Оба они - и пацан, и Витька - тяжело дышали: Витька - от только что пережитого наслаждения, а пацан - от вновь пережитого страха. Какое-то время Витька смотрел на то, как пацан, отплёвываясь, то и дело вытирает тыльной стороной ладони рот, затем медленно перевёл взгляд на свой лишь слегка наклонившийся, но по-прежнему напряжённый член. Сладость оргазма уже ушла из тела, но возбуждение не проходило. Он, Витька, хотел ещё!
Да-да, ещё - он хотел продолжения, и ничего удивительного в этом не было: это была обычная Витькина норма - два раза подряд, и Светка, если по какой-то причине у неё не получалось кончить быстро, всегда добирала своё во время второго захода. Поэтому, глядя на свой влажно блестящий член, Витька уже знал, что он сейчас будет делать дальше. Всё правильно, норма его - два раза, но не только это требовало продолжения. Витька смутно чувствовал, что пацан ему нравится, определённо нравится, и это было одновременно и удивительно, и странно, если учесть, что он, Витька, в душе никогда не испытывал ни малейшего интереса к подобным делам и в вопросе этом был полный профан.
Наконец, отплевавшись, пацан, не вставая с мешка, посмотрел снизу вверх на Витьку. Во взгляде пацана был всё тот же страх, и вместе с тем пацан смотрел вопросительно. Парень стоял перед ним с торчащим членом, и пацан, изо всех сил стараясь не опустить взгляд на этот член, тихо, чуть запинаясь, проговорил:
- Теперь... мне можно идти?
- Не спеши... рано ещё, - медленно проговорил Витька.
Он увидел, как взгляд пацана вмиг изменился - в глазах его вновь отразился ужас. Витька хотел сказать пацану, чтобы тот его не боялся, но, неожиданно усмехнувшись, проговорил вдруг совсем другое:
- Вы там, в Москве, в жопу часто ебётесь?
- Н-нет, - дрожащим голосом прошептал пацан и, не удержавшись, опустил глаза.
Член у парня был напряжён - хищно залупившись, он опять стоял под углом вверх, и пацан, торопливо отведя взгляд, вновь посмотрел Витьке в глаза.
- Нет... Мне домой надо, отпустите меня.
- Значит, в Москве вы не ебётесь, да? - словно не слыша пацана, опять усмехнулся Витька. - А мы здесь ебёмся. Понял? Так что давай, пацан, в жопу ещё...
- Не надо... я не хочу... не надо в жопу... - в глазах у пацана показались слёзы. - Отпустите меня... не надо в жопу.
- Чего ты ревёшь, а? Ну, чего ты ревёшь? - неожиданно горячо зашептал Витька, быстро опускаясь перед пацаном на корточки. - Отпущу я тебя. Кому ты, блядь, нужен? Слышишь?! Сказал, отпущу - значит, отпущу. Только сначала... сначала в жопу! В жопу выебу - и отпущу. Ты меня слышишь? Отпущу... Давай! - Витька стремительно встал и, цепко схватив пацана за руку, потянул его вверх, на себя. - Вставай. Мешки сейчас сбросим... И здесь, на мешках...
Одной рукой держа пацана, другой рукой Витька дёрнул на себя верхний мешок, и тот тут же с шуршанием скатился вниз. Пацан стоял, не шевелясь, словно в оцепенении. Витька за первым мешком потянул второй, потом третий, четвёртый - мешки плотно ложились на пол друг подле друга, образуя своеобразное ложе.
- Ну, вот... - Витька вдруг поймал себя на мысли, что ему совсем не хочется, чтобы пацан вырывался или ревел, и он, взглянув на пацана, неожиданно улыбнулся. - Видишь, мягко... Давай раздевайся...
- Я не хочу... не надо... пустите меня... - чуть слышно прошептал пацан, переводя взгляд с мешков на Витьку.
Говоря "пустите", пацан в глубине души понимал, что парень этот его не отпустит. То есть, он отпустит - сам парень ему, пацану, уже не казался маньяком и не внушал того ужаса, какой охватил его, когда он подумал, что это маньяк; так вот, парень отпустит его - в этом пацан почему-то не сомневался, - но только сначала... сначала он будет его ебать... в жопу - по-настоящему, и это - именно это! - было теперь этому 18-летнему пацану страшно. Это было страшно, и в то же время смутное, почти неуловимое любопытство царапнуло его сознание: в попу, по-настоящему - и пацан, не удержавшись, снова посмотрел на Витькин член. Любопытство, неистребимое любопытство было сильнее страха. Но, едва взглянув на хищно торчащий член, пацан в ту же секунду торопливо отвёл взгляд в сторону - страх... нет, страх был всё-таки сильнее любопытства, и пацан внутренне сжался: нет, он не хотел, ни за что не хотел!
- Пустите меня, - прошептал пацан. - Мне надо домой. Пустите.
- Я же сказал тебе... пидор! - с неожиданной яростью выдохнул Витька непонятно к кому относящееся слово. - А ну, лёг! Быстро! - Витька, внезапно разозлившись, с силой толкнул пацана в грудь, и тот, нелепо взмахнув руками, повалился на спину - на мягкие, зерном набитые мешки. И тут же, не давая пацану опомниться, Витька всем телом навалился на него сверху. Подмяв пацана под себя, он захлебнулся горячим шёпотом:
- Ты чего... ты чего, блядь, сучонок, а? Ты чего меня дрочишь, а? Отсосал - и всё? А в жопу... в жопу не хочешь? Не хочешь, да? Я же ясно... ясно тебе сказал: в жопу выебу - и отпущу. Или ты что думаешь - я шучу с тобой, да? Шучу? Ни хуя, пацан. Никуда ты не денешься! Очко разорву, а выебу. Понял?! Ты понял меня? Ты, блядь... ты не зли меня лучше. Ты - по-хорошему лучше, по-хорошему, блядь, давай. Слышишь? Выебу в жопу - и всё, отпущу тебя. Слышишь? По-хорошему, и - пойдёшь домой.
Витькино дыхание, пока он яростно, торопливо шептал, захлёбываясь словами, обжигало пацану ухо, но, вновь до смерти напуганный, придавленный молодым горячим телом к мешкам, пацан, лёжа под Витькой, ни разу не шевельнулся. Из всего, что Витька выдохнул ему в ухо, пацан внятно, осознанно понял только три слова: "по-хорошему" и "пойдёшь домой".
А Витька, выплеснув из себя внезапно возникшую злость, вдруг почувствовал, что выдохся: злость исчезла - её уже не было, а был пацан, покорно лежащий под ним, и было горячее, страстное, неослабевающее желание натянуть, выебать этого пацана, вставить ему хуй в очко. Витька, приподнявшись на локтях, посмотрел пацану в глаза.
- Ну, давай? - голос у Витьки теперь был другой, не напористо-злой, а мягкий, как бы просящий, и в то же время в голосе чувствовалось явное нетерпение. - А то прибью тебя здесь к стене гвоздями, если не хочешь со мной по-хорошему, и никуда ты не денешься, выебу всё равно.
Мысль попугать пацана пришла к нему спонтанно, но увидев, как у того глаза мгновенно наполнились ужасом, Витька, мысленно хмыкнув - удивившись тому, как легко пацан ему поверил, - решил попугать его ещё, вдруг подумав, что страх парализует у пацана даже малейшую волю к сопротивлению, и тогда... тогда пацан сделает всё, что он, Витька, ему скажет.
По-прежнему глядя пацану в глаза, Витька усмехнулся:
- Думаешь, ты здесь первый? Двое уже в колодце лежат. Хочешь, пойдём покажу.
Пацан, с ужасом глядя на Витьку, попытался что-то сказать, но из его открытого рта вырвалось что-то невнятное, и он лишь мелко-мелко затряс головой, отказываясь; произнести что-то членораздельное пацан оказался не в силах.
- Страшно? - шёпотом спросил Витька и, еле сдерживая улыбку, сам ответил: - Страшно. Лежат они там, в колодце. А ещё один был - третий пацан. Так тот умней оказался: в попку дал. Это был хороший пацан, и попку свою он мне сам подставил - ты слышишь? - сам. И всё сейчас у него нормально - живёт-поживает третий пацан. Ты понял меня? - глядя на пацана, Витька мысленно удивился тому, как быстро и ловко он это всё придумал.
Пацан, между тем, был не просто напуган - бедный пацан был буквально парализован охватившим его ужасом; он лежал с полуоткрытым ртом, тараща на Витьку остекленевшие глаза.
- Вот и выбирай теперь, что тебе лучше: в колодезе третьим быть или... Выебу в жопу, и всё, пойдёшь преспокойно домой. А? Что лучше? Решай! - подытожил Витька.
Пацан шевельнул губами, или, точнее, у него шевельнулись губы, словно он хотел что-то сказать, но не раздалось ни звука.
- Не слышу, - отрывисто проговорил Витька. - Что?
- Н-н-н...
- Ты ясно, ясно говори! Что - в колодезь?
Лёжа на пацане, Витька чувствовал, как мельчайшие иголочки сладко покалывают в заднем проходе, и ломит, почти до боли ломит от сладости между ног, в промежности. Сжав ягодицы и вдавив в живот парня напряжённый член, Витька снова обдал лицо пацана горячим шёпотом:
- Ну, куда? В жопу или в колодезь?
- В-в-в-ж-ж-о-о-п-у... - с трудом выдавил из себя пацан, вновь обретая дар речи. - Не... не надо в колодезь... я всё.. всё сделаю.
- Вот, сразу видно, что ты парень умный, - Витька, резко выпрямив руки, рывком оттолкнулся от мешков, вставая. - Значит, хочешь в жопу?
Пацан смотрел на Витьку, не мигая.
- Не слышу! В жопу - хочешь?
- Х-хочу, - прошептал пацан, по-прежнему глядя на Витьку широко открытыми немигающими глазами.
- Ну, а если хочешь... становись! Раком.
Член у Витьки торчал. Пацан, глядя на член, подтянул ноги и, неуклюже перевернувшись на бок, стал сначала на четвереньки, затем, словно сообразив, что это ещё не "раком", торопливо опустился на локти, выставив обтянутый бежевыми шортами зад. Витька, глядя на согнувшегося пацана, замер. Но замер он только на миг. В следующую секунду, наклонившись, Витька скользнул ладонями по бёдрам пацана и, зацепив пальцами резинку, обеими руками резко дёрнул её на себя и вниз, вместе с шортами рывком приспуская с пацана и трусы. Попка пацана оголилась, и тот инстинктивно дёрнулся, пытаясь встать.
- Куда?! - Витька надавил ладонью на спину пацана. - Стоять!
Пацан уже успел хорошо загореть: часть спины, видная из-под задравшейся футболки, и ноги, расставленные в стороны, имели тёмно-золотистый цвет. На фоне спины и ног аккуратная маленькая попка казалась молочно-белой и, может быть, оттого возбуждающе манящей, невольно притягивающей взгляд. Две булочки были раздвинуты, разведены в стороны. Затаив дыхание, Витька скользнул взглядом по образовавшейся между ними ложбинке, и взгляд его уткнулся в бледно-коричневый маленький кружочек - туго сжатое очко.
Очко было чистое и такое маленькое, что Витька на какой-то миг опешил - у него мелькнула мысль, что нельзя, невозможно туда засунуть... ничего не получится. Но древний инстинкт - инстинкт мужчины-завоевателя при виде юных чресл юнца, покорно застывшего в ожидании - тут же отбросил возникшее было сомнение, и Витька, чувствуя сладкий жар нетерпения, любопытства и похоти, резко рванул с себя вниз спортивные штаны. Пацан стоял перед ним задом, подставив попку, в сарае горел неяркий свет, было тихо. Член у Витьки не просто стоял - он гудел от распиравшего его напряжения.
Витька, торопливо переступив с ноги на ногу, вместе с трусами содрал с себя штаны совсем, швырнул их, не глядя, в сторону и, голый, со вздыбленным членом, опустился на колени позади пацана, затем крепко, словно тисками, сжал в ладонях пацанские бёдра.
- Иди... сюда... - услышал пацан прерывистый шёпот.
Он хотел оглянуться, но в ту же секунду невидимые руки, цепко держащие его за бёдра, рванули назад, и пацан почувствовал, как к заду его - к двум раздвинутым, распахнутым булочкам - плотно прижалось горячее тело. - Сюда... ко мне... - прерывисто прошептал Витька, с силой вдавливая горячий зад в свой поросший чёрными курчавыми волосами пах.
Несколько секунд Витька стоял, не двигаясь, член его был зажат в ложбинке, и пацан, чувствуя твёрдый горячий член между ягодицами, тоже не двигался - он ждал, напряжённо ждал, внутренне сжавшись от страха. Наконец, Витька, подавшись назад, отстранился; одной рукой продолжая по-прежнему удерживать пацана за бедро, другой рукой Витька приставил член к коричневому кружочку, и бархатисто-багровая головка упёрлась в то место, где подразумевался вход. Пацан, почувствовав тупое давление, зажмурился, и в ту же секунду Витька с силой надавил, отчего пацан дёрнулся, невольно подавшись вперёд.
- Стой! - прошептал Витька; второй рукой он торопливо схватил пацана за другое бедро и, вновь сжав бёдра обеими руками, надавил снова, пытаясь всунуть в очко член; и снова пацан дёрнулся, ускользая от Витьки. - Стой! Стой, блядь, спокойно... - нетерпеливо прошептал Витька.
- Больно... - плачущим голосом отозвался пацан.
Витька, не слушая, надавил опять, и опять безуспешно - туго сжатое, стиснутое очко не разжималось. Тогда Витька, упираясь членом в кружочек, с силой потянул пацана на себя, но и это не принесло успеха - пацан снова дёрнулся, вырываясь из Витькиных рук.
- Блядь! - обескураженно пробормотал Витька, ослабевая хватку. - Не лезет.
Голос его прозвучал растерянно и одновременно вопросительно. В голосе не было никакой угрозы, и пацан вдруг подумал - нет, скорее почувствовал, что у парня, безуспешно пытающегося вставить ему в задний проход свой член, нет совершенно никакого опыта, что, похоже, что в деле этом парень лох, а значит, никакой он не маньяк. Пацан почувствовал Витькину растерянность, и это немного приободрило его. И тут же, словно подтверждая догадку пацана, Витька вновь проговорил с той же самой интонацией - полурастерянно-полувопросительно:
- Наверное, смазать надо, да? Слышь, пацан... смазать надо, да? Без смазки не лезет. А ну, блядь, ложись на спину... - Витька разжал ладони и, оттолкнувшись коленями от мешка, пружинисто выпрямился. - Перевернись.
Пацан развернулся и, торопливо подобрав к подбородку колени, сел на мешках, глядя на Витьку. Парень стоял перед ним во весь рост, расставив ноги, он был совершенно голый, его залупившийся член возбуждённо торчал, но, несмотря на всё это, в облике парня не было ничего угрожающего - скорее недоумение можно было прочитать на его лице, и это делало парня похожим на большого парнишку... да, именно на парнишку, но никак не на взрослого маньяка, и пацан это тут же про себя отметил. Он хотел сказать, что ему надо домой, но промолчал, боясь вновь разозлить этого незнакомого, с торчащим членом стоящего перед ним голого парня.
- Ты чего ноги поджал, как девочка? Никогда в бане не был, что ли? - Витька неожиданно улыбнулся, опять поймав себя на мысли, что пацан ему определённо нравится. - Смазать тебе жопу надо, понял? А чем? - Витька беспомощно повёл глазами по сторонам. - Ничего здесь, блядь, нет... подходящего.
- Отпустите меня, - нерешительно проговорил пацан, не сводя с Витьки настороженно-тревожный взгляд.
- Отпущу... только сначала выебу. Понял? - Витька произнёс это спокойно, даже, пожалуй, добродушно, думая о том, чем бы смазать пацану входик.
Жаркий озноб нетерпения, охвативший Витьку в первые секунды при виде покорно распахнутого перед ним зада, прошёл, и теперь его возбуждение хотя и было по-прежнему сильное, но, лишённое похотливой торопливости, оно приняло более спокойную форму. Витька уже не сомневался в том, что он пацана выебет, натянет его в очко, и весь вопрос для него теперь заключался только в деталях. Витька думал, чем смазать пацану туго сжатый входик.
- Не надо... - нарушая Витькины мысли, проговорил пацан просяще-жалобным тоном.
- Что - не надо?
- Ебать меня... в жопу. Я же... я ведь уже... я пососал... Не надо в жопу... - пацан проговорил это, чуть запинаясь, и вдруг опять почувствовал, что невольно возбуждается - щекотливый ознобик, сладко кольнув между ног, пробежал по члену.
Блин! Только что этот маньяк его... этот извращенец чуть его не изнасиловал, а он...
- Не надо, - торопливо повторил пацан, пытаясь собственным голосом подавить нарастающее возбуждение.
- То, что ты отсосал, - молодец, не спорю, - Витька, глядя на пацана, весело хмыкнул. - Но это была только первая серия... а в жопу - вторая. Понял? Это кино всегда двухсерийное. Так что не ссы - будем мы это кино крутить до конца. Ты же не хочешь в колодезь? А? - Витька спросил про колодезь с нажимом в голосе и в то же время почти весело, с любопытством глядя на пацана, на то, как тот отреагирует на его слова.
- Н-нет, - пацан при упоминании о колодце непроизвольно вздрогнул.
- Вот видишь... и я так думаю, - Витька, удовлетворённый реакцией пацана, еле сдержал улыбку. - Значит, слушай меня. Я, пацан, не шучу, двое в колодце уже лежат - можем сейчас пойти и посмотреть. Хочешь?
- Н-нет, - пацан отрицательно затряс головой, и во взгляде его вновь возник страх.
- А если нет, то слушай внимательно. Я сейчас крем принесу какой-нибудь. Слышишь?
- Да, - пацан машинально кивнул головой.
- Не будет меня десять секунд. Тебя я примкну - на всякий случай. Ровно десять секунд. Ты понял? Если ты здесь хотя бы пискнешь... слышишь меня? Я тебя спрашиваю: ты меня слышишь? - Витька чуть повысил голос, и в нём зазвучали угрожающие нотки.
- Да, - пацан торопливо кивнул.
- Слышишь... это хорошо, что слышишь. Так вот. Если ты здесь хотя бы пискнешь, через десять секунд ты будешь в колодце. Третьим. Я, пацан, не шучу. Ты меня понял?
Витька, кажется, на какой-то миг и сам поверил в существование колодца - так убедительно прозвучали его слова. Бедный пацан, глядя на Витьку округлившимися глазами, лишь закивал головой, опять не в силах ничего произнести в ответ - этого-то Витьке и было нужно. Он наклонился, чтоб взять штаны, но, тут же передумав, голый шагнул к двери с вертикально торчащим залупившимся членом.
- Десять секунд... не шевелись, понял? - оглянувшись, угрожающе прошептал Витька и, приоткрыв дверь, выскользнул в ночь; пацан услышал, как снаружи звякнула защёлка, и наступила тишина.
Всё это время пацан сидел на мешке со спущенными штанами, прикрываясь ногами, согнутыми в коленях. Приподнявшись, он первым делом торопливо натянул штаны и снова сел, чувствуя, как бешено колотится его сердце. Десять секунд... десять... Он заперт здесь, как в ловушке.
Что можно сделать? Закричать? Попытаться выбить дверь? Десять секунд... Он закричит, но уже поздно, уже все, наверное, спят - кто услышит сейчас, как он закричит здесь, в сарае? Он в ловушке, он здесь в ловушке. Десять секунд... Сейчас этот парень вернётся. Он вернётся, и... что, что делать?! Пацан сидел на мешках с бешено колотящимся сердцем, не зная, что предпринять. А время шло, время стремительно утекало, как вода сквозь пальцы, а он сидел, не зная, что сделать, на что решиться. Десять, всего десять секунд... Что можно сделать?!
Витька, между тем, выскользнув из сарая, на мгновение замер, прислушиваясь. Было тихо - глухая ночь окутывала станицу, и Витька, не тратя драгоценное время, метнулся к дому. Двери были открыты. Витька влетел в коридор, проскочил прихожую и, оказавшись в спальне, рванул на себя выдвижной ящик прикроватной тумбочки, где - он знал - у Светки хранились какие-то кремы. Пальцы тут же наткнулись на несколько тюбиков, Витька схватил первый попавшийся, торопливо отвинтил колпачок, выдавил каплю крема на палец. Чёрт его знает! Витька потёр пальцы один о другой, и они заскользили - то, что надо.
Не задвигая ящик, Витька метнулся назад. Он пулей выскочил из дома, вновь на секунду замер. Было тихо - со стороны сарая не доносилось ни звука. Витька, непроизвольно коснувшись торчащего члена, улыбнулся: два трупа в колодце... вот, блядь, дурак - верит во всякую чушь! А попка у пацанёнка классная - тёплая, мягкая, две половинки - словно Светкины сиськи. Сейчас... сейчас он его попробует.
Витька подумал вдруг, что он с пацаном - как пидарас: в рот его выебал, а теперь в жопу - вторая серия. Но мысль эта - что он с пацаном "как пидарас" - едва возникнув, тут же пропала; Витька, не склонный к рефлексии, сорвался с места и, бесшумно подлетев к сараю, осторожно двинул щеколду.
Пацан, услышав, как снаружи снова звякнула щеколда, вздрогнул. "Всё! Он ничего не сделал, ничего не сделал, - с отчаянием подумал пацан, глядя на дверь. - Он не закричал, никого не позвал на помощь, не попытался эту дверь выбить, даже не встал с мешка - ничего, совсем ничего не сделал, и теперь... теперь этот парень будет его ебать. В жопу. По-настоящему. Как голубого".
Витька, приоткрыв дверь, вскользнув в образовавшийся проём и тут же плотно за собой дверь закрывая, весело посмотрел на пацана:
- Что, пацан, заскучал без меня? Ничего, мы сейчас с тобой... сейчас взбодримся. Вот - "Крем для лица и рук", - опустив глаза, прочитал Витька. - Это у них - для лица, а у нас - для жопы, да?
Витька, откручивая колпачок, подмигнул пацану, словно тот с ним был заодно, и добавил:
- Главное, ты не ссы, понял? Выебу - и отпущу. Давай...
Пацан смотрел на Витьку, не шевелясь. Страха почти не было; точнее, страх был, но этот страх уже не сковывал волю, не мутил рассудок. Где-то в глубине души пацан понимал, что парень всё равно его выебет, выебет обязательно, и, чувствуя неизбежность предстоящего, пацан, сам до конца ещё не осознав этого, внутренне уже смирился с тем, что он будет выебан, и теперь, не шевелясь, он смотрел на парня, стоящего перед ним, с чувством смутного любопытства.
Пацан в Москве жил на девятом этаже безликого многоэтажного дома с матерью и сестрой, отца не было. Ни с кем никогда пацан не ходил в общественную баню, никогда не видел голых взрослых парней, и теперь он невольно рассматривал Витьку, стоящего перед ним во всей красе. Витька был невысок, но строен, и хотя фигура у Витьки была типично мужская, в ней в то же время присутствовала какая-то мягкость, почти неуловимая грация, и это не могло не нравиться. Кроме того, стоя перед пацаном совершенно голым, с возбуждённо вздёрнутым залупившимся членом, Витька совершенно не смущался ни своей наготы, ни своего возбуждения, и эта внутренняя раскрепощённость странным образом завораживала, рождая в душе пацана невольное ощущение естественности всего происходящего. Пацан, затаив дыхание, опять почувствовал лёгкое возбуждение.
- Ну? - нетерпеливо проговорил Витька и, шагнув к пацану, только тут заметил, что пацан сидит в шортах. - Ты чего, блин, штаны натянул? Или понравилось, как я с тебя их спускаю? А? Нравится, когда с тебя штаны снимают? Так мне нетрудно, я повторю.
Бросив на мешок тюбик с кремом, Витька резко опустился на колени. Пацан всё это время сидел, поджав ноги, и, схватив его за обе лодыжки, Витька сначала рывком разогнул его ноги в коленях, а затем, быстро наклонившись, зацепил одновременно обеими руками резинку шорт и тут же рванул шорты на себя. Всё это произошло так быстро, что пацан не успел оказать никакого сопротивления. Оказавшись со спущенными шортами, он инстинктивно прикрыл ладонями обеих рук свой член, и Витька, беспрепятственно сдёрнув шорты совсем, отбросил их в сторону - туда, где лежали его штаны.
- Блядь, что ты всё закрываешься, словно девочка, - возбуждённо выдохнул Витька, отрывая руки пацана от его паха.
Эта короткая возня подстегнула Витькино возбуждение, и неожиданно для себя он вытянулся на пацане во весь рост - лёг на него, лежащего на спине, навалился на него всем телом, подмял его под себя.
- Ну, что ты как девочка, а? - дрожащим голосом прошептал Витька, снова чувствуя острейшее возбуждение, горячей волной прокатившееся по его телу. - Ты же не девочка. Ты пацан... Пацан ты, да? Хочешь, я тебя поцелую?
Желание это - поцеловать пацана, засосать его в губы - возникло у парня внезапно. Ещё пару секунд назад, сдирая с парнишки шорты, ещё секунду назад, наваливаясь на него, он, Витька, ни о чём таком даже не думал, и вдруг... вдруг совершенно внезапно он почувствовал это желание - сильное, страстное желание поцеловать, засосать пацана, засосать взасос!
Не дожидаясь реакции пацана на свой вопрос, Витька обхватил его щеки ладонями и, успев лишь отметить про себя, как округлились у пацана глаза, жадно накрыл открытым ртом чуть припухшие губы. Он вобрал их в себя, жарко впился, всосался в них губами своими, и язык его тут же вскользнул пацану в рот. Пацан, ошарашенный таким поворотом событий, попытался вырвать свои губы, но голова его была зафиксирована ладонями парня, и не было никакой возможности увернуться, а тем более вырваться. Пацан почувствовал, как горячий чужой язык, вскользнув ему в рот, соприкоснулся с его языком, и тут же кончил языка парня забился, упруго затрепетал во рту круговыми движениями, словно маленький мотылёк вокруг электрической лампочки... Блин! Пацан почувствовал, что это - приятно!
Это было приятно. Пацан лежал полуголый - без штанов и трусов, в синей, задравшейся до сосков футболке, ноги его, в чёрных носках и белых кроссовках, были раздвинуты, разведены в стороны, руки, согнутые в локтях и откинутые назад, безвольно лежали кистями вверх. В сарае горел неяркий свет. Пацан лежал под навалившимся на него парнем, не вырываясь и даже не дёргаясь. Витька, навалившись на пацана сверху, жадно и страстно, как он умел это делать и как делал это со Светкой, сосал пацана в губы, и пацан чувствовал, как сладкой истомой наполняется его тело и как твердеет, стремительно твердеет под давящим животом парня его член.
Оба сопели. Наконец, Витька оторвался от губ парнишки и, приподняв голову, посмотрел пацану в глаза.
- Что... понял? - с легким напором прошептал Витька, сам не зная, что именно должен был понять этот вдруг присмиревший, покорно лежащий под ним парнишка. - Или понравилось, а? Ну, чего ты молчишь? Хочешь ещё? А? В жопу... хочешь? - Витька накатом чуть шевельнул бёдрами снизу вверх, с любопытством разглядывая симпатичное юное лицо. - Хочешь, да?
Пацан, глядя в шальные, наполненные шумящим ликованием глаза парня, не отозвался. Только теперь, когда парень оторвался от его губ, он вдруг поймал себя на мысли - не почувствовал, а именно подумал, осознал, что он возбуждён, и возбужден сильно, и это внезапное осознание собственного возбуждения вдруг испугало его. Случилось то, чего, как ему представлялось, не могло с ним быть: он, пацан, возбудился от того, что голый парень, лежащий на нём, целовал его, целовал, как девчонку - по-настоящему, взасос. Парень сосал его в губы, и это было ему, пацану, приятно. Как же так - приятно с парнем?! Разве такое может быть, если он - пацан... Пацан - и с парнем... Он же не голубой, чтобы с парнем испытывать удовольствие. Как же так? Это было необъяснимо. И, едва осознав, что он возбуждён, пацан тут же почувствовал, как его охватывает невольное смятение. Этого не должно было быть, но это было: он был сильно, по-настоящему возбуждён - член его, стиснутый животами, был твёрд, и всё его тело было наполнено сладкой истомой.
А Витька, шевельнув бёдрами и с силой вдавив свой лобок в лобок пацана, вдруг почувствовал животом инородную твёрдость и, рывком приподняв своё тело и став на колени, скользнул взглядом вниз.
- Оба-на! - невольно вырвалось у Витьки при виде члена парня.
Дёрнувшись, пацан хотел прикрыться руками, но Витька не дал ему это сделать. Перехватив руки у запястий, он крепко сжал их и, подержав так секунду-другую, резко отбросил в разные стороны.
- Спокойно, пацан, спокойно. Что ты дёргаешься, как баба? - прошептал Витька, несколько озадаченно глядя на возбуждённый член пацана.
Длинный и толстый, с наполовину сдвинутой крайней плотью, член пацана выглядел довольно внушительно. Конечно, он был чуть поменьше, чем у Витьки, и тем не менее. На фоне юного тела этот напряжённо торчащий член смотрелся почти по-взрослому, и потому возникало невольное ощущение, что длинный и толстый член существует на теле автономно, сам по себе. Кроме того, под безволосой, но более тёмной кожей мошонки выделялись большие - в самом деле, большие - яйца; они были, пожалуй, даже крупнее, чем у Витьки, во всяком случае, точно не меньше, и это несоответствие - между большим, как у взрослого, напряжённым членом, крупными яйцами и ещё юным телом - одновременно выглядело и необычно, и странным образом возбуждающе. Конечно, ничего необычного в этом не было - так нередко бывает у взрослеющих пацанов, когда их половые органы вырастают раньше, чем само тело, и тем не менее.
Витька, уже успевший забыть, как и что росло у него самого в эти годы, но ещё не заматеревший, ещё остающийся где-то в душе таким же парнишкой, как и этот пацан, рассматривал теперь его хозяйство не без некоторого любопытства. Пацаны всегда, вольно или невольно, порой сами за собой того не замечая, с любопытством смотрят на других пацанов, когда у них возникает такая возможность.
- Хорошая колбаса, - наконец проговорил Витька, переводя взгляд на свой член. - Почти как у меня. Что, пацан, трахал ты уже кого-нибудь, а? Ебался? Вы там, в Москве, небось, шустрые по этой части, да? Чего молчишь? Трахался с кем-нибудь?
- Нет, - коротко отозвался пацан, напряжённо следя за Витькиным взглядом.
- Нет! - зачем-то передразнил пацана Витька и, посмотрев ему в глаза, вдруг улыбнулся. - А хочется небось, да? С таким-то хуем. Конечно, хочется!
Пацан, смутившись, отвёл взгляд в сторону. "Наверное, уже поздно. Может быть, два часа или даже три", - глядя на потолок, грубо сбитый из плохо оструганных широких досок, подумал пацан и закрыл глаза. Он вдруг почувствовал, что ему всё равно. Да, именно так: всё равно. Он лежал на спине, раздвинув ноги, лежал полуголый, позорно возбуждённый, и этот парень... этот парень бесцеремонно его рассматривал, смотрел на его напряжённый член и, наверное, думал сейчас о том, что он... что он возбудился, а значит - голубой. И ничего не докажешь. Да и как доказать, если член стоит. Какие ещё нужны доказательства, если он, пацан, возбудился от того, что парень сосал его в губы, и это было ему, пацану, приятно.
"Я извращенец, - подумал пацан, - я уже сосал хуй, и сейчас этот парень будет ебать меня в жопу. И пусть", - неожиданно подумалось ему. Возбуждение не проходило, член был позорно - предательски! - напряжён, и пацан, чувствуя одновременно и стыд, и сладость, снова подумал с закипающим отчаянием: "Пусть! Пусть он побыстрее меня выебет, и всё это закончится. Пусть он ебёт меня в жопу, пусть, пусть, пусть... Чего он медлит?".
Витька, стоя на коленях между раздвинутыми ногами пацана, ещё раз окинул медленным взглядом напряжённо приподнятый над животом пацанский член с маленьким кустиком вьющихся волос у самого основания, загорелый, без единого волоска плоский живот. Далее была синяя футболка - задравшись, она закрывала соски. Тонкая шея, торчащая из футболки, показалась Витьке очень хрупкой. Лицо у парнишки было миловидное, чистое, без единого прыщика. Витька вдруг обратил внимание на то, что у пацана длинные, чуть завёрнутые вверх ресницы. "Как у девочки", - подумал Витька, и в душе его на мгновение опять возникло неясное тёплое чувство, смутно напоминающее нежность. Руки пацана, разбросанные в разные стороны, лежали ладонями вверх, глаза его были закрыты. Пацан, безвольно лежащий на мешках, словно говорил всем своим видом: "На, бери меня, еби, еби меня", - и Витька, наклонившись, потянулся за тюбиком с кремом.
- Давай... - Витька хотел сказать, чтобы пацан, перевернувшись, снова стал перед ним на колени задом, но вдруг передумал и, поддев под коленями разведённые, раздвинутые ноги, резко поднял их вверх - и тут же сложил пацана вдвое, так что колени его оказались у самых плеч.
Пацан, дрогнув ресницами, открыл глаза. Взгляды их встретились.
- Вот так... ноги подержи, - прошептал Витька, и пацан, секунду помедлив, словно соображая, что от него требуется, послушно обхватил свои ноги руками, придерживая колени у плеч.
"Так тоже было удобно, даже ещё лучше, чем раком", - подумал Витька, становясь на колени перед открывшейся ему задницей. Теперь пацан, словно сложенный вдвое, лежал перед Витькой на спине с прижатыми к плечам коленями, отчего его булочки снова были раздвинуты, распахнуты ещё шире. Витька посмотрел на очко - бледно-коричневый кружочек растянулся и теперь был похож на маленькую воронку с точечкой крепко сомкнутого, стиснутого входа. Пацан, обхватив свои ноги ладонями, послушно держал колени у плеч, и во взгляде его, устремлённом на Витьку, уже не было страха; он, покорно лежащий с поднятыми, раздвинутыми ногами, следил за Витькой со смешанным чувством любопытства и ожидания.
Витька, не глядя на пацана, выдавил из тюбика на указательный палец немного крема и, поднеся палец к носу и зачем-то его понюхав, протянул руку к очку. Выставив палец вперёд, Витька осторожно коснулся пальцем кружочка и в тот же миг почувствовал, как сердцевина кружочка под его пальцем, чуть дёрнувшись, конвульсивно сократилась; пацан, непроизвольно сжав очко, вздрогнул.
- Что? - прошептал Витька, быстро убирая палец.
- Не знаю, - чуть помедлив, отозвался шёпотом пацан. - Щекотно.
- Будет тебе сейчас... щекотно, - невольно улыбнувшись, тихо проговорил Витька и, вновь прикоснувшись к очку пальцем, стал круговым движением медленно втирать крем в светло-коричневый кружочек. - Сейчас я тебя пощекочу - другим пальцем.
Пацан, глядя на Витьку, не отозвался. Да и что он мог сказать? Он пережил уже страх и пережил острый стыд, охвативший его в тот момент, когда он лежал перед парнем с торчащим членом и его, позорно возбуждённого, этот парень бесцеремонно рассматривал. Он уже понял, что никуда ему не деться, и внутренне смирился с тем, что всё равно этот парень его выебет - по-настоящему, в жопу; и теперь ему в глубине души было даже любопытно, да, ему было любопытно - потому что всё это было по-настоящему, и ещё... ещё, как ни стыдно было в этом признаться, ему хотелось... хотелось попробовать.
А Витька, между тем, смазав кремом пацану очко, снова взял тюбик и, выдавив на палец крем ещё, так же осторожно стал смазывать пальцем обнаженную головку своего члена. Пацан, по-прежнему прижимая колени к плечам - лежа на спине с поднятыми вверх пятками, молча наблюдал за Витькиными манипуляциями.
- Ну... - Витька, вытерпев палец о мешок, вопросительно посмотрел на пацана. - Теперь должно получиться, да?
- Не знаю, - прошептал пацан.
Этот голый парень, собирающийся его ебать, уже не вызывал у пацана никакого страха. Парень, собирающийся его ебать, казался пацану таким же пацаном, как и он сам, только чуть старше.
Витька, шире раздвигая ноги, придвинулся ближе, так что распахнутая, чуть приподнятая задница оказалась между его раздвинутыми коленями, и, приподнявшись, подался вперёд. Он опёрся на правую руку, а левой рукой, наклонив голову, Витька направил член - головка коснулась туго сжатого светло-коричневого кружочка. Витька помедлил и, по-прежнему держа член большим и указательным пальцами, слегка надавил. Пацан дёрнулся, и Витька, не давая пацану увернуться, резко, одним сильным толчком вошёл в него весь. Разжимая, раздирая девственную дырочку, смазанная головка вскользнула в образовавшееся отверстие, и в то же мгновение весь член - все пятнадцать сантиметров - оказался у пацана в жопе.
Тупая, нестерпимая боль разодрала задний проход - твёрдый член, словно лом, вошёл в прямую кишку стремительно, обжигая всё внутри.
- А-а-а! - заорал пацан, едва не потеряв сознание.
Глаза его от внезапно пронзившей его боли в одно мгновение стали круглыми, рот широко открылся в непроизвольно вырвавшемся выдохе-крике, и всё лицо его исказилось, перекосилось гримасой. Дёрнувшись и на какой-то миг перестав что-либо соображать, пацан инстинктивно рванулся из-под Витьки, пытаясь освободиться, но парень, чувствуя тесный, обжимающий жар зада, в то же мгновение ладонью закрыл пацану рот.
- Тише, тише... - возбуждённо зашептал Витька, наваливаясь животом на задранные, закинутые назад ноги. - Я уже там... уже всё... тише...
- М-м-м... м-м-м... - замычал пацан, глядя на Витьку круглыми, наполненными ужасом глазами. - М-м-м... - пацан задёргал, замотал головой, пытаясь освободить рот от вжатой, вдавленной в него горячей ладони.
Сложенный вдвое, пацан показался Витьке маленьким, словно игрушечным. Навалившись на него всем телом, вдавив свой живот в живот пацана, в его яйца и член, Витька быстро опустился на локти, отчего икры пацана упёрлись ему в плечи, и, обхватив ладонями пацана за голову, наклонился над ним, пытаясь поймать его перекошенные, немым криком растянутые губы своими. И от того, что он наклонился, его приподнявшаяся, чуть задравшаяся вверх задница распахнулась почти так же, как недавно у пацана, стоявшего перед ним раком; туго сжатое, поросшее по окружности чёрными курчавыми волосами Витькино очко возбуждённо шевелилось.
- М-м-м... - пацан судорожно, насколько это было возможно, задвигал головой из стороны в сторону, не даваясь Витьке. - Боль...но... - плачущим, захлёбывающимся голосом выдохнул он, придавленный сверху навалившимся на него, вжавшимся в него Витькой.
Боль в жопе, в заднепроходном отверстии, в одно мгновение растянутом вероломно вломившимся туда хуем, была тупая, давящая... невыносимая!
- Больно... мне... - на глазах пацана показались слёзы. - Больно... пусти!
- Я быстро... быстро... - лихорадочно зашептал Витька, обдавая лицо пацана горячим дыханием. - Ты молчи... молчи... я быстро.
Витька, выпрямляя руки в локтях, приподнялся и, опираясь на ладони, вдавленные в мешок рядом с плечами пацана, навис над пацаном, лежащим под ним с разведёнными, задранными вверх ногами. Двинув бёдрами чуть вперёд, Витька шире раздвинул свои колени, ещё плотнее вжимаясь пахом в зад. Лицо пацана вновь исказилось гримасой, но Витьку это уже нисколько не волновало. Чувствуя, как член, загнанный в анус до самого основания, туго и в то же время горячо, эластично обтянут, сдавлен, сжат, Витька перенёс тяжесть тела на вытянутые руки и, глядя пацану в глаза, сначала осторожно, словно неуверенно, а затем всё быстрей и быстрей, постепенно входя в ритм, задвигал задом - стал пацана ебать.
Толчки были несильные, равномерные, но от этого для пацана не менее болезненные. При каждом толчке всё его тело дёргалось, и прежде всего колыхались, дёргались в кроссовках задранные вверх ноги, лежащие на плечах парня, нависающего над ним. При каждом толчке, тупо раздирающем обжигающей болью зад, пацан невольно приоткрывал рот, издавая икающие, на всхлипы похожие звуки...
Они смотрели в глаза друг другу - Витька, впервые ебущий пацана в жопу, и пацан, в жопу впервые парнем натягиваемый, и оба сопели: один от тупой, нестерпимым огнём обжигающей боли, другой - от сладостного, огнём полыхающего в теле небывалого наслаждения.
Блин! Это был кайф - ебать пацана в жопу. Ебать, скользя хуем в узенькой, туго обжимающей горячей дырочке, ебать пацана, задравшего ноги. Да-да, это был кайф: в жопу - в очко - ебать пацана, именно пацана... Не-е-ет, это был не просто кайф - это был охуительный, и даже не просто охуительный, а охуительнейший... охуительнейший кайф - ебать пацана в жопу!
Витька, прерывисто дыша, по-прежнему глядя пацану в глаза, сбиваясь с ритма, с каждым толчком двигал задницей всё сильнее... сильнее... ещё сильнее... На лице пацана появилась испарина - при каждом толчке он тихо вскрикивал, вцепившись руками в Витькины руки чуть повыше локтей. И вдруг, судорожно всхлипнув, Витька стремительно выгнулся - и в тот же миг, схватив пацана за бёдра, рванул его тело на себя. Пацан, всё это время державшийся за Витькины руки, невольно приподнялся, оторвавшись от мешка, и Витька, выпустив бёдра, подхватил пацана за спину - одна его ладонь оказалась между лопаток, другая - на уровне поясницы. Изо всех сил Витька стиснул парнишку, прижал его тело к себе, и, уткнувшись лицом в шею, содрогнулся, кончая.
Обычно второй оргазм у Витьки был так себе - приятно, и всё; ничего особенного. Однако сейчас, прижимая пацана к себе, кончая ему в жопу, Витька содрогнулся от небывало сладостного, всё его тело пронзившего ощущения. Его словно током ударило. Блин! Со Светкой так было лишь несколько раз! От огнём полыхнувшей, опалившей, охватившей всё тело сладости на какой-то миг стало больно в яйцах. Витька мощно выпустил куда-то в горячую глубину тела невидимую струю, а следом ещё одну, и ещё. Сердце стучало, бешено колотилось... Не выпуская пацана из рук, всё так же крепко прижимая его к себе, Витька обессилено повалился на мешок. Всё!
Это всё произошло так внезапно и вместе с тем так быстро, что пацан, толком не успевший ничего понять, оглушённый Витькиной страстью, какое-то время лежал под навалившимся на него потным парнем, не шевелясь. Член парня был по-прежнему в жопе, но теперь парень не двигался, не делал никаких толчков, и пацану вдруг показалось, что боль как будто уменьшилась, притупилась. Парень глубоко, тяжело дышал, обжигая горячим дыханием шею. Пацан шевельнулся, пытаясь освободиться, и Витька, словно приходя в себя, разжал объятия, выпуская пацана из рук.
- Блин... такой кайф! - словно оправдываясь, прошептал Витька, рывком выдёргивая из заднего прохода пацана свой член.
Собственно, выдёргивать член было нечего - он выскользнул сам, едва Витька шевельнулся, и пацан, чувствуя, как его прямая кишка мгновенно освободилась от давящего инородного предмета, непроизвольно сжал ноги, словно стараясь выдавить из своей выебанной задницы остатки боли.
- Такой кайф! - повторил Витька, глядя на то, как пацан торопливо сдвинул ноги.
В сарае специфически запахло. Витька перевёл взгляд на свой член - он был испачкан кремом, спермой и калом и, чуть опухший, покрасневший, натруженно блестел, отражая неяркий свет электрической лампочки. Витька на секунду задумался и, словно проделывал это не в первый раз, уверенно потянулся рукой за своими трусами. Он взял их, зачем-то скомкал, затем встряхнул, отчего трусы тут же расправились, и, не торопясь, тщательно вытер ими член. Он хотел уже отбросить их в сторону, но, неожиданно передумав, посмотрел на пацана.
- Ноги раздвинь, - негромко произнёс Витька.
- Зачем? - пацан снова смотрел на Витьку с тревогой и вместе с тем выжидающе-вопросительно.
Страха в глазах пацана не было - или почти не было. Боль, в течение нескольких бесконечных минут казавшаяся невыносимой, ушла, рассосалась бесследно - этот парень его выебал, кончил ему в жопу, и теперь пацан лихорадочно думал, как напомнить ему о том, что уже поздно и что ему, пацану, пора домой. Он, этот парень, обещал, что выебет в жопу - и всё, сразу отпустит.
- Очко подотру, - усмехнулся Витька. - Или на - вытри сам, - и Витька протянул пацану свои трусы.
Не говоря ни слова, пацан осторожно взял чужие трусы и, чуть раздвинув ноги, коснулся трусами промежности - того места, где была его проткнутая хуем дырочка. Член у парнишки уже не стоял - похожий на небольшую сардельку, он выглядел соразмерным телу, и только крупные яйца всё так же выпукло выделялись, перекатываясь в мошонке, похожей на тряпичный мешочек.
- Всё, я вытер, - кротко проговорил пацан, не зная, что дальше делать с трусами.
- Брось их куда-нибудь, - Витька кивнул головой в сторону. - Завтра я их постираю.
- Можно... - пацан на секунду запнулся, вдруг испугавшись, что он сейчас не получит желанный ответ, - можно, я пойду? Мне домой надо... - тут же добавил он, глядя умоляющими глазами на Витьку.
- Можно. Пойдёшь ты сейчас домой. Куда ты, блин, денешься? Пойдёшь... - проговорил Витька и в то же мгновение вдруг поймал себя на мысли, что что-то не так, что-то ещё не сделано или не сказано, и это ощущение какой-то незавершённости, чувство смутной, ему самому непонятной неудовлетворённости неожиданно царапнуло душу.
Что-то ещё... Что, что же ещё? Он выебал пацана - разрядился ему и в рот, и в зад, поддавшись внезапно возникшему, совершенно необъяснимому желанию попробовать с пацаном, и он... он попробовал - натянул пацана, натянул его дважды, по полной программе удовлетворив свою чувственность. Что же ещё? Пацан ему нравился, и Витька в душе был искренне благодарен этому пацану за сказочные минуты такой(!) сладости; так хорошо ему было впервые.
Витька, как все нормальные пацаны, долгое время занимался суходрочкой, причём занимался не очень часто - может быть, раз в неделю, уединяясь для этого на пятнадцать-двадцать минут. В армии он тоже этим занимался, когда напряжение, накапливаясь, достигало критической точки и молодому организму требовалась элементарная разрядка. А потом он женился, и нехитрый секс с Дуней Кулаковой сменился, как и положено, сексом с женой, и, особо не задумываясь, он вполне был удовлетворён этим обычным сексом со Светкой, как-то сразу, буквально с первых ночей определив свою норму: два раза подряд... или две "палки", как говорили в станице. Витька успешно кидал свои "палки", одну за другой, с минимальной паузой, почти впритык, а потом засыпал, удовлетворённый и счастливый, чувствуя, как голая Светка прижимается к нему сбоку. И вот... нет, никогда он не думал, что это так сладко - ебать пацана.
Да, пацан ему нравился, но всё уже было сделано, Витька уже не чувствовал какого-либо возбуждения, и всё равно... всё равно оставалось что-то ещё... какая-то незавершённость, смутная неудовлетворённость, внутренняя невысказанность.
- Значит, я пойду? - полувопросительно проговорил пацан, осторожно приподнимаясь, чтобы взять откинутые Витькой в сторону свои трусы и шорты.
Что... что он может ему сказать? Всё, что могло случиться, уже случилось - этого пацана, если посмотреть на дело честно, он практически изнасиловал. Да, пацанёнок сопротивлялся, не хотел, а он запугал его, сломал его волю и получил то, что хотел получить. О чём теперь с ним, с пацаном, говорить? О чём вообще говорить с незнакомым парнишкой? Сказать ему, чтобы молчал, никому не рассказывал о том, что тут произошло, и пусть катится, пусть идёт на все четыре стороны, тем более что уже, наверное, поздно... Пусть идёт - какое, блин, ему, Витьке, до этого пацана дело?
- Подожди, - неожиданно проговорил Витька и, заметив, как вздрогнул пацан, застыв с нерешительно потянувшейся к своим трусам рукой, тут же, словно оправдываясь, торопливо добавил: - Ты не бойся, не бойся меня - я больше тебя не трону, ничего с тобой делать не буду. Просто мы ещё... ещё посидим десять минут, и всё... Посиди... - последнее слово Витька произнёс с неожиданной для себя самого просительной, почти умоляющей интонацией.
Пацан с недоумением посмотрел на Витьку и, ничего не говоря, так же медленно и нерешительно - осторожно - опустил рядом с собой на мешок свою тонкую руку, так и не дотянувшуюся до трусов. Интонация, с какой парень произнёс последнее слово, была совершенно новой, и пацан растерялся, не зная, к хорошему это или плохому.