Миша Попов был самым неловким в своей компании. Случалось играть в футбол - он непременно запузыривал мячом в окно, в карты - получал щелбаны; подарил ему дядюшка финские лыжные перчатки - одну он тут же потерял. Щёки у Миши были румяные, губы нежные и полные (верхнюю чернил лёгкий пушок), глаза карие, а ресницы огромной длины. Родись он вместе с Пушкиным или, на худой конец, с Блоком - прослыл бы романтиком, а так, на стыке двух последующих веков, считался недотёпой.
Серёга Зуев, главный приятель и дворовой заводила, такой же, как и Мишка, пока ещё несколько наивный 18-летний пацан, звал его и вовсе "попкой", хотя без особой злобы. Помимо фамилии, была и ещё одна причина, о которой ни Серёга Зуев, ни Миша Попов особенно не распространялись. Серёга приучил Мишу к онанизму, до чего Миша своим бы умом не дошёл. То есть Мише являлись в снах волнующие образы, но какие-то неопределённые. Его волновала плотская любовь, но что именно его волнует в передаваемой по телевидению откровенной сцене, он сказать однозначно не мог. А если бы и смог, то постеснялся. Серёга же выразился чётко:
- Я, когда дрочусь, вижу, как ебу Ленку Заречную. Раком ставлю и ебу. А ты, когда дрочишься, кого представляешь?
Миша промямлил, что вообще-то он ничем таким не занимается, и залился краской, так что Серёга понял всё правильно и, когда родителей не было дома, привёл друга к себе. В своей комнате положил на середину кровати подушечку, постелил на неё полотенчико, приспустил джинсы и лёг, уложив член между животом и полотенцем, показав, как могут получать удовольствие желающие его получить пацаны.
Мише дрыгаться по полотенчику не очень понравилось, но запомнилась Серёгина попка. Он обмяк, когда её увидел. Но и тут он умудрился, размазня, первый раз в жизни кончая от своей руки, обрызгать и Серёгину кровать, и елозящего по кровати Серёгу. Тот взревел:
- Хули ты меня молофьянишь?! Я тебя щас самого! - набросился на Мишу и поставил его на четвереньки, прижавшись к голой Мишиной попе членом сзади (Миша почувствовал и настойчивое давление влажного горячего члена, и жёсткость лобковых волос).
Миша не сопротивлялся. Тем более что происходило всё как бы не всерьёз, и, прижимаясь, представлял Серёга наверняка свою Заречную и дырку у Мишки не искал, но ощущение Серёжкиной сардельки, тыкающейся в ягодицы, Миша запомнил.
И когда Серёга снова притащил его домой "разрядиться", Миша уже вовсю стал любоваться Серёгиной попкой и вдруг, сам удивившись своей смелости, сорванным голосом попросил:
- Серый, можно, я те попку раздвину?
Серёга как раз уже был на пределе, раздвинуть позволил. Миша увидел опушённую дырочку, и от вида этой дырочки на него накатило что-то так сладко и жарко, что он опять, сам того не желая, Серёгу облил.
Повторилось всё как прошлый раз; правда, на этот раз Серёга разозлился всерьёз, подозревая за Мишей что-то такое уже, по его мнению, ненормальное, и захотел его проучить. Но он потыкался-потыкался в Мишину попу сзади, а пробиться внутрь так и не смог, и кончил Мишке между ягодиц. Мишку больше на взаимный онанизм он не приглашал, но в отместку как бы стал звать "попкой".
Миша Попов о произошедшем особо не рассуждал, но полюбил раздеваться у зеркала (когда не было дома мамы), разглядывать, поворачиваясь, свою попку и дрочить на самого себя, а однажды даже попробовал поиграться со стеариновой свечой, водя ею по входу в дырочку. Оказалось, что так онанировать приятнее, а потом как-то раз он свечку послюнявил, и она в попку вошла, и так оказалось ещё приятнее. А потом был взят крем, и стало совсем приятно, хотя делал он это не каждый день, а где-то примерно раза два в неделю, думая то о будущей любви, то о будущей женщине, удовольствие с которой представлялось парню сродни тому, которое он испытывал при онанизме со свечкой. Иногда мысль о том, каким же образом с женщиной он сможет так играть, приходила к нему - но Миша на этом противоречии особенно не заморачивался. Пока он ещё был невзрослый пацан.
Несколько раз его подмывало рассказать про свечку Серёге, потому что Серёга, сторонясь его в практическом плане, в теоретическом довольно многое о сексе рассказывал. Но всё же Миша не рискнул. Однажды Серёга ему сказал, что всё, пиздец, отъебал он бабу, так что с дрочкой завязано. Миша почти всплеснул руками (он-то рассчитывал на Серёгину крепкую попку рано или поздно ещё посмотреть) и приготовился слушать. И Серёга рассказал, что, бля, хуйня, сделал он ей обычный тройник: в пизду, затем в жопу, а потом в рот - облизать.
В штанах у Серёги при рассказе распирало. У Миши, начиная со слова "жопа", - тоже. Его вообще по этой теме теперь сильно несло. На городском пляже он наблюдал за плавками и трусиками на попках. Хотя ещё больше, чем на пляже, ему нравились попки, плотно обтянутые брюками или джинсами.
Серёга пообещал при случае взять Мишу "на блядки", но для этого, объяснил он, нужно бабло - на выпивку там, на шоколадки, на кафе. Миша взгрустнул, потому что на маму в этом плане нечего было рассчитывать, а работы для пацанов в их городе не было никакой. Работы в их городе вообще было мало. Но Серёга сказал, что хуйня, можно обчистить дачу, которую он как раз приметил: на неё приезжает на выходные мужик на машине с номером облцентра, так что наверняка там найдётся, чем поживиться.
Миша с неохотой, но согласился: тем более что всех дел-то - постоять на стреме. А главную программу - да чего там, какой-нибудь старый магнитофон украсть, ради такого люди из облцентра и в ментовку звонить не станут - Серый возьмёт на себя. На вечер майского четверга всё и назначили.
Серёга перемахнул через невысокий заборчик, Мишка остался снаружи, благо, на дачах по четвергам не было ещё огородников. Мелькнул кружок фонарика, скрип (это Серёга вскрыл окно). Ждать пришлось долго, так что волнение, присутствовавшее вначале, совсем прошло. Стало даже скучно.
Вдруг из темноты его позвал голос:
- Попка, вали сюда, тут такая фишка - уссышься кипятком!
Миша тоже перевалил через заборчик, едва не порвав тренировочный костюм (в нём смываться проще, случись что), и так же тяжело перевалил через подоконник внутрь дома. Внизу Серёги не оказалось, и он чуть не расшибся в темноте о лестницу на второй этаж. Понял, что Серёга наверху, и стал осторожно подниматься.
Серёга светил фонариком на стол, на который была вывалена пачка порнографических журналов. И каких! Всё во всех деталях, и по нескольку человек, и чёрные с белыми, и девушки с девушками, и парни с парнями. Серёга, забыв, видимо, про оттраханную им бабу, гладил себя спереди ниже живота сквозь джинсы. Миша тоже почувствовал возбуждение.
- Попка... Это специально для тебя.
Несколько страниц в журнале показывали, как голые девушки и парни шлёпали парня по голой попе какой-то доской и как потом целовали попу, и как засовали туда пальцы, и как потом один голый парень засунул первому голому парню в попу член.
Это так увлекло Мишу, что он внимания не обратил на шум машины на улице и на свет фар, и не сразу сообразил, почему Серёга хватает его за руку и шепчет:
- Съёбываем, пиздец!
А обратил, когда Серёга был уже внизу; бросок в окно - и кувырок в темноту. А когда Миша попытался проделать то же самое, больно стукнувшись о раму, то угодил в объятия какого-то мужика, орущего на полпосёлка:
- Стоять, сука!
Мужик схватил его, заломил за спину руку.
- Дядя, больно, отпустите, я ничего не делал!
- Те, кто не делают, через дверь ходят!
Мужик потащил Мишу к дому, мелькнули светящиеся клавиши телефона - раздались два попискивания. Пауза ("Это он милицию набирает", - подумал Миша, боясь от страха описаться), снова два попискивания...
- Моя милиция на меня плюёт, - резюмировал дядька. - Спят, видно, суки. Значит, будем дознание проводить своими силами.
Ступени, ключ, дверь, Мишку втолкнули внутрь, свет... Серега объект выбрал, в общем, правильно. В комнате был даже телевизор. Была магнитола - вот её и надо было по-быстренькому спиздить.
- Так, на первом этаже ничего не тронули, посмотрим второй.
Протопали по лестнице (Мишка спереди, рука всё ещё выкручена), и там всё стало ясно. Порножурналов было много. Штук 20. Дверцы шкафа были открыты. Там лежали видеокассеты. Стол, кресло и кровать. Наверное, любовницам показывал всё это перед сном.
- Тэээкс... - мужик проговорил это как-то хрипато.
Воспользовавшись моментом, Мишка рванул вниз, но мужик был начеку.
- Придётся стреножить... В кресло, живо!
Мишка не понял, чего от него хотят, но мужик швырнул его с силой в кресло, вынул ремень из Мишиных брюк, затем из своих брюк, и одним ремнём затянул Мишке сзади кресла руки, а другим - внизу ноги. Не убежишь.
Мужик включил на столе лампу, направил её свет Мише в глаза.
- Фамилия, имя, отчество? Адрес, имена родителей, телефон? Пароли, явки?
Мишка покорно всё сказал, потому что было страшно, а врать он не очень умел.
- Кто тот парень, что был с тобой? Быстро, ну?!
Мишка сказал и это. Серёга сам был виноват. Нет бы схватить с десяток журналов, потом посмотреть, потом старшим ребятам продать - так нет, стал разглядывать.
Мужик же тем временем по мобильнику позвонил Мишиной маме:
- Ангелина Васильевна? Вас беспокоит милиция. Дома ли ваш сын? Нет, ничего пока не натворил.
Такой же разговор произошёл и с Серёгиной мамой.
Из-за слепящей глаза - прямо как в гестапо - лампы Мише ничего не было видно, лишь слышно.
- Не пойму я, Михаил Олегович, - сказал, обращаясь к Мише, хозяин дачи, так что Миша даже не сразу понял, что это к нему обращаются, - ты мудак или прикидываешься? Даже про родителей не наврал. Признался, что действовал группой и по предварительному сговору, что есть отягчающее обстоятельство. Заложил дружбана - за это в камере знаешь что с тобой сделают? Знаешь, а?
Видимо, Миша перестал быть интересен взрослому человеку - какому-то странному милиционеру в штатском со складом порнографии на даче, приезжающему зачем-то из областного города в забытый богом райцентр, потому что он отвернул лампу от Миши и стал, повернувшись к парню спиной, прибирать журналы на столе. Понятно, зачем ему журналы: он взрослый, но ещё не старик. Лет, наверное, тридцать. Или даже меньше. Брюки на нём тонкие, такие почти белые джинсики, сильно в обтяжку. Под джинсами угадываются трусики; когда он нагибается, майка задирается, и виден белый край трусов.
Миша сглотнул. Так близко попу взрослого человека он ещё не видел. Можно чуть податься вперёд и уткнуться в неё лицом... Миша почувствовал, как его членик ворочается в штанах.
- ...Тебя там поставят в очень интересную позицию, и вскоре ты будешь уже не пацаном, а девочкой. И делать это будут очень больно...
Парень ещё раз склонился над столом, выдвинул ящик, пробормотал:
- Вот ведь уроды, действительно только журналы смотрели.
Но Миша тут же выдавил из себя:
- Я... знаю.
Странный парень засмеялся и повернулся. Миша к этому моменту не знал, куда деваться. Член у него подпрыгнул, трусы-боксёры не сдерживали его, и спортивные штаны тоже ничего не скрывали.
- О-паньки... - парень смотрел прямо на Мишкин пах.
Миша зарделся.
- Секундочку!
Свет погас, и парень зачем-то вышел из комнаты. Раздался звук льющейся воды ("Ни фига себе - на даче вода есть", - подумал Миша и вновь представил себе обтянутые ягодицы парня), потом шаги наверх, стало видно дрожащее пятно света. "О, да он со свечкой идёт!" - подумал Миша, и при мысли о свечке ему стало жарко - так, что хоть догола раздевайся. Парень поставил свечку на стол, а затем подошёл к Мише сзади и вдруг, не говоря ни слова, приспустил с Миши штаны до колен.
Чужие руки стали щупать Мишины хуй и яйца. Оттянули кожу с головки... Парень зашёл спереди и вдруг расстегнул свою ширинку, вытащил наружу набрякший хуй и ткнул его Мише в рот. Миша сжал от неожиданности губы.
- Сука, ты ведь хочешь, чтобы тебя... Давай - если хочешь, чтобы нежно и здесь, а не грубо и в камере.
Хуй проскользнул в Мишкин рот, и пацан чуть не поперхнулся. Раз-два. Раз-два... Он всё же вытолкнул языком хуй.
- Слушай, мелкий ворюга журналов, либо мы сейчас едем к ментам, либо ты говоришь, чего ты хочешь, либо я делаю, что я хочу.
- Развяжите, руки затекли, - сказал вдруг слабо Миша, а когда парень развязал их, он сам запустил руки парню в полуприспущенные трусы сзади, щупая ягодицы.
Вот это кайф!
Парень ещё раз засмеялся, попытался поцеловать Мишу, но Миша целоваться не умел, и чужие мокрые губы и чужой язык ему не понравились. Зато он спустил штаны с парня и стал играть с его попой, чуть не теряя сознание он восторга.
Правда, парень дёрнулся, когда Миша надавил пальчиком на его дырочку:
- Нет, ты многого хочешь сразу... - и тогда Миша согласился, что пусть поиграют с его попкой.
И парень как-то сразу это понял.
Больше всего ему понравилось, когда парень поставил его на четвереньки, развёл ему ягодицы и стал водить между ними своим большим (больше, чем у Сёреги или Миши) хуем, а потом чем-то таким там намазал, пошелестел фольгой ("Презерватив", - подумал Миша) и стал вставлять член в парнишку, нашёптывая:
- Ты скажи, я не хочу делать тебе больно, больно будет только чуть-чуть, - но Миша ничего не говорил, потому что ему было очень приятно, не нужно было самому ничего делать, всё за тебя делали, и это было так приятно, как будто в тело вставили сразу две или три свечки.
А очнулся Миша от того, что он орал, а парень затыкал ему рот. Только парень думал, что это Мишка орал от боли, а он орал от наслаждения, которое никогда ещё не испытывал. И он повторял, перейдя неожиданно на "ты":
- Ты классный, ты классный... Давай ещё меня прожарь!
Парень ошарашенно спросил:
- Господи, да с кем ты это уже успел проделать? - и повалился от смеха на пол, когда Миша Попов честно ответил:
- Со свечечкой.
Парень, кстати, оказался не ментом и не бандитом; в прошлом - пионервожатым, а ныне - мелким, как он сам сказал, бизнесменом. Денег ему, однако, на подержанный "Форд" хватало. Звали его Виталий.
Но этих деталей он Мише в первый раз не рассказал, а велел ему явиться на следующий день с Серёгой, если он не хочет, чтобы за Серёгой приехали менты. Кроме того, он сказал ничего Серёге о произошедшем не говорить, кроме того, что они вляпались. Велел он это сделать после того, как Миша честно всё рассказал Виталию про свои отношения с Серёгой. После этого Виталий поебал Мишу ещё один раз в попку, на этот раз положив парнишку на спинку, а его ноги закинув себе на плечи, и затем отпустил.
Назавтра Миша с Серёгой пришли, и Виталий очень круто на Серого наехал; он сыпал названиями статей и сказал, чтобы тот собирался - ночь будет в КПЗ. Потом Виталий спросил, знает ли Серый, как Миша от этого откупился. И Серёга покачал головой. Тогда Виталий велел снять Мише штаны, и Миша, предвкушая момент, как-то радостно даже снял их. Виталий раздвинул Мишкины ягодицы и показал парню Мишину попу, и Серёга всё понял, но сказал, что он не пидор, что КПЗ так КПЗ, что он согласен, а в попу ни за что, вот разве что в рот. И на глазах у Миши Виталий отъебал уже ебавшего бабу Серёгу в рот, и спустил ему в рот, но потом позволил идти, как говорится, на все четыре стороны. Серёга на следующий день даже пригрозил убить Мишу, но Миша спокойно ответил, что ещё неизвестно, что лучше - давать в попу, где и так говно, или в рот, которым едят, и если Миша и пидорас, то Серёга хуесос. И Серёга отвалил от Миши Попова навсегда.
Но Миша даже не расстроился, потому что Миша Попов до конца лета встречался каждую неделю с Виталием. Можно сказать, он нашёл себя и своё место в жизни. И он так мягко, уютно, нежно пристраивался либо на спинке, либо на четвереньках, либо на боку. Полюбил даже брать в рот.
А что такого? Лежишь на подушечке, а тебя сверху парень в рот поёбывает, и никто на всём свете об этом не знает, и от этой тайны так тебе хорошо. Тем более что парень не страшный, добрый даже, массу историей рассказывает, наливает выпить, кормит пельменями со сметаной и даёт время от времени карманные деньги.