Проснулась, когда уже было светло. Юли и Андрея в комнате не было а из кухни доносился звон посуды. Я накинула на плечи халатик и выбежала на кухню. Юля стояла спиной ко мне и что-то жарила на плите. Я на цыпочках подкралась к ней и приобняла за талию и поцеловала в шейку. Она вздрогнула от неожиданности, но увидив меня расплылась в улыбке. – Проснулась, солнышко, – радостно сказала она и подставила для поцелуя свои губки. – Доброе утро, любимая, – прошептала я и припала к её губам. Она развернулась ко мне лицом и прижала к своей теплой груди. – А где Андрей? – Свалил, слава богу. Пошел «сдаваться» к своей суженой. – Ну и хорошо, – обрадовалась я. Я боялась, что он и в Новый Год будет здесь. А нам же с тобой никто не нужен, правда, милая? – Конечно, солнышко! Новый Год – праздник семейный. Когда я услышала эти слова, мне стало так легко на душе. – Значит, она считает, что мы с ней одна семья, – обрадовалась я. – Ну что, сначала завтракаем а потом пойдем поваляемся немного? – А давай сначала поваляемся, потом позавтракаем и снова поваляемся. – Ох ты, сладкоежка моя милая! – Ты, Юленька, не меньшая сладкоежка. Мы с тобой «два сапога – пара»! Я только немного помоюсь, и к тебе. – Зубы только не чисть! – Это почему же? – Ну, потому, что во рту ещё сохранился прежний вкус. Добавишь мой, и получится прекрасный коктейль, – тонок намекнула она на вчерашний «инцедент». Я, почему-то покраснела, вспомнив, как мы вчера вдвоем делали Андрею минет. – Ну, чего ты покраснела, дурашка. Ведь классно вчера всё получилось. Теперь у нас спаянный коллектив. Когда я вернулась в спальню, Юля лежала голенькая и ласкала рукой свою письку. Я бросилась на кровать и прошептала: – Оставь её мне, не хочу ни с кем её делить. Только моя! – Ты тоже повернись ко мне писечкой, – попросила она, – я так по ней соскучалась. Мы ласкались с Юлей долго, наслаждаясь прелестями любимых тел, пока не довели друг дружку до оргазма. Отдохнув и успокоившись, пошли завтракать. – Знаешь, Юля, мне сегодня ночью приснился удивительный сон. – Сон, удивительный? Ну, ка рассказывай побыстрее. Не Андрюшин ли член приснился? – Да, ты угадала, член там тоже присутствовал, но не его. Одного деревенского увальня. – Почем ты знаешь, что деревенского? – А вот послушай: Ну, знаешь, как во сне, всё необычное, всё загадочное. Снится мне, что иду по лесу. Вроде бы и не заблудилась, но место незнакомое. – А как же ты в этом лесу оказалась? – Ну откуда ж я знаю, Юля, это же сон. Так вот, выхожу на опушку, а там стоит рубленный домик по одному окошку на каждую сторону. А я проголодалась, да и пить хочу. Дай, думаю, зайду, попрошу хотя бы напиться, а если к столу пригласят, то не откажусь. Захожу внутрь и вижу, спиной ко мне сидит грязная старуха, патлы лохматые, не чёсаные годами, а на печи, парень рыжий спит, в белой расшитой рубашке, перехваченной кушаком, и храпит так, что стены трясутся. Старуха обернулась на стук двери, да и говорит: – Вот и обед мой подоспел! – Я было подумала, что она приняла меня за служанку из трактира, и говорю ей: – Вы, наверное, перепутали, я никакого обеда вам не принесла. – Как же, как же, перепутала я? Ничего я не перепутала, ты и есть мой обед. Сейчас я тебя в печку посажу, зажарю да и съем, а косточки собакам брошу. Я приняла её слова за шутку, и ответила шуткой: – Да на мне мяса то почти нет, а косточки такие острые, что ваши собаки подавятся. Вы лучше зажарьте того борова, что лежит на печи, в нем мяса много, надолго хватит. – Да пробовала, милая, я его в печь посадить, да он ноги расставил, мне с ним не справиться никак. Мало того, он ещё и поселился у меня, уходить не хочет. Утром проснется, сразу за стол и ложкой стучит, есть просит. А у меня самой кроме мышей в подполе и нет ничего съестного. – А вы бы его на охоту отправили или за грибами, – продолжила я этот наш шутливый разговор. – Какой там, отправь. Лентяй и лежебока. Ему бы только на печи лежать, да как медведю «лапу сосать»! Воды в избу и то не принесет. Нынче лето, в хате тепло, а придет зима, надо печь топить, а дров нет. Заставляла его пойти в лес, да нарубит и поколоть. Какой там! Беда мне с ним. – А где у вас ведро и колодец? Давайте я вам воды принесу. – Колодца-то милая нет. Надо к ручью идти. Ведро в сенях, а к ручью всё по тропинке, а там увидишь. Я нашла ведро, стремглав сбегала на ручей, сама напилась и в дом вернулась с полным ведром. – Ой, спасибо тебе девочка. Добрая ты, передумала я, не стану тебя в печь сажать, да и огня в печи нет, дрова ещё по весне закончились. – С кем это ты там разговариваешь, – раздался зычный голос с полатей, – сама с собой чёли? Совсем одичала на старости лет. Увалень сел на печи и тут увидел меня. – Ух ты, красава кака! Ты кто и откуда? – Тебе что, паспорт показать, или так, на слово поверишь? – Да не! Пачпорт мне твой не нужен, я просто смотрю, девка кака-то незнакомая. Ты с уезда что-ли приехала? – С уезда, с уезда. Ну а ты кто такой, добрый молодец? Это моё обращение «добрый молодец», очень ему понравилось, он подбоченился, пригладил волосы на голове и ответил: – Андреем меня кличут, а сам я из Семеновки, тут недалече. – А что, Андрюша, девок у вас в Семеновке много? – Какой, много, всего две, да и те, одна рябая, другая хромая. С тобой не сравнишь. Ты красивая. – А замуж-то меня посватаешь? – С радостью посватаю. А пойдешь? – Подумаю! Мне муж нужен работящий, чтобы дом у нас был лучший в деревне, чтобы сарай не вмещал живности, да амбар ломился бы от зерна. – Да я работящий, у меня всё в руках горит, воодушевился парень и спрыгнул на пол. – А ну ка покажи, какой ты работящий. Наруби ка дров, да истопи печку, да воды наноси, мы сегодня банный день устроим. Ну, а в вечеру мы и может и отдохнем вместе на сеновале. Парень схватил топор и помчался в лес. Оттуда послышался звон топора и хруст падающих деревьев. – Ишь, как ты его? Молодец девка. Я-то по молодости тоже была красавица. – А сколько же вам лет сейчас? – Да, почитай годков двести с лихом. – Да вы шутите! Люди столько не живут! – Так, то – люди, а я Баба Яга. У нас пять лет, как у вас один годок. – Так, так, – стала я в уме высчитывать её возраст, – выходит ей всего сорок. Молодая ещё женщина, просто неухоженная. А если её помыть хорошенько мочалкой, да патлы отрезать и прическу сделать, нанести макияж, так она просто красавицей будет выглядеть. Тут в хату ввалился Андрей с охапкой дров. Я, чтобы не угас его энтузиазм, подошла к нему, поцеловала в щечку и похвлила: – Какой же ты ловкий парень, как быстро управился. Он весь зарделся, приободрился и ответил: – Это ещё не всё! Щас ишо принесу. – Давай, молодец! На сеновал-то надо чистыми идти. Андрей убежал, а мы продолжили разговор. – А вас как зовут? – Баба Ульяна! – В детстве мама, наверное, Уленькой звала? – Да, я уже и забыла, когда это детство было. – Да не старьте вы себя, выкиньте эти мысли из головы. Вам всего-то сорок лет, женщина в рассвете сил. А я Оля, можно Оленой называть. Вбежал Андрей, с очередной охапкой дров, берестой для растопки и принялся растапливать печь. Береста быстро занялась огнем, Андрей набросал сверху хворост, а когда тот дал угли, положил в топку дрова. – Да, у тебя действительно, всё в руках горит, за такого и замуж выйти не страшно. – Щас, огонь разойдется, да я за водой сбегаю. Где у тебя бабка ушаты? – Да, не бабка она, Андрюшенька, а женщина бальзаковского возраста, и зовут её Ульяной. Не называй её больше бабкой. – Хорошо, б.., Ульяна, где у тебя ушаты. – Да, во дворе под навесом глянь, там они должны быть. Андрей снова умчался, и мы продолжили разговор с Улей. – Можно я буду к тебе на ты! – Даже нужно! – А, скажи, Уля, можно тебя будет перед мытьем немного подстричь? – Это зачем же? – Ну, из-за твоих длиных волос не видно, какая ты красивая. – Я! Красивая? – Уля расхохоталась, – насмешила ты меня, Олена. Да меня с детства только уродиной и называли, свыклась уже. – Вот и плохо, что свыклась и сама в это поверила. А ты на себя в зеркало смотрела? Да у тебя такие красивые брови, глаза большие и глубокие, ресницы длинные. А нос? – Нос кривой, как и положено Бабе Яге. – Не кривой он вовсе, а с горбинкой. Это придает женщине определенный шарм. Уши я твои пока не разглядела, а губы такие чувственные, что любой парень мечтал бы получить их поцелуй. Неутомимый Андрей притащил два ушата, поставил на печь котел и вылил в него воду. – Быстро согреется! Баба, тоесть, Ульяна, где у тебя лохань? – Посмотри на чердаке. Андрей спустил с чердака лохань, ополоснул её и поставил посреди горницы. – Молодец ты, Андрюша, – продолжала я его нахваливать, чтобы в нем не угасал задор, что бы мы без тебя делали. Пропали бы! – Да ладно, – принял он за чистую монету мои слова, – что мне, трудно, что ли? Пока он возился с лоханью и наполнял её теплой водой, я быстренько обрезала Уле волосы, в расчете на то, что попозже сделаю ей модную прическу. – Андрей, ты не против, если Ульяна будет первой мыться? Ты же галантный кавалер? – Конечно не против. Я усадила Улю в лохань, дала время, чтобы кожа отмякла, и старательно растерла тело мочалкой. Под вековой, по её понятиям, грязью оказалась розовая бархатистая кожа. Я сменила в лохани воду и уже в чистой воде вторично помыла её душистым мылом. У Ули были прекрасные груди с большими, темно-красными ореолами и крупными вишневыми сосками. Я просто залюбовалась ими и сказала ей: – У тебя такая красивая грудь, что любой мужчина отдал бы жизнь, чтобы прикоснуться губами к твоим соскам, чтобы обладать этим богатством. Я заметила, что тебе понравилось то, как я ласкала твои сосочки. Они сразу набухли. Ты чувственная женщина, а похоронила свою красоту и молодость здесь, на этой поляне. Нет, я заберу тебя в город, ты будешь модно одеваться и у тебя не будет отбоя от мужчин. Уля расплылась в улыбке, но ничего не ответила. – А вот пися твоя мне не нравится, точнее не она сама, а то, как ты там всё запустила. Ну, как из-за таких зарослей можно увидеть её красоту. Но, не переживай, у меня в косметички как раз завалялась бритва. Сейчас мы сбреем всё лишнее, и оставим только красивый треугольничек на лобке. Вот так, вот так. Посмотри теперь, какая она у тебя стала красивая. Такие аккуратненькие розовые губки нельзя прятать от людей. Я обмыла её теплой водой и она обернулась в полотенце.