Прошёл ровно год с того самого дня, когда мы окончили учёбу в университете и получили свои честно заработанные дипломы. Теперь мы были молодыми специалистами, работавшими по распределению в разных учреждениях и предприятиях. По существующим законам через одиннадцать месяцев после начала работы нам полагался отпуск. Это был первый отпуск в моей жизни и в жизни моих троих друзей-сокурсников. Мы ждали его с таким нетерпением, что сразу после Нового года начали думать, где бы его провести. Единогласно было решено, что в июле едем в Ялту и никуда больше. И потянулись месяцы ожидания...
Наши отношения окончательно сложились где-то в конце второго курса. На потоке у нас было три группы, это около семидесяти человек. Девчонок было совсем немного, так как специальность считалась исключительно мужской. Я долго был как бы сам по себе, не заводя ни с кем близких отношений. Стеснительный от природы, я боялся кому-то навязываться в друзья, болезненно переживая свои неудачи в общении. Были на потоке ребята постарше и после армии. Я сделал пару робких попыток сблизиться с ними, но, увы. Я был для них или не интересен, или слишком молод: ведь в том возрасте каждый год имел огромное значение. Те, кто оказывал мне знаки внимания, были почему-то мне не интересны. Нельзя сказать, что я был совсем одинок. Всегда находилось место за партой, было с кем пойти в кино, домой после занятий. Но не более того. Я хорошо учился, даже какое-то время ходил в отличниках. Ростом был выше среднего, блондин с серыми глазами. Не раз мне девочки говорили, что они у меня красивые. Я хорошо вёл конспекты, которые постоянно кто-то просил переписать. Я никому не отказывал, иногда помогал решать задачки, поэтому меня как-то потихоньку уважали многие парни и девчата.
В конце первого курса я стал присматриваться к двум парням из параллельной группы, которые казались мне неразлучными. Оба мне очень нравились, и я стал мечтать о дружбе с ними. Но пока я ждал подходящего случая, к ним присоединился парень из моей группы. Моё место оказалось занятым, так я решил для себя. Было очень грустно, потому что за два года учёбы я так и не нашёл себе друзей. Приближалась летняя сессия, а за ней работа на университетской стройке и каникулы.
И вот последний экзамен. Я обычно шёл сдавать после того, как основная масса сокурсников уже "отстрелялась". Так было и теперь. Получив свою "отлично", я вышел из аудитории, в которой оставалось ещё человека три. Коридор был совершенно пустой. Стало ужасно грустно, и я поплёлся к выходу. Не грела даже только что полученная трудовая пятёрка.
На первом этаже у центрального входа было тоже немноголюдно. Там я заметил "моих" троих парней. Они курили и оживлённо жестикулировали. Время от времени их беседа прерывалась хохотом. Я тяжело вздохнул и направился к остановке трамвая. На душе было хреново, а на глаза наворачивались слёзы. Я опустил голову, чтоб не выдать себя, и хотел незаметно пройти мимо.
Но произошло то, что, наверное, в конце концов, должно было произойти. Кто-то из троицы окликнул меня. Я остановился, и они тут же подошли ко мне. О чём могли говорить студенты после экзамена? Какие вопросы попались, какая задача, что дополнительно спросили, кто что не знал, но хорошо, что пронесло, удалось ли содрать со шпоры и т.д. Я немножко отошёл от своих невесёлых дум, однако разговор как-то неожиданно прервался. Повисла неловкая пауза, да и говорить, вроде бы, уже было не о чем. Я понял, что отпущенное мне время истекло. Пора было прощаться и продолжать свой путь, но я почему-то медлил, а парни, как мне показалось, как-то выжидающе молчали. Затем все трое красноречиво переглянулись, и один из них сказал простую, но очень желанную для меня фразу:
= Мы тут решили на пиво скинуться, отметить всё это дело. Пойдёшь с нами?
Как долго я ждал услышать подобные слова! Поэтому чуть не заплакал от счастья. Опустив голову, я кивнул едва заметно. Второй парень тут же заорал:
- Трамвай. Вперёд! - и четыре молодых жеребца с воплями и гиканьем понеслись к остановке, где нас уже поджидал трамвай, пугливо прячась в тени старых акаций...
К началу третьего курса мы были уже вполне сформировавшимся квартетом. Я обожал своих ребят, очень гордился дружбой с ними и был им бесконечно благодарен за то, что они выбрали именно меня. Парни все были рослые, хорошо сложены, неглупые и, главное, честные друг с другом, справедливые с окружающими. Все годы учёбы наша дружба никого не тяготила. Мы старались держаться вместе на занятиях, вместе проводить свободное время. В то же время у каждого была своя жизнь, все встречались с девушками, были какие-то домашние дела. Поэтому бывало и так, что кто-то не мог прийти на наши встречи. Тогда остальные испытывали какой-то душевный дискомфорт, чего-то не хватало, об отсутствующем постоянно вспоминали. И лишь когда все были в сборе, на душе становилось спокойно и радостно.
Бывали и конфликты, даже ссоры. Но им не давали разрастись до вселенских масштабов. Ребята были вспыльчивы, но отходчивы, не злопамятны. Всё заканчивалось довольно быстро, обидчики обкладывали друг друга трёхэтажным матом, и инцидент считался исчерпанным. Я очень боялся наших ссор и обычно улавливал их приближение ещё на ранних стадиях. Тогда я старался перевести разговор в другое русло, иногда просто ляпнуть какую-то глупость, чтобы перевести огонь на себя. И они это прекрасно понимали. И частенько на своём плече я мог почувствовать чью-то руку или получить лёгкий дружеский толчок кулаком в грудь: так они благодарили меня. А как же иначе - ведь мы же мужчины! Именно мужчины, а не мужики. Я ненавижу это слово. От него воняет перегаром, немытым телом и грязными носками.
Бывало, что мы оставались на ночь друг у друга. Чаще вдвоём, иногда втроём. Вчетвером очень редко. Но уж если мы оказывались в месте, где нет посторонних глаз, начиналось что-то вроде борьбы. Основной целью был захват интимного органа противника всей своей пятернёй. Иногда это бывало в формате "все на одного", "два на два" либо "один против всех". Это у нас почему-то называлось "щемление". Поверженный должен был честно признать, был ли он "защемлён" или нет. Борьба могла длиться довольно долго, но никто особо не спешил, так как это были минуты счастья. Мы дурачились от души, а наши тела сплетались и извивались от щекотки. Мы ржали, как кони, и орали дурными голосами, порой доводя соседей до шока. Потом падали без сил и начинали "разбор полётов". И опять ржали, и вновь "щемили" друг друга.
Примечательно, что наши оргии удавались на славу, когда мы были в одежде. Пару раз, будучи на пляже, мы начинали нашу борьбу, но быстро её прекращали. Чего-то не хватало. Все как-то смущались и замолкали. Зато в воде давали волю эмоциям. Гонялись один за другим, топили, залазили на плечи и прыгали, стягивали плавки с товарища и многое другое, что доставляло всем радость и веселье.
У меня почти всегда во время наших оргий начинался "торчок". Поэтому я изо всех сил старался не дать себя "защемить". И мне это обычно удавалось. Но однажды я оплошал, и друг воспользовался этим. Я почувствовал его руку на своём твёрдом члене. Я тут же принял контрмеры, скрутился клубком и с ужасом заметил, как он отдёрнул свою руку от меня. Друг посмотрел на меня как-то странно, хотел что-то сказать, но сразу отвернулся. Я покраснел, мне стало дико стыдно и страшно. Но всё обошлось. Никто об этом никогда не вспоминал.
Догадывались ли мои ребята о моей ориентации? Честно скажу: не знаю. Никто ни разу не дал мне понять, что он знает или догадывается о чём-то. Да и время было совсем другое. Об "этом" мало кто даже знал. В студенческом коллективе, конечно же, молодёжь была более продвинутой. Время от времени разговоры об "этом" всё же велись, но, как правило, на уровне анекдотов, чтоб просто поржать.
Было ли у меня сексуальное влечение к друзьям? Безусловно. Особенно к одному из них. Я представлял его в своих фантазиях, почти каждую ночь он снился мне. А утром приходилось отстирывать результаты моих ночных видений. Но наяву я раз и навсегда для себя наложил на них "табу". Я дал себе слово, что никогда, ни при каких обстоятельствах не посмею к ним притронуться как к любовникам. Я слишком дорожил ими и нашей дружбой.
Лгал ли я им? Да. Но только в этом. Скорее, я играл свою роль, роль во спасение. Они были "натуралами" до мозга костей, и у меня не было другого выбора. У всех были девчонки, и порой они жалели меня, что я никак не могу найти себе даму сердца. Хорошо, что у меня были подружки-однокурсницы. Я стал с ними больше общаться, часто появлялся с ними на людях. И, как обычно бывает, кто-то меня с ними увидел, потом сказал кому-то, а тот ещё кому-то. Потом я познакомил их с друзьями, и всё вроде успокоилось...
Ялта встретила нас дикой жарой и толпами отдыхающих. Была середина июля, самый пик сезона. Ялта середины 70-х ещё была зеленой и уютной, частично сохранившей патриархальные черты. Не было ещё той самой гостиницы "Ялта", которая теперь так мешает смотреть на Медведь-гору. Не было и жилых высоток, которые залезли в горы только для того, чтобы закрыть естественную красоту самих гор.
На автовокзале клокотала биржа жилья. Здесь предприимчивые граждане предлагали приезжим свои варианты размещения. Потолкавшись пару часов, мы многое узнали. Охотнее всего брали на квартиру семью с отпрыском или двумя, но не очень маленькими. Менее охотно сдавалось жильё девушкам или молодым женщинам. И уж совсем боялись брать на квартиры парней, видя в них потенциальных донжуанов, которые будут толпами водить к себе женщин, гулять до утра или беспробудно пьянствовать. Одному ещё с горем пополам можно было что-то найти, пойдя на подселение, но четверым... На горизонте забрезжила перспектива остаться ночевать на улице, возможно, даже на набережной. Наши нервы были на пределе. Мы не ожидали такого поворота событий, хотя дома знающие люди предупреждали нас. Но кто бы им поверил?
И всё же нам повезло. Один из нас втёрся в доверие к бабушке-старушке, весьма интеллигентной и сердобольной. Когда уже почти стемнело, мы, наконец, обрели крышу над головой в весьма отдалённом от моря районе, куда нужно было подниматься извилистыми улочками. Это была маленькая комнатка в пристройке. Как сказали б в Одессе, из удобств здесь было только окно. Но радости нашей не было предела. Побросав вещи, мы тут же отправились на набережную в надежде отметить столь удачное начало отдыха. Бабуля же взяла с нас обещание, что мы не будем пить и курить в доме, а также не будем водить девиц и возвращаться будем не позже одиннадцати вечера. В четыре молодые глотки мы яростно поклялись утопить в море всякого, кто нарушит данное обещание. Бабуля только беззащитно улыбнулась и погрозила нам пальцем.
Дальше всё завертелось, закрутилось и помчалось вприпрыжку. Надо было вставать рано утром, чтобы в полном смысле этого слова занять место под солнцем. В восемь-девять утра на пляже уже негде было упасть не то что яблоку, а даже горошине. Все подходы к морю были блокированы, и люди, как эквилибристы, пробирались по проходам шириной в десять-двадцать сантиметров, без конца рискуя на кого-то упасть или наступить. Очереди были везде: и в столовую, и чтобы попить воды, и в туалет, и на автобус, и в телефонную будку, и в кинотеатр. А что творилось в железнодорожных и автобусных кассах - не описать. Вечером нам так хотелось попасть в ресторан, особенно на набережной. О, наивная простота! Для этого нужно было либо занимать очередь днём, либо дать кому-то на лапу. Вот только кому и сколько, было непонятно. Зато кавказцы были постоянными посетителями приморских ресторанов. Да и жили они в шикарных для того времени немногочисленных гостиницах на набережной. Мы им чуть-чуть позавидовали, да и остыли. Когда тебе слегка за двадцать, ты здоров, весел, с тобою рядом верные друзья - ну что ещё нужно для счастья!
Ребята проводили на пляже почти весь день. Они не боялись солнца. У всех кожа была смуглой, и за пару дней они стали похожи на африканцев. Я же был белокожий, "бледнолицый" - как они надо мной подтрунивали - и обгорал очень быстро, даже в тени. Поэтому к одиннадцати часам я удирал с пляжа, оставляя там друзей. Честно говоря, я уставал от их бесконечного трёпа о женщинах и всём, что с ними связано. Они без конца крутили головами, выискивая себе новые объекты внимания на пляже. Я изредка тоже вставлял свои "пять копеек" в беседу, хотя мысли были заняты совсем другим. Украдкой из-под тёмных стёкол очков я разглядывал парней и молодых мужчин, их манящие бугорки в плавках. В то время в тренде, как сказали бы сейчас, были узкие обтягивающие плавки различных расцветок, вплоть до белых. В них всё очень рельефно выделялось. Порой можно было даже рассмотреть положение крайней плоти на головке члена.
Всё это было и хорошо, и интересно, но мне хотелось большего. Давно зревшая наивная мечта о настоящем Друге, который бы меня понял и принял таким, как есть, теперь оформилась и принимала вполне материалистические очертания. Я любил своих друзей, мог бы отдать за них очень многое, но они были сделаны из другого теста. Мы стояли по разные стороны сексуальной баррикады. И опять я был одинок в своих поисках и грёзах о красивом сильном добром парне, которому смог бы доверить свои самые сокровенные мысли и желания. Я так и назвал его - парень моей мечты, и даже придумал для него аббревиатуру - ПММ. Но где он, где его искать?
Оставляя друзей на пляже, я был предоставлен сам себе в течение нескольких часов. Ближе к вечеру мы встречались в условленном месте, чтоб продолжить совместный отдых. Я бродил по тенистым улицам старого города, подальше от жаркого центра. По пути изредка попадались общественные туалеты, тогда ещё бесплатные. На стенах и дверях там красовались множество надписей, которые звали, предлагали, назначали. До сих пор помню одну на двери автовокзального туалета: "Ищу парня. Мне 19 лет, х - 21 см. Пиши когда". Меня очень взволновала эта надпись. Я понимал, что это чья-то жизнь, чей-то отчаянный зов или даже крик. Но встреча в туалете отпугивала.
Погружённый в свои невесёлые мысли, однажды я оказался на старой улочке. Я увидел ничем не примечательные ворота, над которыми в виде арки красовалась надпись, которую я прочёл как "душевный павильон". Усмехнувшись, я по инерции сделал с десяток шагов, но вдруг... Что-то здесь было не так, и я включил экстренное торможение. Всё понятно, опять меня чуть не подвела моя рассеянность. Павильон-то оказался душевой!
Я с опаской вошёл в раскрытую калитку и попал во двор, где была касса с разморенной толстой кассиршей, урчащий автомат с газировкой и, конечно же, очередь желающих помыться. Двор был тенистый, со скамейками под деревьями, так что ожидание было, можно сказать, почти что комфортным. Решение созрело мгновенно: надо идти. Но только не сейчас. Нужно взять хотя бы полотенце, чтоб заодно и помыться, как в популярном в то время анекдоте.
К слову сказать, я никогда раньше не бывал в бане. Вырос я на городской окраине, в частном секторе. Ни ванн, ни душа в наших домах не было. Я ходил купаться к бабушке. Она жила в многоэтажном доме со всеми удобствами. А мои друзья и одноклассники, у которых не было таких бабушек, посещали бани и душевые. Иногда я слышал их рассказы о том, что приключалось с ними в этих местах. Особенно везло одному моему школьному другу. Он был невысок, внешность имел непримечательную, но... В бане к нему постоянно липли парни постарше и мужчины, предлагая то потереть спину друг другу, то пойти в парилку, то помочь обмыть мыло на спине под душем. Один раз молодой мужчина всё же уговорил его, уложил на лежанку, помыл ему спину и попросил перевернуться. Начал мыть ему грудь и живот, а другой рукой несколько раз провёл ему по члену, который мгновенно среагировал. Всё происходило в общем зале, хотя людей было и немного. Друг испугался и встал. Мужчина был страшно разочарован и сказал: "Ну чего ты боишься? Давай потом и ты меня так помоешь". Но друг был непреклонен. Во всяком случае, так он мне рассказывал.
На следующий день я едва дождался, когда солнце начнёт свою бурную деятельность. Как назло, утро выдалось пасмурным, но очень душным. Ребята уговаривали меня побыть с ними подольше, но неожиданно я получил поддержку в лице соседки по пляжу. Она оказалась врачом и пояснила, что в такую погоду ещё опаснее загорать таким "бледнолицым", как я. Её аргументы всех убедили, и через двадцать минут я уже был на месте, то есть у "душевного павильона". С вечера я незаметно упаковал всё необходимое так тщательно, что парни ничего не заподозрили. В принципе, я мог бы и не скрывать от них свой поход, но, как говорится, бережёный сберегается лучше.
Я купил билет по смешной для сегодняшнего дня цене - аж 35 копеек. Очередь была больше вчерашней: наверняка сыграло свою роль хмурое утро. Но пока я стоял, тучки разошлись, и солнце вновь взялось за своё. Я изучил развешанные тут и там правила пользования душем. Павильон состоял из отдельных кабин. Время помывки для одного человека составляло 45 минут, для двоих - полтора часа. На деле же тех, кто мылся, начинали торопить уже через полчаса из-за большой очереди. Если в одну кабину шли мужчина и женщина, то у них тщательно проверяли паспорта на предмет наличия штампа о супружестве. Двоих же мужчин или двух женщин в одну кабину пропускали беспрепятственно. О, наивная простота и неведенье минувшего времени! Ведь секса тогда в нашей стране не было!
Очередь двигалась медленно. Я изнывал от безысходности, но решил всё испытать и попробовать. Не знаю, на что я надеялся. Вокруг были, в основном, семейные пары, взрослые мужчины и женщины. Молодых я не видел. Всем заправляла крикливая тётка в замусоленном, некогда белом халате. Она распределяла людей по кабинам, и она же выгоняла их оттуда. Голос у неё был премерзкий.
К исходу второго часа передо мной забрезжил свет в конце туннеля. Меня замучила жажда, и я подошёл к автомату. За монету в три копейки я получил полный пены стакан с лимонным сиропом. Не знаю почему, но обычно сироп в автоматах бывал либо лимонный, либо апельсиновый и редко когда другой. Как это было вкусно! Я даже закурил от удовольствия, чтобы потом выпить ещё один стакан.
Ко мне подошёл какой-то парнишка и попросил сигарету. Я курил исключительно болгарские "Родопи" и угостил парня. Он тоже закурил, но не отошёл от меня. Сделав пару затяжек, парень спросил, далеко ли моя очередь. Я показал. После очередной затяжки он тихонько спросил:
- Можно будет пойти с тобой в одну кабину, а то мне стоять ещё и стоять...
Я кивнул в знак согласия, хотя смысл его вопроса дошёл до меня позже. Сердце бешено заколотилось, я даже забыл, что хотел ещё выпить воды. Мы подошли к моему месту в очереди. Кое-кто, как и полагается, недовольно покосился, кто-то начал выяснять, кто за кем лично стоит. Парень пояснил, что мы идём вдвоём и очередь для него занималась. Тем временем я пытался разглядеть моего неожиданного попутчика. Худощавый, светловолосый, как и я, выше среднего роста, но чуть ниже меня. На вид лет двадцать. Одет в серые лёгкие брюки и футболку непонятного цвета. Приятное юношеское лицо с небольшим шрамом на левой скуле. Может, это и есть мой ПММ? А вдруг!
Как всегда, я размечтался. А парню всего-то и надо от меня, чтоб побыстрее помыться.
Мои мечты прервала банная тётка, которая вызывала следующего посетителя из глубины тёмного павильона. Парень зашёл первым, я за ним. Нам указали на дверь свободного номера и строго предупредили, чтоб мы не вздумали там пить и курить и что в нашем распоряжении час времени. После чего страж банного порядка с достоинством удалилась.
Мы оказались в полутёмном помещении, которое перегородкой делилось на два отсека - раздевалку и собственно душевую. Под потолком горела тусклая лампочка. Дневной свет пробивался через какое-то подобие форточки. Чем-то обстановка напоминала средневековую комнату пыток. Но выбирать не приходилось.
Полумрак в кабинке был мне только на руку. Я прекрасно понимал, что со мной начнётся после первого же взгляда на голого парня. А он, как нарочно, мгновенно скинул с себя всю одежду и уже стоял, подставив лицо навстречу струям воды, а его не загоревшая под плавками полоска тела сверкала в полумраке, как люминесцентная лампа. Я раздевался медленно, боясь лишний раз повернуть голову в сторону парня. Было и страшно, и стыдно одновременно. Что он обо мне подумает, когда увидит моё возбуждение? И вообще, по какую он сторону баррикады?
Я пытался унять дрожь в теле, но мне это не удалось. Я решил, что останусь в своих любимых красных трусах, чтобы их как бы постирать, и шагнул в отсек для омовения. Было тесновато, и, случайно или нет, я задел парня. Он отошёл, давая мне место, и тут же спросил, почему я в трусах. Ответ у меня был заготовлен. Парень засмеялся. Наверное, не поверил. Мы замолчали и по очереди стали плескаться под душем.
Он взял моё мыло и стал намыливать себе голову и лицо. Я не утерпел и присел, чтоб лучше рассмотреть его тело. Оно было идеальным, без капельки лишнего жира, почти без волос. Только на лобке темнели каштановые заросли. Член на вид был мягкий, не очень большой и не толстый. Головка слегка приоткрыта. Яички же мне показались довольно крупными. Мошонка парня очень изящно подрагивала в такт его движениям. От этого завораживающего зрелища мой орган немедленно восстал и упёрся головкой в резинку любимых трусов. Надо было что-то делать.
Парнишка промыл волосы, открыл глаза и насмешливо сказал:
- Ты что, до сих пор в трусах? Ну, ты даёшь!
Мне стало стыдно, и я стянул трусы, даже не отворачиваясь от него. В конце концов, будь что будет!
Парень стал намыливать мочалку, не отводя от меня взгляда. Я поймал себя на том, что мне нравилось, как он меня рассматривает. В конце концов, я был далеко не урод, с нормальной фигурой, а мои восемнадцать сантиметров в комплексе с волосатой грудью и дорожкой на животе, скорее всего, произвели на него нужное впечатление.
- Потрёшь мне спину? - спросил парень, протягивая мочалку.
Я кивнул, а потом подумал: "Или это оно самое, или я сейчас получу по морде!"
Дрожащими руками я взял мочалку, не понимая, как действовать дальше. Парень тем временем слегка наклонился, упершись руками в стену. Он прогнулся, и его попка оказалась несколько оттопыренной. К тому же, он слегка развёл ноги. При виде всей этой красоты меня начала бить мелкая дрожь, а зубы предательски стали постукивать друг о друга. Такого со мной ещё не бывало!
Я протянул руку и провёл мочалкой по плечам парня раз, потом другой, стиснув зубы и пытаясь унять дрожь, и, главное, боясь коснуться ног парня своим полувосставшим органом.
- Ну что ты там елозишь? Сильнее давай, сильнее! - сказал парень, повернув ко мне голову.
Это был его приказ. Тогда ещё никто не знал, кто такие "зомби", но, наверное, в те мгновения я был одним них, может, даже и самым первым.
Я взял мочалку обеими руками и с силой провёл ею несколько раз по спине парня. Для этого мне пришлось подойти к нему почти вплотную. Я стоял от него чуть сбоку, и мой член несколько раз коснулся его левого бедра.
- Ну, вот видишь, теперь хорошо. Молодец! Давай так ещё.
Ободрённый похвалой, я продолжил нажимать на мочалку. Парень при этом раскачивался из стороны в сторону, вперёд и назад. Мой член уже без стеснения тёрся о его "булочки", головкой касаясь борозды. Время от времени парень меня подбадривал, говоря, что я хорошо тру ему спину.
Но он был чуточку ниже ростом, и, чтоб сравняться с ним, я пошире расставил свои ноги, продолжая тереть ему спину. Случайно или нет, но парень качнулся назад, а мой член при этом скользнул к нему в промежность. У меня перехватило дыхание, когда я почувствовал, как моя головка упёрлась в его мошонку. Парень тут же сдвинул свои ноги, чтоб удержать мой член, хотя я и не думал его убирать. Мне казалось, что член попал в какое-то райское место, мягкое и тёплое, комфортное и ласковое. Я поневоле остановился, пытаясь разобраться в своих ощущениях и насладиться ими. Ведь я впервые касался своим членом парня, откровенно прижимаясь к нему.
И тут я почувствовал его пальцы на своей головке. Он мягко погладил её и спросил:
- Так хорошо?
Вместо ответа я отбросил мочалку и правой рукой обхватил член парня, который был не очень твёрдым, впрочем, как и мой. Я сделал несколько движений по его органу. В ответ парень провёл пальцами по моему стволу.
И тут произошло неожиданное. Я почувствовал, что кончаю, хоть член мой и не был достаточно твёрдым. Но я с этим уже ничего не мог поделать, а только застонал и сильнее прижался к телу парня. Он всё понял и, вновь расставив ноги, рукой добрался до моих яичек, чтобы усилить моё наслаждение. Я глухо застонал, заливая спермой его мошонку.
Всё закончилось очень быстро. Я был разочарован и пытался себя успокоить тем, что это был всего лишь мой первый раз. Первый блин, так сказать... Но это слабо действовало, хотелось поскорее уйти отсюда. Я был как будто в другом измерении и не сразу услышал слова парня, обращённые ко мне:
- Становись. Теперь я потру тебе спину.
Не дожидаясь моей реакции, он развернул меня лицом к стене и немного наклонил, велев опереться руками о стену. Я сразу почувствовал, как его твёрдый член скользнул в мою промежность.
- Ты высокий. Раздвинь ноги шире, - услышал я и повиновался.
Парень намыленными пальцами начал гладить моё отверстие, а потом прижал к нему головку своего члена и надавил. Я к такому не был готов и сразу же выпрямился.
- Не хочешь? - разочарованно спросил он.
Я отрицательно помотал головой.
- А когда захочешь? - не унимался он.
Вместо ответа я пожал плечами.
- Ладно. Тогда помоги мне. Потерпи немного, - и с этими словами он обнял меня правой рукой за талию и притянул к себе.
Мой член сильно прижался к его бедру. Опершись лопатками о стену и немного выпятив живот, он стал левой рукой дрочить себе. Я почувствовал, что ко мне понемногу возвращается желание. Я обнял парня левой рукой за плечи, а другой стал гладить его яички, которые уже были прижаты к животу. Парень глубоко вздохнул и тихо застонал. Он взял мою руку и положил на свой член, обхватив сверху своей. Некоторое время мы вместе дрочили ему. Я понял, какая амплитуда нужна, и он убрал руку. Время от времени он шёпотом просил меня делать либо быстрее, либо медленнее. Его голова лежала на моём плече, а губы прижимались к моей шее.
Мы раскачивались из стороны в сторону. Моя рука без устали выполняла свою работу, а член мой уже давно ожил и тёрся о бедро парня. Было так приятно обнимать его стройное тело и одновременно чувствовать себя в его объятиях. Хотелось, чтоб это продолжалось ещё и ещё. Но... Парень часто-часто задышал, сильнее прижал меня к себе, а его губы впились в мой сосок. Первые две порции спермы долетели почти до противоположной стены. А остальное пролилось на мою натруженную руку.
Когда всё закончилось, он ещё раз благодарно чмокнул меня куда-то в скулу. Мы с нежностью посмотрели друг другу в глаза. Или мне так показалось? Или так этого хотелось? Я уже представил, как сейчас мы оденемся и пойдём вместе гулять по Ялте. И будем говорить и говорить о том, о чём ни с кем больше нельзя говорить. Мне так хотелось открыться ему и в ответ услышать его откровения. И опять это "но"!
Мои мысли прервал сильный и наглый стук в дверь. Да это и не был стук. Это была автоматная очередь, прошившая по-живому все мои надежды. И ещё этот мерзкий визгливый голос, который орал о том, что наше время давно окончилось и пора уже выходить, чтоб другие могли помыться. И вообще:
- Что это вы там так долго делаете и чем там занимаетесь? Если через минуту не выйдете, то позову Фёдора...
Я мгновенно отрезвел, так как встреча с неким Фёдором меня почему-то не прельщала. Парнишку, судя по всему, тоже. Он встрепенулся и сразу как-то поник.
- Можно, я возьму твоё полотенце? - спросил он и, не дожидаясь моего ответа, стал вытираться.
И тут только до меня дошло, что у него не было никаких вещей, никаких сумок или пакетов. Да уж!
Он быстро вытерся, натянул футболку с брюками и выскользнул в коридор. Я надел вещи на своё практически мокрое тело. Подумаешь, в такую жару высохнет всё мгновенно! И тоже вышел из номера, думая, что парень меня ожидает. Но...
Во дворе я не увидел никого и ничего, кроме поредевшей очереди. Улица справа резко уходила в гору и была совершенно пустынна. Налево улица спускалась вниз, была прямой, как стрела, но так же пустынна, как и её соседка справа. Я стоял и крутил головой, выискивая хоть какой-то след парня.
Почему он ушёл? Может, испугался банной тётки и ждёт меня где-то недалеко? Или ему не понравилось быть со мной? Зачем же тогда он целовал меня? Я пытался найти всё новые объяснения, чтобы оправдать парня. И только позже, с годами понял, что практически девяносто процентов свиданий мужчин нашей ориентации происходят по схеме: встретились - кончили - разбежались. Впрочем, я думаю, что понимал это и тогда, только признаться себе в этом было бы очень больно.
Но надо было идти, ведь вечером на набережной меня ждали мои друзья, которых я любил больше жизни и которым даже под пытками я не рассказал бы о том, что со мной только что произошло...