Сентябрь 91-го начался для меня не только новым учебным годом, но и тем, что родители решили начать заблаговременно готовить меня к поступлению в институт. Как и все советские школьники, я, по мнению родителей, должен был после окончания десятого класса обязательно получить высшее образование, все равно какое, главное высшее.
Поскольку меня о моих желаниях никто не спрашивал, родители решили, что, так как у меня хорошо с английским языком, мне просто необходимо поступить в институт иностранных языков, стать переводчиком, ездить по всему миру, получать хорошие командировочные, привозить шмотки, то есть жить очень хорошо.
Соответственно с самого начала десятого класса мне нашли репетитора английского языка, с которым мне предстояло заниматься весь учебный год, и подойти к сдаче экзаменов в ВУЗ подготовленным на отлично.
Итак, в первую субботу сентября 1991 года, я, молодой паренек, первый раз поехал к моему преподавателю английского языка.
Звали его Михаил Павлович и было ему двадцать восемь лет, тем не менее он был уже доцентом того самого института, куда меня планировали устроить. Его рекомендовали как опытного и серьезного педагога, который поможет мне подготовиться, а потом, возможно, поможет и на вступительном экзамене. Именно поэтому денег на него не жалели, согласившись с назначенной им ценой в 30 рублей за четыре академические часа занятий английским языком два раза в неделю.
Я ехал к нему в Фили, на его холостяцкую квартиру, потому как жены у него не только не было, но и, по словам знакомой моих родителей, не планировалось, что, также по ее информации, повергало в хроническое уныние всех ученых дам, с которыми работал Михаил Павлович.
Это был обычный девятиэтажный панельный дом, с маленьким, темным и засранным подъездом, напротив которого благоухала помойка. Его двушка располагалась на восьмом этаже. Было два часа дня, я позвонил в квартиру номер 32. Как выяснилось позднее, я позвонил во взрослый мир.
Дверь мне открыл молодой мужчина в спортивном костюме. Честно говоря, я ожидал увидеть рослого, лысого и пузатого дядьку, поэтому увидев перед собой молодого парня, почти ровесника, растерялся.
- Здрасьте, я к Михаилу Павловичу, на занятия, - сказал я и застыл в ожидании.
- Если ты Антон и ты пришел на занятия, то это я и есть, проходи, - к моему удивлению ответил парень.
Несмотря на то, что он был старше меня, ростом мы были практически одинаковы, ну может быть он был чуть-чуть выше на пару сантиметров. В прихожей я рассмотрел его лучше. Темно русые волосы. Короткая строгая стрижка. Его фирменный спортивный костюм был подогнан по фигуре, так, что сразу можно было понять, что человек раньше занимался спортом и, наверное, сейчас продолжает им заниматься.
Он провел меня в комнату и просил располагаться. До этого я думал, что доценты живут несколько лучше, но увидев видавшую виды мебель: обтертый диван, два таких же, потрепанных кресла и письменный стол, что и составляло интерьер комнаты; скорректировал свои представления. Письменный стол был старым и огромным. Он был не просто огромным, а нереально огромным, что я подумал, что на нем вообще можно спать. При этом он был завален в несколько слоев какими-то бумагами, так, что создавалось впечатление тяжелой научной работы его хозяина.
Я сел в кресло и мы начали. Он протестировал меня по английской грамматике, чтению, пересказу и разговорному английскому, по результатам чего сказал, что у меня все неплохо, и мы с ним будем заниматься по большей части наработкой словарного запаса и техникой разговорной речи. После этого мы поговорили по-английски на разные отвлеченные темы, и где-то через час он сделал перерыв.
Мы перешли на кухню, и он предложил попить чаю.
Завязалась беседа, говорили уже на русском. Слово за слово, о разной ерунде. Он расспрашивать обо мне - где учусь, чем интересуюсь, где бывал. Сам рассказывал о себе, о своей работе переводчика, о том, как пришел в институт и так далее.
Затем он снова вернулся к моей персоне, делал разные комплименты моей фигуре, поинтересовался, занимаюсь ли я спортом, или природа так сложила атомы и все такое.
Потом он резко сменил тему и сказал, что, будучи за границей, собрал необычную коллекцию, которую с трудом привез, и которой ни у кого в Москве нет. Мне, конечно, стало интересно, что же это такое, но мое любопытство было прервано его вопросом:
- А сколько тебе лет, а то может быть тебе еще рано такие вещи показывать?
Я немного обиделся, но ответил:
- Восемнадцать, уже в кино могу ходить на голых смотреть.
- Ну, если на голых уже можно смотреть, тогда ладно уж, покажу, пойдем в комнату, - сказал он.
И мы перешли с ним во вторую комнату. Она вся состояла из стеллажей с книгами, а в середине комнаты стоял круглый стол с тремя стульями вокруг него. Честно сказать я не увидел там никакой коллекции.
- Вот они мои редкости, - сказал он, и шагнул к одному из стеллажей.
Он протянул руку к полке, на которой плотно друг к другу стояли какие-то потрепанные журналы, и вытянул один из них.
- Ты такое видел когда-нибудь? - спросил он.
- А что это? - спросил я.
- Полистай, увидишь, - ответил Михаил Павлович, и сунул мне в руки журнал.
О боже, это была порнография, порнуха, порнушечка, настоящая, из-за границы, с самого что ни на есть Запада - предел мечтаний советских подростков. Но это была не просто порнуха, а голубое жесткое порно.
Я не мог оторваться, я буквально впился в него глазами и лихорадочно листал страницы журнала. При этом я чувствовал, как начал краснеть, как мое дыхание сбилось, и мне не хватает воздуха, но что самое ужасное - я отчетливо осознал какое-то совершенно новое ощущение тяжести в точке между пупком и членом.
Совершенно некстати сами собой припомнились мои собственные давнишние голубые фантазии, непонятно откуда занесенные в голову советского пионера, нынешнего советского комсомольца, да и не просто комсомольца, а члена комсомольского бюро школы.
Я смотрел журнал и не верил - я нашел, неожиданно для себя нашел подтверждение, что мои мечты реальны, что секс между мужчинами есть - это было потрясение, мир перевернулся.
Первым отреагировал на это открытие мой собственный член, который не только неуклонно и быстро поднимался, но в нем стало появляться напряжение, которое сигнализировало о возможном оргазме.
- Можно я сяду за стол? - спросил я Михаила Павловича, надеясь, что стол скроет мое состояние.
- Да, садись, - ответил он.
Я сделал несколько шагов к столу и понял, свою ошибку. Уже совершенно стоящий член при моих шагах потерся о суровые индийские джинсы, чего хватило для того, чтобы я стал кончать в трусы.
Я быстро сел и стал ерзать на стуле, вроде как устраиваюсь поудобнее. На самом деле мое ерзанье было лишь неумелой маскировкой конвульсий, содрагавших низ живота.
Я кончил, кончил много, впервые в жизни не от правой руки, а от высшего возбуждения.
Экстаз ушел. Пришла кошмарная реальность. Что же теперь делать, ведь через пару минут на джинсах появится недвусмысленное пятно, и Михаил Павлович его совершенно точно заметит и все поймет. Какой стыд. Идиот. Дурак. Что же делать? Он, наверное, не будет со мной заниматься, да еще и родителям расскажет. Все. Пипец.
Единственная спасительная мысль, которая пришла в голову, была мысль попроситься в туалет, чтобы хоть как-то минимизировать последствия страсти.
- Михаил Павлович, можно в туалет, а то я чаю перепил, - попытался я пошутить.
- В туалет? - лукаво усмехнувшись, спросил он, - а зачем тебе?
Я, надеялся, что он меня сразу отпустит и не ждал такого вопроса, поэтому как-то замялся и начал думать, что ответить, потому что простое слово "пописать" было для меня интимным, произносить которое в слух на людях неприлично.
- Ты кончил уже что-ли, или дрочить собрался? - спросил самым обыкновенным голосом Михаил Павлович.
Его вопрос настолько поразил меня, что я застыл и уставился на него.
- Ну, в общем да, - промямлил я.
- Да, что? Кончил или дрочить? - поинтересовался Михаил Павлович, сдерживая улыбку.
Поскольку смысла более скрывать мое положение не было, я обреченно сказал:
- Кончил.
- Ну, давай быстрей, дуй в ванну, - сказал Михаил Павлович, - джинсы просто намочи, сперма если и прошла через трусы, то она с водой отойдет, потом ее просто счистишь, а трусы постирай, а то сперма засохнет - писюн себе натрешь, да смотри постирай только то место, где кончил, быстрее высохнут. На трубу повесь, через час будут сухие.
Я, стараясь не встречаться с ним взглядом, как-то боком прошел мимо Михаила Павловича и оказался в ванной. Я снял джинсы и трусы, и сделал все, как он мне сказал. Вымыл член. Вытер его полотенцем. И только тут с ужасом осознал ситуацию - пришел на занятия, обкончался, и теперь стою в чужой квартире без трусов, и самое главное - мне не в чем выйти из ванной.
На мне по причине хорошей, практически летней, погоды была надета только рубашка с коротким рукавом, поэтому делать ничего не оставалось, как выходить из ванной только в одной рубашке. Но и тут ждала засада - длины рубашки не хватало даже для того чтобы прикрыть ягодицы. Длина рубашки закачивалась чуть ниже пупка, что автоматически предоставляло мои член и яйца всеобщему обозрению. О том, чтобы воспользоваться полотенцем не могло быть и речи, потому что, к моему удивлению, полотенце в ванной по своим размерам было чуть больше носового платка, то есть даже не опоясывало мои бедра. Мысль обвязаться рубашкой также не спасла, поскольку практический эксперимент показал, что в силу своей максимальной, по последней моде, приталенности и упомянутой короткости, размеры рубашки немногим отличались от размера полотенца. В общем, это был уже не пипец, а его наивысшая стадия - полный пипец.
Но делать было нечего, не сидеть же в ванной пока трусы не высохнут. Я обреченно вышел. Вышел и предстал перед моим преподавателем в одной рубашке и носках, прикрывая член ладонями.
Михаил Павлович был на кухне, которая находилась рядом с туалетом и что-то опять собирал на стол.
Увидав меня, он буквально остолбенел, лишь лихорадочно шаря по моему телу глазами.
- Извините меня, Михаил Павлович, - смотря в пол сказал я. - Я не хотел, я правда не хотел. Вы только, пожалуйста, родителям не говорите, вы от меня откажетесь наверно. Извините, пожалуйста, - быстро говорил я, и тут произошло нечто, чего я сам от себя не ожидал. Толи от жуткого стресса, толи от обиды на себя я заплакал, заплакал горько-горько, как ребенок, со всхлипами и реальными слезами.
Михаил Павлович такого поворота событий тоже не ожидал. Он подскочил ко мне и стал вытирать слезы.
- Антон, ну что ты, что ты. Успокойся, - сказал он, и, обняв меня за плечи, потрепал по затылку. - Ничего же не произошло. Все нормально это естественная реакция твоего организма. Ведь ты же здоровый парень. Ну, кончил и кончил - это все естественно. Ну, успокойся. Перестань реветь, давай покушаем.
С этими словами он усадил меня, все еще ревущего, за стол и налил что-то в чайную чашку из бутылки.
- Давай, Антон, выпей немножко, успокойся, - сказал он.
Я поднес чашку ко рту и в нос ударил резкий запах коньяка.
- Й-й-а, нь, нь-ие пью-ю-ю-ю-ю, - попытался объяснить я.
- Пей, тебе сейчас надо, а то не успокоишься никогда, вон уже сопли до пола, - требовательно, по родительски, сказал Михаил Павлович.
Все было хуже некуда. Полный позор, и я выпил.
Пил я первый раз в жизни. До сего дня ни пива, ни портвейна - то есть ничего вообще. Сразу обожгло и перехватило глотку. Коньяк не прошел и был с возмущением и кашлем возвращен частично в чашку, а в большей степени на стол, на пол и на заграничный спортивный костюм преподавателя.
Жизнь в этот день явно не задалась, поэтому новый поток слез ждать себя не заставил.
- Ой тыж йоп-понский городовой, - с откровенным изумлением глядя на меня и отряхивая свой спортивный костюм, констатировал Михаил Павлович.
- Ну попробуем чего послабее, - с этими словами, он откупорил непонятно откуда возникшую бутылку иностранного пива, налил его в кружку и зачем-то добавил туда немного водки.
- На микстуру, пей давай, - командирским тоном приказал Михаил Павлович.
- Нь-е, не бу-у-ду-у, - продолжал истерику я.
- Буду, не буду, - с этими словами он взял кружку и практически насильно влил ее содержимое в меня.
Водка с пивом была гораздо мягче, чем коньяк, поэтому из моего организма ничего не вернулось.
- Давай сразу повтори, - сказал Михаил Павлович.
И налил мне еще, на этот раз изменив пропорции, и смешав водку наполовину с оставшимся пивом.
Уже не сопротивляясь, я выпил, хотя и с отвращением.
В общей сложности я, выпил пол-литра пива и граммов 100 водки, не больше, но, поскольку это был мой первый раз, меня развезло очень быстро. Мне стало хорошо, проблемы куда-то улетучились и не так тревожили. Я перестал плакать. Я начал веселеть. Я был пьян.
- Ну, вот и славно, - сказал Михаил Павлович, подвинув к себе табурет и сев напротив меня.
- А ты у меня резвый парень, Антон, две минуты посмотрел журнальчик и кончил без рук, - улыбаясь, проговорил Михаил Павлович. - Тебя парни, что ли возбуждают? - чуть тише спросил он.
- Ну, я не знаю, - тихо отозвался я.
После этого я опустил глаза, показывая свое смущение. Кстати говоря, смущение было неподдельным, потому что все это произошло внезапно, на чужой квартире, в присутствии в общем-то неизвестного мне человека.
После моих слов повисла пауза. Михаил Павлович и я молчали. Неожиданно он придвинулся ко мне поближе и положил руку на мою голую ляжку. Я пьяно улыбнулся, инстинктивно сжал ноги и плотнее закрыл ладонями свой член.
- Скажи, только честно, ты когда дрочишь, о парнях думаешь? Да? А в попу палец уже запихивал? - очень тихо спрашивал Михаил Павлович.
Я не верил своим ушам, откуда он знает мои тайны. Я молчал.
- А ты бы хотел увидеть голого мужчину? - как-то загадочно и почти шепотом произнес Михаил Павлович, все смелее гладя мою ляжку, - увидеть большой мужской член, потрогать его рукой, погладить, пососать - продолжал Михаил Павлович, уже двумя руками гладя обе мои ляжки.
- Ну, ну я не знаю, - второй раз подряд тупо промычал я.
- Хочешь еще выпить, - спросил меня Михаил Павлович.
- Да, - односложно ответил я.
Он налил мне еще грамм пятьдесят чистой водки, и я выпил, уже без последствий, после чего мне стало совсем хорошо, и недавние проблемы покинули меня окончательно.
- Тебе хорошо, - спросил Михаил Павлович, вплотную приблизившись ко мне.
- Да, - выдохнул я.
- А ты хороший парень, - сказал Михаил Павлович.
- Антоша, покажи мне свою письку, раздвинь ноги, - прошептал мне на ухо Михаил Павлович.
Спиртное сыграло свое дело. Я почему-то не был против.
Я убрал ладони с члена, развел ноги в стороны. Руки Михаила Павловича коснулись моего члена. Поскольку я был пьян, мой член возбуждался постепенно, долгое время оставаясь в состоянии полуготовности, что, как мне показалось, очень возбуждало моего репетитора. Он мял мой член и яйца, одновременно целуя меня.
- Снимай рубашку и носки, я хочу видеть тебя голым, - неожиданно сказал он.
Мне было уже все равно и я, не вставая со стула, полностью разделся и зачем-то сам еще шире раздвинул ноги.
Возможно от того, что Михаил Павлович не ожидал такой быстрой победы надо мной, возможно от того, что он увидел аппетитное тело молодого парня, или от вида моего увесистого, почти взрослого члена, лицо Михаила Павловича просияло.
Он резко встал, профессионально, за пару секунд скинул с себя спортивный костюм и трусы, и перед моим носом начал раскачиваться полностью готовый к работе настоящий двадцатидвухсантиметровый мужской прибор.
- Потрогай его, - сказал мне Михаил Павлович.
Я сжал его член правой рукой и несколько раз подвигал шкурку по стволу, оголяя и закрывая головку члена Михаила Павловича.
- А-а, - тяжело выдохнул Михаил Павлович.
- Возьми в рот, - попросил он.
Я непонимающе посмотрел на него.
- Ну пососи, уже поздно отступать, - несколько настойчивей сказал он.
Я тупо уставился на член репетитора, не решаясь пустить его в рот из-за больших размеров.
Михаил Павлович взял меня за подбородок и наклонившись мягко произнес:
- Ну, чего ты, соси. Открой ротик и пососи. Тебе понравится, поверь, всем нравится.
После этих слов он ткнул в мои губы свой член.
Я не стал дальше сопротивляться и начал одними губами обрабатывать головку.
- Да открой же рот, а-а-а, соси, соси, - захрипел Михаил Павлович, и с этими словами, едва я разомкнул челюсти, он схватил меня за голову и всадил мне в рот весь свой член.
Если бы я не был настолько пьян, то возможно все пошло бы иначе, и я, наверное бы, задохнулся, но поскольку алкоголь творит чудеса, а заодно является проверенной анестезией, его член спокойно, без боли вошел в мое горло. Михаил Павлович всаживал его мне на всю длину, его яйца бились о мой подбородок, а руки теребили мне волосы на голове. Он был в неистовстве.
- Соси, соси, блядь, на, на, на, сученок, а-а-а-а, - с этими словами Михаил Павлович выдернул член из моего рта и стал кончать мне на лицо и грудь. Не знаю, когда у него был секс последний раз, но кончил он на меня много.
После этого он устало сел на табурет и потрепал меня по щеке.
- Молодец, спасибо тебе, не обижайся, это я просто ругаюсь тогда когда мне хорошо, - удовлетворенно произнес Михаил Павлович.
- А ты умело сосал, - констатировал он, - Ты уже с кем-то пробовал, да, ну расскажи, не стесняйся, давай!
Так настойчиво просил Михаил Павлович, что отказать ему не было возможности. Но рассказывать-то было нечего, поэтому я решил поделиться с ним одной из своих многочисленных ночных эротических фантазий о сексе с парнем. Я решил рассказать ему одну из своих последних выдуманных историй, про то, как этим летом трахался с парнем, моим ровесником, с которым случайно познакомились на дискотеке.
Смущаясь, и одновременно с удивлением открывая в себе талант рассказчика-фантазера, я говорил ему как мы целовались с ним, дрочили и сосали друг другу, а потом, этот парень попросил меня первым трахнуть его, а после и сам меня поимел, а потом все повторилось, а потом еще и еще. Рассказал про свои ощущения, особенно про то, как сначала болело очко, а потом все прошло, и было приятно.
На этом месте Михаил Павлович внезапно прервал мой рассказ, положив руку мне на член и начав дрочить его.
- Говори, говори, - просил Михаил Павлович.
Я продолжил.
Я рассказыл снова о том, как мне было приятно ебать своего приятеля и особенно кончать в него. Говорил я о чем-то настолько постыдном, что это доставляло мене наслаждение. При этом я поймал себя на мысли, что действительно впервые рассказываю мои сексуальные секреты взрослому человеку, и, самое главное, меня это не смущает. Даже, наоборот, возбуждает. Может от этого, или от того, что Михаил Павлович все интенсивнее дрочил мне, лаская уже и яйца, мой член занял твердую боевую позицию.
Возбуждение нарастало. Я закрыл глаза и полностью раскинулся на стуле. В этот момент я почувствовал новые ощущения. Мой член уже не дрочили, а делали что-то другое. Я открыл глаза и увидел, что Михаил Павлович залупил головку и сосет ее. Да, да, именно так - взрослый мужик сосет мне, причмокивая и довольно урча. Это было нереально. Мне хватило пары минут, подойти к началу обратного отсчета необратимого оргазма, как вдруг, совершенно внезапно, Михаил Павлович резко вскочил, схватил меня за руку и потащил в комнату.
В комнате он прижал меня к себе, и, держа за обе ягодицы, сказал:
- Ты очень хороший. Помоги мне, нагнись, я хочу тебя в жопу.
Помня о том, что его член, который я видел, был по-моему мнению велик для моего очка, я стал отнекиваться, говорить, что я боюсь, даже начал сопротивляться. Но крепкие руки Михаила Павловича не позволяли сомневаться в серьезности его намерений.
В принципе я был не против потрахаться в попу, но меня действительно пугали размеры члены моего преподавателя, особенно его толщина, сантиметров пять, не меньше.
Тем временем Михаил Павлович, уже повалил меня животом на тот самый письменный стол и сказал:
- Не бойся, я все сделаю аккуратно, главное не дергайся и тебе не будет больно.
Я начал чувствовать, как он смазывает мое очко большим количеством смазки, и потихоньку пристраивает к нему свой член.
- Упрись в стол и расслабься, - сказал Михаил Павлович.
Поняв бесполезность уговоров, я выполнил его инструкцию.
Пристроив головку своего члена к моему очку, Михаил Павлович взял меня за бедра и начал медленно вводит член в мой задний проход. Он не торопился, вводил и выводил член, смазывая тем самым всю прямую шишку, постепенно наращивая темп. В итоге весь его член вошел в мою попу. Я искренне стонал, потому как толщина его члена все-таки была великовата для меня, и меня распирало изнутри. Иногда возникали ощущения, что внутри что-то лопнуло, но, к счастью, все было нормально, и он меня не порвал.
После того как в течение минут двадцати Михаил Павлович основательно проработал мое очко, он попросил меня перевернуться на спину и положить ноги ему на плечи, после чего и началась дикая, животная долбежка. Михаил Павлович имел меня размашисто и быстро - загоняя свой член на всю его длину, а затем практически полностью вынимая его, и снова всаживая до яиц. Темп возрастал. Михаил Павлович держал меня за ляжки и насаживал меня на свой кол, от чего я только комкал под собой сукно, которым был накрыт стол. Со стола уже слетели все бумаги и письменные принадлежности, а Михаил Павлович только наращивал темп.
Минут через десять он резко и наиболее глубоко вошел в меня и начал кончать. К тому времени очко уже привыкло к размерам члена Михаила Павловича и не ощущало его.
Кончив Михаил Павлович, вынул член из моего очка и опустился прямо на пол.
Я чувствовал, как из моей еще недавно девственной попки, а ныне раздолбанной жопы, медленно вытекает его сперма, и даже ощущал, что она собирается в лужицу под моим задом, а сам я без сил лежал на спине с подтянутыми к груди коленками, не в силах пошевелиться. Я поймал себя на еще одном совершенно новом ощущении - ощущении прохлады в очке, возникшем, как я потом понял потому, что воздух проникал в прямую кишку без препятствия - сфинкер был открыт и закрываться не собирался.
"Ни фига себе поучился", - проносилась одна и та же мысль в моей голове.
Очко не было порвано, но не смотря на это, оно жутко ныло. Ощущение было такое, что член все еще в попе, просто им не двигают.
Михаил Павлович поднялся, обошел стол поцеловал меня и снова сказал:
- Ты классный, не ожидал, спасибо, - он погладил мой живот и сказал, - пойдем я тебя вымою, да пора уже тебе и домой собираться.
Мы перешли с ним в ванну.
Я встал возле стены, прислонившись к живительно прохладному кафелю. Голова гудела от алкоголя и всего случившегося, но, как это ни странно, работала совершенно ясно.
Ванна была очень тесная, и получилось так, что пока он открывал воду и делал ее теплой, я, стоявший сзади него, при виде голой попы мужика, внезапно снова сильно возбудился, и мой член резко поднялся, встав колом. У меня появилось непреодолимое желание вогнать свой член в очко Михаила Павловича, но сама мысль о том, что я могу трахнуть взрослого мужика, была для меня нереальной.
В этот момент Михаил Павлович, отрегулировав температуру воды, немного отошел назад, и уперся своей ягодицей в мой стоящий член. Он резко повернулся и увидел меня смотрящим на него похотливыми глазами, и подергивающимся от возбуждения толстым, восемнадцатисантиметровым стояком.
- Ниче себе, молодое поколение, это ты на меня уже засматриваешься? - спросил, улыбаясь он.
Заметно обнаглев от того, что со мной сегодня произошло, и, продолжая наслаждаться опьянением, я развязно ответил:
- Так есть на что засматриваться, у вас Михаил Павлович, попка очень аппетитная.
- В самом деле, попка у меня хороша, - подтвердил репетитор.
- А ты действительно хочешь меня? - смотря прямо в мои глаза, спросил он.
- Да, хочу, - не моргая, глядя в него в упор, ответил я.
- Ну, хорошо, иди, возьми смазку, намажь свой член, смажь мое очко и трахни меня, - снисходительным тоном позволил он.
Я пулей слетал за всем необходимым.
- Михаил Павлович, вы нагнитесь, а то я дырки вашей не вижу, - упиваясь собственной наглостью, сказал я.
На мое удивление репетитор не только не ослушался меня, нагнулся, и еще спросил:
- Теперь видно?
- Да теперь видно, классная дырка, кто вас так, растянул-то? - уже вплотную подойдя к границе, отделяющей наглость от хамства, ответил я.
- Ты делом занимайся, - слегка одернул он меня.
Смазав свой член, и густо намазав импортной смазкой указательный палец правой руки, я, медленно, но неуклонно стал продвигать палец вглубь очка Михаила Павловича, делая круговые движения и растягивая очко. К моему удивлению репетитор начал постанывать и прогнул спину, отчего его попа заняла призывное положение.
От того, что мой палец заставляет взрослого мужика стонать я пришел в животное возбуждение. Без всякого предупреждения приставив головку своего члена к очку Михаила Павловича, я сильным и резким качком с первого раза вогнал свой член в его зад. Он вскрикнул и подался немного вперед, но я вцепился в его бедра, помня, как он делал это со мной, и продолжал насаживать его на свой член.
Он начал неприлично громко стонать, и через пару минут, откровенно подмахивая мне, стал выкрикивать отдельные фразы:
- Так, да, очень хорошо. Быстрее. Давай, еби меня пацан. Глубже, парень, глубже, ну еще, еще!
В диком темпе я пер его минут десять, после чего схватил за плечи и со всей силой притянул его к себе. От этого движения мой член вошел в него максимально глубоко, и Михаил Павлович просто завыл от удовольствия. Мне тоже стало дико хорошо, я ощутил, что мои яйца коснулись его промежности, от этого я начал с остервенением кончать в него.
Через минуту я освободил очко Михаил Павловича от своего члена. Репетитор стал оседать, и, в конце концов, встал на четвереньки. Из его очка тонкой струйкой вытекала моя сперма. Мне неожиданно захотелось растереть ее, и я положил большой палец на его очко, став делать круговые движения и размазывать свою сперму. От этого Михаил Павлович стал вертеть попой и снова прогибать спину. Ему явно понравилась моя импровизация.
- Ты не просто классный, - сказал Михаил Павлович.
- С этого дня называй меня по имени и говори мне "ты", - добавил Михаил Павлович, - то есть Миша, - и поднялся на ноги.
- Все, чертенок, спасибо. На сегодня занятия окончены, давай хорошенько подмойся и дуй домой.
Через полчаса, я помытый и одетый, и он продолжающий оставаться голым, с засохшей спермой на внутренней стороне ляжек, расставались в прихожей.
- Спасибо тебе, Миш, сказал я, и поцеловал его в щеку.
- Э нет, целоваться надо не так, - и с этими словами он поцеловал меня в губы, проникнув языком в рот.
Оторвавшись от меня, он облизнулся и потрепал меня по щеке.
- В следующий раз мы с тобой встречаемся в среду, не забудь, - напомнил он мне, улыбнувшись, и открыл входную дверь.
- Не забуду, не волнуйся, - тоже улыбнулся я.
Выйдя на улицу, я вдруг поймал себя на трех настойчивых мыслях. Первая - я напился и трахнулся, то есть стал взрослым, вторая - я голубой, и это мне по кайфу, и третья - быстрей бы среда.