шёл.
Я сделал всё ювелирно, с мастерством бывшего официанта разлил шампанское по бокалам, и, когда пена улеглась, уровень жидкости во всех трёх емкостях оказался абсолютно, под линеечку одинаков. Профессионализм спасёт мир, хоть мир и не нуждается в спасении.
Свечи горели, горели щёки Эвелины, горели наши с Костиком взгляды, горели, можно сказать, сердца всех троих, и уж точно немного горели эскалопы, что задержало момент произнесения тоста ещё на несколько минут.
- Влад, скажи всё как есть, - вздохнула Эвелина. - Вещай.
- Друзья мои, - начал я. - Вы не представляете, как вы стали мне дороги в последнее время!
- Особенно, когда ты перестал быть моим подчинённым, - ввернула Эвелина.
Мы с Костиком вежливо похихикали.
- Что и говорить, пользы от меня на фирме было немного, - самокритично продолжил я. - Но зато теперь наше сотрудничество видится мне в самых радужных тонах. Перспективы, что и говорить, захватывают дух! А осознание того простого факта, что я берусь за эти перспективы в такой приятной компании (прости, я сейчас не про твою фирму), многократно умножают это удовольствие! Я рад тому, что ближайшие пару недель мне не придётся ездить по городским улицам, и вот тут спасибо вам за ваше гостеприимство, которое, хоть и продиктовано соображениями практичности, всё-таки оставляет простор ощущению нужности и желанности. Так выпьем же за здоровье! - нелогично закончил я и, не обращая больше внимания на хихикающих убийц мадам Клико, звонко чокнулся, после чего осушил свой бокал.
- Мам, он был ценный кадр, - проговорил чуть позже жующий Костик. - Он мог бы писать тебе речи для выступления в совете директоров.
- Ну, на самом деле, Влад, нормальный ты был сисадмин. У нас хоть и принято их ругать, но вообще-то я бы и не желала лучшего, - похвалила меня Эвелина. - А совета директоров у нас нет, - сообщила она сыну.
Второй тост произнесла сама Эвелина. Количество жидкости в бокале её сына на этот раз было вдвое меньше против наших бокалов. Полтора бокала дорогущего шампанского - вот оказывается, где именно пролегает граница родительской толерантности!
- Влад, я очень ценила и ценю тебя, - начала Эвелина. - Ты умел и умеешь делать всё так, что результат устраивает каждого. Но главное - ты был и остаёшься моим другом.
Я смутился, поцеловал Эвелину и мысленно спросил себя, собирается ли она и дальше говорить глагольными парами в прошедшем-настоящем: "Знал и знаешь, хотел и хочешь, пил и пьёшь...".
- Я верила и верю в тебя, - невольно ответила она на мой немой вопрос. - Но главное (ну почему у неё через фразу всплывает "главное"?)... Главное, веришь ли ты в себя. Ты веришь в себя?
- Верю, - торжественно прошептал я.
- Ну, тогда за встречу, - не менее нелогично, чем я, закончила речь мама моего любимого юноши, и мы снова познали поцелуй вдовы.
Костик по неопытности познал его одним глотком, а мы с Эвелиной - с расстановкой, не спеша.
***
Когда мой кузен предложил мне компаньонство в его продюсерской фирме, я как-то всё ещё плавал в зимней депрессии, постигшей меня после первой встречи с Костиком, и заниматься карьерными изменениями мне было недосуг. Однако когда после январских отпускных дней я осознал, что совершенно не хочу идти на работу, то всё же принял предложение - исключительно из желания продлить себе отпуск.
И что же? Весь январь я больше валялся в постели, чем работал - мне буквально ничего не хотелось делать, кроме как спать до судорог, гулять в сосновом бору по соседству, слушать концерты любимых групп, сидя в ванне, и периодически болтать с Костиком в аське. Дмитрий, мой кузен, не торопил события, не спеша вводил меня в курс дела - в основном, дистанционно.
Но когда я по-настоящему подключился к работе в компании моего кузена, то поначалу чуть было не пожалел о своём уходе из фирмы Эвелины. Это было... странно. Звонки, общение, встречи... Ничего конкретного, просто налаживание контактов. Дмитрий объяснил мне, что быть промоутером в шоу-бизнесе - это на девяносто процентов означает уметь общаться и поддерживать контакты как можно с большим количеством людей. Полезных людей. Или не очень полезных. Или полезных в неопределённой перспективе. Вот так вот.
Ощущение дискомфорта продолжалось ровно до того момента, как я получил свои первые заработанные деньги в качестве компаньона. Иными словами, процент дохода от какого-то третьестепенного проекта автоматически становился и моим доходом. Я ничего не сделал для того проекта, но он принёс мне, как выразился кузен, "приятные мелочи". Эти мелочи слегка превышали мой доход в фирме Эвелины. Ну как сказать - слегка... Сильно превышали.
И вот тогда я оживился, почувствовал пробуждающийся интерес к жизни. С энтузиазмом я взялся за свежий проект, попробовал себя в нём, идеи вдруг хлынули из меня отовсюду, и результат был потрясающим: к апрелю о новой бессмысленной, но модной группе заговорил сначала иноязычный интернет, потом русскоязычный, а к лету мы получили такую финансовую отдачу от этого проекта, что Дмитрий лишь покачал головой - новичкам-де везёт. Но я видел, что он был доволен, поняв, что не зря доверился мне.
Я аж чувствовал поскрипывание механизмов, работавших над моим приподнятием в этой жизни!
Всё это как-то отвлекало меня от неизменно возвращающихся мыслей о Косте. Ни о ком другом думать мне не хотелось.
***
Инна ушла от меня незадолго до Нового года. Я сидел дома, ел огромный помидор и смотрел "Симпсонов". Я вообще люблю проводить время в компании мультяшных идиотов. Чувствую себя своим среди своих.
Открыв дверь своим ключом, она подошла к комнате. Постояла, прислонившись к косяку. Днём раньше из дома исчезли её мелочи. Мелочью я называю зубные щётки, тени для ресниц и прочие штучки. А сейчас она сказала:
- Влад, я за вещами... Поможешь сумки до машины спустить?
- Помогу, конечно, - я с нежностью посмотрел на неё. - Не вопрос.
- Спасибо. Держи ключи.
- Давай...
- Держи.
А вот тут я схватил её ладонь, и она оживилась:
- Влад, я ухожу, это всё. Все разборки позади, - а на её лице я прочитал облегчение: разбирательство не отменяется!
- Это я понял. Я хочу сказать тебе спасибо за то, что ты всё поняла, - и я целомудренно поцеловал её пальцы.
- Что? - она растерялась.
- Спасибо за то, что ты меня поняла.
Инна вырвала свою ладонь из моей и отвернулась, пытаясь скрыть разочарование, и произнесла:
- Мне ещё сумки сложить надо...
Мы спустились вниз. Она смотрела куда-то мимо меня, когда сказала:
- Ну, пока.
- Прощай, Инна, прощай.
Теперь она взглянула мне в глаза:
- Влад, а всё-таки - что произошло? Что произошло такого, что я больше не хочу быть рядом с тобой?
- Ты права. Кое-что.
- Мы были так близки, - её ресницы затрепетали.
- Нет. Мы не были так близки.
- Так что же там у тебя случилось? Кто она? Мы когда-то обещали всё рассказать друг другу, если такое случится.
- Я помню. Я сейчас расскажу.
- Впрочем, не надо, наверное. Не хочу ничего про неё знать.
- Это парень.
- Не поняла. Что?
- Я не обещал повторять это.
- Ты серьёзно?
- Нет. Это ведь не может быть серьёзно. Но я не хочу тебе врать.
- Но это то, что я слышала?
- Думаю, да. До сих пор ты всё слышала правильно. Вряд ли в этот раз слух изменил тебе.
Она некоторое время смотрела на меня, потом рассмеялась и как-то вся изменилась.
- А знаешь, мне это нравится. Ты меня приятно удивил.
- Да?
- Да.
- Что ж, я тоже удивлён. И я обожаю твой смех.
- Вот теперь прощай, Влад.
- Пока, Инна...
Я не притворялся - я и вправду искал одиночества, пустого пространства, в котором лишь воспоминания о первом зимнем дне имели право на жизнь. Не думал, что сентиментальность такой силы захлестнёт меня. Несколько недель что-то вроде тоски преследовало меня, мне было мало аськи, мало его рисунков, мало его виртуального присутствия рядом с собой - я хотел мягкости его волос, тепла его кожи, настоящего прикосновения, звука его голоса. А больше я не хотел ничего и никого. Уж лучше пустота, чем кто-то другой.
Мой семимесячный роман с Инной и раньше-то был лишь способом развеять скуку для обоих. Не думаю, что кто-то из нас был даже слегка влюблён в другого. Ощущение не-одиночества - вот что нам было нужно друг от друга. Присутствие другого в жизни. Секс. Мультики по вечерам. Близость душевная... Кроме последнего пункта, у нас было всё.
А после Кости вкус секса без любви стал мне отвратителен. Познав ту степень близости, что возникла между ним и мной, я ни разу не смог затем прикоснуться к Инне. Меня перестала устраивать эта пародия на любовь. А её перестало устраивать, что со мной творилось чёрт-те что, и что бывали дни, когда я едва мог выдавить из себя пару слов, настолько мне хотелось остаться одному.
Так что нет ничего удивительного в том, что однажды из квартиры исчезли её мелочи. А на следующий день я помог ей спустить сумки. Собственно, на всё про всё ушло четыре недели, хотя, будь я порешительней, на это могло бы уйти четыре дня. Ну, пять. Ну, семь.
Костик заскучал и ушёл в свою комнату. Взгляды, которые он периодически бросал на меня во время ужина, красноречиво переводились как "что-то неприкольно", потом как "ну ладно, просто посидим, полюбуемся на тебя", но в итоге как "долго ли ещё вы собираетесь трепаться о всякой хрени?". Мои взгляды на любом из языков читались бы просто: "Наконец-то я могу видеть тебя"...
И мы продолжали болтать с Эвелиной о "нашей хрени". О том, где что лежит. Кто может приехать и позвонить. О сеансах связи по скайпу. О том, как она благодарна мне за то, что я согласился пожить в Баснях, этом загородном посёлке, у неё дома, присмотреть за ним и за её сыном, пока она находится на другом конце света. О том, что это я благодарен ей за такую возможность пожить за городом и отдохнуть от нескольких безумных месяцев моей новой карьеры. О моих делах. О делах её фирмы. О жизни вообще. И в частности...
Глубоко ночью такси увезло её по мокрым улицам в аэропорт. Мы стояли на крыльце, чтобы не вымокнуть под затянувшимся дождём, и эта сцена напомнила мне утро второго декабрьского дня, когда вернувшаяся под утро Эвелина, тогда ещё мой босс, стояла тут вместо меня, а я садился в такси.
Тот взгляд, что мы с Костей бросили друг другу на прощанье, был причиной, по которой я ещё несколько месяцев затем не мог прийти в себя.
Как хорошо, что мы не потеряли связь с Эвелиной! Мне действительно хотелось отдохнуть за городом, подумать о дальнейшем продвижении своих проектов... А этот невероятный шанс остаться с Костей вдвоём в его доме... Аж на целых четырнадцать дней! Эвелина была уверена в том, что это она придумала. Что ж, это почти правда, но вообще-то именно я ласково привёл её к такой идее.
В одном из наших не слишком частых телефонных разговоров она рассказала мне о своей поездке и о маленькой проблемке с Костиком, который был бы очень рад пожить один. На "один" Эвелина пока не решилась и теперь искала, куда его деть, и я как-то так построил разговор, что Эвелина поняла, что его можно никуда из дома не "девать", зато кое-кого в дом можно пустить пожить. Ещё через несколько минут этим "кем-то" стал я. Причём все "озарения" прозвучали из её уст. Вот как важно уметь направить разговор по нужному тебе руслу! Наверное, в этом мне нет равных...
С её точки зрения, это было так здорово, когда всё сходится, когда кстати подвернувшийся бывший коллега может совместить приятное с полезным: отдохнуть за городом, а заодно и присмотреть за почти взрослым её отпрыском... Такое чудесное совпадение! Ну, а я воспринимал это не просто как чудесное совпадение, а как самый настоящий подарок судьбы. Впрочем, Костик тоже.
После нескольких месяцев интернет-общения мы и предвкушали нашу реальную встречу, и боялись её. Я-то не смог его забыть, но вот что произошло у него в душе за эти месяцы, кто знает? Разочарований я не любил, и разочарования от второй встречи с парнем я боялся больше всего.
Напрасно...
И вот багаж уложен, звучат последние поцелуи и наставления, затем такси разворачивается и уезжает. Мы машем ему вслед. Теперь мы одни. Мы вдвоём...
***
Чем могут заниматься двое парней, оставшихся в большом доме ночью вдвоём? Уточню, двое влюблённых друг в друга парней?
Они, как ни странно, опять идут на кухню. Говорят мало, в основном зевают. Пятый час ночи. Они приканчивают "Вдову Клико". Они даже умудряются спеть на два голоса - соседей всё равно нет, и можно орать во всю глотку. Потом они говорят друг другу "споки", и каждый отправляется в свою комнату, потому что каждому очень хочется спать.
И спят они очень долго. Когда старший, продирая глаза, вылезает из своей комнаты, на дворе уже почти час дня. Ну, а младший так вообще спит до трёх...
***
Надо было разобрать свои вещи, но мне было лень это делать, я валялся и читал. Не то чтобы Кафку, скорее, новые сообщения в твиттере на своём гаджете. Изысканное чтение. Потом я услышал, как Костик хлопнул дверью в ванную. Потом мне позвонили, и я проворонил момент, когда он эту ванную покинул. И лишь закончив разговор, я спустился вниз. На кухне, судя по звукам, кто-то возился. Это было чертовски умилительно.
Я осторожно заглянул туда. Возился там, конечно, Костик. Созерцание незамысловатого процесса приготовления завтрака грело мне душу так, как ничто другое. Еда была проста и прията на вид: тарелки вчерашнего ужина с нарезанными овощами (уже слегка увядшими за ночь), кружочки салями и чёрный хлеб.
Увидев меня, парень подмигнул мне, широким и немного небрежным жестом предложил соки на выбор. Поцеловав его в губы, я выбрал апельсиновый. Он налил себе гранатовый, подумал, отставил бокал в сторону и подарил мне ответный поцелуй, раза в три превышающий по длительности предыдущий. И всё это молча, с дыханием. Со взглядами.
"Семейная жизнь началась", - подумал я...
Расположившись на диванчике в углу, я потягивал сок и неторопливо жевал помидор, который почему-то ассоциировался у меня с просмотром "Симпсонов". Костик сидел на столе и болтал ногами. В светлых шортах загар на его божественных ногах был особенно неотразим. Какой-то девайс в углу кухни полузадушенно выдавал неземные звуки эмбиент-радио. Окна были распахнуты, и вся эта летняя влажная свежесть с удовольствием вползала внутрь дома, а потом и тела. Идеальное утро. Половина четвёртого.
- Вкусно, да? - беззаботно причмокнул Костик, большой поклонник увядших овощей.
- Обалденно, - согласился я.
Догрызя огурец, он шмыгнул носом и потёр руки:
- Классный день.
- День просто потрясающий.
Сидя напротив, мы, не скрываясь, пялились друг на друга. В Костике пульсировала та живая струна очаровательности, которую ощутить можно лишь при реальном присутствии, а в полной мере - лишь при спокойном сосредоточенном разглядывании. В суете и в разговорах, при прочих активных действиях она хоть и подразумевалась, но не была столь очевидна.
Он был красив, красив по-настоящему, но не той картинной красотой, что в изобилии зафиксирована глянцевыми журналами, а лукаво скрытой красотой хорошо законспирированного гения, чьи благодатные высоты открываются тебе постепенно, не с порога. Возможно, продвинутый фотограф и сумел бы поймать усреднённую сексапильность его, безусловно, привлекательного тела, отобразить безупречную пропорциональность черт его лица, но в Костике было нечто большее, гораздо большее. Живой юмор и озорная искра. Милая хитринка и надёжность человека зрелого и искреннего. А это и есть самое сексуальное. Так же, как и неординарный подход к мелочам, а также узнаваемое занудство обычного юнца, идеального в своих многочисленных несовершенствах.
- Возможно, я скоро стану вегетарианцем, - сообщил Костя. - Я уже очень близок к этому. Меня тошнит от мяса. Я от него даже рисую хуже.
- Может, и мне тоже... - призадумался я. - Глядишь, идей в работе прибавится. Я тут хоть и на отдыхе, однако мне надо закончить кое-что. Через две недели у меня должна быть концепция образов для нового проекта. Группа людей-эльфов, знаешь ли... Я с ними застрял что-то.
- Естественно! Эльфы же не едят мясо!
- Серьёзно? А что они едят?
- Гномов! - мы рассмеялись. - Ну, или там пыльцу всякую. Яства. Но от животной пищи у них либо понос, либо запор.
- Ясно, ты будешь мне помогать! - я прям заинтересовался.
- Буду, - отозвался Костик. - Но за плату.
Я кивнул и налил себе ещё сока.
- Прогуляемся сегодня? Я ж у вас тут толком и не был, хочу знать, как тут вообще...
- Экскурсии тоже платные, - покивал Костик. - Слушай, а давай прямо сегодня и начнём? Я захвачу всё, что надо.
- Чего начнём? - не понял я.
- Твой портрет. На фоне басненских красот. Пойдём на поляну или даже на заполянный холм, оттуда километров на двадцать обзор. Сядешь там, как Симона Лиза, улыбнёшься, и я это зафиксирую.
- Потом продашь свой шедевр - вот тебе и плата за все услуги! - подхватил я.
- Это как пойдёт, - строго заметил юноша. - С шедеврами этого никогда нельзя знать наперёд.
- Да ну? Здесь тоже, значит, риск?
- Знаешь что, Славик, - неожиданно Костик перешёл на вторую часть моего имени, - давай сначала поплаваем в бассейне, а потом уже сгоняем на поляну. А то после моей работы ты, боюсь, притомишься. Модель - это тебе не на табуретке сидеть. Тут адский труд, между прочим.
- Давай, - согласился я. - Поплавать я не прочь.
- Оки, - Костик допил свой сок, и тут на столе затренькал его телефон.
После минутного разговора парень сообщил:
- Так, Слав... Эээ... Поплавать мы пока отложим. Ко мне ща Сашка зайдёт. Не стесняемся, улыбаемся и машем ручкой. Он нормальный. Потреплется немного и уйдёт. Ему сейчас скучно: лето, пустынные Басни и спермотоксикоз.
- Ясно. А что я тут делаю, с его точки зрения?
- Всё как есть, кроме наших с тобой дел, естессно.
- Понятно... А он красивый?
- Он потрясающий! - Костик взял меня двумя пальцами за нос и довольно ощутимо его подёргал.
- Да я не в этом смысле... - прогнусавил я.
- Ещё бы ты в этом смысле! - свободной рукой Костик повыкручивал мне ухо. - Если что, оторву, причём не те части, что у меня сейчас в руках. Понял?
- Понял.
Никогда ещё я не чувствовал себя таким счастливым. Мы играли в нашу игру, и она мне нравилась. А ведь ещё совсем недавно я жёстко пресекал любые женские попытки управлять мною. Ко мне невозможно было подъехать с этими штучками ни на кривой, ни на спиралеобразной, ни на какой другой козе. Любящие покомандовать девушки вылетали из моей жизни, как пробки; Инна ещё долго продержалась. Впрочем, подобострастничающие всетерпеливицы вылетали ещё быстрее. Интересно, почему я раньше не отдавал себе отчёта в своём женоненавистничестве? Пожалуй, Марго была единственной, с кем я был как-то на равных...
Равенство - вот о чём говорят почти все девушки, и чего меньше всего они хотят на самом деле. Равенство - вот что с лёгкостью дают юноши и лишь избранные из девушек. Марго была моей избранной... Но о ней как-нибудь потом. Хотя нет, лучше никогда...
Сашка оказался рослым брюнетом с абсолютно синими глазами. Немного растрёпан и неуклюж, но невероятно очарователен. Костик даже как бы мерк в его присутствии. Я смотрел на этого спелого шоколадника и не чувствовал ничего к нему, кроме необъятного восхищения. Ничего - ни малейшего интереса. Это красивая-красивая открытка на рождество, но её красота заканчивается после первого же миллиметра - а на обороте уже печатается всякая информация о производителе и дате издания. Это как полюбоваться на солнечный октябрьский день из окна: масса эстетического удовольствия и никакого желания выйти погулять. Чего-то ему не хватало, и я не стремился понять, чего именно.
Моё блондинистое совершенство в своих светлых шортах втолковывал красавчику невесть про что, (что-то у них там с установкой новейшей игры не клеилось), а тот периодически бросал на меня любопытные взгляды. Мы даже толком не знакомились, просто помахали друг другу, что-то пробормотав, пока Костик наспех представлял нас. Сашок мне показался немного диковатым и лишённым манер, которыми Костя мог похвастать, даже несмотря на всю его якобы бесцеремонность.
Я отправился к себе. Пусть занимаются своими виртуальными битвами и едят печенье, а мне надо разобрать вещи, которые я прислал сюда днём раньше, незадолго до своего приезда.
Вещей было вроде немного, но их раскладывание заняло у меня битых полчаса. Это были два чемодана одежды, которую я долго рассовывал по полкам шкафа, потом блокноты, пара книг, ноутбук, флешки, диски, скудный набор мужской косметики. Непросто было придумать, как именно расставить все свои штучки в новой обстановке.
Где-то посреди этого процесса снизу мне позвонил Костик и сказал, что он идёт к Сашке, чтобы помочь ему с установкой игры, и будет дома через час. Я ответил ему, что как раз успею к тому времени принять ванну. Он назвал меня извращенцем и отключился.
Бросив взгляд на ту самую кровать, на которой всё началось тогда, я вдруг понял, что мне очень легко называть это место своим домом. Небрежно насвистывая, я удалился в изумрудно-салатовую ванную, предназначенную для жителей второго этажа. Нашёл там три вида пены. Аромат ванили, пожалуйста.
***
Но когда я вышел из ванны, сомлевший и просветлённый, уже вернувшиеся пацаны тут же утащили меня в бассейн. Действительно, надо быть истинным извращенцем, чтобы принимать ванну перед плаванием. Многовато воды стало в моей жизни! А тут ещё снаружи дождь зарядил по новой... В общем, прогулка откладывалась в любом случае.
Бассейн был прост, без всяких этих дизайнерских штучек, коими изобиловал дом Эвелины. В прошлый раз я сюда не добрался, однако знал о существовании бассейна из нашей интернет-болтовни с Костей и испытывал вялый интерес к объекту. Чувствуя себя обожравшимся героем Рабле, которому предстоит съесть ещё один пирог, я покорно побрёл навстречу волнам, не столько ради поплавать, сколько во имя посмотреть.
- Плавать будем без трусов, - предупредил Костя на ходу. - Мы всегда так делаем, чтобы не возиться потом с просушкой.
- Вот именно, не носить же мне плавки с собой, когда я иду к соседу, - прибавил Сашка, а потом заботливо так добавил: - Вы нас не стесняйтесь!
- Я-то вас не стесняюсь, - отозвался я и спросил себя, а надо ли оно мне - плавать с ними: "Может, попозже посмотрю? Или посижу просто, полюбуюсь на них... Нет, если не плавать, то лучше уж и не идти...".
Пока я думал - пришли.
Бассейн был средних размеров, квадрат метров семь на семь, а в глубину так вообще всего метра полтора-два, он был больше похож на ванну, пешком ходить можно. Но и то неплохо - для дома-то. Воды в нём не было. Костик понажимал там что-то на панели, и минуты за две это корыто наполнилось приятного цвета жидкостью. Парнишки скинули шорты и футболки, я, соответственно, халат - и вперёд! "Это не отдых за городом, это же просто "всё включено" какое-то"...
Плавать после ванны мне было лень. Нырять и вовсе не стал: куда там нырять-то с такой глубиной! Однако пацаны как-то умудрялись это делать. Я вообще старался о них не думать. Это ж чёрт-те что, рядом плавает голый Костик! Я его таким с декабря не видел... Присутствие Сашки меня тоже напрягало, но по другой причине. А ну как разглядит ещё чего у меня лишнего! Ни в коем случае нельзя этого допустить. Костик же ясно сказал: "кроме наших дел". Только зачем он меня тогда в бассейн потащил? Нет, Сашка реально напрягал, тем более что он и сам мелькал совсем близко, и как я ни пытался увернуться, различные части его тела то и дело пересекались с моим утомлённым взором.
Ну очень маленький бассейн!
А Костик - как будто так и надо! Уж подставил, так подставил! Плавает себе, как заправский нудист, думает, что и я так всегда делал. Ох уж эти вегетарианские ньюэйджевские штучки! Плещется, будто ему совершенно всё равно. А может, и впрямь всё равно? То есть как это, совсем?!
Но в том, что я неосмотрительно забрался в ванну посреди дня, был и свой плюс. Эта процедура меня утомила, а без этого мне не удалось бы так долго оставаться в спокойствии, изображая собаку, плывущую за палкой. Я почти совсем адаптировался к ситуации...
И тут я увидел нечто такое, от чего, кажется, даже хлебнул воды! У вышедшего на бортик Сашки (а они то и дело вставали на кромку бассейна, чтобы плюхнуться в него погромче) наблюдалось то, что я так старательно избегал видеть. Иными словами, здравствуйте, самки... То есть прямо на четвёртой скорости! Гормоны, возраст и непослушные части тела...
Сашка перехватил мой взгляд и покраснел. Хлопнулся в воду. Мы с Костиком, как два натурала, плавали рядом, и Костик, похоже, ещё и пронаблюдал всю зарисовку со стороны: и мой взгляд, и смущение паренька. Блондин хлопнул Сашку по плечу:
- И вот так каждый раз!
Сашка немного обиделся:
- Ни хрена не каждый!
Костик отмахнулся:
- Забей! Бывает. У меня же тоже постоянно встаёт.
Сашка усмехнулся. Я понял, что должен что-то сказать.
- Да у всех... - мне показалось, что мой голос звучит легко и естественно.
- Вот видишь, - сказал Костя. - Его можешь не стесняться.
- Я и не стесняюсь, - тут я ему почему-то поверил: не так уж сильно он и смутился. - Я просто это не контролирую, но мне пофиг.
"А вот я контролирую", - подумал я, но вслух сказал:
- И правильно, что пофиг, в юности это никто не контролирует.
В глазах Костика я прочитал свои собственные мысли. Но вслух он произнёс совсем другое:
- Эт точно! Вот например, я тоже... Стоило об этом заговорить, и пожалста! - он многозначительно посмотрел вниз, и мы с Сашком, как заворожённые, проследили за его взглядом: вторая скорость стремительно превращалась в третью.
Этого я вынести уже не мог.
- Ну знаете! - нервно бормотнул я. - Это ж эффект домино какой-то... - и прежде, чем они уставились на мои чресла, я стыдливо нырнул в неглубокие воды, чуть не ударившись лбом о дно.
Вынырнув, увидел глумливые улыбки на лицах обоих. Хотел было нырнуть ещё раз, но махнул рукой и устроил им такую водяную атаку, что через минуту причина для смущения у всех троих исчезла, как будто её и не было.
Присмотревшись к брюнету получше, я понял, что с ним не всё так однозначно. Может быть, Сашка и натурал, но он гораздо более гибок и открыт, чем Костик хотел его изобразить. Мне представлялся закоренелый ботан, полностью погружённый в мир своих фантастических книг, немного чуть ли даже не ограниченный, но теперь я видел нормального парня с хорошим чувством юмора, довольно открытого, хотя и застенчивого. Эту естественную застенчивость я поначалу и принял за диковатость. Моё первое впечатление о Сашке немного изменилось, и я порадовался за Костика - всё-таки у него вполне нормальный сосед!
Сашка и поначалу-то отнёсся ко мне вполне дружелюбно, а уж после купания с размахиванием инструментами пал последний барьер, и вскоре мы уже сидели втроём на диванчике у бассейна, попивая сок из небольшого бара, расположенного тут же. Я чувствовал себя ответственным за то, чтобы у Сашки не осталось и тени смущения по моему поводу, поэтому тормошил его, как мог. В результате мы все просто валялись на полу от смеха.
Не сразу, ох не сразу я заметил, что наши взаимные шутки, в основном, свелись к обмену трёхсмысленностями между мной и Сашкой, не сразу поймал я и настороженный взгляд Костика. Моё простое желание проявить вежливость к приятелю Кости вдруг стало походить на заигрывание.
Я немного притормозил и даже как бы собрался идти наверх - одеваться. Парнишки тоже поднялись, и тут полотенце, висевшее на сашкиных бёдрах, соскользнуло на пол. Ровно тогда, когда он оказался передо мной. Юноша нагнулся, уцепил полотенце и снова улыбнулся мне своей застенчивой краснеющей улыбочкой. Это смуглое тело слишком много маячило у меня перед глазами, эта улыбка вдруг стала мне понятной.
И я сразу скис. Разруливать такой поворот в мои планы ну никак не входило.
Надеюсь, что мне всё это показалось...
***
Действительно, показалось! Больше никаких подозрительных сигналов в мою сторону костиков сосед не подавал, хотя мы ещё часа два сидели в гостиной, кажется, играли во что-то и смотрели новые эпизоды "Симпсонов". Я совершенно успокоился и списал всё на своё больное воображение, чего только не делаешь странного, с кем только не зажигаешь, а потом сам же и думаешь: зачем оно мне было надо?
Ближе к десяти вечера Сашка засобирался домой, а Костик заявил, что должен кое-что забрать у него, поэтому пойдёт с ним.
- Если заиграемся там или чё, приду тогда завтра, - немного слишком равнодушно сказал паренёк.
Я знал, что Костя иногда ночует у своего соседа, но как-то не ожидал, что это произойдёт в первый же день. Ну, пусть даже во второй. Мы же ещё с ним даже наедине толком не побыли! Какое-то тоскливое чувство шевельнулось во мне, и имя ему я подобрать не мог. Это было что-то среднее между тревогой, ревностью и обидой.
Я отвлёкся от переживаний, занявшись делом. В футболке и шортах сидел в своей комнате перед монитором, настраивая сетевое подключение. Мне оставалось только причмокивать от удовольствия, наслаждаясь всеми прелестями сверхскоростной безупречной связи, которая была доступна всем жителем Басен, этого загородного посёлка. Моя городская конфигурация уступала здешней. И это было приятно, чёрт возьми! Как и любая мелочь, бонусом прилагавшаяся к изменившимся в лучшую сторону обстоятельствам...
Я люблю простор, а домик в Баснях был просторным. Я люблю чистый воздух, а Басни располагались в лучшем районе региона с точки зрения экологии. Я люблю комфорт, и в доме Эвелины мне не к чему было придраться. Обычно на новом месте я начинаю всё обустраивать по своему вкусу, прибивать всякие полочки и сверлить всякие отверстия, но здесь в этом не было необходимости, всё было просверлено уже до меня. Мой, как я думал, искушённый хозяйственный глаз чувствовал здесь свою отсталость, но с удовольствием признавал, что ему есть чему поучиться. Дом был оборудован не просто профессионально - но с искоркой, выдумкой и любовью. Это была заслуга не только дизайнеров-инженеров, тут была видна чья-то заинтересованная рука. Впрочем, какое мне дело до этого? Возможно, Эвелина расскажет мне однажды о тайне происхождения сего великолепия.
Но самое главное (и я старался отодвинуть подальше от себя эту мысль, чтобы не сразу насладиться ей), здесь я был рядом с тем, кто мне очень нравился... Можно ли получить все блага в одном пакете? Можно. Печать и подпись.
Только вот время тянется.
Уже перевалило за полночь, а Костя ещё не вернулся. И не позвонил мне. Значит, остался у Сашки до утра. Что ж, ещё немного поработаю, и спать. Я люблю работать поздно: мысли по ночам звонче.
И всё-таки, почему он ушёл? Неужели я не заметил чего-то? Или ему хватило короткого спектакля в бассейне? Как-то всё время забываю про его возраст, слишком мнительный, слишком склонный к скорым выводам и крайностям...
Было двадцать минут второго. За окном темень, в комнате полумрак от настенного светильника и монитора. Я почти уже собрался всё выключить и лечь спать, как вдруг дверь приоткрылась, и в комнату просочилось привидение в белой рубашке и джинсовых шортах. Привидение очень осторожно и бесшумно - а оттого медленно - прикрыло за собой дверь. Я даже немного вздрогнул - не слышал, как он пришёл, и вообще я был уверен в том, что не увижу Костю до завтрашнего дня.
- Ты вернулся? - переведя дух, глупо спросил я.
Интересно, какого ответа я ждал?
- Вернулся, - ровным голосом произнёс Костик.
Он стоял, прислонившись к дверной притолоке, руки за спиной, и смотрел прямо на меня.
- А чего крадёшься? - я сидел в своём кресле и не мог не любоваться им - до того он был хорош.
Костик помолчал и ответил вопросом:
- А что, я должен орать на весь дом о том, что вернулся?
Только сейчас я сообразил, что тон его голоса был не просто ровным, а напряжённым. Похоже, он действительно дулся на меня.
Я встал и потянулся. Улыбнулся ему широко.
- Костик... солнце... Я здесь уже больше суток, но наедине мы едва ли провели один час... Иди ко мне.
Он смотрел на меня и не шевелился. Я продолжил:
- Как-то не ожидал, что нас будет трое... Получается, что твой сосед у нас сегодня весь день проторчал.
- Ну, и хорошо, что проторчал. Тебе-то, я смотрю, это понравилось.
"Так и есть", - уныло подумал я. Честно говоря, я никак не ожидал от Костика такой чувствительности. Но даже в тот момент я не представлял себе степень его ревности! Всё ещё не представлял. Поэтому продолжал свой глупый разговор, пропуская мимо ушей всё, что он мне говорил.
- Да не, пусть приходит, конечно, но я как-то рассчитывал побыть с тобой вдвоём подольше...
- Серьёзно? Вот именно со мной? - его тон начал меня беспокоить.
Костик стоял у двери, ровный, как доска, спокойный, как неработающий лифт, красивый, как не знаю кто...
В следующую секунду он вдруг оказался рядом, и я лишь успел заметить сжатый кулак с потрясающе белыми косточками и то, как этот кулак преодолевает последние сантиметры, отделяющие его от моего лица. Я элементарно не успел среагировать, насколько я не ожидал этого! Чего угодно, но этого я не ожидал.
Чуть не отлетев обратно в кресло, я, однако, устоял и с изумлением уставился на Костю. В носу противно захлюпало, и я хотел было потрогать, что у меня там, но в следующую секунду мне всё-таки пришлось ловить очередной удар, и на сей раз я его не прозевал. Стальной - как хотелось мне думать - хваткой я держал запястье парня и ещё пару секунд его гасил упрямые попытки завершить начатое. Ну никак не хотел Костик разжать свой кулак!
Сосредоточившись на его доминирующей левой руке, я как-то позабыл о свободной правой, которая тут же отвесила мне смачную оплеуху - как раз перед тем, как потерять всякую способность свободно перемещаться в моём личном пространстве. Ну что за ребячество! Пришлось встряхнуть парня хорошенько.
Мы стояли друг напротив друга, из носа у меня капало на наши одежды, Костик часто дышал, но бунтовать больше не пытался и вскоре обмяк в моём крепком, как утренний чай, захвате.
Секунд десять мы рассматривали друг друга в упор. Меня начало доставать это капание из носа, и я спросил:
- Всё?
Он подумал, кивнул, и я отпустил его, в любую секунду ожидая продолжения наезда. Но он просто стоял и ничего не делал.
Я зажал, наконец, эту несчастную левую ноздрю пальцем и стал соображать, где у меня лежат носовые платки. Сходу я никак не мог вспомнить, куда их засунул, когда раскладывал вещи, поэтому я просто стащил с себя футболку и вытер ею лицо. Кровь почему-то никак не хотела останавливаться.
Мне захотелось сесть на пол, до того я почувствовал себя уставшим. На полу, пусть даже и на втором этаже, всегда чувствуешь себя ближе к земле, которая, как мне кажется, возвращает силы. Я как-то расстроился и потому представил себя на поляне.
Чёрт подери, это я-то, до недавнего времени последний девственник среди бисексуальных гомосексуалов, чья память ещё достаточно свежа, чтобы помнить подглядывание за девочками в школе, но уже недостаточно чувственна, чтобы воспроизвести эротический отклик, расточаемый моим тогда ещё однолинейным воображением... Это я-то, бессмысленный зануда, смирившийся с отсутствием парашюта уже после прыжка... Неужели это именно я ощущаю себя сейчас проституирующим старшеклассником, застуканным с поличным прямо во время преступления, которое не было совершено нигде, кроме как в моём воображении? Неужели это меня ревнуют сейчас по всем статьям, а я чувствую не праведное возмущение безосновательно обвинённого, а стыд неоспоримо уличённого?
Костик стоял рядом, мой взгляд упирался прямо ему в коленки, и я подумал, что при большом желании он спокойно может начать меня пинать. Прямо сейчас. И ещё я подумал, что даже не буду сопротивляться ему, пусть пинает, сколько хочет.
Но Костик, видимо, уже потерял свой боевой запал. Он сел рядом и прислонился к столу. Сначала он просто смотрел в стену, потом смотрел на меня, а потом взял мою уже смятую футболку и стал прикладывать её к моему носу, как будто бы я сам не мог с этим справиться. Смех, конечно, но мне было приятно, что кто-то обо мне заботится.
Мы сидели на полу, и он тыкал мне в лицо этой наполовину окровавленной футболкой. Потом он вытер ею мой рот и подбородок - ему виднее было, что у меня там испачкано. Я пощупал нос.
- Не сломан? - тихо спросил Костя.
- Нет, - ответил я, хотя понятия не имел, сломан ли мой нос. - Прости, я не сразу понял.
Он помолчал, а когда заговорил, его голос слегка подрагивал:
- В те ночи, когда ты не выходил в аську, я почти не мог уснуть, всё время читал что-то или играл. Я ждал тебя, мне всё время казалось, что ты уехал куда-то или случилось что-то, хотя я знал, что это не так. А думать о том, что ты встречаешься с кем-то, я вообще не мог, поэтому даже напился однажды! Я знаю, что я дурак и кретин полнейший, и что ты можешь встречаться с кем хочешь, и что нас вообще ничто не связывает, но я ничего не могу поделать с собой, когда ты не выходишь в аську...
Этот хрипловатый голос в полумраке комнаты до сих пор слышится мне иногда. Ничего более трогательного в своей жизни я не слышал.
- Кость...
Костик придвинулся поближе, ещё раз вытер какие-то кровавые капли с моей щеки, затем одной рукой охватил мою шею и прижался головой к моему уху.
- Мне иногда страшно становилось, сколько я о тебе думал, - проговорил он. - Я не знаю, что со мной происходит, когда я тебя представляю со всеми этими твоими...
Я даже головой замотал:
- Костик, я же говорил тебе о том, что моя последняя девушка исчезла из моей жизни перед Новым годом, сразу после нашей встречи. Потом мне было не до них, настолько всё закрутилось с работой... Днями я был по уши занят ею, входил в курс дела, а ночью болтал с тобой... Ну, пропускал иногда разговор, когда уставал или ещё что случалось, но у меня больше никого не было, милый ты мой!
Он досадливо дёрнулся:
- Да ты не должен мне ничего доказывать, это же смешно! Я не то чтобы ревную, это же было бы просто тупо! Я просто говорю о том, что меня иногда какая-то хрень беспокоит, но это не значит, что ты должен объяснять мне всё. Это выглядит просто тупо! И смешно! И жалко!
- Ну вот, уже жалко... - я вздохнул и потрепал его по щеке.
Его рука всё ещё висела на моей шее и сжимала правое плечо.
- Конечно, это жалко, когда взрослый мужчина тусуется с парнем. Это не просто жалко, это как-то...
- Ну всё, замяли уже, и так всё понятно, - перебил меня Костя. - Я ваще не про то, ты же понял.
- Я понял. Ты ревнуешь меня, но тебе это самому не нравится.
- Да. Меня это бесит. Ненавижу ревновать.
- Тебя много чего бесит, - усмехнулся я. - А как тебе понравится тот простой факт, что я тоже с ума схожу от мысли, что завтра всё это закончится, потому что появится у тебя какой-нибудь ровесник или ровесница, и всё... Ничего не могу поделать с собой, но я ревную тебя к будущему, а это, знаешь ли, похуже твоей ревности будет... Ну как, тебя это бесит?
Он подумал, помотал головой и ответил:
- Нет. Мне это нравится.
Я подул ему на нос.
- Ну вот, а мне нравится твоя глупая ревность. Так что не переживай и не бей меня почём зря.
Мы помолчали немного, но желание объясниться у меня не прошло, и я сказал:
- Твой Сашка меня вообще не интересует.
Мы снова помолчали. Затем я добавил:
- И вообще, мне нужен только ты, - это уж я сказал для полной ясности.
Костя, наконец, приник ко мне и стал целовать мою шею, я же тёрся в это время щекой о его светлые волосы. Я видел, что оставляю кровяные следы на его виске и лбу. А ещё он то и дело задевал мой нос, и это было очень чувствительно. Но мне это было по барабану, и слёзы у меня выступили не от физической боли, а от облегчения. Мой парень был по-прежнему со мной, а я уж вообразил невесть что...
- Иди вымойся, - сказал Костик, глядя на меня снизу вверх. - Извини, постараюсь больше не драться.
- Отличная новость.
Второй раз за полчаса я оказался в ванной, где смыл с себя последствия костикового террора. Меня, если честно, очень умилило его выступление. Прямо в груди потеплело. Так и стоит его разгневанная мордашка перед глазами. И удар довольно чёткий. Впрочем, он мне рассказывал о том, что ему не раз приходилось драться в разных школах. Не раз, а целых три, но у него это как-то инстинктивно получается. По крайней мере, удар в нос. А это, если подумать, не так уж и мало...
Вернувшись в комнату, я обнаружил Костю в своём кресле. С вялым интересом он рассматривал мой ноутбук.
- Нормально у тебя тут, - заценил он. - Мне нравится.
Он поднялся и немного виновато пощупал мой нос, затем сказал:
- Я в душ.
У двери он добавил - всё ещё хмуро, не оборачиваясь:
- Жди меня где-нибудь здесь. Не усни тока.
- С тобой, пожалуй, уснёшь, - пробормотал я, начиная волноваться.
Я выключил ноутбук и посильнее приоткрыл окно. Как здорово было на улице из-за дождя! Обожаю этот аромат.
В свой первый отпускной день я что-то сильно устал. Всё, чего я хотел сейчас, - это прижаться в тишине к плечу моего воинственного свободолюбивого блондина и долго лежать так, вдыхая аромат его волос. А потом уснуть и не просыпаться как можно дольше. А потом проснуться, и будь что будет...
Костик проскользнул в комнату и подошёл ко мне. Он выключил светильник на столе, погрузив нас во тьму, обхватил меня руками за пояс и упёрся подбородком мне в спину.
- Я чуть не сдох, - подал он голос. - Как вы с ним мило трепались! Я думал, это никогда не кончится. А когда он начал перед тобой полотенца скидывать, я подумал, что мне придётся взрывать дом. Не знаю, что с ним, но ты... Как ты смотрел на него! Видел бы ты себя, как ты на него смотрел...
Мне стало нехорошо от того, насколько же он читает меня.
- Чёрт, ты прав. Прости. Смотрел, да... Но нас по жизни окружают разные люди, тела... Разве можно контролировать каждый свой взгляд? Мне нужен только ты! А взгляд... Это всего лишь взгляд. Ну, не могу я уследить за ним.
- Как и Сашка не может уследить за своим стояком, - цинично заметил Костик. - У него, кстати, в бассейне всегда так, так что не записывай это на свой счёт, - он вздохнул. - Не пойму я этих натуралов...
В интонациях Костика сквозило такое облегчение, что я на секунду ужаснулся собственной бесчувственности. Не заметить этой его внутренней бури в бассейне и ещё думать, что ему всё равно! Я полный кретин!
- Чтоб я ещё раз посмотрел хоть на кого-то! - в сердцах сказал я.
- Да смотри - хоть обсмотрись! Я тебя всё равно никому не отдам, - Костик проговорил это мне в спину, елозя по ней острым подбородком. - Ну я разозлился, прости... Сначала я хотел вообще переехать к нему на эти две недели, но через пару часов понял, что и до завтра там не выдержу. Решил прийти вот...
- И правильно сделал, что пришёл, - быстро отозвался я. - И правильно сделал, что навтыкал мне.
- Ну всё, забыли... Я соскучился... Посмотри на меня.
Я повернулся. Теперь лицо Костика освещал лишь рассеянный свет уличного фонаря из окошка. Кажется, вчера было полнолуние. В полнолуние меня тоже иногда тянет подраться.
- Повернись к окну, - попросил он меня.
Костик взял мою голову в свои руки и немного повертел ею туда-сюда, всматриваясь во что-то.
- Ага, - загадочно сказал он.
- Жить буду?
- Теперь я, кажется, запомнил, - сообщил Костик.
- Да ты, никак, рисовать меня собрался! - догадался я.
- Не рисовать, а писать. Если тебе лень будет позировать мне, то теперь я и по памяти смогу написать тебя.
Я ещё пуще разволновался. Меня ещё никто не собирался "писать", и ни один художник так не рассматривал. Почти как врач-хирург в военкомате, ей-богу.
- Только ты это... Слишком реалистично не надо. Я ж не Аполлон всё-таки. Пригладь как-нибудь.
Он ухмыльнулся:
- Мне важна правда жизни. Всё как есть. Хотя пригладить можно, конечно. На портрете ты у меня будешь не таким старым, как в жизни, - и он засмеялся, а ладони его теперь лежали на моих плечах.
В комнате было темно, за окном шелестел дождь. Аромат свежести сочился в комнату, а шеей своей я чувствовал его совсем лёгкие руки.
Костик продолжал смотреть на меня, и нам было наплевать на то, что разговор не клеится.
- Скажи мне что-нибудь, - попросил юноша.
- Ты... элитный коньяк, ароматный и терпкий, - выдавил я.
- Сам себя цитируешь, - хмыкнул Костя. - Я помню все твои стишки.
- Наизусть? - изумился я.
- Почти. Ты устал?
- Нет... немного. Всё хорошо, - я прикоснулся к его талии и пощекотал рёбрышки юнца под футболкой. - Ты гипнотизируешь меня.
- Я буду спать с тобой, - заявил он.
- Я на это и рассчитывал.
- Может, разденешь меня? Ты какой-то стеснительный стал. В аське ты был гораздо раскованнее. Да и зимой тоже.
Я стянул с него футболку, бросил её на пол. В полуметре от неё валялась моя, прилично пропитанная кровью.
Мы как-то осторожно и неловко обнялись. Обнажённые по пояс, девственно-стеснительные, стояли мы у окна, за которым шёл дождь, и совершали свой сакральный акт прикосновения - кожа к коже. Руки не давали себе волю. Мы были скованы собственным ожиданием, слишком долгим, чтобы не смаковать теперь каждый шажок нашего сближения.
- Это так здорово! - пробасил Костик. - Ты такой тёплый.
Я поцеловал его в плечо - гладкое, рельефное. Его глаза искрили отблесками в полумраке. Он дунул мне прямо в лицо (эта любимая привычка Костика, которую я поневоле перенял у него!), и мы рассмеялись.
Мои руки лежали теперь на его бёдрах, поглаживая их, лаская. Через секунду они помогли парнишке избавиться от шорт и боксёров. Я снова целовал его, прижимая к себе, массируя, изменяя силуэт его тела. Костик стал требовательным, заявил что-то насчёт того, что в его жизни слишком мало секса, а потом чуть ли не сорвал шорты с меня.
Ноги у меня стали какими-то слабыми, и я сел на подоконник. Паренёк прижимался ко мне. Моё тело вспоминало язык его тела, всю эту запутанную терминологию его пальцев, складный стиль его губ, специфический акцент острых коленок. Оно, тело моё, немедленно отозвалось на совершенно разнузданно источаемые теперь юношеские феромоны, сводящие меня с ума. Я почувствовал себя дверцей, которую открывали нужным ключом спустя столетия, залежавшимся в столе химическим реактивом, мгновенно давшим нужную окраску при взаимодействии с правильным веществом.
Жадно и нежно. Тихо, но страстно. Почти как дружеское похлопывание по плечу, переросшее во что-то большее, приводящее в движение руки и рождающее два взрыва, но при этом - вот в чём парадокс - всего лишь одну вспышку на двоих. А потом сидеть ещё долго-долго, и кто-то почти сползает с твоих коленей, а потом ещё сотни поцелуев на полу и чуть позже - под прохладной простынёй. А после всего этого, сжавшись, обнявшись, едва различая, кто где, нос к носу, со смешками и бессвязным бормотанием, провалиться в небытие, уснуть, отчётливо ощущая лишь бархат плеча под ладонью...
В эту ночь моё воображение разыгралось. Я видел сон за сном, один чудней другого, часто просыпался, соображая, что же это такое я видел, и насколько всё это реально. Изобилие свежего воздуха, шелест дождя за окном, тепло спящего парнишки рядом и избыток впечатлений превратили мою ночь в череду фантасмагорий, как по сценарию, являвшихся моему внутреннему взору, стоило мне только закрыть глаза...
Я находился в летящем самолёте и видел сибирские просторы, как на карте, вот насколько высоко мы летели. Под нами был город Чита, и, так же как и на карте, прямо на земле рядом с огромной точкой светилась надпись - Чита. "Почему никто не знает, что ударение стоит на первом слоге?" - подумал я. Это же Cheetah, гепард, это город гепардов. Но мы летели дальше, и с некоторым раздражением я увидел под крылом самолёта Аляску и надпись Анкоридж. "Город-якорь", - подумал я во сне. Мои интенсивные занятия английским буравили мой мозг в любое время суток.
Внезапно Аляска превратилась как бы в огромную плоскую карту, зависшую на высоте десятков километров над землёй, и самолёт остановился - прямо в воздухе. При взгляде в иллюминатор это выглядело как зависание над первой буквой гигантского рекламного слогана, находящегося на вершине небоскрёба.
Повисев над Беринговым проливом, мы развернулись и снова оказались над Сибирью, которая была теперь поделена на субъекты федерации, так же как и на карте. Самолет немного вибрировал, и, оказавшись над Хабаровском, мы услышали голос стюардессы: "Отсюда всё очень далеко". Самолет тряхнуло, все засмеялись, а сполохи молнии выглядели чертовски красиво на фоне аляскинских заснеженных гор, которые были всё ещё видны от Хабаровска.
Сосед рядом спал, и при очередной вспышке я увидел его ангельское лицо. Он лежал прямо на простыне, отбросив подушку, и спал по-настоящему глубоко, как бы даже посапывая. За окном гудело теперь сильнее, чем раньше, гроза раскочегарилась, и я, наконец, сообразил, что уже не сплю и что ни в каком я не самолёте, а в своей комнате, в доме Эвелины. А сосед рядом вполне настоящий...
Укрывшись получше, я вздохнул и одной рукой обнял Костика, стараясь не разбудить его. Парнишка вроде бы шевельнулся, приоткрыл рот и даже бормотнул что-то, но тут же замер, не покидая своего глубокого погружения. Мне было тепло, очень тепло. Костик дышал, гроза погромыхивала, и, по-моему, это длилось вечность. Я вдруг понял, что совсем не хочу больше спать, что мне и так хорошо, что я могу пролежать так хоть до самого утра.
Воздух был чист, облака надо мной были белые-белые, и я стоял рядом со своим многоэтажным домом, в котором жил когда-то в одном из северных городов. Оглянувшись вокруг, я увидел необыкновенный порядок, который мне редко приходилось наблюдать на улицах в то время, когда я там жил, и в своих снах после своего отъезда из этого места. Было что-то новое во внутреннем механизме, в самой вибрации этого места...
Я посмотрел на ровный строй облаков, похожих на восточное побережье Канады на карте, и вдруг понял, что они что-то уж слишком быстро вращаются. Какой бы ни был сильный ветер наверху, горы блистательных туч не могут скользить по небосводу с такой бешеной скоростью. И куда бы я ни посмотрел, они вращались. Оглянувшись, я сообразил, что это оттого, что вращаются-то они все вокруг этого места, где я стою, причём всё быстрее и быстрее, по часовой стрелке, а центром этого немыслимого круга является мой двор, мой дом, я сам.
"Надо в дом быстрее зайти", - подумал я. От двери подъезда меня отделяло метров 50. Я обогнул торец дома и направился к моему второму подъезду. А небесный ветер и вправду перекинулся на землю, и вот уже первый мусор с земли поднимался в воздух, обозначая закручивающуюся воронку. "Неужели смерч возникнет?" - пронеслось в моей голове.
Но я был уже у подъезда и не торопился войти в него, настолько заворожило меня зрелище намечающегося буйства стихии. В дверях возникла девочка-школьница. Она искренне радовалась нашей встрече, будто мы старые друзья, а я всё смотрел на неё и не мог её вспомнить. Нет, было в ней что-то знакомое, конечно, но я не мог понять, откуда она знает моё имя?
Мы вошли в подъезд, вокруг девочки нарисовались охранники в чёрных костюмах, и стоило нам войти в лифт, как они тут же увели её в потайную комнату через лифт, с беспокойством оглядываясь на меня и поспешно закрывая за собой дверь. "Шоу Трумэна" - вспомнил я похожую сцену из этого фильма.
Я видел за свою жизнь сотни снов про лифт и лестницы, и все они были про этот самый дом, про этот подъезд. Когда-то он внушал мне ужас, особенно лестницы. Я всегда предпочитал лифт, меня ничуть не пугала перспектива застрять в нём, но вот эти тёмные лестницы... Я выбегал из спасительной кабинки лифта и мчался к двери на улицу. Кажется, несколько лет у меня не было окончательной уверенности в том, что я благополучно преодолею этот десяток метров. Чего я боялся? Теперь я едва ли могу это представить.
Десятки раз я бесконечно поднимался-спускался по лестничным пролётам в своих снах. Наибольший ужас заключался в том, что я не мог отыскать свой этаж, свою квартиру. В лифте было не лучше. Я нажимал на пятый, но кабинка поднималась, поднималась и в лучшем случае останавливалась на девятом, последнем этаже. Тогда я начинал свой бесконечный спуск на пятый. В худшем случае кабинка не останавливалась вообще, и я ничего не мог поделать с ползущим куда-то вверх лифтом.
Эти сны покинули меня не так уж давно, по крайней мере, я уже точно был взрослым, когда ещё периодически видел себя в лестничных лабиринтах. И вот сейчас я снова здесь. Что же изменилось? Новые лампочки? Современный программируемый лифт? Может быть, сенсорная консьержка в подъезде или пневматическая почта с лазерным ключом? Да нет, всё тот же полутёмный мрачноватый подъезд.
Вот только нет и следа былого страха. Я поднимаюсь в лифте, на панели всего лишь одна кнопка "5". Я жму её, изумляясь собственному спокойствию и уверенности в том, что доеду куда надо и сразу. Меня не выбил из колеи даже странный взгляд девочки с охранниками. Меня вообще ничто больше не волнует. Я знаю, что сплю, и даже в каком-то смысле говорю этому месту: "Ну, здравствуй, здравствуй...". Я чувствую, что это я теперь тут хозяин и что именно я решаю не только то, куда мне надо попасть, но и то, что мне при этом чувствовать. У меня абсолютная, непоколебимая и естественная уверенность в этом. Это я управляю пространством, а не оно мной.
И правда - через пару мгновений дверцы расходятся, и я оказываюсь на пятом этаже. Ещё бы! Я подхожу к своей квартире и открываю дверь ключом. Успешно открываю! На кухне кто-то, очень мне близкий, готовит что-то очень вкусное... Бросаю взгляд в окно - а в моей квартире окно можно было увидеть прямо от двери - и больше не вижу закручивающейся спирали облаков. Ровное гладкое небо, розоватое в лучах заката. Я потягиваюсь и говорю: "Э-эх!" - мне ведь даже понравилась идея со смерчем. Мне вообще нравится закручивать вокруг себя гигатонны облаков и управлять ветрами, но как же приятно вернуться домой, зная, что мама на кухне, а за окном чистое небо... И что теперь именно ты управляешь лифтами, лестницами и вообще - пространством собственной жизни... И что всё в этой жизни хорошо...
Я вздохнул и перевернулся на другой бок. Гром и молнии утихли, но дождь и не думал переставать идти. В полумраке я различал очертания стола и думал: "Как же хорошо, хорошо, хорошо...".
За спиной я больше не слышал сопения, и, когда тёплая рука обвила мою грудь, я понял, что Костик тоже проснулся. Своею ладонью я накрыл его ладонь, и, рука в руке, мы продолжили наш путь по солнечной трассе.
Костик управляет кабриолетом легко, будто уже не первый год за рулём. Другой рукой он сжимает мои пальцы. Перед нами трасса, впереди солнце, справа океан, а слева сиднейский оперный театр. Меня ничуть не удивляет то, что мы в Австралии. "Пристегнись, - говорит мой спутник. - Сейчас будет спуск на 16 этажей вниз, как на аттракционе, аж дух захватывает, а потом такой же подъём". Меня немного беспокоят такие перепады на австралийских дорогах, я пристёгиваюсь, но в целом я счастлив, и мне весело.
Я обнимаю водителя за плечи и целую его в шею, он хихикает и ласкается в ответ. Солнце тоже какое-то закатное, но немного другое. Не думал, что в Австралии солнце выглядит по-другому. Костик как будто даже взрослее меня. Он присматривает за мной, как старший брат, и поглядывает на дорогу. "Хорошо, что у меня такой старший брат", - думаю я во сне и при этом вспоминаю, что вроде бы на самом деле это я старше Костика. Каким-то образом эти две противоречащие друг другу истины спокойно уживаются в нашем кабриолете на австралийской трассе.
Мы входим в просторный зал, где разворачивается неслабая вечеринка. Музыка, шум, звон тарелок. Я вижу мэра столицы, он раздаёт людям цветастые платки и грамоты. Увидев меня, он говорит: "Ну, а теперь споём, пожалуй". Господи, как мы пели! В терцию, со звоном и трепетом, по-народному, с надрывом... Он плачет и говорит мне: "С возвращением!"
Мы удаляемся от суеты вместе с Костиком куда-то в глубь здания, где плещется маленький фонтанчик, и я целую, целую его, держа его голову руками с двух сторон, и просыпаюсь от того, что это Костик проделывает то же самое со мной, и голова моя находится в его руках...
Уже светло, хоть и рано. После сна о фонтанчике, проснувшись уже окончательно, я не смог не ответить на костиковы игры. Они были не то чтобы очень необычны, скорее, невероятно разнообразны, а ещё энергичны, свежи и, можно сказать, позитивно утомительны в итоге. Поиграв таким образом неопределённое количество мгновений-вечностей, мы снова уснули.
Проснувшись во второй раз, мы ощутили голод. Эта штука обычно не преследует меня утром после пробуждения. С другой стороны, назвать утром два часа пополудни можно было лишь с большой коррупционной натяжкой.
Мой ревнивый баклажан в очередной раз продемонстрировал свои кулинарные таланты, соорудив салат из морских чудовищ. Чудовища обитали в морозилке, откуда Костик их спровадил в кипящую воду, а после на тарелки.
Мы зажгли свечи прямо посреди бела дня и поставили их на стол. Мы пили лимонный сок и ели морских гадов с кислым соусом. Как известно, еда располагает к философским беседам. Но не в нашем случае! Мы ели молча.
Вот ведь странно! За два дня мы сказали друг другу совсем не так уж много. Слова стали необязательными для нас. А ведь какие длительные разговоры шли у нас порой в виртуальном пространстве! Часами мы ползали в каких-то дебрях, спорили, выясняли что-то, рассказывали друг другу о прошлом и мечтали о будущем...
Как-то в чате Костик спросил меня про моих женщин. Слово за слово, и вскоре он про них знал почти всё. Сколько, кто, почему, когда. Знал, как именно... В смысле, больно или не очень мне было при расставании с ними. Знал их имена. Как и то, что, будучи всегда латентным бисексуалом, с парнями я до него дела не имел.
Да он всё про меня знал!
Вот только некоторые его выводы о моей жизни были, мягко говоря, неожиданными. К примеру, я рассчитывал на его восхищение по поводу сохранности своей гомосексуальной девственности как бы в ожидании его величества. Но Костик заявил, что это бред, что я потерял лучшие годы жизни в ожидании и комплексах и что он мне сочувствует. В общем, что-то в этом духе. Сначала я хотел обидеться на него, а потом понял, что он прав. Хоть и не до конца: годы-то я, может, и потерял, а вот об отсутствии парней у себя не жалею. Хорошо, что именно он... Да и не искал я парней в те годы! Мне даже Костик-то попался случайно...
Наши виртуальные беседы были горячими, разнообразными и, казалось порой, бесконечными.
А ещё он почему-то считал, что я подсознательно боюсь женщин. Ну вот откуда у него эта навязчивая идея? С какого потолка она свалилась? Я понимал, что в его годы считаешь, что знаешь всё и обо всех, что понимаешь саму суть жизни и мотивы поступков людей, но некоторые его убеждения меня просто смешили, если не выводили из себя.
Я всегда преследовал девчонок по подъездам, писал им чёрт-те что, лез целоваться к ним ещё тогда, когда мои сверстники играли в царя горы во дворе. А потом я годами разбирался со своими романами, лишь изредка разбавляя их поверхностными фантазиями о парнях. Я сходился с женщинами, соблазнял их, играл с ними, расходился и даже страдал... При чём тут страх?
Я их любил вообще-то! И это не было никакой там подменой! И Костик, пожизненно уверенный в том, что я боюсь всех женщин подряд, здесь бесконечно ошибался. Может быть, я в них разочарован, может быть, я испытываю к ним ещё что-то, но это не страх. Я не сплю с женщинами, которых боюсь.
В общем, за эти полгода говорили мы с Костиком много и часто - на разные темы.
Удивительно, что при этом мы иногда пересекались и с его мамой: то прощальная вечеринка, то ещё по какому поводу забегу к ней, то она ко мне заедет. Проработав вместе почти три года, мы не хотели терять друг друга после моего ухода из компании. Мы остались хорошими друзьями, и я у неё даже чему-то учился.
Особенно мне запомнился один разговор с ней в кафе "Michel", где-то в начале весны.
Однажды Эвелина позвонила мне. Слово за слово, новостей оказалось слишком много, и мы решили совместить сразу несколько поводов, чтобы шикануть в приятном местечке.
Уж не помню, с чего это началось, но в итоге речь у нас зашла об их с Костиком отношениях, о её мужчинах и о свободе.
- Сыновья думают, что полностью владеют нами, и они правы, - говорила Эвелина. - Они уверены и в том, что мы не владеем ими, и в этом они тоже правы. Но вот в чём они не правы, - тут она сделала глоток вина, - так это в том, что свобода выбора заканчивается с рождением малыша. Нет, тут они безнадёжны... И ведь сам через пару лет будет водить домой девчонок всех мастей в абсолютной уверенности, что он может это делать, а я нет. Так что мой ответ - "нет".
Я посмотрел на неё и спросил:
- Ответ на что?
- На твой немой вопрос, не думаю ли я, что надо вести себя поприличнее, когда сын уже почти взрослый. Мой ответ - "нет". Я разрешаю ему делать всё что угодно, но в ответ прошу его о том же. Более того, я не жду от него ответ, я просто делаю так, как если бы его ответ был "да".
- Хорошее правило для деловой женщины.
- Да, хотя в бизнесе оно не всегда работает. А вот когда речь идёт о необсуждаемых правах человека на свободу - всегда.
- Всегда?
- Сто процентов! Ты не должен спрашивать других, что тебе делать. Даже если это твой сын.
- А если это твоя мать?
- То же самое. Я же сказала, что не буду мешать его жизни. Хочет ночевать у друга - пусть идёт к нему. Хочет привести в дом девочку - презервативы на полке. Он это чувствует, и поэтому у нас в семье мир. Он иногда выделывает фортели, конечно, но все его демонстрации закончатся в тот день, когда он немного повзрослеет.
- Ты мудрая женщина, - сказал я. - Тебе надо было иметь троих.
- Всё возможно, - многозначительно улыбнулась она.
Я поёжился.
- Нет, не с тобой, - успокоила меня Эвелина. - Есть кандидаты, у которых слово "сын" не вызывает приступ астмы. Ты пока что сам ещё не совсем взрослый.
- Мы все можем делать то, что захотим? - уточнил я у неё.
- Да.
- До тех пор, пока не причиняем вреда другому, так? - я попытался хоть как-то определить рамки дозволенного.
- Ну, милый, тогда это уже не что хочешь, - Эвелина пожала плечами.
- Стоп, но ведь так нельзя, так каждый сможет делать, что захочет!
- Именно об этом я и говорю, - кивнула она. - Выгляни в окно, включи телевизор - все так и поступают. И если ты думаешь, что кто-то не убивает потому, что это запрещено законом, ты ошибаешься. Только лишь потому, что он так хочет. Хочет не убивать.
- Потому что если он хочет убивать... - подхватил я эстафету её рассуждений.
- То он убивает. И закон его не останавливает. Стоит тебе только посмотреть на статистику по убийствам по всему миру, и ты поймёшь, что каждый делает то, что он хочет. Закон просто отражает представления общества о том, чего оно хочет, а чего нет. Ты свободен, когда не хочешь убивать. Ты свободен, когда хочешь убить. Но и общество свободно убить тебя, если ему не понравится твоё убийство. Общество свободно тебя наказать. Ты свободен принимать этот факт во внимание или не принимать, когда убиваешь. Вот и всё.
Я прислонил холодный бокал ко лбу и сказал:
- То есть, переводя на человеческий, я свободен прийти к тебе завтра ночью и попросить твоей руки, а ты свободна принять меня или не принять. В зависимости от исхода этой комбинации Костик свободен в выборе: остаться ему дома или взбунтоваться и уйти к Сашке. Мы с тобой свободны нервничать по этому поводу или предоставить ему возможность повзрослеть самостоятельно. Так?
- Умница! Ты понял суть дела. Каждый поступает, как хочет, по мере поступления новых данных. Вот и всё. Согласись, это ведь гораздо лучше, чем "надо и должен". А ещё "принято".
- Ну, с этим-то я соглашусь, - улыбнулся я. - Но ты права: я действительно пару минут назад подумал о том, что ты должна вести себя прилично при таком сыне.
- Ах, милый, ты можешь думать что хочешь! - Эвелину невозможно было сбить с толку. - Ведь самому себе ты говоришь "должен" гораздо чаще. Потому что хочешь. А ведь это необязательно.
Я смотрел на неё, кивал, а в голове носились разные мысли. Внутри себя я вёл с ней другой диалог: "Всё это так, конечно, но вот что бы ты сказала о свободе, если б знала, куда эта самая свобода завела меня с твоим сыном прошедшей зимой? Что бы ты сказала, увидев нас на полу своей гостиной, замыкающих круг и покидающих этот физический мир в момент запредельного наслаждения? Наверное, сказала бы: "Я свободна набрать номер полиции", - и сделала бы это. А может быть, в этот момент тебе изменила бы твоя уверенность, и ты просто надавала бы мне пощёчин, наговорила бы самых страшных слов, и все твои сентенции мигом покинули бы тебя перед лицом слишком сильной и внезапной боли? Наверное, так. Или всё-таки тут есть другие варианты?".
Конечно, мысли эти не были мною озвучены, они лишь пронеслись в моих глазах за долю секунды, когда я взглянул на маму моего юного любовника. А потом я усмехнулся, подумав, что любая откровенность заканчивается, когда ты больше не хочешь быть свободен говорить открыто. Потому что твой собеседник свободен тебя услышать.
Не успев отвести взгляд, я вздрогнул, потому что нечто вроде дьявольски хитрых огоньков полыхнуло в глазах моей бывшей коллеги, и я прочитал в этих глазах смех, понимание и лёгкую снисходительность.
Эвелина была свободна читать даже не озвученные мною мысли. Пора бы это запомнить. Ведь я знаю её уже три года!