Рустам был растерян. Он не мог понять почему то, что прежде казалось праздником, вдруг обрело столь пугающий окрас. За внешне привычной действительностью увязался непонятный довесок.
«Может, это какая-то нездоровая игра? Или, может, они вообще не контролируют происходящее? А что, если НЕЧТО овладело ими помимо их воли?!»
Гости, музыка, многоцветье шариков, раскиданных по полу — мама купила их для атмосферы. Рустам ещё помнил, как днём она привязывала пару штук к гардинам, развешивала тут и там. По случаю торжества она оделась в новое платье, пышное, с синими лентами.
До всего «этого» — то есть до наступления вечера — Рустам бегал по квартире с Димкой, соседским мальчиком. Потом было застолье. Они объедались вкусностями, играли в видеоприставку: телевизор в зале был свободен. А когда пришли гости, Рустама отправили залечь у друга до утра. «Ночёвка!» — ликовал Рустам, и Димка радостно вторил ему: у них редко бывали гости.
Всё шло по плану. День для Рустама должен был завершиться. И всё же что-то пошло не так. Игр не хватило. И, наверное, папа выходил покурить... Короче говоря, недоглядели, и в общей суматохе Рустам нечаянно затерялся. Его привыкли видеть, поэтому никто и не обратил внимания.
Рустам поддался уговорам друга и вернулся назад в их с братом комнату за стопкой видеоигр... Смутно он понимал свою «незаконность» пребывания там, где вновь оказался, или, по меньшей мере, свою неуместность.
Трудно проследить исток всего этого. В семье уже долгое время имелись некоторые «диспропорции», которые с годами всё больше усиливались. Наверное, многое можно было предугадать заранее. В конце концов некоторые вещи откровенно бросались в глаза. Вспомнить хотя бы совместные появления из ванной (мама в полотенце, Серёжка без), которые хоть и редко, но нет-нет да случались. Нужно ли удивляться, что в качестве подарка на день рождения Серж умудрился получить не новую игру, о чём просил бы Рустам, а ТАКОЕ.
Ещё днём Рустам отметил нетипичное мамино самолюбование причём глазами не только папы, что было бы нормально, но именинника — Сергея. Кроме того, накрасилась она непривычно ярко.
Эти тени у глаз... Помада тёмнокрасного цвета...
Комплимент в её адрес тоже прозвучал довольно странно: «конфетка». Причём сказал это папа. Женские губы растянулись в улыбке. Она сделала пару «чмоков» зеркалу, в котором папа отразился лишь на пару секунд, затем вновь перевела взгляд на себя — ухоженную тётеньку с живым блеском в глазах. Один из локонов её волос украшал зелёный бантик — милая деталь праздничного костюма.
Теперь же, неслышно подойдя к дверям зала, Рустам наблюдает, как её — с уже смазанной помадой — ротик в акте горячей любвеобильности «целует» Серёжку в мощно вздыбленный «низ живота», а если быть точнее — в... его «писюн». И это не один поцелуй, а множество поцелуев, растянутых в одно сплошное и старательное сосание. Выражения на женском лице сменяют одно другое: то она блажено «умкает», то улыбается с высунутым языком, то закрывает глаза и сосредоточенно сдвигает брови. Маленькая пауза — вспышка цифрового фотоаппарата, и вновь мамина улыбка расплывается вместе с помадой, оставляемой на продолговатости обслюнявленной плоти.
Вплетённый в волосы подарочный бантик болтается в такт движениям головы. А чуть позже, когда она привстаёт, Рустам видит, что каждая из её больших объемных титек также обвязана ленточками, и эти ленточки сплетаются на груди в один помятый бант. Другие бантики, те что поменьше, мило красуются на запястьях и лодыжках. По обрывкам на полу ясно, что украшений было больше, но именинник успел потрепать свой «подарок»...
Брюки спущены до пола. Серж сидит в кресле, целиком поглощённый «гримасами» маминого лица.
Всё начиналось как эротичная презентация под медленную музыку. Это был очень эффектный «выход». Время за полночь. Сергею развязывают глаза, и он видит: обворожительная и сияющая, во всём своём великолепии Светлана. Нежная, любящая, заботливая. Но помимо этого ещё и игривая, и даже азартная. Красиво «оформленные» прелести неприлично болтаются в такт её телодвижениям. Стараясь выглядеть скорее задорной, нежели грациозной, Света двигает бёдрами, крутясь вокруг своей оси. Сергей с восторгом таращится на каждый изгиб её тела.
Многие гости ушли, но на кухне кто-то гремит тарелками. Вряд ли это Сережкины друзья, из них один только Данил смущает неумелую «стриптизёрку» наглой ухмылкой. Остальные — хорошие знакомые: тётя Ира (давняя подруга) и Татьяна Николаевна (учительница, репетитор по химии).
Тётя Ира торопливо что-то илет в сумочке видеокамеры. «Ага, вот ты где!» — извлекает она запасную батарею. Устройство в её руках мигает красным огоньком, но вскоре работа оператора возобновляется.
Быть у руля событий — это то, к чему Ирина всегда стремилась. Однако почти никогда ей не удавалось совместить это со своей крайней испорченностью. О первом замужестве она вспоминала со слезами, жалея, что сама тогда подала на развод. Второй брак оказался ещё недолговечней первого, теперь уже из-за «ветрености» супруга. В результате по прошествии многих лет в её личной жизни так ничего и не изменилось. Не удивительно, что затея со «взрослым подарком» нашла в её испорченной душе живой отклик.
Подстраиваясь под музыку, Светлана какое-то время просто топчется на месте, но с её грудями даже эта малость весьма и весьма впечатляюща. Сергей просительно тянет руки, на что Света лишь улыбается и — шаг вперёд, два шага назад — оставляет его ни с чем.
«Нумаам!» — плаксиво стонет Сергей, содрогаясь в приступе наигранного плача, но строгая родительница лишь грозит пальцем, «оттонцовывая» свою попу к середине зала.
Миниатюрные ножки не совсем под стать широкой заднице, но в общем и целом, особенно с учётом «украшений», Светлана смотрится как никогда эффектно. Вертлявой походкой она ходит туда-обратно, с каждым разом всё ближе и ближе к имениннику.
***
Отмечая приятные глазу особенности Светиной фигуры, Ирина немного завидовала. Но эта зависть странным образом трансформировалась в неприязнь к Татьяне.
Рядом на диване сидела покрасневшая до кончиков ушей Татьяна Николаевна и смотрела если не с осуждением, то уж точно не с одобрением.
«Почему она здесь?» — раздражённо думала Ирина, отмечая в Татьянином лице неприятную смазливость.
Единственный из присутствующих друзей именинника, Данил, старательно игнорировал взгляды Татьяны Николаевны. Ему хотелось показать ей своё отношение к происходящему, а ещё лучше — навязать. Это было результатом их странных, не во всём выясненных отношений. Словно ища выход, Таня без конца набивалась ему в матери, безусловно, не по праву. И до недавних пор Данил как мог отбрыкивался. А потом «что-то» в этом увидел. Весьма определённое «что-то».
«Нет, ну, вы посмотрите... И не моргнёт ведь... « — думает Татьяна, стараясь обратить на себя внимание. Но Данил прилип взглядом к сумасшедшему действу: пританцовывая и чуть ли не в припрыжку, тётя Света попятилась, пока задом не подошла вплотную к имениннику. Тот принял половинки виляющей попы в жадные объятия и даже звучно чмокнул одно из полушарий, а потом ещё, ещё, ещё и ещё, пока не оказался носом в жаркой промежности. Света, почувствовав его язык, выгнула спину.
Смотреть на это, мягко говоря, волнующе, и Данилу ни за что не пришло бы в голову ответить на взгляд своей учительницы, которая во что бы то ни стало хотела «уберечь» его, несмотря на все их откровенные разговоры и, казалось бы, почти уже возникшую близость.
***
Музыка раздавалась на всю квартиру. На кухне выпивали папа с дядей Максимом. Рустам зашёл туда как ни в чём ни бывало попить воды. В руке шелестел пакет с дисками. Никто не обратил внимания.
Рустам попил воды и возвратился к Димке — тот уже наверно заждался.
День рожденья продолжился без Рустама. Тот вкратце пересказал другу, всё что увидел, однако игры быстро увели их от этой чуждой, хотя и волнующей темы.
***
Спустя несколько лет Рустам найдёт эту видеозапись — ту, что сделала тётя Ирина. Кое-что он вспомнит и сам, но далеко не всё.
Что он пропустил, так это мамин танец — не самый, честно сказать, умелый, больше импровизация с переходом к каким-то более откровенным вещам. Тётя Ира всё снимала с боку, несколько раз подходила ближе, в кадр попали Данил с его тогдашней учительницей, женщиной скорее пожилой или близко к тому — с ней он он часто ездил на олимпиады по химии.
И вот Рустам увидел-таки и танец, и всё, что последовало далее (не самая качественная порнография и притом довольно неумелая).
Насколько можно понять, для Сергея не бог весть какой редкостью были все эти «игрища». Уже кем-кем, а обделённым Рустам себя не чувствовал. Он не был извращенцем, и влечения к собственным родителям не испытывал. Но зато Рустам всегда был любознателен и некое чувство справедливости было присуще ему. Ну, а уверенность «преступников», что об их секрете никто не знает, повергала Рустама в раздражение, хуже того — в ярость. («Тоже мне, конспираторы! Думают, я ничего не знаю?!») Поэтому «неравнодушие» его произрастало из чего-то другого, нежели из похоти и её нездоровых проекций.
О, нет, Рустам рос не извращённым, в отличие от того же Сергея. Он рос ворчливым. Помимо своей воли оказаться носителем секрета и при этом не быть принятым ни одной из «сторон» — это жестокая судьба, особливо для юноши в период взросления. Посему Рустам омрачился.
***
Рустаму было *******цать лет, когда произошло неизбежное. Придя домой, он услышал какие-то звуки. Впрочем, не «какие-то», а весьма определённые. И доносились они из их с братом комнаты.
Очевидно, услышав, как хлопнула дверь, мама торопливо появилась в проёме комнаты, взволнованная и растрёпанная.
«Зачем она выбежала? В надежде опередить уже раздавшийся хлопок двери? В надежде промелькнуть неразличимым пятном голой задницы?» — думает Рустам.
Взгляд Рустама заставляет её застыть на месте. На ней нет ничего, кроме короткой футболки. Картина, может быть, и чарующая, но лишь в том случае, если ею любуется некто вроде Сергея, но никак не Рустам.
Годы сказались морщинами на лике распутной матери. И вот она стоит и соображает. Растерянная и жалкая. С красным лицом и глазами на мокром месте. Стоит и не знает, что делать.
Видеть её такой Рустаму невыносимо. Поэтому он опускает взгляд. Он даёт время. Ей и брату. Чтобы убрались из его комнаты. Затем идёт туда, избегая смотреть на помятую постель — следы надругательства над чем-то, что должно быть неприкасаемо. Он молча собирает вещи.
«Такси!» — кричит он, выходя из дома. — «До вокзала, пжалста!»
Его довозят до вокзала, где, купив билет, он садится в ближайшую электричку на Сирию.