Хладнокровию Нины Георгиевны можно было позавидовать. Не реагируя на последнюю реплику рядового, она произнесла чётко позицируя каждое слово: — Хотите сказать, что увидев эту гадость, девочка стала желать секса? — Не совсем. Но у неё появилась навязчивая мысль увидеть такой фаллос вживую и познать, что такое минет... — Отсосать, - прибавил нужное слово Борик. — Фу, как это вульгарно, - Нина Георгиевна передёрнула своими покатыми плечами. «Можно подумать, что она никогда не сосала» - втихаря фыркнул Борик. «Погоди, - остановил реплику Борика Я, - кажется намечается интересное.» — Мы вас предупреждали, что разговор будет откровенным, без купюр, - напомнил Большаков Бестужевой. — Ладно, допустим. Но вы должны сказать, откуда это знаете? — От первоисточника. — Э, нет, - Бестужева категорически зажестикулировала рукой. -Придумали. Только что придумали. Уверена на сто процентов. Солдат флегматично пожал плечами: — Спросите сами. Нина, не замечая своих сплетённые в «замок» рук (жест очень свойственный балеринам), прошлась по кромке будущего задника. Вернулась к Большакову и бросила ему в лицо обдуманною фразу; — Не верю. Ничего не сходится. Всё выдумано и напоминает сплетню. В ответ очередное молчаливое пожатие плечами. Елена Павловна снова сделала несколько быстрых шагов в одну сторону спортивного зала и столько же в обратную. — Как я знаю, Калинина вышла замуж в восемнадцать лет. Осенью. А через несколько месяцев зимой уже изменила мужу с вами. Хотите сказать, что причиной тому эта пошлая мазня на стене общественного туалета? – она пнула выбитый из рук Большакова картон. – Это уродливый брызгающий орган? — Не такой уж он и уродливый, если посмотреть вживую, - сказал, опережая Бориса Петровича, любитель скандалов Борик. — Что?! – жена начальника политотдела полка уставилась на стоящего перед ней рядового. – Что ТЫ сказал? — Желаете убедиться? – Большаков сделал движение к выпуклости под гимнастёркой. — Ну нет, увольте, - заторопилась Нина Георгиевна. — Как хотите. Но когда-нибудь вы пожалеете, что отказались убедиться в моей правоте. Это было на грани фола. Женщина с иным характером, иным мышлением сорвалась бы на крик, на требование «Пошёл вон!», в конце концов - пожаловалась бы мужу. Но только не Нина Георгиевна. Она не желала поставить под угрозу срыва задуманный спектакль. «Если Поляков пришлёт другого рисовальщика (не один же он во всём гарнизоне!), то, врят ли, новичок знает о балете столь подробно, как этот негодяй Большаков. А это не маловажно, чтобы создавать достойную сцену спектакля.» Кроме того, Бестужева помнила про задуманную книгу. По сегодняшнему разговору она поняла, что фаворит Калининой располагает (и готов поделиться), пикантными подробностями соития, которые пригодятся для написания рукописи с максимальной достоверностью. Жена начальника политотдела полка была на распутье: топнуть ножкой или сделать вид, что её это не трогает. «А ведь салага пытается меня раскачать! И, наверняка, таковы его планы на счёт меня. - подумала Нина Георгиевна. – Ни хрена у него не получится!» Наконец, решила: «Буду держать этого блядуна от себя на расстоянии и всё будет окей!» Придя к такому мнению, женщина резко сменила предмет дискуссии: — С изготовлением эскизов не затягивайте. Как только их утвердим, приступайте к работе. Балерины будут репетировать в танцевальном классе, но до премьеры, им нужно несколько рабочих прогонов на сцене с готовой декорацией. Нина Георгиевна ходила по белоснежному полотну, не смотрела в сторону солдата. говорила сухим командным голосом. И в этом осязаемом сдержанном гневе, становилась для Большакова всё более привлекательной целью его растущей похоти. Первый раунд их общения остался, несомненно, за ним. Борис рискнул, и ЦЕЛЬ позволила ему похамить. Стерпела. Значит дальше можно быть ещё настойчивее... Стоя на месте, поглаживая через карман оживающего «малыша», Большаков наблюдал, как движется женщина его будущего проникновения. Яркая, желанная и уже не такая недоступная, как казалась при первом знакомстве. Он видел её целиком. Прическа каре под Мари Матье. Высокая грудью под облегающим свитером. Прямая спина профессиональной танцовщицы. Упругие ягодицы в синих облегающих джинсах. И эти модные голубые кроссовки с белыми носочками на стопе ножек. Их так комфортно, не снимая, положить себе на плечи... «В этой жене какого-то дешёвого подполковника, всё так цельно, так гармонично! Наверняка, её мужлан не в состоянии ебать свою благоверную до потери сознания. А Боря сможет. Он может это сделать прямо сейчас. Немедленно!» И как же ему поступить иначе? Когда стоит опустить взгляд на место, где сходятся стройные ноги балерины, сразу представляется, они разводятся в стороны. А длинная шея - отличное влагалище для глубокого погружения «малыша». «И случится это очень скоро. Может даже через минуту. Он выебет самоуверенную москвичку вон на тех матах. Она будет вертеться под ним и стонать, стонать, стонать...» «Повремени и это всё будет твоим, но позже.» - сказал кто-то в горячей башке солдата. «Кто смеет тормозит моё хотение?! Какая ипостась МНЕ перечит?» - насупился Большаков. — Судя по хмурому лицу, вы чем-то недовольны, – повернулась к рядовому Нина Георгиевна. – Смущают размеры задника? Или что-то другое? — Меня смущаете вы, - произнёс сухим голосом Большаков. — Да? – Бестужева с пониманием посмотрела на его засунутую в карман руку. – Не трёт? «Ничего этого не будет, если ты сорвёшься, - сказал в голове всё тот же предостерегающий голос. – Умей ждать нужный момент. Иначе сто семнадцатая статья Уголовного Кодекса СССР, после чего мы с тобой расстаёмся навсегда!» Это говорил никто-то, а очень целеустремлённый Я, чьи напутствия и советы всегда помогали. К тому же призвал и рассудительный Борис Петрович. Лишь пустомеля Борик ляпнул: — На матах будет для «малыша» удобнее всего. Лишь бы не мешали... Он даже произнёс это не в мыслях, а вслух. Бестужева услышала и переспросила: — О каком малыше идёт речь? Если о детях, то их сюда не пустят. Да и другие не будут помехой, потому, что мы не будем афишировать, чем тут будут заниматься. К тому же зал имеет запасной выход на улицу, им можно пользоваться по мере необходимости. И он закрывается на ключ. — Это замечательно, - сказал Большаков, вытаскивая руку их кармана галифе. - Не будем афишировать, чем МЫ с ВАМИ будем ЗДЕСЬ заниматься. А «малышом» я называю то, что мне, действительно, натирает ногу. И это от того, что озорник чувствует ваше, Ниночка, присутствие. Ничего, что я назвал вас так, по-свойски? Мы ведь одни, молоды и общаемся без купюр... Сказал и, с удовольствием отметил, как задержался, а затем быстро скользнул в сторону от внушительной выпуклости, что выпиралась из-под края подтянутой вверх солдатским ремнём гимнастерки, взгляд смутившейся Бестужевой. ... В создании эскизов задника сцены к предстоящему балету у Большакова проблем не было. Солдат пошёл в гарнизонную библиотеку, где, на правах читателя, попросил у Калининой подшивку журнала «Огонёк». Елена Павловна принесла и помогла найти статью о премьере «Лебединого озера» в Большом театре. К статье была приложена фотография сцены с фигурками балерин на фоне лесного озера. Снимок был достаточно хорошего качества (всё-таки «Огонёк»), чёрно-белого исполнения. Для Большакова не составило труда представить его в нужном цвете. Одной рукой он перелистывал страницы подшивки, а второй, приподняв край юбки и погладил гладкую ножку капитанши от колена в сторону промежности. — Прекрати! — испуганно дернулась библиотекарша, обернувшись не нескольких присутствующих посетителей и торопливо отошла в сторону. Она уже чувствовала наполнение животика, не сердилась на озорство биологического отца будущего ребёнка. Но дала зарок, что больше — ни-ни! Лёгкая шалость Борика пробудило скучающее «Я». Он сказал Елене Петровне, что не может найти повесть Куприна «Поединок». Женщина, по долгу службы, откликнулась и целеустремлённый развратник увлёк её за стеллажи. Где, тут же, вложил в ладошку с изящным маникюром и обручальным колечком оголённого «малыша»: — Сил нет терпеть, на тебя глядя, - шепнул он в красное ушко капитанши, - подрочи... На испуганный взгляд в сторону читального зала, успокоил: — Им не до нас. Быстренько погоняй, потом присядь, как будто нужную книгу ищешь, и прими в ротик. Давай, пока кто-нибудь сюда не пришёл... Такого взрывного адреналина Леночка ещё не испытывала. Она дрочила солдатский хуй в десятке метрах от посетителей библиотеки! И была на грани нервного потрясения. От подобной обстановки кайфовал и сам Большаков. Буквально через пару минут он ударил струёй спермы в горло красивой соски и не отпускал её голову, пока последняя капля малафьи не была снята розовым язычком с лиловой залупы любовника. «Хорошо?» - спросила Большакова довольная своей инициативой ипостась по имени Я. — Хорошо, - согласился солдат, помог Леночке подняться и, пока накормленная девочка, протирала рукавом влажные губки и отряхивала ладошками колени, успел внутренним краем юбки, благодарно вытереть всё ещё торчащий член. — К закрытию загляну, - сказал он на всю библиотеку, застёгивая ширинку, - за другими журналами по балету. Подберите, пожалуйста. – Мне нельзя, - шепнула смущённая необычной ситуацией библиотекарша. – Я же беременна... — Для папочки есть попочка, - тихо скаламбурил Борик. А Борис Петрович, громко, для всех присутствующих, заявил: - Заодно починю Даниэля Дефо, у него переплёт поношенный... Если вы, Елена Павловна, не возражаете. — Ага, - только и смогла вымолвить, из-за стеллажей, приходящая в себя от экстремального минета, Калинина. Большаков быстро прошёл на выход. Книга о Робинзоне нужна была для прикрытия не опавшей выпуклости... ... За час до ужина, Большаков, на правах оформителя библиотеки задержался в читальном зале, изобразил некую деятельность с применением ватмана и туши, а после ухода последнего посетителя, щёлкнув замком, начал уламывать Калинину на анальный секс. — Нет, нет и нет! - твердила Калинина. - У нас всё закончилось после седьмого раза. Закончилось на всегда, милый... Обращение «милый» дала, вошедшему в раж, Большакову надежду на удачный исход рандеву. Уж очень хотелось расслабиться после предыдущих бесед с Бестужевой. А попочка Елены Павловны была точной копией той, что маячила перед ним в спортзале. Сейчас войдёт в жену капитана, а помечтает, что сношает подполковницу... Елена Павловна упиралась. Пришлось потискать груди, и, с французским поцелуем, подрочить клитор. Почувствовав, что «пилотка» потекла, развернуть, упирающуюся Елену Павловну, титьками на стол. Продавливая смазанный вазелином анус, с удовлетворением, размышлял: «Что за прелесть эти не разработанные попки молоденьких женщин! Сколько в них облегающей глубины и горячего обхвата. Так бы и накачивал амортизирующее булочки каждой, чей муж пренебрегает ими заниматься». После нескольких активных толчков возмущённые протесты Елены Павловны сменились тихими оханьем и еле слышными: — Да, да, да... Потом уже громким призывом: — Ещё! Да, мой хороший, да!.. Как я соскучилась... Ах..., - худенькая спинка библиотекарши прогнулась и ослабла. Калинина испытала отчаянной силы оргазм. И уже не протестовала, когда солдат начал вгонять «малыша» не только в растянутое очко, но и в призывно раскрывшуюся киску. Это была настоящая ебля замужней женщины с чужим мужиком, а не пуританские отношения с одноразовым мужем... Когда пришла пора сливать малафью, Большаков спросил прижатую к столу давалку: — Муж иногда ебёт? — Да, - кивнула потной гривой Леночка. — В пизду или в жопу? — В пизду... - выдохнула Леночка и снова прогнулась в экстазе. Тут Борик подсказал своему босу, что неплохо бы послать писюну комроты привет от «малыша». И Большаков, погрузив, готовую взорваться от притока крови залупу, в глубину раскрытого бутона, с блаженной ухмылкой, отправил мощную струю сперматозоидов на свидание с тем, что прыскает в свою жену слабак Калинин: — Пусть пообщаются... ... Через пятнадцать минут наши любовники, как ни в чем не бывало, уже при открытых замках, сидели возле используемого в недавнем сексе стола и неспешно разговаривали. Большаков рассказал, как продвигается дело с Бестужевой. В чём она проявила слабость. — Больше всего повелась на моих знаниях о балете. Хороший, ты мне материал подготовила. Спасибо. — Сочтёмся, когда ты её... Ну, сам понимаешь. — Само собой. Она тебя сильно беспокоит? Звонит, или заходит? — И то, и другое. На днях спрашивала, закончились ли наши отношения. Наверное, то-то затевает. Ты, уж постарайся... Что бы не шантажировала. — Что-нибудь для её книги написала? — Мало. Всего несколько страниц. Не получается у меня про ЭТО придумывать. — Делать намного легчу, правда? Елена Павловна смущённо посмотрела на входную дверь. Не услышал бы кто. — Не беспокойся. Мы далеко сидим. Если будет заходить, услышим. Тактичный Борис Петрович, естественно, через Большакова, попросил Елену Павловну, при составлении текста, сделать упор на ощущения новизны, когда чувствуешь в себе тело не мужа, а другого мужчины. И этим, необычным оборотом речи, немного рассмешил Калинину: — Словно не ты говоришь, а кто-то другой, - хихикнула она. А незабвенный Борис Петрович продолжал голосом любовника: — Используй приёмы литературного описания с применением народного фольклора. Но в разумном объёме. Что бы твоя «подруга» не заподозрила театральной фальши. Пылкая восторженности от измены должна быть по-девичьи сдержанной и, в то же время изуверски соблазнительной. Не вдавайся в подробности, повторяй, как мантру - тебе было приятны движения чужого фаллоса... Это было уже запредельно. Леночка расхохоталась в полный голос. Да так заразительно, что Большакову снова захотелось. Положение выправил пошленький Борик, который назвал фаллос хуем, что Елена Павловна восприняла уже, как обыденное. Всё-таки бытиё, действительно, формирует сознание. — Да, - сказал натуральный Большаков, - чуть не забыл. Я ведь рассказал историю про член в общественном туалете и надпись, призывающую тебя прийти в четверг отсосать. И о том, что этот настенный рисунок преследовало тебя и школьные годы, и после замужества. Ничего не напутал? — Нет. Всё верно. — Сказал, что ты, увидев нарисованный хуй и возбудилась до состояния потенциальной давалки. Калинина снова кивнула: — Так и было. — Бестужеву эта подробность зацепила. Сначала не поверила. Потом велела (ты знаешь её манеру разговаривать), назвать имя от кого я это услышал. Большаков пытливо посмотрел в лицо притихшей слушательницы. — Отправил её к тебе. Так что жди. Скоро заявится лично. Будет уточнять. Ей это важно для будущей книги. Сама-то не забыла, что мне напридумывала? Может напомнить? — Не надо. Это было со мной на самом деле. — Гонишь! Я-то думал – сочиняешь для сюжета. Большаков шуточно похлопал в ладоши. Спросил, скалясь на все тридцать два зуба: – Что, натурально, ещё школьницей, представляла, как будешь сосать у мужиков? — Нечего смеяться, - сказала Елена Павловна серьёзным голосом, - - Что было, то было. Даже снилось, как это делаю... Если хочешь знать, девочки тоже не прочь помечтать о члене как вы мечтаете... - оно запнулась. — О пизде? — Да, - Елена Павловна опустила глаза. – Никогда не думала, что буду произносить такие слова столь свободно при постороннем мужчине. — Ни фига себе! Мы с тобой, уже два месяца, как муж и жена. Калинин тебя через резинку мучает и минет не признаёт. Про жопу вообще не знает. Я же все дырочки твои прочистил. И ребёночка заделал. Прикинь, кто ближе? Кстати, когда рожать думаешь? — Осенью. К ноябрьским. — Значит уже в Москве. Кэп в академию поедет, тебя возьмёт. Получите, как женатики с будущим ребёночком, отдельное жильё и окунётся муж в учёбу. А у тебя возможность появится с бомондом общаться. Столичная тусовка затягивает. Я это знаю. Что в Москве, что в Ленинграде - нравы у «звёздных» мужиков к хорошеньким провинциалкам одинаковые. — В смысле? — Ёбари подвалят к тебе со всех сторон. Пока муженёк военную академию осваивает, разные там кабзоны и янковские, с удовольствием освоят фанатку эстрадно-киношной мишуры. Особенный спрос будет на твою аккуратную попочку. Так что разрабатывай её, как следует. Если не со мной, то с кем-нибудь другим... — Ладно придумывать, – отмахнулась Калинина, но при этом сильно покраснела. – Странные у тебя представления обо мне, Борис. Даже обидно — Ой-ё-ёй. Какие мы обидчивые! Сама, только что, призналась, что со школы фантазировала о чужаке в глубокой глотке. — Да ну, тебя! – совсем стушевалась Елена Павловна. - Давай расходиться. Мне уже домой пора. Скоро муж явится, а ужин не готов. Она стала проверять перед зеркалом в порядке ли её одежда. Достала помаду, стала подводить губы. При этом чертовски соблазнительно вытягивая их в трубочку. — А вообще, мне с тобой, Боря, начинает нравится. Наверное, вхожу в роль замужней... как это говорят... давалки. — У тебя это прозвучало... — Не очень? — Напротив, для меня обнадеживающе. Когда ещё московской фифе вставлю, а молодой организм требует. Не хочу, как большинство в казарме, быть онанистом. Знаешь, сколько малафьи сливается в солдатские кулаки и гальюн? Вёдра! В нашу библиотеку потому и ходят, чтобы на тебя, вживую глянуть, и подрочить на то что видят. Не веришь? — Верю. Не раз ловила на себе взгляды похожие на те, что ты впяливал в мои колени. Иногда думаю - не повторит ли, кто, твой февральский «подвиг». — А хотелось бы? — Перестань. Ну мне пора... — Хорошо. Только у меня к тебе, Ленуль, просьба. Могла бы ты перед сном с муженьком не подмываться? Хочу тоже пофантазировать, как его ленивая семенная жидкость с моими быстрыми сперматозоидами в твоём влагалище встретятся. Не смывай, что сегодня влил. Договорились? — Ещё чего надумал! Как так - в постель и не подмывшись?! — А так. Возьми и покуражься над его педантичностью. С мыслью, что пару часов назад, в пизде его жены хозяйничал чужой хуй, направь мелкий писюн супруга в свою пилотку. Увидишь, какой кайф получишь от этой ощущения тайного блядства. Трахни рогоносца чужой спермой. Калинина задумалась. Потом произнесла: — Вообще-то, я давно хотела, что-нибудь такое, сотворить. Достала меня его холодность в наших отношениях. Пуританское миссионерство в постели. Но, то, что предлагаешь ты, будет местью не достаточной. Хорошо бы малафьи побольше... Например – она повела взглядом по сторонам, - вот такую баночку из-под гуаши. — В себя зальёшь? — Качну в ванной во влагалище. И сразу в постель. Пусть его огрызок «купается» в сперме чужого мужчины. Классно придумала? — Ага. Хорошо бы уговорить ещё и полизать тебя там... — Не получится. Он у меня чистюля. — Тогда ты пальчиком пошуруди и подсунь, как леденец. Пусть оближет. Если получится, спроси – нравится ли на вкус? Если ответит, что нравится. Вообще прибалдеешь. — Баночку наполнить сможешь? Устал, небось... — Это уже не только от меня зависит, - сказал Большаков. Он по-деловому вернул щеколду замка на закрытие, распоясался и выставил из трусов отдохнувшего «малыша». Крашеные губки Леночки старательно обжали знакомого «друга». Пальчик с обручальным колечком задвигался по натянутой коже твёрдющего члена. Смачные звуки сосания чередовались с звуками, похожими на всхлипы. «Надо бы, попробовать сделать ей всамделишную «глубокую глотку» - подумал Большаков и, запрокинув голову, снова кайфовал от старательного минет замужней женщины. Молоденькой и чертовски хорошенькой - жены командира. ... Имея возможность не присутствовать на вечерней поверке и явиться в казарму за пять минут до отбоя, Большаков завалился не стопку спортивных матов и разрешил себе расслабиться. Поразмышлять о дальнейших действий в отношении московской балерины. Вместе с ним этими умозаключениями занялись и его ипостаси. Первым расслабленные мозги рядового шестой роты восемьдесят пятого мотострелкового полка начала загружать первая ипостась: — Похоже, ты огорчён долгим приступом жены подполковника? А ведь пошла лишь вторая неделя, когда ты впервые развернулся в её сторону. Вспомни. На библиотекаршу потрачено полтора месяца. А московская дива и умнее, и агрессивней жены капитана. С ней нельзя нахрапом. В буреломе недолго ноги сломать. Действуй осторожненько, шаг за шагом. Через препятствия и запреты. Проявляй встречную хитростью. Где надо - скрытое вероломство. Напоминай, что рядом с ней находится мужчина с приличным достоинством не только в штанах, но и тут, - Борис Петрович ткнул указательным пальцем в лоб развалившегося художника. – Лишь тогда сладкий плод упадёт в твои руки. — Ну, с этим: «осторожно», «не спеша», «шаг за шагом» понятно. А что конкретно надо делать? Она же такая... Ну, сами знаете. И почти весь день рядом. Могу не стерпеть. Сорваться. — Я так это понимаю! – сочувственно промолвила вторая ипостась (она же – Борик), – Сам, мысленно, нашу прима-балерину уже несколько раз снасильничал. — Спокойно, господа-товарищи! Никакого упаднического настроения, никакой агрессии. У девочки три болевые точки: любовь к балету, муж, который начал погуливать на стороне, и маниакальное желание написать книгу. В нашем деле это немало, но, мне кажется, не достаточно. Прибавим к этому главный козырь Большака... — Размер его «малыша», - «подсказал» готовый к экстриму Борик. — Само собой, в своё время и «малыш» будет в деле. Но это уже оружие прямого применения. А мы говорим о плацдарме на подступах к бастионам супружеской верности. Говоря о главном козыре, имею в виду умении патрона рисовать портреты. Нужна картина-портрет балерины, увидав которую, Бестужева согласилась бы на обмен натурой. — Портрет и балет, соединённые в единое? Это хорошо! Это мне по силам, - встрепенулся, прислушивающийся к своим «мыслителям» Большаков. Нужны наброски балерины в танце. И не один. Чтобы можно было выбирать. Борис задумался. Остальные, понимающе, примолкли. — Кажется, я знаю, как их получить, - наконец сказал Большаков. – В танцевальном классе, где Бестужева преподаёт. — Это - правильное направление, - кивнул виртуальной головой Борис Петрович. – Как поведёт себя в дальнейшем заигравшийся с телефонисткой Поляков, и содействует ли информация об этом его жене, не знаю. Но баланс будущей книги на весах отношений между патроном и балериной, считаю существенным. В этом свете надо капитанше в своих черновиках для Бестужевой, оставлять больше недоговорённости. Текст должен лишь разогревать любопытство, которое, как известно, женщин губит. Бестужеву надо ЗАСТАВИТЬ расспрашивать у первоисточника как всё происходило. — А «первоисточник» это кто? — Борик! Помолчи! — Рассказывая «подробности» следует фантазировать, - продолжила рассуждения Бориса Петровича третья ипостась. – Фантазировать до порнографических подробностей. Конечно, в мере того, как объект будет этим интересоваться. И разжигать в нём похотливые воображения. Вплоть до самоудовлетворения. — Неплохо бы, ко всему, иметь какой-нибудь с форс-мажор, — после паузы добавил Борис Петрович. - Женщины в сложных обстоятельствах теряются. Чувствуют одиночество. Тут бы и пригодилось крепкое солдатское плечо. — Дружбана, готового её шпокнуть, — прибавил Борик. — Казарменные штучки сейчас не уместны! — шуганул вторую ипостась Борис Петрович. – Мы обсуждаем серьёзнейший вопрос. — Совершенно точно! – поддержала Бориса Петровича ипостась по имени «Я». — Наш объект - амбициозная светская дама, уверенная в себе. Но, как большинство красивых женщин, ей льстит, иметь неравнодушного поклонника. Признайтесь ей в своих чувствах, Борис. Скажите, что любите.... На этом получасовое расслабление Большакова было закончено. Нужно было отправляться в казарму, на свою двуярусную кровать. Где, перед сном, для приличия, ещё немного пообщаться с дружками и просто завидующими: — Такую тёлку каждый день видишь! Вот бы к ней поближе... — И чё? Мечтающий пожимал плечами, мол – неужели не понятно? И отходил. На одного недруга у Бориса становилось больше. «Ну и плевать! Всем не угодишь», - думал он, забираясь на второй ярус. Надо было, как следует, выспаться и вернуть потраченные в библиотеке силы. С утра начинались трудные дни художника - ползанье на коленях с кистями и красками по белоснежному полотну будущего задника... «Поговори с подполковницей, пусть выбьет для тебя у мужа разрешение спать в спортзале», - шепнул засыпающему солдату, умеющий прогнозировать будущее, Борис Петрович.