Подкатегория: без секса
Наверное, проще всего было бы затеять с Расимом шутливую борьбу, какую-нибудь возню, повалить его на кровать, непринуждённо смеясь, дурачась. Cобственно, именно так началось всё у него, у Димки, с Игорем - в то лето, когда он гостил у бабки в деревне: они боролись, сопели-пыхтели, поневоле вжимаясь один в другого, никто не хотел уступать, силы были примерно равные, и когда у обоих случилась эрекция - у обоих от борьбы члены вскочили-затвердели, - борьба их сама собой перешла в сладострастное ёрзанье друг по другу. Классное было лето! Но, во-первых, тогда такое воспринималось совсем по-другому; а во-вторых, если б Димка затеял нечто подобное сейчас, то член у Димки подскочил бы буквально в первую же секунду, так что ему тут же пришлось бы или отваливать в сторону, или объясняться, открывать свои чувства, свою любовь, не зная, опять-таки, как это воспримет Расим, то есть сейчас никакой шутливой борьбы, никакой нейтральной возни у него, у Димки, просто-напросто не получилось бы. Да, они жили вдвоём в одном номере, и Расим уже был ему почти другом, но это, как ни странно, нисколько не облегчало Димке задачу; наоборот, ему начинало казаться, что секс с Расимом - по мере того, как они сближались - становился всё более проблематичен, и не в плане желания, потому как желание Димкино было уже на пределе, а в плане объяснения - в плане открытия своих подлинных чувств...
- Посмотрите, как он прекрасен! - донёсся до Димки голос тётки-экскурсовода, и он, отчасти повинуясь этому голосу, отчасти делая это на своей волне, лишь мельком взглянув в ту сторону, куда показывала указкой экскурсовод, посмотрел на Расима.
Весь день Димка избегал встречаться с Расимом взглядом, весь день он стремительно отводил свой взгляд в сторону, едва у него возникало ощущение, что Расим может повернуть голову в его сторону, а в этот раз они повернули головы друг к другу синхронно, посмотрели друг на друга одновременно - взгляды их встретились, и на лице Расима тотчас обозначилась неуверенная, как будто вопрошающая улыбка, как если бы он, Расим, не знал, чего ему от Димки ждать-ожидать. Улыбка Расима мгновенно отозвалась в Димкиной душе новым всплеском горячей нежности, и Димка в ответ, на миг позабыв про осторожность, улыбнулся Расиму так, как улыбаются влюблённые любимым: он улыбнулся в ответ открыто, щедро, горячо, не в силах спрятать, скрыть, сдержать прорвавшиеся чувства, пылавшие в Димкиной душе. И хотя Расим не понял, не распознал и не расшифровал истинного смысла Димкиной улыбки, он, Расим, совершенно определённо увидел-понял, что Дима на него не злится, что он его не игнорирует, что ничего в их начинающейся дружбе не изменилось, а это для Расима было самое главное. Димка, улыбнувшись Расиму, одновременно с этим весело, хитро подмигнул правым глазом, и в ответ улыбка у Расима вмиг сделалась тёплой, благодарной, совершенно счастливой, как если бы он, Расим, всей душой рванулся навстречу Димке.
"Ёлы-палы! Я сейчас кончу - кончу прямо здесь, в Музее Изящных Искусств, кончу в плавки себе - не дотяну до вечера", - подумал Димка, ощущая-чувствуя, как от улыбки Расима член у него в плавках стал невидимо и вместе с тем стремительно затвердевать, наполняясь-наливаясь нестерпимой сладостью. Шутливо нахмурившись - сделав строгое лицо, Димка, глядя на Расима, чуть двинул подбородком в сторону тётки-экскурсовода, тем самым как бы говоря, шутливо приказывая Расиму: "Слушай - не отвлекайся!".
Сколько длились эти взгляды-улыбки? Две-три секунды, не больше! Но Димке, увидевшему, как осветилось лицо Расима в ответ на его подмигивание, как искристо вспыхнули у парня глаза, этого вполне хватило, чтобы совершенно отчётливо, со всей определённостью неожиданно твёрдо подумать: "Сегодня. Сегодня будет всё. Я признаюсь Расику, откроюсь ему, и мы... или мы будет любить друг друга, или..." Чем могло быть второе "или", Димка не додумал, потому что второго "или" для страстно влюблённого юноши просто-напросто не могло быть! В принципе - не могло быть! И хотя было совершенно непонятно, как именно он, Димка, собирается открываться, потому как никакого конкретного плана-сценария у него ещё не было, а он хотел, чтоб всё было для Расима и естественно, и ненапряжно, как нечто само собой разумеющееся, однако, неожиданно твёрдо подумав о том, что "сегодня будет всё", Димка, не имея на то никаких оснований, никаких тематических предпосылок, тут же поверил в это, как если бы это было то же самое, что, например, восход солнца.
Разве не глупость - сомневаться в том, что солнце взойдёт, что утро настанет? Солнце зайдёт, и вечером всё у них будет, и всё у них будет - сегодня! Любимый Расим был рядом, а это значит, что нельзя, невозможно так долго скрывать, прятать-таить от Расима свои настоящие чувства! Что в его чувствах плохого?! И потом, у него, у Димки, уже не было никаких видимых сил это делать - изображать из себя не влюблённого!
Слушая тётку-экскурсовода, Димка думал: "Я выключу свет, подойду в темноте к кровати Расима, сяду на край его постели. Он, наверное, удивится - не сразу поймёт, но я... Я ему всё, всё, всё скажу! Честно скажу, ничего не скрывая. Скажу, что люблю его, что не могу без него, что он - самый лучший пацан на свете! Я в темноте протяну к нему руку и обниму его, прижмусь к нему - крепко-крепко, прижму его крепко к себе, и мы... Почему Расим должен мне не поверить - должен меня оттолкнуть? Если я всё ему объясню, найду самые нежные, самые лучшие, самые искренние слова - он услышит меня, он поймёт меня, он поверит мне, и всё... всё у нас будет сегодня!". Слушая, но не слыша тётку-экскурсовода, Димка сосредоточенно - снова и снова! - крутил-прокручивал в голове план-сценарий, уточняя его деталями, жестами, словами.
На ужин девушка эмо, она же девушка Петросян, снова невозмутимо опоздала: ни на кого не глядя, уткнувшись в телефон, она неспешно прошла к своему месту, когда все за столами уже сидели, весело позвякивая вилками, и после ужина в холле Ленусик и Светусик энергично подрулили к Димке - подошли-подскочили сказать, чтобы он через тридцать минут был в их номере, куда также придут Вовчик, Серёга и Толик, и где они все, вместе объединившись, серьёзно поговорят с Леркой о её напряжном поведении.
- Совсем, бля, охуела! Корчит из себя хуй знает кого! - не в силах удерживать себя в амплуа "гламурной девочки", на самом что ни на есть понятном наречии в сердцах выдохнула, резанула-выдала возмущённая Ленусик, так что в этот момент проходивший мимо них парень-африканец в приятном удивлении весело, одобрительно заулыбался, растянув толстенные, но вполне симпатичные губы на сильно смуглом лице. - У меня тоже есть телефон, но я ж не хожу, в него уткнувшись... Кошка драная!
- Короче, Дима, через полчаса мы будем её прорабатывать! - серьёзно, чуть ли не скорбно проговорила Светусик, всем своим видом подчёркивая неоспоримость их общих с Ленусиком чувств, пусть даже выраженных Ленусиком не без помощи нескольких экспрессивных слов.
- Стоп! Вы её будете прорабатывать! - хмыкнул Димка. - А что сама Лерка? Она что, явится на вашу проработку?
- Мы ей сказали - и придёт, и явится! Куда она денется? - живо отозвалась Ленусик, глядя вслед прошедшему парню. - Ой, Светусик! Глянь, Светусик, какая у негра фигурка!
- Тише, Ленусик! Какая ты... - Светусик запнулась, подыскивая нужное слово.
- Не политкорректная, - подсказал Димка, не глядя на Светусика. - Расим! Ты домой идёшь? - окликнул он Расима, проходящего мимо в компании братьев-близнецов.
- Да... не знаю, - остановился Расим. - Переодеться нужно, и к пацанам потом. Гера приставку купил... покажут мне.
- Какую приставку купил, Героин? - Димка перевёл взгляд на братьев-близнецов, которые при близком рассмотрении, хоть и были близнецами, всё-таки малость друг от друга отличались; того, который был чуть-чуть мордатей, звали Герой, и в группе его сразу же, ещё в аэропорту, окрестили, не мудрствуя, Героином.
- Да, как сказать? Это не совсем приставка...
- Ладно, потом расскажешь! - оборвал Димка Героина. - Расик, возьми ключ! Подожди меня пять минут, не уходи. Я сейчас перетру и тоже поднимусь. Хорошо? Подождёшь меня пять минут? Я быстро, - он протянул Расиму ключ.
- Конечно! - кивнул Расим, с трудом удерживая себя от того, чтобы благодарно, признательно не улыбнуться Димке; потому как, коротко и властно оборвав Героина, даже не став его слушать, Дима одновременно с этим у него, у Расима, спросил, подождёт ли тот его пять минут, да ещё при этом назвал Расиком - назвал просто, совсем по-дружески!
Для него, для Димы, всё это было мелочью, ерундой, а для Расима - в присутствии братьев-близнецов - такой расклад дорогого стоил!
Расим, взяв ключ, направился, вмиг окружённый братьями-близнецами к лифту, и Димка, с трудом оторвав взгляд от удаляющегося парня, перевёл взгляд на Ленусика-Светусика. "Сегодня. Сегодня у нас будет всё!" - подумал Димка, чувствуя, как томительно сладко отзывается на эту его мелькнувшую мысль член в плавках.
- Значит, что у нас получается? - Димка, изобразив на лице шутливую строгость, посмотрел на Ленусика и на Светусика. - Вас мамы отправили за духовностью - в музеи, в картинные галереи, дали вам денег на жвачку, на разноцветное мороженое. А вы?
- А мы? А что мы? - Ленусик, не поняв, куда Димка клонит - к чему говорит всё это, недоумённо хлопнула ресницами.
- А вы: "Глянь, Светусик, какая у негра фигурка!" - проговорил, и даже не проговорил, а, подражая голосу Ленусика, пропел Димка, с трудом сдерживая смех. - Вы же хорошие девочки! Ну, и что теперь думать про вас? Пацана назвали негром. Как это всё понимать?
- Ой, Дима! - с едва уловимой досадой в голосе проговорила Ленусик. - Можно подумать, что вы на девчонок не смотрите - не обсуждаете их.
- Мы африканских девушек не обсуждаем! - назидательно проговорил Димка, и снова, снова сама собой у него мелькнула мысль: "Сегодня. Всё будет сегодня!".
- Это мы, Димочка... Мы тебя проверяли! - игриво повела глазами Светусик. - Проверяли: будешь ты ревновать своих одноклассниц к парню-африканцу или нет?
- Ой, девчонки, - делая вид, что он поверил, Димка обескураженно развёл руками, - какие же вы коварные!
- А то! - игриво проговорила Светусик. - Мы такие!
Они перебросились ещё двумя-тремя фразами и, условившись, что Димка через полчаса придёт к девчонкам в номер, разошлись: Димка поспешил к лифту, а Светусик с Ленусиком остались в холле, чтоб дождаться ещё не вышедшую из ресторанного зала Лерку и "чтобы напомнить ей, овце, что её, овцу драную, будут ждать".
На всех чётных этажах, начиная с четвёртого, были мини-бары: кофе, бутерброды, соки, минералка и ещё масса всяких съедобных мелочей, иронично называемых Димкой "разноцветным мороженым". Димка вышел на восьмом этаже, достал телефон и, открыв адресную книгу, щёлкнул пальцем по сенсорному экрану, вызывая Расима; номерами они обменялись ещё вчера, когда Димка диктовал Расиму номер Зебры.
- Да, Дима? - отозвался Расим, едва Димка поднёс телефон к уху.
- Я в баре, - проговорил Димка, входя в небольшое уютное помещение всего на четыре столика. - Я возьму себе минералку... если она есть. Что взять тебе?
- Мне? - отозвался Расим, и в голосе его Димке послышалась едва уловимая растерянность. - Мне... Ничего мне не надо, Дима, спасибо!
- Смотри, - проигнорировав отказ Расима, Димка пробежал глазами по узким полочкам с выставленными на них разными разностями, - есть "пепси", "спрайт", "минералка", соки разные... есть вино, - улыбнувшись, проговорил Димка, и улыбка эта мгновенно отозвалась в интонации его голоса. - Будешь пить вино?
- Вино на вынос не продаётся! - глядя на Димку, встряла в разговор Димки с телефоном средних лет барменша с пухлыми, ярко накрашенными губами.
- Понял! - Димка, на этот раз улыбнувшись барменше, кивнул головой. - Расик, с вином облом. Да, обломайся! Его нельзя выносить - его нужно пить здесь.
- Дима, я не хочу вино! Я вообще вино не пью! - донёсся до Димки голос Расима.
- Знаю, что хочешь, что любишь и пьёшь. А что я сделаю? - Димка, дурачась, энергично заговорил дальше, как если б Расим произнёс-сказал нечто совсем противоположное. - Да, Расим, да - нельзя выносить... Говорю, что нельзя... Это в нашем городе можно, а здесь - нельзя... Это не я говорю - это мне сказали... Да, так и сказали - именно так сейчас и сказали... При чём здесь администратор? Расик, я лучше знаю, что можно делать, а что нельзя... Расик, смотри: есть ещё соки, тоники разные. Что тебе взять - вместо вина?
- Ну, не знаю. Бери, что хочешь! - ответил Расим, и Димка, мысленно видя Расима перед собой, по голосу его понял, что он, Расим, сейчас улыбается. - Возьми то, что себе будешь брать.
- Я минералку пью... Может, "спрайт" тебе взять? Или сок какой-нибудь. Ты что хочешь?
- Ну, можно "спрайт"... если можно, - отозвался Расим, и в его голосе Димка уловил - во всяком случае, Димке это послышалась, показалось-почудилось - что-то мягкое и тёплое, отзывчиво благодарное, почти интимное. А может быть, не почудилось это Димке, не показалось? Может быть, он уловил-услышал то, что было быть на самом деле? "Если можно..." - подумал Димка, ощущая-чувствуя, как волна горячей нежности, вновь всколыхнувшись, в один миг наполнила и сердце его, и тело.
- Можно, Расик, можно! Это у них, может быть, нельзя, а у нас - всё можно! Сейчас я приду, - весело, уверенно проговорил Димка, вкладывая в слова свой - потаённый - смысл.
"Сегодня, - подумал Димка, завершая вызов и прерывая с Расимом телефонный разговор, - сегодня у нас будет всё. Всё-всё! Потому что, Расик, я люблю тебя. Если б ты только знал, как я тебя люблю!" И снова - сами собой! - вдруг всплыли, возникли-вспыхнули в голове Димки слова, те самые слова, которые он сегодня уже вспоминал: "пятое время года" - но на этот раз Димка совершенно не удивился этим словам, потому что... "Пятое время года - время любви моей", - подумал Димка, невольно добавив к трём предыдущим словам три новых. И снова он ничуть, нисколечко не удивился, уловив в фразе из шести слов послышавшуюся ему музыку, потому что сама любовь - его любовь! - была для него нескончаемой музыкой. "Я люблю тебя, Расик, - подумал Димка, - и эта любовь... это и есть пятое время года - время всех тех, кто любит, как я"...
Димка шёл по коридору, нёс две бутылки - со "спрайтом" и с минералкой, - и сердце у Димки прыгало, рвалось из груди от счастья. Какой это был ощутимый, лишь ему одному понятный, им ощущаемый кайф - просто купить для Расима бутылку воды! Ёлы-палы!
"Я выключу свет, подойду к Расиму - к его кровати. Я сяду на край его постели - ладонью коснусь его груди"... - думал Димка, шагая по коридору, и такой вариант начала их настоящих отношений, такой вариант признания и объяснения, прокрученный им за вечер не один десяток раз, казался парню самым естественным и потому самым верным, самым правильным. Димке трудно было поверить, и он не хотел верить в то, что Расим не поймёт его, не услышит и не расслышит, не разделит его, Димкины, чувства. Когда любишь всецело, всепоглощающе, то трудно представить, что может случиться так, что ты со своей любовью окажешься абсолютно ненужным, даже смешным тому, ради кого ты готов пойти в огонь и в воду, и в это Димка верить не мог, в это он верить не хотел, и потому он в это не верил.
"Я прикоснусь к его груди, палец нежно вдавлю в сосок"... - думал Димка, шагая по коридору. Дальше для него всё расплывалось, было невнятно, но это Димку не беспокоило, потому как главным было начало, а дальше... Он столько раз страстно, самозабвенно любил Расима в своих мечтах, столько раз, мастурбируя перед сном, в грёзах-фантазиях брал Расика и отдавался ему, что о том, что последует дальше, он сейчас уже не думал, сейчас он был весь сосредоточен на первом шаге - на первом слове, на первом движении. Это и только это сейчас было для него самым главным - первостепенным!
Хотя какого-либо реального - настоящего, то есть внятного и конкретного - сексуального опыта в формате "парень-парень" у Димки не было, если не брать в расчёт то наивное "траханье", что на старом скрипучем диване происходило по вечерам в сарае с Игорем, потому как ничего по-настоящему в то лето они не делали.
Весной Димка, сидя дома за компом и готовясь к экзамену по математике, вбил в поисковой машине на "гугле" слова "гей голубой секс", и ему вдруг открылся, перед ним распахнулся необъятный радужный мир, о существовании которого он, Димка, лишь смутно догадывался. Фотки, истории, видеоролики - это было как раз то самое, что Димку уже манило, втайне от всех влекло к себе, потому как в мечтах своих он всё чаще и чаще видел-воображал парней, а не женщин и не девчонок.
И началась для Димки двойная - двойственная - жизнь: в школе, в своей дворовой компании Димка усиленно делал вид, что ему интересны девчонки, одни девчонки и только девчонки, создавая тем самым себе репутацию ловеласа, а дома, усаживаясь за комп, он загружал в него фотки с парнями и, тиская свой напряжённый член, всматривался в их симпатичные лица, в их фигуры, в их грациозно раскрепощённые позы. Ёлы-палы, как Димке хотелось в такие минуты любви!
Вот, в общем-то, и всё, что было у Димки до Расима.
А осенью в жизни Димки возник Расим - в Димкину жизнь ворвалась любовь. Ну, и какой у Димки был опыт - в смысле реального, настоящего секса? Опыта не было никакого: ни орального, ни анального. Никакого не было опыта, чтобы было в реале, по-настоящему! А с другой стороны... Да, Димка ни разу не брал в рот, и никто никогда в рот не брал у него, он никогда никому не вставлял в попу, и никто не вставлял в попу ему - ничего из такого опыта накануне Расима у Димки не было. Но разве опыт влюблённого сердца - это не опыт? Разве мысли-мечты, неотступно бурлившие в парне целых два месяца - это не опыт? Или, может быть, опыт души, устремлённой к любимому, менее ценен, чем опыт секса?
Димка любил, и его любовь - страстно желаемая, всепоглощающая любовь, мечта о горнем слиянии душ и сердец - была неразрывно слита с неодолимым желанием секса. Секс снился Димке во сне, о сексе Димка думал-мечтал, и в то же время секс - оральный или анальный - не был для Димки целью, к которой он стремился любыми способами. Секс был в представлении Димки неотделим от любви. И потому теперь, когда до решающего момента оставались считанные часы, Димка думал не столько о сексе, сколько о том, какое он скажет Расиму первое слово, каким должен стать его первый жест. Вот что было теперь по-настоящему важно!
Расим открыл сразу же, едва Димка стукнул в дверь, славно он, Расим, за дверью стоял - Димку ждал. "А может быть, ждал?" - подумал Димка. Расим уже успел переодеться; он сменил свитер, в котором он был на ужине, на просторную, как балахон, клетчатую рубашку, надетую поверх тёмно-синей футболки.
- На. Твой "спрайт", - Димка, проходя в номер, протянул Расиму бутылку с водой.
- Ага, Дим, спасибо! - Расим улыбнулся, не зная, как выразить Димке свою благодарность.
Он, Расим, не мог даже предположить, что жить в одном номере со выпускником будет настолько кайфово! И потом, в тот момент, когда Дима ему позвонил, он, Расим, совсем не испытывал жажду - он пить не хотел, а теперь вдруг так захотелось пить, словно эту возникшую у него жажду Дима каким-то образом предугадал. Разве такое может быть? И потом, глядя на Димку, Расим вдруг подумал, что он бы, наверное, не догадался. Да, он бы точно не догадался купить воду Димке. А Димка... Дима догадался!
- Дим, сколько я тебе должен?
- Что? - не сразу понял Димка.
- Ну, за "спрайт", - произнёс Расим и тут же, увидев Димкин взгляд, услышав, с какой интонацией Димка сказал-произнёс своё "что?", почувствовал странную, непонятную и вместе с тем совершенно ощутимую неуместность и своего вопроса, и своего пояснения.
Ну, то есть, Дима потратил деньги, купив ему воду, и деньги нужно было отдать, исходя из обычных соображений. Это было понятно, было логично. А если по-дружески... Глядя на Димку и видя устремлённый на него Димкин взгляд, полный удивления-непонимания, Расим на миг растерялся, не зная, что правильнее.
- А по ха не хо? - улыбнулся Димка, до которого лишь секунду спустя дошло, о чём Расим у него спросил - чем Расик обеспокоен.
"А по ха не хо?" - так говорили у них, и означало это "а по харе не хочешь?", причём всё зависело от того, с какой интонацией это спрашивалось - с шутливой или с серьёзной; чаще, говоря так, пацаны шутили.
- Не хо, - отозвался Расим, невольно улыбаясь.
"Сейчас, пользуясь моментом, можно вдогонку к вопросу шутливо сцепиться с Расимом, затеять дурашливую борьбу и, повалив его на кровать..." - мелькнула у Димки шальная мысль. Но у парня уже был план, и потому Димка возникшей возможностью не воспользовался и этот шанс пропустил.
- Смотри, а то будет "хо"! - строго проговорил Димка, и вопрос о том, как быть с оплатой за "спрайт", оказался решённым, как если бы вопроса этого, прозвучавшего из уст Расима, не было вовсе.
Димка прошёл к своей кровати и плюхнулся на постель, одновременно скручивая с горлышка бутылки колпачок.
- Расик, я что хочу... - обхватив губами горлышко бутылки, Димка, глядя на Расима, сделал несколько глотков; вода была сильно газированная, холодная, приятно бодрящая жгучим покалыванием во рту. - Я сейчас тебе звонил и вот о чём подумал. Все номера в телефонной книге у меня с фотками, потому что мне так удобнее - я сразу вижу, кто звонит мне или кому звоню я. Даже номер Зебры у меня с фотографией. А твой номер пустой - просто "Расим" и всё. Понятно, что в книге телефонной у меня Расим один, - это ты, и всё равно без фотки мне как-то непривычно. Мне так не в кайф! Короче, Расик, давай я сейчас тебя сфоткаю, чтоб номер твой был у меня как все номера - ну, то есть, чтоб был он в моём телефоне нормально оформлен. Ага?
- Ага, хорошо! - отозвался Расим; он точно так же, как Димка, обхватил губами горлышко бутылки, сделал, щурясь от удовольствия, несколько глотков. - А я, Дима, сфоткаю тебя. Да?
- Конечно! - согласился Димка. - Я тебя, а ты меня.
Лишь сказав - проговорив "я тебя, а ты меня", - Димка сообразил, какой скрытый смысл мог таиться в этой фразе: "я тебя, а ты меня". Кайф! Именно этого страстно хотел Димка, об этом мечтал он, это воображал, когда, задыхаясь от удовольствия, мастурбировал по вечерам в своей постели, и именно это должно было произойти, сбыться-случиться сегодня - через несколько часов! "Ты меня, а я тебя"... - мысленно повторил Димка собственные слова, глядя на Расима и думая о взаимной любви. Но этот смысл для Расима был ещё скрыт - такой смысл Димкиных слов для Расима ещё не вызрел, ещё не сложился из чувств-желаний, и потому Расим в словах Димки не услышал того, что услышал в своих словах сам Димка.
- Давай, Расик, становись к свету! - Димка, не задумываясь, автоматически отвёл руку с бутылкой минералки в сторону, ставя бутылку на кровать, рядом с собой, и только в следующую секунду, вставая с кровати и доставая из кармана джинсов телефон, по лицу Расима он увидел, что что-то случилось, что что-то не так.
- Дима, вода! - быстро проговорил Расим, одновременно с этим пальцем показывая на постель.
- Что вода? - Димка, стремительно оглянувшись, увидел, как на постель из упавшей бутылки льётся вода. - Блин!
Димка поспешно схватил бутылку, из которой успело вылиться, может быть, глотка два воды - короче, чуть-чуть, и пояснил:
- У меня, блин, дома... - он поставил бутылку на тумбочку, - приставлен к стулу журнальный столик, и я привык на него, не глядя, отставлять всё то, что мешает мне на столе. Словом, забылся, что я не дома! - и Димка, сам удивляясь своей рассеянности, покачал головой. - Хорошо, Расик, что ты заметил... Автоматически, блин, поставил - совсем не думая!
- Ну да, - согласился Расим, - я тоже, бывает, что-нибудь делаю на автомате - тоже совсем не думаю.
- Да, так бывает, - сказал-согласился Димка. - Воды пролилось чуть-чуть, - он провёл ладонью по чуть потемневшему месту на покрывале. - Короче, фигня! Давай становись вот сюда - к свету! Птичку не обещаю...
Расим засмеялся, и Димка в этот момент, наведя на него телефон, щёлкнул пальцем по кнопке "фото". Снимок вышел чудесный: Расим лучисто, счастливо смеялся, глядя в объектив открыто распахнутым взглядом искрящихся глаз. Солнечный вышел снимок!
- Что, Дим, получилось? - Расим, сделав шаг, приблизился к Димке и стал рядом с ним почти вплотную.
- Да, нормально, - отозвался Димка, глядя на фотографию.
И как он раньше не догадался, раньше не додумался Расима сфоткать? Вот, а теперь Расик - любимый Расим - будет в любой момент улыбаться ему с монитора его телефона. Разве это не кайф? И то ли от близости парня, подошедшего близко-близко, почти вплотную, то ли оттого, что фотка вышла действительно классная, Димка тут же почувствовал, ощутил в плавках сладостное томление.
- Ты на фотке прям светишься, как гирлянда на ёлке! - чуть иронично проговорил Димка, пряча под иронией распирающую сердце нежность.
- Ну, я ж улыбался, - словно оправдываясь, что он "светится", отозвался Расим. - Давай, Дим, теперь я тебя! Птичку не обещаю.
Расим, отойдя от Димки, навёл на него камеру своего телефона, и Димка на фотографии в телефоне Расима вышел тоже нормально: он не улыбался, как Расим, и вместе с тем смотрел удивительно тепло. Он, Димка, смотрел влюблённо, но Расим о любви Димкиной ничего не знал, и потому он этого не увидел.
Какое-то время они молчали, "прикрепляя" фотки к номерам.
- Расик, а ну, позвони мне! - проговорил Димка, держа телефон наготове.
- Сейчас, сохраню настройки. Всё! Дим, я звоню тебе, - Расим нажал кнопку вызова, и тотчас на мониторе Димкиного телефона вместе с мелодично раздавшимся звонком возникла фотография Расима. - Есть?
- Ну, а куда ты, Расик, денешься! - Димка, переводя взгляд с фотографии Расима на самого Расима, стоящего рядом, довольно засмеялся. - Делай отбой. Я звоню тебе, - Димка щёлкнул пальцем по строчке "Расим", и тут же раздался звонок в телефоне Расима. - Есть? - Димка глянул на монитор.
- Ну, а куда ты, Дим, денешься! - засмеялся Расим. - Классно, Дима, придумано - сразу видно, что звонишь ты!
- Сразу видно, что звонишь ты! - отозвался Димка, невольно выделив голосом местоимение. - За твой телефон я не отвечаю, а в моём телефоне теперь порядок. Полный порядок! Так что, Расик, звони, не стесняйся! - и Димка, глядя на Расима, рассмеялся.
- Я не стесняюсь, - Расим улыбнулся. - Дим, я пойду - к Гере схожу... ненадолго. Да? Они звали меня.
- Конечно, - Димка кивнул. - Ключ у меня будет.
"Неужели он ничего не чувствует? Расик... я люблю тебя, Расик!" - подумал Димка, глядя вслед парню, и в этот момент зазвонил его, Димкин, телефон.
- Это не я! - Расим, оглянувшись, засмеялся.
Уже открыв дверь - уже выходя, он услышал, как Димка говорит:
- Да, Светик, да, уже бегу - мчусь на всех парусах! Да, через пару минут... Главное, чтоб пробок не было!
Расим вышел, прикрыв за собой дверь, и Димка стал торопливо переодеваться, думая о Расиме: "Я тебя, а ты меня"... Стаскивая джинсы, Димка вспомнил, как утром у спящего Расима колом вздымались, дыбились вверх плавки, и промежность у Димки вмиг наполнилась сладостным томлением...
"Я не стесняюсь", - сказал ты сейчас. И я не стесняюсь, не буду стесняться - сегодня, когда погашу свет. Потому что стесняться любви - это, Расик, моральное извращение. Где-то когда-то кто-то придумал, что можно любовь разделить на "правильную" и "неправильную". Всё это чушь! Это могли придумать лишь те, кто сам никогда не любил. Это придумали, Расик, козлы, которые сами любви не ведали и потому любовь ненавидели. Только какое нам дело до них, до этих убогих - нищих душой и телом! Мы - это мы. Я выключу свет, подойду в темноте к твоей постели, прикоснусь к твоей груди, и ты почувствуешь... ты узнаешь, Расик, какой бывает любовь! Ты услышишь, как бьётся моё сердце... увидишь, как сердце моё пылает огнём! Я утоплю тебя в своей нежности, и мы будем любить друг друга, потому что любовь - это самое главное, что есть на свете. Самое, самое главное - из всего, что есть на земле под луной и под солнцем".
Димка, поправив в плавках напрягшийся член, торопливо застегнул джинсы. Он сменил новые джинсы, в которых он был в столовой, на старые - "домашние", неоднократно стиранные, в меру потёртые, удобные и привычные, в которых Димка чувствовал себя наиболее комфортно. "Если не любить, то зачем тогда жить?" - подумал Димка, надевая батник. Как всякий влюблённый, Димка не верил, что любовь его может оказаться без ответа, и потому, мысленно разговаривая с Расимом, он в мыслях своих у ж е любил, точнее, они любили друг друга - в мыслях влюблённого Димки. "А иначе - зачем на земле этой жить?" - подумал Димка, беря телефон.
Он хотел уже выходить из номера, чтобы "лететь на всех парусах" в номер девчонок, и тут взгляд его мимолётно скользнул по бутылке с водой. Идея - что можно сделать - возникла у парня мгновенно.
А почему, собственно, нет? Когда он пил воду, то, не задумываясь, поставил бутылку на кровать, и бутылка тут же опрокинулась, причём заметил это не он, Димка, а Расим. Если б не Расим, заметивший, что бутылка опрокинулась, из неё, из бутылки, как минимум, половина воды бы вылилась. Вышло это у Димки совершенно непреднамеренно - и потому получилось всё более чем естественно. Он, Димка, ещё сказал, что поставил бутылку рядом с собой автоматически, то есть совсем не видя, ничуть не задумываясь, куда он её ставит, и Расим это воспринял совершенно нормально, сказав, что он сам иногда что-либо делает на автомате, то есть тоже совсем не думает...
Ну, и кто мешает ему, Димке, свою рассеянность, свою невнимательность проявить ещё раз - повторить по причине спешки? Ведь он торопился, он спешил, он очень спешил! Расим, выходя из номера, не мог не слышать, как Димка, отвечая на звонок, проговорил, что он уже бежит, уже мчится на всех парусах.
Ну, и что получается? Он сделал глоток-другой, затем, не думая, не глядя, поставил бутылку на кровать, торопливо дёрнувшись на выход. Бутылка бесшумно опрокинулась, легла набок, но он, Димка, этого видеть уже не мог, потому что он, торопясь, уже выходил из номера. Логично? Логично. Вполне логично! В результате такой "рассеянности" постель окажется мокрой, а это значит... "Я попрошусь переспать ночь к Расиму - с ним, на его кровати, - подумал Димка, мысленно удивляясь тому, как всё просто, - и он... он мне не откажет, потому что он ни о чём таком не подумает. Я, в результате, самым естественным образом окажусь в его постели, а это значит, что мне можно будет так же естественно - не внезапно! - перейти к проявлению своих чувств... Ёлы-палы, офонареть, как просто!"
Идея возникла у Димки спонтанно - и тут же, буквально в считанные секунды, превратилось в совершенно конкретный план, ч т о надо сделать и как это надо сделать. Единственным уязвимым - и вместе с тем самым главным! - моментом этого плана было согласие Расика с ним, с Димкой, на одной кровати ночь переспать. А с другой стороны, что в этом могло быть такого, чтобы Расим, ни о чём не знающий, категорически отказался бы с ним, с Димкой, разделить кровать? Ведь спать вместе, в одной постели - это вовсе не значит, что обязательно надо трахаться. "Надо, конечно, но вовсе не обязательно", - подумал Димка, подходя к тумбочке, на которой стояла бутылка с минералкой.
"Что, разве так не бывает, что парни просто, без всякого траха, спят в одной постели?" - задал вопрос Димка, глядя на смоделированную им ситуацию глазами Расима. И тут же, словно в подтверждение своих мыслей, он вспомнил, что где-то читал о том, что в многодетных семьях братья нередко спят вместе - в одной постели, причём спят они так не одну ночь и не две, а постоянно, ну, то есть, на протяжении какого-то времени. Трахаются пацаны при этом или нет - это вопрос другой, а вот то, что спят они на одной кровати, об этом Димка читал самолично. Ну, то есть, ничего зазорного в самом нахождении в одной постели нет - это если смотреть на ситуацию глазами Расима, а значит, Расим не должен ему отказать.
"Он не откажет!" - подумал Димка, скручивая с горлышка бутылки пластмассовый колпачок. Он поставил бутылку на кровать, ожидая, что бутылка упадёт, но бутылка, едва качнувшись, не упала - осталась стоять на кровати в вертикальном положении. "Блин, я ж тороплюсь - я не ставлю её, а отставляю, не глядя, и делаю это быстро, рывком... делаю это, не думая"... - подумал Димка, невольно улыбаясь собственной изобретательности. Он снова взял бутылку в руку, секунду-другую подержал её и - поставил на кровать не глядя, быстро, рывком. Бутылка, качнувшись, тут же упала набок, и из неё на постель полилась вода. "Так, бутылка упала, но этого я уже не вижу... Я спешу - я спешно выскакиваю из номера", - и Димка рванул на выход.
Всё! За дверью из бутылки лилась на постель минеральная вода, а парень шагал по коридору - "летел на всех парусах" - весело думая о том, как классно всё получилось. Ну, а что? Если б когда-то где-то козлы-импотенты, не ведавшие любви, не извратили б саму любовь, то никаких ухищрений применять было бы не надо. А так... "Расик, я люблю тебя!" - подумал Димка, подходя к номеру Маришки-Ленусика-Светусика...
Обсуждение - осуждение - "вызывающего поведения" девушки Петросян получилось вялое: Вовчик, подключившись к интернету, смотрел на монитор своего телефона и что-то читал, Толик смотрел на усилия Ленчика с неприкрытой иронией, Серёга откровенно скучал. Сама девушка эмо, явившаяся на собственную предполагаемую экзекуцию, была подчёркнуто невозмутима, словно всё происходящее касалось кого угодно, но только не её. Димка, слушая Ленчика, думал о Расиме; в номере, кроме него, были ещё парни, и Димка не напрягал себя, чтоб привычно подыгрывать ленусикам в их перманентном устремлении окунуться в "гламурную духовность".
- Парни, ну а вы что? Вы чего молчите? Вам что, нечего сказать нашей однокласснице? - Ленусик обвела взглядом парней.
- Лерка, пообещай нам, что не будешь больше опаздывать, - не отрывая взгляд от монитора телефона, проговорил Вовчик.
- Вот ещё! - буркнула девушка эмо. - Я вам что, дурочка? Обещать я им буду!
- Мы же так не говорим! - вскинулась Светусик. - Но ты постоянно опаздываешь, и мы... это мы, как дурочки, тебя ждём! Все приходят вовремя, а ты...
- Не ждите, - коротко, без каких-либо эмоций в голосе отозвалась девушка эмо, не глядя на Светусика.
- Ну как мы можем кого-то не ждать? - рассудительно проговорила Маришка. - Мы же все вместе, мы все - одна группа, а ты, Лера, нам всем себя постоянно противопоставляешь. Разве это красиво?
Девушка эмо на эти слова - про то, что "мы же все вместе" - никак не отреагировала. Она вообще была малость странная, эта девушка эмо: в школе училась неплохо, но в классе ни с кем особо не общалась, ни с кем не дружила, словно была на своей волне, нисколько не беспокоясь о том, как всё это будет воспринято окружающими. Димка, невольно подумав о себе, поймал себя на мысли, что, может быть, так и надо; ну, то есть, по жизни так надо - не подстраиваться под "всех", не притворяться, не лицемерить, чтобы казаться-выглядеть таким, "как все", а быть просто самим собой, ориентируясь прежде всего на свой собственный внутренний стержень. "Если, конечно, он есть, этот внутренний стержень, - подумал Димка. - Вот, скажем, Лерка. Она такая, какая есть. Хорошая она или плохая, удобно с ней окружающим или нет - вопрос другой, но она не старается быть как "все", не стремится под "всех" подстраиваться. А я?" - задал себе вопрос Димка, вполуха слушая, как Ленусик, развивая Маришкину мысль о том, что они здесь "все вместе", объясняет Лерке, почему она, то есть Лерка, ведёт себя вызывающе:
- Ты, Лера, что, умышленно это делаешь? Постоянно опаздываешь, ходишь, уткнувшись в телефон, никого вокруг себя не замечая... Хочешь, чтобы все на тебя обратили внимание? Чтобы все стали думать, что ты особенная - не такая, как все? Так все уже обратили внимание, успокойся! Не причиняй неудобств своим вызывающим поведением нам - будь как все!
- Да, Лера, не нужно выпендриваться! - поддакнула Светусик. - Ты никакая не особенная. Будь как все, и не будет никаких проблем - ни у тебя, ни у нас!
- Мы же, Лера, не просто так это всё говорим - мы желаем тебе добра, - рассудительно проговорила Маришка.
Лерка, словно не слыша их, в ответ молчала, на призывы быть "как все" никак не реагировала, и Светусику-Ленусику-Маришке ничего не оставалось делать, как продолжать словоблудие в режиме коллективного монолога.
"Лерке плевать, что она не такая, как "все". Ей по барабану! А мне? - спросил сам себя Димка, вполуха слушая слаженный монолог одной из девиц. - А мне не плевать, и потому я старательно изображаю из себя не того, кем я являюсь на самом деле. Ну, и кем я являюсь на самом деле? "Голубым"? Я люблю Расима - люблю парня, ради него - для него - я готов сделать всё, что угодно... Разве это плохо - любить другого? Просто любить... Разве в любви так важен цвет? "Голубой", "не голубой" - какая, блин, разница? Любовь или есть, или её нет. А между тем, в восприятии ленусиков я такой же, как Лерка, потому что я не такой, как "все". Вот Вовчик, к примеру, или Серёга, или Толик... Я не такой, как они, но всё моё отличие от них заключается лишь в том, что я люблю парня, а надо любить девчонок - надо любить ленусиков. Но разве я виноват в том, что люблю парня - люблю Расима? И вообще, разве любовь может быть чьей-то виной? Любовь - это счастье, а не вина! Если Расик меня полюбит или хотя бы ответит мне взаимностью - не испугается, не оттолкнёт меня сегодня, кому от этого будет плохо? Любовь - это счастье! И это счастье нужно скрывать - нужно притворяться, лицемерить... Разве всё это не абсурд?!
Лерка такая, какая она есть - она не скрывает свой пофигизм. А я скрываю свою любовь, как будто любовь моя - преступление. Или быть счастливым - преступление? Мир, в котором любовь надо прятать, надо скрывать-таить, - это полный пипец! А между тем, не скрывать такую любовь нельзя, потому что живу я в мире ленусиков, убеждённых в том, что все вокруг должны быть "как все" - как они, которых в этом грёбаном мире явное большинство. Хотя - кто знает! Может быть, большинство это не столько реальное, сколько видимое? Вот я, к примеру. Пряча свои настоящие чувства, скрывая свою любовь, я кажусь таким же, как "все": как Вовчик, как Толик, как Серёга - и таким образом я пополняю это самое большинство. А сколько ещё парней лицемерят так ж е, как я? Ведь не я же один, не я один делаю так в этом грёбаном мире! И получается - большинство...
Большинство, бля! Я думаю о Расиме, я хочу, чтобы у нас всё было взаимно, я люблю Расика - и при этом я Светке говорю, что мне снится она. Разве можно доподлинно знать, кто о чём думает - кто чего хочет? Вполне возможно, что никакого реального большинства на самом деле нет, только кого это волнует? Одни - овцы по жизни - готовы верить во всякую хрень, только чтобы шагать в общей шеренге, быть "как все", потому что именно это - "быть как все" - для них показатель их нормальности. Другие врут, лицемерят, скрывают свои настоящие чувства, мысли, желания - чтобы казаться такими, как "все". И получается, что большинство - это Ленусик, Светусик, я... Охренеть, как ловко устроен мир - грёбаный мир, протухший от лицемерия!
Лерка плевать хотела на большинство - в отличие от меня. Ну, и какое я имею право её осуждать, если я сам не могу быть таким, каким я являюсь на самом деле?"
- Дима, а ты что молчишь? - до Димки донёсся голос Светусика, врезаясь в сумбурные мысли парня. - Что, Дима, ты думаешь об отношении Леры к нам?
- Я? Ничего я не думаю, - Димка пожал плечами. - Я думаю, что проблемы здесь нет в принципе.
Димка, говоря так - подбирая слова, вспомнил-подумал, как вчера в разговоре с Зеброй он назвал Лерку "лохушкой". Может быть, он был не прав? Он продолжил:
- Если Лере нравится телефон, ну, то есть, если Лера ни минуты не может быть без него обойтись, то какое нам до дело до всего этого? Это её касается - не нас.
Димка, говоря про телефон, подумал про Расима. В принципе, времени прошло ещё не очень много, и Расим мог запросто находиться в номере у братьев-близнецов. Или, может быть, они все вместе пошли в гости к своим девчонкам. Но в любом случае Расим должен был вернуться домой - в их номер - раньше, чем Димка, чтобы первым увидеть пролившуюся на постель воду, то есть, Расим должен был в любом случае ему, Димке, позвонить, чтобы взять ключ от номера. "А потом приду я, и сегодня у нас будет всё!" - подумал Димка, глядя на Светусика и ощущая, как в плавках при мысли о том, что "будет всё", возникла сладостная истома.
- Дима! Но разве тебя не напрягает, что все мы Леру постоянно ждём? Или то, что она постоянно ведёт себя не так, как все. Тебе это без разницы? - с недоумением проговорила Ленусик, явно не ожидавшая, что Димка выскажется в таком духе.
- Что значит - "напрягает"? - отозвался Димка, одновременно с этим думая, что если член у него сейчас напряжётся, встанет-поднимется, то это будет и не вовремя, и не к месту. - Опоздания Леры, быть может, создают кому-то какие-то неудобства, но неудобства эти в любом случае не такие большие, чтобы её, Лерку, вести на эшафот. Вот что я думаю, - Димка, простодушно глядя на Ленусика, бесхитростно улыбнулся.
Димке было понятно, зачем все эти "разборки" потребовались ленусикам. Ему непонятно было другое: зачем на эти "разборки" явилась девушка Петросян и теперь, не проявляя никаких эмоций, весь этот бред слушает. "Или она действительно дура, набитая дура, - подумал Димка, - или - наоборот - она тащится от абсурдности ситуации, и тогда получается... тогда получается, что она, Лерка, умнее всех нас, здесь собравшихся. Может такое быть?"
- Про эшафот, между прочим, никто ничего не говорил, - Ленусик, не встретив поддержки с Димкиной стороны, обиженно поджала губы.
- Ну, я же образно! - отозвался Димка.
"И вообще, я люблю Расика, - подумал Димка, - я люблю его так, как вы никогда не любили. Так, как вы никогда не полюбите. Ну, и какое мне дело до всего этого? Есть Расик - любимый Расим, и есть - параллельно - все остальные: ленчики, светики, вовчики, толики. Какое мне дело до всех остальных?".
Наверное, если б Димка ленусиков поддержал, они с удовольствием поупражнялись бы в словоблудии ещё какое-то время, но от осуждения девушки эмо Димка увильнул, Серёга с Толиком вообще не проронили ни слова, Вовчик, предложив Лерке покаяться, к сказанному тоже ничего больше не добавил, сама девушка Петросян на всё происходящее не реагировала вовсе, так что Ленусик-Светусик-Маришка, исчерпав небогатый набор своих собственных аргументов, вскоре выдохлись, и тема была закрыта...
После того, как девушка эмо ушла, заговорили о всякой всячине, и разговор тут же сделался лёгким, пустым и непринуждённым. Димка, смеясь, в меру иронизируя, необидно подкалывая то Ленусика, то Светусика, в то же время думал о Расике - о любимом Расике.
На исходе был второй час, как Расим пошёл в гости к братьям-близнецам, и уже пора было б ему, Расиму, из гостей возвращаться - прибиваться к дому. О том, что Расим может снова влипнуть в какую-нибудь историю, как это случилось вчера, Димка не думал - почему-то он был уверен в том, что сегодня никаких побочных историй быть не может. И хотя по мере того, как время шло, Димка с каждой уползавшей в никуда минутой всё больше и больше превращался в одно сплошное ожидание звонка, тот, тем не менее, прозвучал для Димки совершенно неожиданно. Телефон мелодично запел в кармане джинсов, и Димка, невольно вздрогнув, в следующую секунду изобразил для Ленусика-Светусика-Маришки чуть удивлённое выражение лица. Прежде, чем нажимать кнопку ответа, на мониторе извлечённого из кармана телефона Димка увидел лицо улыбающегося Расима. "А на его телефоне - фотка моя, и он сейчас смотрит на меня", - мелькнула у Димки счастливая мысль.
- Да, Расим, - внешне спокойно, деловито-буднично проговорил Димка, прижав монитор телефона к щеке.
- Дим, ты где? - донёсся до парня голос Расика. - Я сейчас домой иду. Ну, пацаны уже спать собираются... Дима, ты дома? Или мне за ключом надо к тебе куда-то зайти?
- Второй вариант. Я в восьмисотом, - Димка назвал номер девчонок. - Стукни в дверь - я вынесу ключ.
- Ага, я сейчас! В восьмисотом, - донёсся до Димки голос Расика.
- Давай! Отбой! - Димка, едва оторвав телефон от щеки, тут же нажал на кнопку завершения связи, чтоб ленусики не успели рассмотреть, как счастливо, тепло и светло улыбается Расим на его, Димкином, телефоне.
Разговор получился сухой, деловой - и по содержанию, и, главное, по интонации голоса, так что Димка, снова пряча телефон в карман, не мог не почувствовать радостного удовлетворения: всё получилось абсолютно естественно!
Стук в дверь - негромкий и оттого как будто робкий, неуверенный - раздался буквально через минуту. Проговорив:
- Это ко мне. Пацан за ключом, - Димка неспешно поднялся, неторопливо пересёк номер, открыл дверь.
Расим стоял за дверью, и выражение лица у него было такое, как будто он готов был в любую секунду улыбнуться - ему, Димке... Ну, а кому он мог ещё улыбаться?
- На, - Димка протянул ему ключ. - Не усни смотри. А то буду стоять под дверью и будить тебя.
- Юноша, ты можешь уснуть, - игриво пропела Светусик. - Если Дима тебя не разбудит, он переспит у нас.
- Хорошо, - отозвался Расим, интуитивно почувствовав, что в слове "юноша" нет ничего обидного или, тем более, уничижительного для него, что словом этим по каким-то своим, гламурным правилам здесь называют всех парней.
На миг устремив взгляд в глубину номера и увидев сидящую в номере компанию, Расим снова посмотрел на Димку, не зная, в шутку сказано или всерьёз про то, что он, Д и м а, останется спать у девчонок.
- Делай, что я говорю! - улыбнулся Димка.
- Понял! - Расим, глядя Димке в глаза, энергично кивнул, и улыбка тотчас озарила его симпатичное лицо.
- Интересно, блин, получается, - проговорил Серёга, едва Димка, взглядом проводив Расима, закрыл дверь. - Значит, если Димон, то он "переспит у нас", - последние три слова, подражая Светусику, Серёга не произнёс, а пропел. - А если я?
- А я? - вскинулся Толик.
- А у вас, юноши, ключик с собой! - улыбнулась Ленусик, грозя "юношам" пальчиком. - А ты, Толя... Ты вообще молчал бы!
- Это почему, интересно? - Толик удивлённо вскинул брови.
- А потому! Кто назвал Димочкин сон кошмаром? Разве не ты? Юноши, вы представляете, - Ленусик посмотрела на Серёгу, посмотрела на Вовчика, - Мы сегодня Диме приснились, а Толя... Он сказал, что это не сон был, а кошмар. Вы представляете?!
- Скотина ты, Толик, - хмыкнул Серёга. - Грубый ты, Толя, реалист.
Так - ни о чём - они протрепались ещё минут сорок, и всё это время, участвуя в общем разговоре, Димка неотступно думал о Расиме, точнее, о том, что и как нужно будет говорить, чтобы Расим ни в коем случае не догадался о том, что разлитая на постели минералка - это результат не недогляда, а умысла. Всё должно быть естественно!
Конечно, наилучшим вариантом было бы, если б Расик сам предложил ему, Димке, переспать вместе - на одной кровати. Это было б наилучшим вариантом! Ну, а если Расик этого не скажет, тогда он, Димка, сам попросится к Расиму в постель переспать, и... Расим не должен ему отказать - потому что он, Расим, ничего не должен заподозрить!
А потом, когда они уже будут лежать рядом, он, Димка, скажет в темноте: "Расик, бывают такие случаи, когда парни, оказавшись в одной постели, играют, балуются друг с другом"... Или, может быть, ему лучше спросить - в шутку поинтересоваться: "Расик, ты когда-нибудь пробовал секс с парнем? Говорят, что прикольно"... Или, может быть... Может быть, надо будет просто сказать, что он, Расим, ему, Димке, очень - очень-очень! - нравится, чтобы он, Расим, не подумал, что Димка, пользуясь моментом, хочет его, пацана, банально развести на секс, то есть, используя ситуацию, хочет с ним примитивно потрахаться, поебаться-покайфовать.
"А если просто молча прижаться к нему в темноте - нежно обнять его и, не давая ему ничего сказать, тут же жарко, страстно засосать его в губы?" - подумал Димка, с необидной, лёгкой иронией глядя на Светусика, слушая то, как Светусик развивает мысль о том, что "надо будет всем нам завтра же предложить Зое Альбертовне сходить на какую-нибудь настоящую дискотеку", потому как "надо же что-то поиметь и для души приятное, а не только шаркаться по музеям всяким да по дворцам". Для него, для Димки, прижать Расима к себе, начать его страстно, с упоением целовать, ласкать и обнимать, было самым естественным вариантом, потому как он, Димка, десятки раз всё это делал в своих жарких мечтах-фантазиях, но в мечтах он был сам себе режиссёром, а теперь всё было реально, и потому нужно было думать не о себе, а нужно было думать о том, как всё это будет воспринимать Расим...
Наконец, подавляя зевоту, Толик проговорил, глядя на Вовчика:
- Что, Вован, будем двигать до дома? - Толик перевёл взгляд на Серёгу. - Ты, Серый, как? Идёшь домой?
- Ну, а что? - отозвался Серёга. - Девчонки же нас у себя не хотят оставлять.
- Ой, парни! Какие вы... откровенные! - Ленусик игриво повела глазами. - Нельзя же так напрямую выражать свои тайные желания.
- А какие у нас тайные желания? - Толик, подыгрывая Ленусику, маслянисто прищурился.
- Ой, Толик! Не заставляй нас краснеть, - заулыбалась Светусик, с игривым осуждением качая головой. - У всех у вас одно на уме. А то мы не знаем, о чём вы думаете при виде красивых девчонок!
- Ну, и о чём же мы думаем? - Толик, подавшись к девушке, сделал вид, что хочет обнять Светусика.
- Вот об этом и думаете! - радостно воскликнула Светусик, вскакивая с кровати и игриво уворачиваясь от предполагаемых объятий.
"Если её где-нибудь отбарабанят - насильно оттрахают, изнасилуют, сделав это вопреки её воле, не считаясь с её нежеланием, она даже не поймёт, что сама спровоцировала на секс", - мелькнула у Димки мысль.
Парни поднялись, чтобы уходить, и Димка поднялся вместе с парнями - тоже уходить.
- Парни, завтра вы нам расскажете, кому что снилось. Запоминайте свои сны! - Ленусик-Светусик-Маришка проводили парней до двери.
- Блин, дались им эти сны! - хмыкнул Толик, когда дверь за ними закрылась. - Димон, тебе правда, что ли, они снились?
- Кто? Кошмары? - засмеялся Димка. - Если девчонкам хочется, чтобы они кому-то приснились, то мне что, разве трудно это сказать, чтобы доставить им удовольствие? От меня не убудет, а им приятно.
- Понял! - рассмеялся Толик. - Завтра я им тоже скажу, что они мне приснились. Светка, бля, сама лезет на кукун - сама просится на шишку. Засадить бы ей между ног - по самые помидоры! - Толик, парень простой, с чувством говоря это, автоматически то ли помял, то ли поправил через джинсы член.
- Засади! - иронично хмыкнул Димка, от которого не ускользнуло это непроизвольное, непреднамеренное и потому совершенно естественное движение Толиковой руки.
- А что, ты думаешь, она не даст? - Толик посмотрел на Димку вопросительно; Димка не только в классе, но и во всей школе считался знатаком амурных дел.
- Думаю, не даст, - отозвался Димка. - Из них всё это прёт пока лишь на словах, и нужно ещё какое-то время, чтобы они мозгами созрели для реального секса. А там - кто их знает... Пробуй, Толя! - Димка рассмеялся.
Толик был парень простой, совершенно не склонный к рефлексии, и потому при правильном подходе он мог бы с таким же успехом захотеть попробовать с парнем. А впрочем, при правильном подходе кто из нормальных парней от этого откажется?
- Пробуй! - повторил Димка. - Во всяком случае, под лежачий камень вода не течёт.
- Это точно! - согласился Толик, вновь, сам того не замечая, непроизвольно трогая член через джинсы.
Парни были на своём этаже - им надо было идти по коридору направо, а Димке надо было идти налево, и он, хлопнув ладонью по протянутым к нему ладоням Толика-Вовчика-Серёги - говоря "до завтра!", повернул налево. Димка упруго, уверенно зашагал в сторону лифта, чувствуя, как от предвкушения начинающихся событий у него чуть тревожно и вместе с тем сладостно защемило на сердце.
"Быть как все. А вот хуй вам, девочки! - подумал Димка, входя в лифт; теперь ошибаться было не нужно, и Димка на миг задержал палец над цифрой "9", мысленно фиксируя то, что он жмёт на кнопку своего этажа. - Быть как все... Как же, разогнался! Нужно быть овцой, чтобы быть как все. Будьте сами - как все! А я буду таким, каким хочу быть я. И не нужно меня, бля, встраивать ни в какие ваши ряды, ни в какие шеренги!" Это была уже формирующаяся позиция парня, и позиция эта касалась не только секса, но и всей жизни юноши. Димка, неглупый парень, вынужденный скрывать свою любовь от всех, потому что какие-то ненавидящие любовь и счастье козлы сумели перевернуть в сознании людей всё с ног на голову, не столько знал, сколько интуитивно чувствовал, что овцам, с готовностью потребляющим то, что подсовывают им лукавые манипуляторы, конечно же, жить намного легче, но эта лёгкость, порождаемая отсутствием собственных мозгов, вызывала у Димки скрытое презрение, а потому... "Хуй вам, девочки!" - весело подумал Димка, выходя из лифта.