5. Дни сурка с 827-го по 830-й
827-й день сурка
Обида никуда не девалась, но к ней присоединилась ещё и злость.
Этот Никита! Что это за цаца такая! Какой-то пацан с самомнением принцессы! Да у меня таких сотни было! Ну да, Никита! И что? Да мало ли таких никит вокруг! Что за ёлки-палки!
И, естественно, в голову тут же пришёл Найк, в паспорте Никита. Я давненько к нему не заглядывал. Секс с ним был однообразным. К тому же этот Найк вечно был под кайфом. Это прикольно один раз, даже два, но вообще-то это стрёмно. Но он тоже Никита! Только без выпендрёжа!
Идти к Найку с утра было глупо, он проснётся не раньше двух-трёх.
Я решил тем временем заткнуть Ника за пояс другим способом. Попёрся к Вере Фабиановне. Я знал, я чувствовал, что за все эти циклы занятий я стал говорить по-немецки гораздо лучше.
Старушка, как всегда, куда-то торопилась, но, заслышав моё произношение, затормозила и затеяла разговор про Институт Гёте. Я высыпал на неё кучу цитат из "Фауста", и она окончательно растаяла. Думаю, в тот момент она искренне считала меня лучшей новостью дня.
Вера Фабиановна стала немедленно агитировать меня записаться не в учебные группы, а в какие-то сообщества. Потом долго возмущалась, что я планирую получить диплом физика и посвятить себя науке. С её точки зрения, я должен был заняться немецким "всерьёз".
Ага, Никитос, съел! Вот так-то!
Потом она вознамерилась отправить меня в помощь к какому-то парню, который писал сценарий к ежегодному капустнику Института, и мне эта идея сначала понравилась. Приятно почувствовать, что ты кому-то нужен. Вскоре, однако, выяснилось, что этот "один парень" - это Никита, мой Никита, и я решительно отказался.
- Вы даже ошибки делаете те же, что этот Никита! - причитала Вера Фабиановна. - Поразительно! Но произношение у вас местами лучше!
Вот так-то, Ник! Понял?
Вера Фабиановна нашла мне иное применение, и я оказался в библиотеке, где несколько часов в компании ещё одной старушки с фиолетовыми волосами сортировал новые книги.
Я так и не понял, хочу ли я видеть Найка. Тем не менее, я к нему пошёл. Пусть Никита знает!
Найк жил и, так сказать, работал в своей галерее. Она же фотостудия. Когда-то Найк был известной местной моделью, но к своим тридцати растерял поклонников. Сам он объяснял свою невостребованность тем, что смазливых пацанов для модных показов он уже изображать не может, а для успешных банкиров в рекламе часов он ещё слишком молод. Признаться себе, что вышел в тираж, Найк не мог и прятал от самого себя отчаяние, занимаясь "галереей". С моей точки зрения, Найк выглядел вполне привлекательно и годился для подиума, но... Не я решаю.
Галерея представляла собой небольшой зал, в котором когда-то располагался гастроном. Стены этого зала были увешаны гигантскими фотографиями самого Найка. На некоторых из снимков, кстати, он смотрелся весьма художественно. Кто и зачем мог бы захотеть посетить эту галерею, я даже представить себе не мог. Сам я наткнулся на неё совершенно случайно.
Другого дома у мужчины не было, и он жил в галерее, спуская накопленные когда-то деньги на травку и колёса. Главным его развлечением было затащить кого-нибудь на "фотосессию" и, если повезёт, соблазнить. Найк между полами различия не делал.
По случаю дневного времени галерея была открыта, гремел качественный бит, фотографии на стенах подсвечивались специальными лампами, и Найк смотрел на меня со всех сторон. Сам он сидел в углу, ковыряясь в ноутбуке.
Когда я появился, мужчина так удивился добровольному посетителю, что уставился на меня, не отрываясь.
Я отошёл в ту часть зала, где стояли экран, осветительные прожектора и фотоаппараты с видеокамерами. Нажал на кнопку кондиционера, иначе будет жарко. Зажёг свет, запустил съёмку.
Найк изумился ещё больше. Главным образом, моей наглости.
- Ты кто? - крикнул он из своего угла, вскакивая.
Я вышел в центр освещённой площадки и стал двигаться. Танцевать я, в общем-то, не умею, но что-то изобразить могу.
Удивление Найка превратилось в изумление. Он уже подбежал ко мне, но остановился у одного из осветительных прожекторов.
- Ты кто?
Зрачки расширены, взгляд не может остановиться на чём-то одном. Как всегда в это время пятницы четвёртого сентября, Найк был под кайфом.
Я не ответил на его вопрос. Продолжал двигаться в лучах света. В общем-то, двигаться беспорядочно. Никаких танцевальных движений я не знал, никогда танцам не учился. Наверное, то, что я делал, было больше всего похоже на плохой самодеятельный балет - медленно, без ритма, без особого плана. Я приподнимался на носочки, вращался, поднимал ноги, взмахивал руками. В целом, попадал в такт, хотя разница между драйвовым клубным битом и моими размеренными, неторопливыми движениями была разительной.
Срабатывала фотовспышка, и я озарялся ярким белым светом. Щёлкали затворы, мигали красные лампочки на камерах.
Найк смотрел на всё это зрелище, не шевелясь.
Я рискнул сделать несколько физкультурных движений, тех самых, которыми я обычно соблазняю Серпа. Встал на мостик, упал в такт ритму на пол, вскочил и закружился во вращении. Снова на мостик и, по-паучьи перебирая руками и ногами, совершил полный оборот. Вывернулся. Скользнул, выпрямляясь. Оказался верх ногами на руках, перепрыгнул лицом к Найку, упал на бок.
Площадка для съёмки была выстелена чем-то вроде мата, только снежно-белого цвета. Падать было не больно.
Найк смотрел на меня, а я смотрел на него. Он уже слегка подтанцовывал в такт музыке. Не слишком сильно, но заметно. Зрачки его никак не могли остановиться.
По-змеиному стелясь по мату, я отполз назад, "оставляя" за собой футболку. Вскочил, содрав её с рук. Вытянулся, демонстрируя живот. Подпрыгнул и снова завращался. Остановился спиной к Найку, чтобы он мог рассмотреть меня сзади. Прогнулся назад, в его сторону, вытягивая руки - так хорошо видно, насколько выпуклые и упругие у меня ягодицы. И снова завращался.
Пирамидка между ног Найка заметно увеличилась. Вот и хорошо!
Я продолжил свой "танец", поочерёдно взмахивая руками и подставляя лицо то одному фотоаппарату, то другому.
Прямо в глаза вспыхнула вспышка, и я, на мгновение ослепнув, упал на пол, выгнулся, прокрутился, поднимаясь.
Потом двинулся на Найка. Я всё ещё не решил, хочу ли я сейчас чего-либо. Но расстегнул ремень на брюках. Развернулся, пошёл назад. Прокрутился, будто держал в руках флаг. Снова пошёл на Найка. Расстегнул пуговицу на поясе.
Мужчина сглотнул. Оглянулся.
Я стал повторять свои взмахи руками, вращения и шаги, а Найк снова оглянулся. Потом быстро пошёл к выходу. Повернул табличку "Закрыто", щёлкнул замком, закрыл жалюзи на двери. Нажал на кнопку, которая опускает шторы на окнах. Вернулся, остановившись позади того же прожектора. В руках у него был какой-то тюбик. Я знал какой - смазка. А вот презервативов у этого товарища не бывало в принципе.
Я завершил вращение, взмахнул руками, упал на пол и стал извиваться. Вскочил, тут же опустившись на мостик назад. Мой напрягшийся член упёрся в ширинку, оттопыривая и даже слегка приоткрывая молнию.
Я вскочил и рванул "язычок" вниз. Наружу вывалился обтянутый белой тканью член. Найк явственно вздохнул.
Я, продолжая плавно взмахивать руками, стал двигать бёдрами и животом. Тонкая ткань летних брюк поползла вниз и в какой-то момент разом слетела на колени. Я одним движением, наступив на штаны ногой, сдёрнул их с себя. Отбросил в сторону.
Найк стоял неподвижно. Что он возбуждён, было хорошо видно, но сам он не двигался. Только смотрел на меня.
Когда мои брюки упали у его ног, он сглотнул и снова спросил:
- Ты кто?
У него получилось тихо и хрипло. Как всегда. Именно так, как я того и хотел.
- Хочешь у меня посниматься? - задал он следующий вопрос.
Всё-таки Найк считает себя импресарио.
Но нет, сниматься я у него не хотел. Я молчал. Собственно, я до сих пор не издал ни звука.
Теперь пришёл черед откровенного стриптиза. Как снимать трусы, одновременно танцуя под музыку, я не знал. Поэтому просто двигал из стороны в сторону бёдрами и спускал резинку всё ниже. Получалось по-блядски, я такое очень не любил, но ничего другого придумать не мог.
Когда показались лобковые волосы, Найк сглотнул. Когда обнажился корень члена, он снова сглотнул. Когда выскочил весь пенис, дыхание мужчины сбилось.
Я дотащил трусы вниз до той степени, чтобы стали видны яички, дождался очередного сглатывания Найка и повернулся к нему спиной. Повторил стриптиз, теперь обнажая задницу. Невольно сжимал ягодицы и слегка выгибался под музыку назад - всегда хочется выглядеть ещё лучше!
Когда зад стал виден весь, упал на колени, в ту самую позу, в которой трахается большинство геев. Может, для Найка это и не было слишком эротично, но для меня это было очень сексуально. Вывернулся, поднимаясь на мостик. Мой член торчал надо мной, напряжённо указывая прямо в лоб.
Совершая в такт музыке движения, я упал на мат и стал на нём извиваться. Пока вставал, стащил трусы до щиколоток. Переступил через бельё.
Выпрямился перед Найком совершенно голый, залитый ярким светом, в сполохах фотовспышек. А потом снова стал танцевать, выгибаясь и вращаясь.
Через мгновение рядом со мной оказался Найк. Он поддержал меня в каком-то сложном па, тем самым впервые ко мне прикоснувшись. Потом помог сделать выпад и заодно провёл рукой по бедру. Помог вращаться в такт биту, скользя ладонью по спине и животу.
Продолжая танцевать рядом, Найк снял с себя рубашку. Поглядел на меня, ожидая реакции. Если он думал, что, увидев его кубики, я сбегу, он ошибался. Я прижался к мужчине в танце всем телом, всем своим нагим телом, и тут же, пока он не потянулся ко мне, сделал шаг назад, прокрутившись так, чтобы всё-таки оказаться в его руках. Совершенно естественным движением мужчина пригнулся и коснулся губами моих губ. И тут же выпрямился, протащил меня между расставленными ногами, вновь пригнулся и вновь поцеловал меня в губы.
Потом мы стояли рядом, "зеркально" совершая "шаги" то в одну сторону, то в другую, а Найк при этом пытался стащить с себя джинсы. Получалось, конечно, не очень артистично, но в целом ему удалось создать ощущение стриптиз-интриги даже для меня, видевшего всё это не один раз.
Мы сошлись вместе, и Найк медленно, под музыку "потёрся" о моё тело всем своим телом, заодно опустив джинсы с трусами почти до половины бедра. Наши голые члены соприкоснулись, и я почувствовал, как разливается по мне волна удовольствия.
Потом, подчиняясь ритму, мы повернулись друг к другу спинами, прижались ягодицами и вновь стали делать движения, будто трёмся друг о друга.
Я скользнул под Найка, вывернулся, словно колесо, и оказался с другой стороны. Это дало ему повод пригнуться вслед за моим движением и снять с себя одежду полностью.
Мужчина перебросил меня через себя, положив на мгновение спиной на свою спину. Я взмахнул ногами и, не останавливаясь, оказался под ним.
Тут Найк на меня и навалился. Я едва не задохнулся под тяжестью его тела.
Мы ещё некоторое время пытались делать вид, что танцуем, но это уже, конечно, танцем не было.
Найк перевернул меня под собой на живот и налёг сверху, на спину. Его губы стали целовать шею сразу под затылком. Его тело плотно прижалось ко мне, втиснулось, впечаталось в меня. Ни пошевелиться, ни вдохнуть, ни выдохнуть как следует я не мог. Я чувствовал спиной его грудь, живот, твёрдые бёдра, кости, впившиеся в меня. И, конечно, горячий член, вжавшийся в меня меж ягодиц.
Найк перенёс часть тяжести на руки, и я с хрипом жадно вдохнул воздух.
Мужчина, казалось, не заметил этого. Он вновь опустился на меня всей тяжестью, а руки сжали мой зад с боков. И пока зубы кусали шею сзади, его тело совершило медленное, с оттягом движение по мне. Напряжённый твёрдый член явственно проскользил между половинками моего зада, от самого низа вверх.
Всё, что я мог, прижатый к мату, делать - это выворачивать голову, чтобы не расквасить нос об пол, и ловить ртом воздух, чтобы не задохнуться. Я пробовал дышать, пусть неглубоко, но получал свой глоток кислорода всё равно с трудом.
- Ты кто? - снова спросил мужчина позади меня, пригнувшись к самому уху.
Это был хриплый, приглушённый голос самца, распалившегося, возбуждённого, взведённого.
Не уверен, что Найк на самом деле спрашивал моё имя. Возможно, в тот момент я ему казался эльфом, которого он вытащил из внеземелья, или единорогом, которого он сумел поймать. А может, я был прекрасным демоном, которого следовало задушить, чтобы он превратился в не менее прекрасного ангела...
Воздуха совершенно не хватало. Помню, как я испугался, что задохнусь, в наш первый раз. Как барахтался и сдавленно кричал. Теперь я знал, что это было частью игры, что мужчина делал это нарочно, придавливая меня не только весом, но и напряжением всего тела.
- Вдохни глубоко и задержи дыхание, - сказал Найк мне на ухо.
Я послушался, потому что это было частью секса, как его понимал этот извращенец. Едва я задержал дыхание, как он с новой силой надавил на меня всей тяжестью. В глазах у меня потемнело, всё поплыло, и я потерял сознание.
Думаю, Найку было просто необходимо, чтобы это случилось. Для полноты ощущений и полновесности эротических переживаний. А может, мужчина в принципе не представляет себе секса, где его партнёр не теряет сознание, не становится безвольной тряпкой.
Впрочем, ничего злобного или неприятного Найк в это время не совершал. Я как-то просмотрел видеозапись и поводов для недовольства не нашёл. Всё в рамках того, на что бы я и так согласился.
Когда я пришёл в себя, между половинками попы хлюпала обильная смазка. В очередной фотовспышке на полу поодаль блеснула пустая склянка. Найк лежал на мне, но теперь я мог дышать, хоть и оставался зажат до полной беспомощности.
Мужчина в такт музыке двигался по мне вверх-вниз, извиваясь, вдавливая в меня свои узкие бёдра. Его твёрдый пенис скользил между ягодицами, по самому дну бороздки, а Найк целовал горячими губами мои затылок, шею, плечи. Я остро и ясно чувствовал соски, скользящие по моим лопаткам, его рёбра, трущиеся о кожу спины, живот, слившийся с поясницей, его таз, давящий на задницу, его ладони, прижимающие друг к дружке с боков ягодицы. Коленка Найка больно упиралась в сгиб моей коленки сзади.
Член ходил в ложбинке между половинками попы, по самому дну, быстро и размашисто. Найк трахал меня в зад, но это было буквально в зад, а не в прямую кишку. Мои ягодицы в таком положении с силой сжимали его пенис, и он ходил между ними, как в своеобразном влагалище.
Я чувствовал волны томления и слабости в собственном теле. Возможно, это были последствия удушья, но сейчас это воспринималось как удовольствие. Я был беспомощен. Затиснут Найком до обездвиживания. И это мне нравилось. Я даже не был бы против ещё раз задохнуться до полной потери сознания.
Я чувствовал поцелуи, лихорадочные, страстные, скачущие между волосами на затылке, плечами и ухом. Моя кожа там, вверху спины, покрылась влажными дорожками слюны. Места укусов побаливали.
А вздыбленный член всё ходил между ягодицами. И мой напряжённый член, прижатый давлением тела к полу, болезненно сжимался и ёрзал по мату, подталкиваемый сильными движениями Найка по моему телу.
Фотоаппараты щёлкали, сполохи вспышки выбрасывали шары белого света, музыка продолжала греметь, и всё это создавало впечатление нереальности происходящего, впечатление чего-то настолько чуждого и непривычного, что это становилось привлекательным само по себе.
Я чувствовал всё тело мужчины, красивое тело фотомодели, ощущал его запах, его жар. И слышал стоны Найка.
Несколько раз горячий член случайно упирался головкой мне прямо в анус. Я инстинктивно дёргался, но не потому, что не хотел, чтобы он вошёл внутрь. Просто так реагировало моё девственное тело. Впрочем, Найк этого точно не хотел. Почувствовав, что его пенис зацепился за мой сфинктер, он тут же отодвигался.
Наши ноги сплетались и танцевали в поисках устойчивого положения - мои, потому что я пытался их сжать как можно плотнее, Найка, потому что он хотел посильнее сдавить их вместе.
Тело мужчины ритмично налегало на моё, расплющивая о пол, а я, зажатый, пытался под ним двигаться, извиваясь, будто меня насаживали на вертел. Найк и я оба громко и тяжело дышали. Собственно, я задыхался. Член, раздвинув толстым колом мои ягодицы, двигался вверх-вниз по дну бороздки, быстро, сильно, размашисто. Ладони прижимали половинки попы друг к другу. Пальцы судорожно впились в кожу, оставляя на ней ссадины и синяки.
Движения тела Найка теперь больше не напоминали безумный танец. Это были движения хорошо работающей машины.
А потом вдруг эта машина остановилась. Мужчина налёг на меня изо всех сил. У меня вновь потемнело в глазах от недостатка воздуха, но полностью сознания я не потерял. В шею впились острые зубы. Ягодицы почти раздавила судорога пальцев. А потом задница, будто крылья бабочки, раздвинулась, почти разрываемая пополам руками, и Найк одним движением придвинул свой член к моему анусу. Надавил всей своей тяжестью. Конечно, в таком положении и без подготовки, войти в меня он не мог, но он к этому и не стремился. Ему было достаточно того, что член погрузился в анус на полсантиметра и застрял там, не в силах продвинуться дальше. Найк давил на этот вставший почти вертикально в моем сфинктере пенис и рычал.
И тут бороздка между ягодицами в одно мгновение заполнилась горячей спермой. Найк надавил бёдрами ещё раз, выпуская новую струю, а потом вытащил член из ануса и стал двигать им по ложбинке, как он это до сих пор и делал. Мою потную спину обожгла струя горячей спермы. За ней расплескалась по пояснице, растеклась между спиной и прижатым к ней животом Найка следующая струя. Между половинками задницы двигалось туда-сюда живое твёрдое бревно и выстреливало горячую жидкость. Семя текло по моим ногам, бокам, спине. В воздухе разлился характерный запах.
Найк откровенно парил в своём оргазме, а я лежал под ним, вздрагивая от пережитого напряжения.
Потом мужчина застонал, его пальцы разжались, и он отвалился от меня, упав рядом на спину...
- Ты кто? - спросил он спустя минуту, поглаживая ладонью мою спину.
Его пальцы зарылись в волосы у меня на затылке, с силой притянули голову к его голове, и Найк поцеловал меня в губы.
Когда поцелуй прервался, мужчина меня не отпустил, а стал пристально рассматривать моё лицо. Я при этом смотрел вниз, в пол.
- Ты красивый, - сказал он наконец. - Из тебя получится не просто модель, а супермодель. Ты как обо мне узнал?
Я молчал.
Найк поцеловал меня, сел на полу и провёл так ещё с добрых полминуты, рассматривая моё тело. Потом поднырнул рукой под таз и нащупал мой твёрдый член.
- Теперь ты, - сказал мужчина. - Давай!
Лёг на живот, сомкнул ноги, вытянул руки вверх. Он подставлял себя для такого же секса, какой только что был у него со мной - членом между ягодиц.
В принципе, он вполне мог и отсосать мне, если бы я захотел. Если бы я захотел, он бы и в кишку дал себя трахнуть. Я это уже проверял. Просто Найк был уверен, что секс между ягодиц нравится всем и всегда, нравится больше, чем всё остальное.
Я давно понял, что если уж приходить сюда, то нужно делать то, что с другими парнями не сделаешь. Так что следовало трахнуть мужчину так же, как он трахнул меня.
Но...
Я посмотрел на распластавшееся передо мной красивое тело, на выпуклые ягодицы, на чувственные губы и длинные ресницы. С каким удовольствием я трахал всё это когда-то...
Но Никита...
- Никита... - пробормотал я, и Найк вздрогнул.
Открыл глаза и непонимающе на меня посмотрел.
- Откуда ты знаешь моё имя? - спросил он, когда понял, что я больше ничего не собираюсь говорить. - Моё настоящее имя?
Я пригнулся и чмокнул Найка в губы, а потом, не обращая внимания на то, как липнет к мокрой от спермы коже ткань, быстро оделся.
- Я что-то сделал не так? - спросил мужчина, садясь на полу.
Сейчас он выглядел совершенно адекватным. Таким я его никогда раньше не видел. Это длилось всего несколько секунд. Потом его глаза стали следить за чем-то в воздухе. Найк на мгновение опустил на меня взгляд и спросил:
- Ты кто?
Я помотал головой, пригнулся, чтобы взъерошить волосы у него на голове, и ушёл.
Ник, блин! Ну откуда ты на мою голову взялся! Эх, Ник...
828-й день сурка
Вера Фабиановна собралась было отправить меня в библиотеку сортировать новые книги, но я напросился посмотреть дублирование фильмов. Это оказалось действительно интересно, и я весь день просидел в тёмном зале, следя за тем, как реплики на другом языке накладываются на движения губ актёров. Это казалось какой-то магией, чем-то совершенно необычным.
Периодически меня "заклинивало", когда я вдруг вспоминал о Никите, но это не помешало мне однажды даже предложить редактору свою версию реплики героя, и именно моя версия вошла в фильм!
Когда я вернулся домой, на меня, однако, вновь нахлынула депрессия. Я сидел перед телевизором, не видя, что там показывают, и гнал от себя мысли о Нике...
829-й день сурка
Я вдруг понял, что Институт Гёте был лишь моим способом хоть как-то заместить Никиту. Я повернул с полдороги назад, домой, и засел на весь день в своей комнате.
В душе была пустота. Делать ничего не хотелось. И думать не хотелось...
830-й день сурка
Утром я проснулся с мыслью, что хочу быть вместе с Никитой. Просто с Никитой. С человеком, а не набором частей тела для секса. Хочу быть рядом. Хочу с ним разговаривать. Хочу быть с ним в одной комнате. Хочу дышать с ним одним воздухом. И бог с ним, если между нами не будет секса. Дружбы для счастья, полного моего счастья, будет вполне достаточно! Более чем достаточно!
Это была простая мысль, очень простая, но она будто бы открыла для меня какую-то дверь и выпустила на свободу...
Я быстро собрался и бросился в Институт Гёте. Как я и ожидал, Вера Фабиановна сама предложила мне подключиться к составлению сценария капустника и сама позвонила Никите. Ник тоже сразу же согласился на мою помощь, и я бросился к нему.
- Уже? - спросил Никитос, когда понял, кто я и зачем пришёл; говорил он, конечно, на немецком. - Какой ты быстрый! Я не думал, что ты примчишься через пять минут! - посторонился, пропуская меня в дверь. - Ну, заходи!
Я оказался в хорошо знакомой мне комнате, за тем же столом, на том же стуле. Только теперь передо мной был не "Фауст", а ноутбук.
- Давай прочитаем, что я уже написал. Если заметишь шероховатость, говори. Или неуклюжее место. Или вообще место, которое можно улучшить.
Я кивнул.
- А потом будем писать дальше.
Я снова кивнул, и мы начали.
Сценарий оказался весёлым. Мне он сразу понравился, и я сказал об этом Нику. Тот расцвёл, заулыбался.
Потом мы начали читать текст более детально, и я искренне увлёкся. Я спорил, что-то предлагал, что-то отвергал, Ник возражал, объяснял, переписывал, и нам обоим было интересно.
Уже через полчаса Никита перестал вести себя со мной, как с незнакомцем. Мы постепенно становились друзьями. Впрочем, как раз это у нас всегда получалось быстро и хорошо.
Я от избытка чувств часто вскакивал со стула, то и дело оказываясь у окна и книжной полки. Никита из-за своей ноги ходил по комнате гораздо меньше, но и он был переполнен эмоциями.
Мы переписывали какой-то очередной кусок, я как раз что-то говорил, присев на подоконник, весь залитый солнечным светом, когда заметил, что Ник смотрит на меня как-то не так. То есть смотрел он на меня так, как в прошлые циклы. Просто это был не тот взгляд, который я ожидал от него сегодня. Никитос глядел на меня, явно возбуждаясь. Сексуально возбуждаясь.
Это уже много раз между нами происходило и всегда заканчивалось моим изгнанием из этого дома. Я этого не хотел, я хотел провести весь день с Никитой, так что я быстро пересел в тень, на тот самый диван, и сосредоточился на тексте.
Я постоянно выдавал из себя цитаты из "Фауста", и Никита восхищался моими "знаниями" классики. Как выяснилось, к месту вставленная фраза Гёте часто делала какую-нибудь фразу гораздо смешнее, и мы стали читать сценарий заново, расставляя по нему слова поэта.
Я вновь увлёкся, вновь стал накручивать круги по комнате и сам не заметил, как оказался у того самого окна. Я горячо что-то доказывал, когда обнаружил, что Никита опять смотрит на меня "тем" взглядом. И, по-моему, рассматривает мою задницу и отлично видимый в солнечных лучах возбуждённый член.
Я отскочил от подоконника и плюхнулся на стул. Это не помогло - краем глаза я видел, что Ник теперь уставился на моё лицо.
Я заговорил, указывая на конкретный абзац в тексте, Никитос пригнулся, заглядывая в экран компьютера, и я почувствовал, как взъерошило его дыхание волосы на моей голове.
Это было на самом деле эротично. Блин, это таки было эротично! Причем, похоже, для нас обоих. Мы оба замолчали, застигнутые врасплох волной желания, пробежавшей по нашим телам.
Я пересилил себя и продолжил говорить. Никита некоторое время молчал, но сумел с собой справиться, отодвинулся от меня немного и включился в обсуждение.
Мы дочитали текст до конца, и тут в наши головы пришло сразу несколько новых идей. Мы, перебивая друг друга, стали править с самого начала. То я, то Никита вставляли в сценарий целые куски, переписывали старые, выбрасывали ненужное, и нам иногда приходилось "бороться" за доступ к клавиатуре, что неизменно вызывало взрывы смеха.
При этом я продолжал ощущать, как каждое прикосновение наших рук заставляет Ника вздрагивать. И постоянно замечал его взгляд, устремлённый на меня.
В конце концов я почувствовал усталость и встал со стула, чтобы разогнуть спину. Поднял руки, прогнулся туда-сюда, и в комнате раздался хруст в затёкших суставах. Я снова потянулся и прогнулся назад и вдруг увидел, как Никита на меня смотрит. А я и думать забыл! Как-то из головы вылетело, как всё это может для него выглядеть.
Я поспешно сел за стол, но боковым зрением всё-таки увидел всё то, что видел и в предыдущие циклы: и расширившиеся зрачки, и приоткрытый рот, и красные пятна на щеках, и поглаживание волос дрожащими пальцами. Ник был возбуждён. Причём сильно.
Как бы он меня не выгнал!
Я старательно глядел в экран, не позволяя себе оборачиваться.
- Уже время обедать, - хрипло произнёс Ник. - Пошли перекусим? Хочешь сэндвичи и кофе?
Он поднялся, и я успел увидеть здоровенный бугор на его спортивных штанах. Никитос, наверное, почувствовал, что что-то не так, потому что быстро отвернулся, одновременно пригибаясь.
Мы переместились на кухню.
Я варил кофе, Никита резал сэндвичи. Конечно, только для себя. Я есть не хотел. Мы постоянно что-то туда-сюда передавали, и это приводило к частым прикосновениям друг к другу. Парень неизменно вздрагивал и отводил глаза. Пирамидка на его штанах никуда не девалась.
Потом я сидел на табурете, ожидая, пока Ник дорежет помидор, и вдруг поймал его взгляд, брошенный на мои бёдра. И почти сразу же - чуть выше, на ширинку.
Я, стараясь выглядеть естественно, убрал ноги под стол. Никита смутился, шагнул к своему стулу, оступился, нагрузив травмированную лодыжку и, охнув, упал на сидение.
- Чёрт! - поморщился он, растирая стопу под гипсом. - Она не болит так, чтобы постоянно, и я забываю, что наступать на эту ногу нужно с осторожностью! А сейчас прямо резануло!
Раньше в этом месте я предлагал сделать Никитосу массаж. Теперь я уткнулся в свою кружку, будто пытался разглядеть что-то в кофе.
Ник продолжал растирать стопу.
- Слушай, ты массаж делать умеешь? Мне трудно дотягиваться, просто посжимай мышцы...
Я неуверенно поднял голову.
Время в петле имеет сильную инерцию. Если самому не вести за собой события, они имеют тенденцию повторяться...
Как бы повторение массажа заодно не кончилось повторением моего изгнания!
Я подвинул свой табурет поближе. Неуверенно взял Никитину ногу, устроил её себе на бедро.
Теперь мне через спортивки был отчётливо виден его вздыбленный член. Весь, от основания до верхушки. И мошонка проступала...
Я поспешно отвёл взгляд и стал растирать пятку Ника. Потом перешёл на голень, чувствуя, как от каждого прикосновения меня, словно током, бьют волны желания. Я боялся поднять глаза. А вдруг Никита что-то заметит?
Парень начал рассказывать про то, как получил свою травму. Я снова услышал про бассейн, Наташу и её знаки внимания, скользкий пол, двойной вес на руках и скорую.
- А санитар в скорой, пока ехали, всё время меня по ноге гладил! - добавил Никита, взглянув, как я глажу его по ноге. - Думаю, он из этих...
Я кивнул, чтобы показать, что слушаю. Смотреть на Ника я боялся.
- А ты как относишься к... - Никита замялся, - ...к этим?
Я напрягся и осторожно произнёс:
- Это личное дело каждого человека...
Никитос пожал плечами. Потом снял ногу у меня с бедра и поставил её на пол. Поднялся. Осторожно перенёс вес на травмированную лодыжку.
- Да ты просто волшебник, Артём!
Я всё так же, не поднимая глаз, кивнул. Отодвинул свой табурет на место, уставился в чашку с кофе.
- Интересно, бывает ли такое, что мужчина любит женщин, но в то же время ему нравится парень? Один-единственный? Не мужчины, а именно один конкретный мужчина?
Я пожал плечами.
- Гетеросексуал, который влюбился в определённого человека своего пола?
Я мотнул головой, старательно отводя глаза.
- Ну ты веришь в то, что такое возможно?
Я молчал.
Мы вернулись в комнату, сели за стол, и наши ноги соприкоснулись. Мы оба это заметили, оба смутились, оба слегка отодвинулись. Начали что-то смотреть в компьютере, и наши коленки стукнулись друг о дружку. Мы снова отодвинулись.
Прочитав очередной раздел сценария, мы решили, что он звучит неплохо. Перешли было на следующую страницу, но Никитос вдруг спросил меня о прошлом. Следующие полчаса мы провели, обсуждая пенку на молоке, безумного географа и мои планы на Нобелевскую премию. Я при этом почему-то смущался и смотрел только перед собой. Ник же (я видел это краем глаза) глядел на меня.
- Фух, пить после этих сэндвичей хочется, - буркнул Никита и ушёл на кухню.
Я остался за столом, неподвижный, со стучащим сердцем и болезненно эрегированным членом. Хочу я соблазнять Ника или не хочу, но тело моё на него реагирует одинаково...
Никитос вернулся с двумя стаканами воды, поставил их на стол и уселся на своё место.
- Один для тебя.
Я кивнул. Если временная петля действительно имеет инерцию, один из этих стаканов обязательно на меня опрокинется.
Я на всякий случай отодвинул от края стола оба. Сегодня я решительно отказываюсь быть изгнанным из этого дома!
Мы взялись за следующий раздел, он был короткий и второстепенный, и я думал, что мы его быстро проскочим, но неожиданно мы застряли. Нельзя просто убрать со сцены одну группу людей, вынести декорации и тут же начать другое действие. Нужно либо объявить антракт, либо обставить всё происходящее как часть сюжета. Так ведь?
Ник бросился со мной спорить, мы снова стали размахивать руками, я вскочил со стула и отбежал к окну. Спохватился, вернулся, но тут же снова отпрыгнул от стола. Я показывал, как это должно быть, я кричал, я доказывал, но Ник ничего понимать не хотел. Я так увлёкся, что снова оказался около окна - там было больше свободного места, но тут поймал тот самый взгляд Никитоса и поспешно вернулся за стол. Схватил, чтобы скрыть смущение, стакан, и тот, конечно, в ту же секунду выскользнул из моих пальцев и опрокинулся. Вода вылилась на меня, часть попала на стол.
- Чёрт! - вскрикнул Никита, подхватывая второй стакан и убирая ноутбук.
Пристроил всё это на тумбочке у стены и повернулся ко мне.
Я вертелся на месте, не зная, что делать.
- Стой! - схватил меня за плечо Ник. - Сейчас разберёмся!
Он принялся поспешно стряхивать воду с моей одежды. Его ладони раз за разом прикасались к моей груди и животу, и моё сердце бешено застучало. Я понимал, что Никитос просто пытается мне помочь, что он не вкладывает в эти прикосновения никакого иного смысла, но меня будто пронзало копьём от каждого его движения. Я замер, хватая воздух ртом. Ник тоже что-то почувствовал, смутился и отступил на шаг назад.
- Сейчас, принесу полотенце! - крикнул он и захромал в коридор.
Я остался стоять посреди комнаты, не зная, что делать. Я чувствовал себя загнанным в ловушку.
Ник вернулся с полотенцем.
- Держи, - сказал он. - Я дам тебе пока свою одежду, а твою мы просушим. Вон на том кресле! Раздевайся, я сейчас вернусь!
И он опять ушёл.
Ну, и что мне делать?
- Никита, не стоит! - крикнул я. - И так просохнет! На мне! Ничего страшного, это же просто вода!
- Зачем сидеть в мокром, если есть сухое? - ответил откуда-то Ник.
Ещё через мгновение он снова появился в комнате. В руках у него была футболка, та самая, и шорты.
Я неуверенно взял одежду и замер.
- Да не стесняйся ты! - буркнул Никита. - Мы же все свои! Переодевайся! Или, если хочешь, я выйду!
Я взглянул на него, пожал плечами и расстегнул штаны. Потом повернулся к Нику спиной и снял их. Стянул с себя футболку.
- На, оботрись! - Никита поднял оставленное на стуле полотенце.
При этом он, конечно, оказался передо мной и, конечно, увидел обтянутый тканью трусов торчащий член и проглядывающие с обеих сторон лобковые волосы. Я пригнулся, скрывая всё это.
Ник покраснел. Он действительно покраснел! Отвёл глаза и поспешно отошёл. Теперь я его не видел, но знал, что он разглядывает мою задницу.
Я поспешно обтёрся полотенцем и накинул на себя футболку. Реально, она - как парашют. Натянул на себя шорты. Они тоже были слишком великоваты, и я снял с брюк ремень, чтобы подпоясаться.
Обернулся. Никита стоял в двух шагах позади и смотрел на меня. Когда я повернулся, он поспешно отвёл взгляд.
- Продолжим? - спросил он. - Вот, смотри, что я придумал...
Мы вернулись к ноутбуку. Теперь, после всего произошедшего, Никита стал гораздо более покладистым. Мы быстро двигались по тексту, многое переписывая.
В какой-то момент я почувствовал, что устала спина, и, не подумав, вновь стал разгибаться, но поймал на себе взгляд Ника и вернулся за стол. Конечно, в широких шортах и футболке было труднее разглядеть моё тело, но торчащий член всё же легко угадывался.
Потом мы выпили ещё кофе. На кухне я затеял разговор о самом Никите, и парень принялся рассказывать о себе. Было интересно, и я задавал всё больше вопросов, пока Ник не оглянулся на часы. Покачав головой, потянул меня обратно в комнату.
- Давай завтра договорим. Сегодня хотелось бы закончить хотя бы то, что уже написано, - Никита посмотрел на меня. - Ты ведь сможешь завтра прийти?
Я кивнул. А что я должен был сделать?
Мы засели за стол и стали прогонять последний раздел.
- Маловато шуток, - сказал Никита. - Никуда не годится.
Последняя страница действительно была скучновата.
Мы некоторое время зубоскалили, пытаясь выдавить из себя хоть что-нибудь смешное, но после целого дня оба устали, и у нас ничего не получалось.
- На антресолях есть подшивка немецких юмористических журналов, - с сомнением сказал Ник. - Полезешь? Я из-за ноги не могу. Может, там что-то увидим?
Я пожал плечами.
Домашней лестницы у Никитоса не было. Пришлось принести стул со спинкой. Я взобрался на эту спинку, оказавшись на этой хлипкой опоре очень высоко. Открыл дверцу антресолей. Ник при этом стоял коленом на сидении, чтобы стул не опрокинулся, и поддерживал меня руками.
Я принялся рыться во множестве ненужных книг, перекладывая их с места на место и пытаясь найти журналы.
Ладони Никиты лежали у меня на пояснице, а его лицо, хочешь или не хочешь, находилось на уровне моего таза. Я не знал, смотрит ли Ник мне между ног, но даже и случайного взгляда было бы достаточно, чтобы он увидел, как прямо перед его глазами торчит, то и дело шевелясь от возбуждения, мой член.
Когда я соглашался влезть на спинку стула, я не подумал, что так будет, а теперь не знал, куда деваться, что делать. Хотелось побыстрее найти проклятые журналы, но их не было видно, а мои лихорадочные движения только подымали лишнюю пыль.
- Может, тут их нет? - спросил я, взглянув вниз. - Давай я уже слезу!
- Нет, они там, - Никита поднял голову, его лицо было пунцовым; он отчего-то смущался. - Посмотри слева!
Я снова стал рыться на антресолях, то и дело поглядывая на Ника. Его голова вроде бы была повёрнута в другую сторону, но кто его знает, куда он на самом деле смотрел. Даже отвернув лицо, он ведь мог коситься, заглядывая мне между ног! От глаз Никиты до моего члена, блин, было не больше десятка сантиметров. Может и меньше! Не увидеть торчащий возбуждённый стержень было просто невозможно, как бы его ни скрывала широкая одежда!
Я всё ещё пытался придумать, что с этим делать, когда Никита вдруг сместил уставшую руку чуть ниже. Ладонь случайно чиркнула по моей ягодице, мы оба вздрогнули, но Ник уже положил пальцы мне на бедро, сразу под краем шорт, на голую кожу.
- Посмотри глубже! - сказал Ник, сделав вид, что ничего не случилось.
Его глаз, конечно, видно не было.
Я не мог пошевелиться, так меня обожгло этим прикосновением. Сердце стучало, заглушая все звуки мира. Глаза застилала пелена.
- Там слева должно быть!
Но ладно, бог с ним, с этим случайным касанием, но теперь ведь Никита сжимал рукой моё бедро. Да ещё и так высоко! Понял ли Ник, что делает? Почувствовал ли?
Я, например, ощущал его ладонь очень остро. Она лежала на моей ноге, и это лишало меня способности думать и действовать. Я стоял, не в силах пошевелиться. Меня охватило сильнейшее возбуждение, лишающее воли, заслоняющее собой все другие ощущения. Меня переполняло желание! От пальцев Ника будто бил электрический ток. Он пронзал всё моё тело, доводя меня буквально до сумасшествия. Я пытался взглянуть на книги на антресолях, но не мог. Всё моё существо будто скручивало!
А Ник, будто нарочно, ещё сдвинул свою ладонь по бедру чуть ниже и тут же поднял обратно, забравшись большим пальцем под шорты...
Это прикосновение сводило меня с ума. Глаза застилал туман. В голове было пусто. Сердце колотилось, как отбойный молоток. Я был готов кричать, я был готов лезть на стенку...
- Мне кажется, журналы сразу за школьными учебниками, - сказал Никита.
Он тоже охрип.
Я глянул вниз. Теперь голова Ника была повернута чуть под другим углом, теперь он мог смотреть на мой дёргающийся член в упор. Если, конечно, вообще смотрел в ту сторону.
И, как нарочно, я тут же увидел, как ладонь Никиты снова задвигалась по ноге. И вторая рука переместилась с поясницы на моё другое бедро.
Я шумно сглотнул. Не могу я больше! Не могу!
- Ну, нашёл?
Я глянул невидящими глазами в левый угол антресолей, как Ник и просил, и вдруг понял, что действительно вижу подшивку. Я вытащил её, перехватив несколько книг, которые едва не повалились на пол, поставил их на место и закрыл дверцу.
- Всё, есть! - крикнул я. - Спускай меня!
Никита поднял голову. Его лицо всё ещё было пунцовым.
- Опусти сначала одну ногу, - сказал он. - Я не могу убрать колено, иначе стул перевернётся, так что осторожнее!
Руки Никиты крепче сжали мои бёдра.
Я, чувствуя, что в любой момент могу свалиться, опустил одну стопу на сидение, рядом с коленом Ника. Потом стал опускать вторую, но Никитос не перехватил меня за поясницу, его ладони на бёдрах только помешали, и я потерял равновесие. Журналы улетели в одну сторону, я, вскрикнув, повалился в другую, прямо на Никиту, и мы разом грохнулись на пол.
Всё произошло настолько неожиданно, настолько быстро, что Ник не успел среагировать. Я, падая, повалился всей своей тяжестью ему на живот и с размаху придавил его больную ногу. Ник дёрнулся, переваливаясь на бок. Я неловко развернулся и оказался на спине, с громким звуком ударившись затылком об пол.
Стул грохнулся в другую сторону.
Мы замерли - я на спине, Никита рядом, на боку, неловко подвернув под себя травмированную ногу. Сверху на нас сыпалась пыль.
- Как ты? - спросил я, морщась от боли в затылке.
Теперь я разобрал, что упал на руку Никитоса, она была у меня под спиной. Вторая его рука пересекала мой живот наискосок и, ухватившись во время падения за мой локоть с противоположной стороны, до сих пор его сжимала. Тело Ника лежало на боку, наклонившись в мою сторону, придавливая меня своей тяжестью.
Едва я всё это осознал, как сразу всем телом ощутил бешеный стук Никитиного сердца.
Ник повернул голову и посмотрел мне в глаза. Мы должны были заворочаться, поднимаясь. Мы должны были встать на ноги. Мы должны были начать отряхивать с себя пыль. Вместо этого мы замерли, не шевелясь. Лицо Никиты нависало надо мной, было рядом, совсем рядом, в каких-то сантиметрах от моего. Его взгляд со столь близкого расстояния казался мягким, хрупким, уязвимым. Глубокие глаза были влажными и беззащитными. Они находились настолько близко, что загораживали собой всё остальное, весь мир. Они и были миром, всем миром, без остатка...
Я почувствовал, как что-то у меня внутри сжимается от невыразимой... нежности?
Ник наклонил голову чуть ниже и снова застыл. Он смотрел на меня, а я растворялся в двух его карих озерах, таких чистых, глубоких, бездонных...
Время остановилось. Звуки замерли. Мы не дышали. Во всей вселенной существовали лишь глаза Никиты...
Он приблизился ко мне ещё на миллиметр...
И в следующее мгновение к моим губам прикоснулись его губы. Они были жёсткими, шершавыми, тугими, но сразу же потеплели, стали мягче и податливее.
Этот лёгкий, едва ощутимый поцелуй длился и длился, наполняя меня светом и радостью. Я чувствовал только губы Никиты, и только эти губы и были важны...
Сколько это продолжалось? Секунду? Час? Вечность?
Ник прервал поцелуй, но его глаза остались рядом. Они продолжали смотреть на меня, вглубь меня, туда, где уже нет ни глаз, ни сердца, ни человеческого тела, а есть лишь комочек чего-то, что трепещет под этим взглядом...
Я вдруг осознал, что не дышу, и вдохнул. Вдохнул и Никита.
И снова коснулся губами моих губ...
В этот момент в замке входной двери заскрежетал ключ. Мы вздрогнули, будто очнувшись. На лице Никиты появился испуг. В панике он лихорадочно завозился, пытаясь подняться на ноги, но у него ничего не получалось, что-то ему мешало, и он в ужасе дёргался. Я выскользнул из-под него, вскочил и помог встать. Потом схватил подшивку журналов, благо она не разорвалась. Ник поспешно захромал к окну, развернулся, прислонился к подоконнику.
- Никита, ты дома? - раздался в коридоре женский голос.
- Да! - Ник осип, и ему пришлось прокашляться. - Да! У нас гости!
В комнату заглянула Никитина мама...
6. Суббота, пятое сентября
Я заснул совершенно счастливый, с улыбкой на лице. Наверное, это был мой самый глубокий и умиротворённый сон за все дни в петле времени. Тот единственный сон, когда меня ничего не тревожило и не беспокоило...
Потом вдруг проснулся. Разом, сразу. Открыл глаза, не чувствуя и следа сонливости.
Несколько мгновений таращился в темноту, не понимая, что произошло. Потом сел в кровати и взглянул на мобильник. Было 4:48. Через несколько секунд этот мир, мир, в котором Никита меня поцеловал, исчезнет, и нужно будет начинать всё сначала. Но это было не страшно. Я знал, что чудо возможно. Знал, что я могу быть счастлив даже здесь, в петле времени.
Цифры дрогнули, и зажглось 4:49.
Я удивлённо оглянулся. Меня не бросило обратно на подушку. Мобильник не оказался на столе. Я всё так же сидел и смотрел на экран. И почему загорелось 4:49, а не опять 4:48?
Странно.
Я потянулся к тумбочке и повернул к себе электронный будильник. Он показывал 4:49:12. Потом стало 4:49:13. Потом 4:49:14. Часы отсчитывали секунды дня, в котором я не мог, не имел права быть. Уже пятнадцать лишних секунд. Шестнадцать...
Я бросился к окну, изогнулся, чтобы посмотреть наискось, на стену дома через улицу. Там тоже были часы. И они тоже показывали немыслимое, нелегальное, невозможное время - 4:49:21...
Эпилог
Эпилог, который оставляет эту историю научно-фантастической. Такой эпилог, каким он и должен быть.
Артём и Никита жили долго и счастливо. Вместе. Конечно, вместе.
Артём периодически принимался рассказывать Никите про петлю времени, но его друг только смеялся, не понимания, зачем нужно было выдумывать эту странную сказку.
У них была удивительная жизнь, в которой им, уже зрелым и состоявшимся, пришлось купить две квартиры рядом, втихомолку прорубить между ними дверь и заходить к себе домой каждый через разные двери. В этой жизни Никита получил какую-то литературную премию, но на её вручение не мог позвать Артёма, и тот доставал приглашение какими-то левыми путями. В этой жизни Артём провёл много исследований и написал много статей, но так и не сделал открытия, в котором по непонятной причине был совершенно уверен. В этой жизни Артём долго убеждал Никиту открыться всему миру, но так его и не убедил.
Когда Артёму было уже семьдесят лет, он, таинственно улыбаясь и делая большие глаза, заставил Никиту бодрствовать всю ночь с 4-го сентября на 5-е. Ничего не произошло, и Артём, явно растерявшийся, сделал неуклюжую попытку представить всё как шутку, чем вызвал подскриповатый, старческий хохот Никиты.
Весь день субботы 5-го сентября они гуляли по городу, заглядывая в самые отдалённые уголки и вспоминая места, которых давно уже не существовало. И, конечно, вспоминая историю их знакомства, бурную, стремительную, всесокрушающую, когда буквально за один день они дошли от первой встречи до первого поцелуя...
Эпилог, который делает эту историю реалистичной. К чтению не рекомендован
Артём Андреевич Свиридов умер в 4:49 утра в субботу, 5-го сентября. Он пробыл в коме ровно сутки. Собственно, когда с ним случился обширный инсульт, Артём Андреевич был в лаборатории, среди множества сотрудников, ставил эксперимент, так что момент удара не только запомнили люди, но и зафиксировали видеокамеры. Это случилось в 4:48 утра в пятницу, 4-го сентября.
Свиридова, конечно, забрала скорая и отвезла в ближайшую больницу, где его сразу поместили в реанимацию. В первые несколько часов множество раз фиксировалась клиническая смерть, но потом состояние стабилизировалось, и Артём Андреевич пребывал в стабильно тяжёлом состоянии до утра субботы.
Это был одинокий старик. Врачи упорно пытались отыскать хоть какие-то следы его жены, пусть даже бывшей, если он был разведён, и отпрысков, но никого не обнаружили. Проведать больного приходили только сослуживцы, но их к Свиридову не пускали, потому что в реанимацию пускают только родственников.
Всё время пребывания Артёма Андреевича в коме электроэнцефалограф каждые полторы-две минуты фиксировал всплески мозговой активности. Эти всплески сопровождались повышением сердечного ритма и быстрыми, беспорядочными движениями глазных яблок, будто больной видел сон, хотя, конечно, это было невозможно. Эти странные приступы проходили сами. Всего за сутки их случилось 830. Последний дал неожиданный результат - лицо больного расслабилось, а губы растянулись. Посторонний мог бы сказать, что Артём Андреевич умиротворённо улыбается, но врачи знали, что это просто спазм мускулатуры. С этой улыбкой больной и умер.