Выслушав мою просьбу, Тимофей тяжело вздохнул и тихо промолвил:
- Ведь не отстанешь, пока всё не узнаешь. Ты такой упёртый. Ну, да это по нынешним временам и хорошо. Поставленные цели надо с огромным упорством достигать, тогда и все вершины по жизни станут доступными, многого сможешь добиться. Ладно, слушай. Только не перебивай! И так волнуюсь. Дай бог слова найти правильные в оценке того, что со мной произошло в недавнем прошлом.
Это я в твоих глазах был таким богатырём: Алёша Попович, Илья Муромец и Добрыня Никитич, вместе взятые, как на картине художника Васнецова. Герой! Победитель! Это, защищая тебя, таким становился. А так - целая кошёлка юношеских комплексов. Говорил от этого косноязычно. Это потом, уже в армии, кучу книг прочёл, обстоятельства способствовали. Никому не говорил, тебе первому: я ведь в армию-то уходил девственником. Ни с одной девчонкой ничего не было. До дрожи в коленях боялся их полапать. Так и дрочил себя ночью на сеновале, что летом, что зимой, отсидев вечер в сторонке на дискотеке. За все свои восемнадцать лет ни разу дальше районного села никуда не выезжал. А тут город. Огромное скопление людей. И хоть трусом никогда не был, но в новой обстановке совсем растерялся и ушёл в себя. Короче, стал такой бирюк бирюком, молчун молчуном, но спорым да работящим, быстро схватывающим и чётко выполняющим поставленные задачи.
Как ни странно, но именно эти качества стали определяющими в моей солдатской судьбе.
Хоть и попал в среду служивых людей я дрищ дрищем, но высоким да с широким разворотом плеч и, что немаловажно, властным взором. Видимо, этого было достаточно, чтобы меня направили в учебку аж в Грузию. Там обучили на радиста, а в качестве заменяющей военную профессию водителем.
А потом попал служить в ВВС. Ну, конечно же, не лётчиком. На военном аэродроме так ни разу и не был. Направили меня в метеорологическую службу. Ведь для полётов требуются точные прогнозы погоды. Вот и распределяли нас по точкам, да в такую тьмутаракань, где ближайшие люди жили за сотни вёрст.
А знаешь, это уже там, на точке, я узнал впервые, откуда такое словосочетание появилось. Удивительно, но в комнате, где находилась аппаратная, был большой шкаф с книгами. Говорят, что его оставили учёные, когда передавали армейским спецам научную базу, а сами пошли дальше, изучать Север. А книги эти - они многих российских парней культурнее сделали. В том числе и меня. Именно там вычитал я в энциклопедии, что "впервые Тмутаракань упоминается в "Повести временных лет" от девятьсот восемьдесят восьмого года, где говорится о распределении земель между сыновьями киевского князя Владимира Красное Солнышко. Он не только крестил Русь, но и, являя пример потомкам, отправился покорять Северный Кавказ. Заодно захватил порт хазарского каганата, доставшийся в удел седьмому сынку - Мстиславу Владимировичу, который при вступлении во княжение был мал возрастом. Люди там жили разные. В основном хазары. Они ходили в длиннополых одеждах и стягивали курчавые волосы золотыми обручами.
А вообще история Тмутаракани началась около двух с половиной тысяч лет назад. В древности ходили слухи, что город основал некто Симандр, большой любитель морских путешествий, и назвал город Гермонасса в честь своей жены. Основав городишко, умер, а градоначальницей стала его супруга. Потом пришли гунны, где-то в шестом веке. Но они были варвары и не смогли оценить красоту античную, вот и уничтожили здесь много прекрасного. Дальше власть перешла к византийцам, которые обозвали град Таматархой. А позже он стал одним из главных городов возникшей Великой Булгарии. Древние булгары активно торговали и разнообразно сотрудничали с Византией - великим соседом. Это, однако, не помогло им, когда сюда пришли хазары. И городище стало частью Хазарского каганата аж до десятого века, получив и новое имя Самкерц. Ну а в девятьсот пятьдесят шестом году хазар, как известно, победил русский князь Святослав. Русичи город называли Тмутаракань. Ну, а в одну тысячу четыреста семьдесят пятом году Крым и всю округу захватила Турция. Язык они ломать не стали и назвали место - Тамань. К моменту возвращения этих земель Потёмкиным название так прижилось, что менять его не стали.
Так что, говоря "тьмутаракань", мы подразумеваем страшно далекое место, где-то в дикой глуши. Общий смысл слова понятен каждому, а вот где именно она находится, не знает почти никто. А ведь это, как оказывается, город, который существовал ранее, да и по сей день существует, но уже с именем Тамань".
Разные по количеству служивых воинов были метеорологические точки. Где-то и более десяти, поскольку необходимо было снимать показания с выносных пунктов. Так там ребята за день по пятьдесят километров наматывали. Были и как наша, по два или три человека. Но было одно неизменно общее - это круглосуточное дежурство с передачей данных каждый час. При распределении пополнения могутный такой сержант, как медведь-сибиряк, и такой же молчун, выбрал меня взамен говорливого дембеля, заявив: "Хороший был напарник - орёл, но болтун. А ты как раз по мне. Поедем служить на сопку".
И поехали. На вездеходе часов семь по тундре. Я по наивности думал, что за нами следы останутся, как от гусениц трактора, ан нет.
Прибыли. Высокая такая каменистая гряда. Мы с сержантом потом часа три таскали мешки и ящики с продуктами, да сменными частями оборудования и горючкой для дизеля. Ведь только раз в месяц такая оказия бывает. А так - тундра... да мы двое.
Отдохнули чуток. Показал он хозяйство. На самом верху стоят такие будочки на деревянных распорках, а жильё-то чуть ниже, в закрытой от ветров впадине. Помещения небольшие, но всё необходимое есть: аппаратная, жилой кубрик, кухня, дизельная и даже баня. Вода из артезианской скважины. Что удивило, так это уборная. Вишь, как хитро его обозвали - биотуалет. Я о таком и не слыхивал никогда. Ходишь по нужде, а раз в месяц выносишь в отведённую яму такую плотную массу дерьма, как лепёшка, главное, без всякой вони. Вот брат, какая сила наука, что только не придумают, прямо как у космонавтов. Недавно такое внедрили, как эксперимент, специально учёные мужики для установки приезжали. Во как!
Здесь мне предстояло служить полтора года.
По мне, так хорошо! Подальше от высокого начальства спокойнее, а работой тяжёлой не испугаешь, чай, сам из крестьян, привык трудиться без выходных.
Одно меня мучило. Всё так скомпановано, что и затаиться негде. И ни на одной двери, кроме входной, запоров нет, даже в уборной. А уже невмоготу. Хуй сутками торчит, сдрочнуться бы. Уж более недели не тешил себя со всей этой передислокацией через всю страну. Конечно, можно бы и на улице, да на другой день с утра такой ветрище и холод навалился, что снимать показания идёшь - одеваешься, как на зимовку, где уж себя оголять да расчехлять, чтоб стояк поласкать рукой.
Потом как будто приловчился. Пока сержант спит, сутками ведь дежурим, по-тихому в аппаратной себя ласкал. Но опять никого удовольствия, чуть ли не в застёгнутых штанах рукой шуруешь, а так раздеться хотелось. Да напарник так чутко спит, яко охотник, что любой шорох или звук его мгновенно пробуждает, и он летит к его источнику. Оно и понятно, ведь я новичок, могу по незнанию чего и не так сделать, а аппаратура дорогущая чай. Как тут кайф словить в таких экстремальных условиях?
Ну, никак не получалось расслабиться, да так, чтобы с чувством, с толком в удовольствие ублажить себя, как бывалоча на сеновале отцовском. Всё скомканно, быстро - так, лишь пар спустить, чтоб хотя бы яйца не так ломило. А то ведь дошёл до того, что боль жуткая при любом касании ими ткани трусов.
Через некоторое время, приглядевшись, понял, что не одного у меня такие проблемы. Но оба молчуны. Страдаем, терпим, и молчим.
Вся проблема разрешилась сама собой, как часто бывает в жизни - просто и обыденно.
Странные мы люди - россияне: сначала упорно создаём проблему на пустом месте, а потом так же упорно её решаем. А ведь можно всё обсудить и понять друг друга, да и найти приемлемое решение, не доставая правой рукой левое ухо. Зачем, когда есть для этого левая?
В субботу, как и положено солдатам - баня. А поскольку на расход воды было ограничение, то мыться надо было быстро и сразу обоим. Я уже тебе говорил, что помещения были небольшие, а баня в особенности махонькая. В коридоре-раздевалке только бочком, и то обязательно заденешь другого - либо задом, либо передом. Пока раздевались, так натолкались, что у меня встал, яко у жеребца, как тут скроешь!
И что делать? Сказать, что не пойду, что голова болит? Смешно. Уж лучше сразу заявить, что у тебя "месячные". Целый водевиль получается!
И такая злость навалилась. На себя. На сержанта, которого так необычно Мироном кличут. На службу. Даже на министра обороны. Ну на хера, спрашивается, такие тесные помещения делать? У мужиков без баб от любого касания живого тела хуй столбом встаёт. От злости плюнул про себя на всё, убрал руки с паха и, гордо подняв голову (остальное и так торчком) чуть не парадным шагом потопал в помывочную-парилку. Через минуту таким же жеребцом нарисовался сержант... Вот, бляха муха, прямо дефиле голых мужиков, как на гей-параде в загнивающем Западе выходит. И такое-то - в отдельно взятом подразделении великой и могучей армии Союза Советских Социалистических Республик! Да это просто ужас... или анекдот.
Сели рядком на полку, а она такая, что бедро о бедро, нога об ногу трётся. А этот предатель - Хулио Херилович Ялдищев, от такого только сильнее головку поднимает и залупляется в немом оскале расширенного отверстия семенного канала.
А-а-а! Пошло всё... на кудыкину гору! Гори оно синим пламенем!
Обхватил пятернёй по-хозяйски и с таким воодушевлением да желанием наяривать стал, что стыд и смущение разом исчезли. И даже кураж появился. Боковым зрением вижу, что сержант-то не отстаёт. Мало того, перехватил руку, правой дотянулся до меня и возложил её на восставшую гордость - толстенький такой корень. Стал нежно-крепко обхватывать да скользить, типа, на правах начальника. Вау! Какой кайф! Только отчего такое неравноправие. В народе бают: "В бане все едино голые, так что какие уж тут могут быть привилегии". Решительно протянул свою, уцепился и стал, как себя, ласкать его... Ох уж и ор у нас стоял, когда разом зафонтанировали. Но, даже кончив, рук не убрали, продолжили ласку, да ещё и головы развернули, чтоб получше разглядеть аппарат соседа.
И как-то растворилось, исчезло стеснение. На кухне пили чай только в трусах. Там и состоялся решающий разговор, который определил для меня правила сложившего бытия-жития - того, что не касается несения службы. Они, оказывается, давно уже сложились. Насколько давненько - неизвестно, поскольку их в своё время Мирону озвучил Юрий - теперешний дембель и уже гражданский человек, который принял "эстафету", прибыв на службу в данную точку. Но мне отчего-то кажется, что оно там со времён учёных как наладилось, так и существует, неписаным, но неизменным законом.
Вот что мне поведал сержант, предварительно уведомив, что разговор с глазу на глаз, без всяких там блядских бабских штучек: "Я прибыл сюда взамен дембельнувшегося сержанта, Юрке ещё год было служить. Он уже поднаторел и всю технологию службы, как "Отче наш", знал. Вот и вводил в курс дела. Лето было, жара. Ходили почти голышом в одних труселях. В такой одежонке трудно скрывать то, что эпизодически, помимо воли хозяина, вскакивает во весь свой полный рост.
У Юрки, мелкого такого, но острого на язык парня, членик был небольшой, даже во вставшем состоянии всего сантиметров десять, да к тому же ещё и тонкий. Узрев как-то мой сильно выпирающий стояк, долго вокруг и около ходить не стал, а прямо внаглую предложил отсосать. А чего отказываться, дрочить-то уж надоело. Что и было сделано в кубрике через минуту. Сказать, что это было хорошо, значит просто соврать. Это было охуительно классно!
На следующий день я уже сам заявил: "Давай, земеля, порадей, шибко хочется. Посмотри, как встал!" На что этот наглый совратитель, который оказался ещё и искусным интриганом, заявил: "Хочется? Мне тоже. Но теперь другой расклад: я тебе, а ты - мне. А если нет, то соси себе сам. Я не буду, хоть убей!"
От такого решения я был в шоке. Да чтоб у этого мелкого в рот взять, да никогда! Чай не пидор.
Но на следующий день опять стал к нему подкатываться. Примерно как в той песне: "Я к нему и так, и этак, со словами и без слов"; ну, её ещё Николай Караченцев поёт в фильме... как его, а, "Белые росы". А он упёрся. Или обоюдно, или никак. Вот чёртов нахалёнок!
Через неделю я резко изменил тактику. По вечерам стал устраивать прямо настоящее шоу. Скидывал полностью одежду, демонстрируя природой данную фактуру. Чего только не выкаблучивал: и потряхивал, и потирал, и залуплял, и театрально, с ахами и охами, изображая кайф, дрочил. А этот распиздяй сидит, как сыч, напротив - и молчит. Глаза по блюдцу, изо рта слюни аж текут, язычком свои алые губки облизывает, взор от моего балуна не отводит и себя за свой стручок то двумя пальчиками, то кулаком до оргазма доводит.
А я смотрю на этот алый бутончик губ и шаловливый язычок и сам просто реально так представляю, как он ими мой толстый и длинный жезл ублажает. Чай не "с гулькин хер", есть, на что посмотреть, почти двадцать один сантиметр, с крупной такой, мясистой головкой. Вспоминаю, как по первому разу им губы Юрику раздвигал. Как его гибкий красный шалунишка язычок по уздечке навершия круги нарезал, оставляя влажные следы слюны. А потом заглатывал и заглатывал. Особо классно было, когда моя залупень из полости рта входила в узкое горлышко. До визга щенячьего, до матерка озорного доводил. Так славно! Удовольствие зашкаливало. И ведь обоим хорошо было. Какого рожна этому уёбищу ещё надо, а?
Спустя десять дней таких вечерних представлений я обозлился и ему пару "лёгоньких лещей" отвесил, дабы не побить, а поучить да в чувство привести, ну и сопротивление сломить. Ни хера! Сидит на кровати, глаза, полные слёз, голос дрожит, ручонки подрагивают, но ведь всё равно упорно стоит на своём. Жалобным голосом упрямо талдычит: "Хоть убей! Либо обоюдно, либо никак. Каждый сам по себе. Наедине с Дунькой Кулаковой".
Вот ведь выблядок! Дал вкусить торт "Птичье молоко", а потом заерепенился и хочет посадить на замшелые сухари без воды. Да я и без его советов себя наяриваю каждый вечер, но дрочка только временно снимает напряжение, не давая радости и того щенячьего восторга, которые я испытывал при сексе с Юркой. Хотелось вновь почувствовать тепло человека, ласки рук, жар тела, влажность обволакивания зева, тесноту скольжения горла... Вот ведь упрямый искуситель, обладатель глубокой глотки, способной принять моего обалдуя полностью, вобрав до самого лобка, так что яйца о подбородок бьются.
А потом мне его стало жалко. Такой маленький, слабенький, а я его за мужика держу. Да он ещё пацан малахольный и таким надолго останется. Зато какой характер! Да, пытай не пытай - не предаст и своих не выдаст. И вот такого славного парнишку я, как гестапо, мучаю. У, палач! Вырос на сибирском добре натуральном "в коломенскую версту", дал Бог тебе силушку немереную, медвежью, так что теперь, каждого гнобить будешь? Ты ведь не кровавый цепной пёс Малюта, чьё имя стало нарицательным на все времена для всех россиян.
На Руси давно известна поговорка: "Не так страшен чёрт, как его малюют", но при Грозном она видоизменилась. Московские люди, а за ними и все остальные стали приговаривать: "Не так страшен царь, как его Малюта". Под царём, естественно, понимался здравствующий государь Иван Васильевич, а под Малютой - его правая рука - Григорий Лукьянович Бельский-Скуратов. Из служивых он, обычный войсковой сотник. Из-за своей жестокости, нечеловеческой верности, яко пёс, и готовности выполнить не то что приказ, прихоть и был он Каином во плоти, цербером кровожадным.
Это что же, и я такой, получается?!
Да Юрасеньку надо оберегать, жалеть. Вон ведь сидит, такой махонький да взъерошенный, как воробей, так и хочется его обнять да пожалеть. И с каждым днём стало мне его всё жальчее и жальчее.
Короче, дней через пять я сдался. Подсел, обнял, прижал, поцеловал. Миролюбиво произнёс: "Ладно, нахалёнок и интриган. Твоя взяла. Давай кроватки сдвинем да возляжем в любви и согласии. Соси у меня, жаль ты моя, а потом, так и быть, я тебя вылижу, как щеночка махонького да беззащитного".
А он хитренько так поглядывает и игриво-затейно бает: "Давно бы так. Чего столько времени ломался, сколько кайфа потеряли. Как говорится: "Один раз не пидарас". А потом, я же тебя пока не ебаться зову, а так, по минетику. Для начала хотя бы раз в день, а дальше как получится. Да и не переживай ты так. Уж не ведаю, кто такой мудрый был, но сколько стоит сия точка в тундре, столько лет мужики служивые таким образом себя ублажают, баб-то на сотни километров рядом нет. Так что не ты первый, не ты последний".
Мы с ним быстро кровати сдвинули, всё, что было из одежды, скинули и легли. Слышу, опять вещает; ишь, как пацанчик-то раскомандовался, яко генерал: "Мирон, а Мирон, чтобы ты меня не надул, давай-ка возляжем валетиком на бочок и обоюдно разом засосём одновременно. Хорошо?"
Ну, и что делать? Убивать этого наглеца? Тогда вообще не с кем будет даже слово перемолвить, не то что вместе кейфовать, да и жалею я этого пацанёнка.
А шло бы оно всё и ехало! Уж коли так судьба уготовила, что нету баб, так не помирать же мужикам.
Лады, иди сюда! И я обхватил его маленькие, но довольно мягонькие половинки попки и вобрал его тоненький стручок в ротешник, как будто спрятал от всяких невзгод.
Вот с тех пор и закрутилось у нас любовь-морковь. Да так разохотились, что в иной раз и днём устраивали сексотерапию каждые три-четыре часа. Служба из медляка преобразилась в романтический вальс в быстром темпе.
Год пролетел незаметно. Вот сейчас где-то на гражданке мой ласковый нахалёнок. Теперь нам с тобой решать надо, как "дальше жить в нашей избушке, где всего две живых зверушки". Как станем выживать в таких вот вынужденных условиях? Гробить своё здоровье монашеским обетом целибата или жить в согласии и радости обоюдного секса? Я тебе сосу, ты мне... Ответа разом не требую. Утро вечера мудренее. Подумай, обмозгуй, переспи с мыслью о неизбежном, а завтра и решение примем".
А чего думать-то долго? Сразу вспомнился подслушанный разговор отца со своим младшим братом, который более пяти лет отсидел за непредумышленное убийство. На стройке робил, буря разыгралась, крановщик погиб, а дядька прорабом был, вот и стал "без вины виноватым". Я во время их разговора на печи лежал, там и затаился. И каждое словечко помню, особенно это: "Самое страшное там, за колючим забором, когда хуй стоит постоянно - ебаться хочется, а не с кем. Бабы-то в отдельных тюрьмах сидят, в других зонах парятся. А ты с юности ещё должен помнить, что если пару палок в ночи не брошу, спать не могу. Что делать?
Но жизнь, она и в тюрьме жизнь. Притёрся, пригляделся. Там есть такие общие "петушки". Да вот, блядства душа никогда не принимала. Нет, не моё. Но ведь все живые.
Сдружился с парнишкой молодым, почти мой ровесник, и как-то мы с ним переплелись. Он при библиотеке пристроился, а я как бы стал самым лучшим читателем. Вот там по-тихому он в меня, я в него. Всё было: и в рот, и в попку. Зато не озлобились оба и не оскотинились, сохранили свою психику на нормальном уровне. Так делали шито-крыто, что до окончания срока обоюдные поебушки оставались только нашей тайной. Знаешь, брательник, оказывается, это так клёво. Ни о чём не жалею!"
На следующее утро дядька уехал из деревни навсегда. Завербовался на Крайний Север. И правильно сделал: деревенские ему бы всегда напоминали, что сидел, да и относились бы с недоверием. А там новое место, новые люди, никто никого не знает.
Он работал и учился. Женился. Теперь где-то там - на Северах - большой начальник. У меня, оказывается, куча двоюродных братьев - аж три, и две сестрёнки есть. Так что пять лет с мужиком жил, а ничего дурного не пристало. Вон сколько потом настрогал.
Вот и мне надо соглашаться. Если уж что не по нраву станет, откажусь, перейду только на ручную работу. Зато без всякого стеснения да шараханья друг от друга.
Мысли эти быстро промчались в голове, и я объявил Мирону своё решение.
А уже через минуту мы, сдвинув кровати, облапив друг друга за попки, лежали валетиком и полировали две большие елды: он - мою, я - его. Ты меня не первый день знаешь, уж если решение принимаю, то его выполняю честно и до конца. Это уж если в воду нырнул, то надо плыть, а то ведь и потонуть можно.
Ваня, я и не помышлял, как это сладко! Ну, да теперь и сам это знаешь, тебя ведь от моего хуя клещами не оторвёшь.
Полгода пролетели, как неделя. Хотя за это время мне сначала ефрейтора присвоили, а потом и звание младшего сержанта. Некстати так пришёл дембель Мирона. Только полное понимание наступило у нас, только как две половинки одного целого стали, как пришёл срок расставаться.
Замену ему выбирал сам. Приглядел с нового призыва парнишку, так на тебя похожего. За то и выбрал. Хоть меня и отговаривали, мол, он москвич, а они все с выпендрёжем, намучаешься. Но в реальности всё наоборот оказалось. Добрый такой пацан, покладистый, с первых минут всё угодить пытался. Заботился обо мне, как о родной кровиночке.
Я ему даже и не пытался ничего говорить о сложившихся из поколения в поколение порядках совместного проживания. В первую же ночь на составленных ещё при Мироне кроватях ласково обнял, прижал, раздел и уцеловывать стал. А Федя, всхлипнув, радостно присосался к моей елде, как к мамкиной сиське, даже не настаивая, чтобы я ему тем же ответил. Да так мастерски, что я обалдел. Потом я много чего из его техники минета перенял. А вобрав до капельки мою кончу, он не успокоился, пока не добился, чтобы мой Змей Горыныч опять свою раздувшую головку поднял. А уж как убедился в твёрдости, приподнял себя и на эту каменную палку сел попкой. Я аж задохнулся - и от неожиданности, и от ощущений. Первый раз по-настоящему ебал. Это уж потом его под себя подмял, ножонки на плечи водрузил и жарил долго, до разноцветных кругов в глазах.
Этот год стал для меня лучшим за все прожитые ранее. Даже на дембель ехать не хотел. Готов был ради своего Феденьки на сверхсрочную службу остаться, хотя о любви и слова не было сказано, но жили в согласии, понимании и регулярном сексе. За всё это время Фёдор ни разу не отказал, даже намекать не надо было, сам постоянно ластился и прижимался. Он, оказывается, ещё в Москве постоянно жил с парнями. И в этом была его судьба, и его предназначение. Он был классический пассив, который за великое счастье считал, если я его хуёк поласкаю ротиком да периодически свою попку ему подставлю. Уж больно сильно мне понять хотелось, отчего он так стонет подо мной, отчего цепляется с безумным взором, яко клещ, отчего просит, чтоб не кончал и подольше трахал...
Наверное, и остался бы я на сверхсрочную - а чего на пьяных родителей постоянно смотреть, чай не Гагарин с Терешковой. Меня их образ жизни до белого каления доводил. Единственным светлым пятнышком из моей юности был ты, вот твой образ и блазнил и манил, как свет маяка. Но я понимал, что время идёт, ты взрослеешь, приеду, а вдруг я уже тебе и не нужен буду.
А тут пришло сообщение о трагической смерти обоих родителей, и меня раньше срока демобилизовали. Последнюю ночь Феденька с меня не слазил ни секунды. Даже когда уже не стоял, ласкал и ласкал хер. А утром завыл, яко раненый пёс, упал на колени, обхватил ноги и всё скулил только одно: "Не уезжай, останься со мной, не бросай, люблю ведь тебя".
Вот и вернулся.
Рад, что тебя нашёл. Ты меня на плаву жизни держишь. Вот только одно "но": после армии меня на девок и баб не тянет - вообще. А тогда увидел тебя в поле на восходе солнца, и разом зазвучали слова песни, когда-то услышанной, и отчего-то сразу запомнившиеся:
"Очарована, околдована, С ветром в поле когда-то повенчана, Вся ты словно в оковы закована, Драгоценная ты моя женщина!
Ни весёлая, ни печальная, Словно с тёмного неба сошедшая, Ты и песнь моя обручальная, И звезда ты моя сумасшедшая.
Я склонюсь над твоими коленями, Обниму их с неистовой силою И слезами, и стихотворениями Обожгу тебя, горькую, милую.
Что не сбудется - позабудется, Что не вспомнится - не исполнится... Отчего же ты плачешь, красавица? Или мне это только чудится?"
Шишка в штанах кровью налилась, вцепился в тебя, трусь стояком по твоей попке, в голове туман, еле с собой справился.
А дальше и хорошо, и лихо. Не то, что сказать, намекнуть тебе о своих чувствах не мог. Единственное, что можно было, - всего в себя вкладывать в заботу, в то, чтобы у тебя было даже лучше тех, у кого живы мамка с папкой.
Ну, а уж коли так теперь всё сложилось у нас, то знай - люблю тебя и всегда любить буду. Как брата, как самого дорогого и близкого мне человека. С тебя никаких клятв просить не буду, ты ещё только на подходе к тому времени, когда понимаешь главное. Я впервые в жизни такие слова кому-то говорю и впервые так безумно влюблён.
А всё, что до тебя было, - это просто мой путь познания самого себя. И в этом процессе у меня были добрые попутчики, которые в силу своей человечности отдали мне жар своих сердец. И я не только благодарен им, но буду помнить их всегда. Они многое дали и многому научили, помогли в выборе. Были стартовой площадкой для полёта любви к тебе. Мой самый лучший человек!..
Тимка обнял меня и нежно стал целовать. Затем продолжил:
- Любил ли я его, так же как он меня? Не знаю. Мне он был дорог как старший названный брат. А потом, у каждого должен быть человек, который вводит в эту удивительную страну, где царит страсть и похоть. Я его в тот момент хотел постоянно.
Тем более, как оказывается, мы ещё так многого не успели попробовать. И когда он стал меня уцеловывать, то мгновенно полыхнуло в паху, и, схватив за так же восставший хобот, я потянул его в постель.
Тимофей в тот момент был для меня таким же проводником, как его сослуживцы на метеорологической точке, на незнакомой и неизведанной дороге по пути в Рай. Да и соломинкой, которая держала на плаву, не давая захлебнуться в тоскливом море Одиночества. А ещё членом семьи, что вытащил из страхов сиротства. Ведь мы были вдвоём, а это уже так много.
Тимыч как Мартин - гусак из мультфильма "Заколдованный мальчик" по мотивам сказочной повести Сельмы Лагерлёф "Чудесное путешествие на гусях", который помог мальчику Нильсу стать лучше, чем тот был раньше. Он открыл меня в моём же теле, восстановив способность организма функционировать, исходя из законов Природы. Ввёл в чудесную страну секса, раскрыл прелесть любовных утех. Видимо, уж так сложилось в истории человеческих отношений, что обязательно должен быть тот, кто раскроет секреты Жизни, так чтобы в один момент парнишка из гадкого утёнка превратился в прекрасного лебедя.
Тимофей Кузьмич Добров в те времена был для меня всем: мамой, папой, бабушкой, дедушкой, братом. Примером для подражания в жизни, в труде и спорте. Я восхищался его добротой, открытостью, мужественностью, силой, сексуальностью. Да, он стал для меня любовником, но не оттого, что силой либо обманом совратил парнишку. Наоборот, это я его использовал, как избалованный и самовлюблённый Нарцисс, герой одного из древнегреческого мифа. В которого, согласно Овидию, были влюблены юноши и девушки, но он отвергал их - прекрасный, холодный, гордый.
У каждого нормального пацана процесс полового созревания идёт постепенно. И каждое очередное открытие в изменении тела становится событием, которое постепенно становится реальностью, очередной ступенькой взросления. На меня свалилось всё разом. Потому во мне и проснулся монстр, которому секса надо было много и с каждым прожитым днём ещё больше. Жертвой этого безумства стал Тимка. Я не по одному разу приставал к нему в ночи, не прося, а требуя. В выходные, ещё и днём. А он, любя меня без памяти, считал за честь исполнить любую мою прихоть. И это я, а не он решил однажды, что надо Тима того... трахнуть... в попку. Что и сделал, пытаясь в одну из ночей вломиться туда вероломно, дерзко и насухую. Да ещё и грубо, жёстко, влекомый раздирающей меня похотью.
И опять мой брат и любовник оказался на высоте. Он не только терпеливо сносил мои неумелые и неуёмные приставания, но и мягко показывал, как это надо делать. Вылизывая с любовью всего, как котёнка, язычком внедрился в разрез булочек и обволакивал норку то ласковыми, то жёсткими касаниями, раздвигая стеночки. Это позже я узнал, что сей процесс называется римминг. И в одной умной научной статье вычитал, что сие есть "предварительная ласка, прелюдия к сексу. Хотя при умелой стимуляции может привести к оргазму. Это элемент сексуальной техники, который используют как гетеросексуальные, так и гомосексуальные пары".
А потом он стал растягивать пальчиками, ласково массируя вход в норку. Это было классно!
Но вот стеночки раздвинуты, и его длинные пальцы (сначала один, потом два), углубившись, нажали на что-то, и боже... Если раньше я парил от ласк, ранее не испытанных, то теперь сам стал этим воздухом, озонируя всё, всех и вся. Мой клиночек как-то аж раздался, стал толстым и длинным мечом. Его покалывало так, что казалось, что если ничего не предпринять, то он лопнет. И в попке свербеть начало, появилось желание, чтобы в неё поглубже влезли и пощекотали, может, тогда зуд исчезнет. Готов был уже сказать об этом. Но, видимо, у старшего и такого мудрого брата были другие намерения.
Это я уже сейчас понимаю, что он, беспокоясь о моём будущем, решил дать сначала мне опыт полового акта в качестве актива. Потому и подлез под меня, распластавшись лягушкой с высоко вздёрнутой попкой. Вот и конкретный объект для реализации только что полученных навыков.
Я в точности повторил то, что несколькими минутами ранее наставник проделал со мной. Любовник, когда посчитал, что готов к совокуплению, обхватил мой сочившийся стояк и направил его в себя. Другой рукой нажал на попку, дабы побудить к движению.
Напор был решительным, но медленным - удавчиком вполз в туннель. И чем глубже входил, тем приятнее становилось. Возникло нестерпимое желание резко вгонять и вытаскивать и иметь долго-долго... На самом деле хватило где-то на двадцать толчков, и я с рыком излился. В этом зверином рычании была гордость самца. Как объявление миру о свершившемся. Как результат того, что смог достойно выполнить предначертанную природой задачу... А вот выходить не спешил - хорошо было ТАМ. И иногда вновь вдавливал ещё не совсем опавший член, пока тот не вывалился сам.
Вот и ещё одна ступенька освоения нового преодолена. Пусть и в несовершенстве исполнено, но сам факт случившего уже говорил о многом.
Правда, за всё это время я больше думал о себе, чем о партнёре. И опять Тимыч мягко внушил мне (так, чтобы я не только услышал, но и понял), что секс - это удовольствие для двоих, а не для одного. И чем ты больше стремишься доставить удовольствие партнёру, тем больше вернётся к тебе. Иначе это приведёт к тому, что любой союз двоих распадётся. От неудовлетворения одного, от того, что его желания остались нереализованными.
Осознал. Стало стыдно от того, что так и поступал. Как невоспитанная хрюшка, напрочь забывал о том, что Тимофей такой же парень. И ему важно для собственного "Я" так же утверждать себя в роли самца-ёбаря.
Кроме того, мне, видя, как тащится брательник, когда его пялю, хотелось понять, отчего так. И уж такой мой характер: что в башку войдёт, ничем не вымараешь. Хочу изведать да на основе личного опыта принять или отвергнуть.
Всё вместе и сподвигло меня к решению в ближайшее время подставить свою попку на разъёб. Я уже дозрел до времени, чтоб лишить себя целки. Других вариантов, кроме как Тимофей, и не предполагалось. Он это право заслужил всей своей любовью ко мне. Вот только за что он мог полюбить такого, как я!