Все события взяты из моей жизни.
Долгое время я не придавал значения любви и не знал её вообще, просто занимался сексом с пацаном не один раз в день. Позже, когда нас с моим первым парнем разлучила война в Баку, я начал понимать, что такое одиночество. Тогда мы с семьёй (а я был невольным переселенцем, беженцем) вынуждены были переехать из нашего города в Россию в посёлок энной области.
Представьте: начало девяностых, там и зеки, и чёрти кто! И когда я очутился в состоянии неприятия меня народом в этом посёлке, и мне осталась от всех удовольствий прошлого лишь правая рука для онанизма, вот тогда-то, как говорят, и клюнул меня жареный петух. Я стал безответно влюбляться в своих сверстников. В баню я приходил самым первым, чтобы потом было на что кончать. Летом я нырял в речку и нечаянно губами касался ног парней. Это придавало мне сил жить в этом месте. Все не понимали, почему я не гуляю с девчонками. Знали бы они почему! А если и узнали бы, то я тут же стал бы ещё большим изгоем среди односельчан, а такая перспектива меня вовсе не радовала.
Мне было безнадёжно тоскливо, я рвался в Баку, чтобы встретиться там со своим старым другом, но у меня не было денег на эту проездку. Потом я свыкся с новым положением, новыми людьми, продолжил обучение. Далее была армия. Там у меня было два случая секса с парнями, но всё это было грубо и пошло. Не буду описывать! После армии я, наконец, освободился от всех обязательств и тут же умчался в Москву. Столица тоже принимала меня с трудом, но, поскитавшись, я всё-таки поселился в ней, устроился на работу. Отрывался я в городе по полной! Секс, секс без разбора, количеством которого я хотел возместить все годы его отсутствия, необузданный и во всех его проявлениях, море членов, рук и ног, гулянки, плешки, туалеты... Наконец, я пресытился этим. Поверьте, когда человек долго голодал, ему хочется вкусненького и как можно побольше - такова его природа!
К чему я всё подвожу? К началу любви, трагичной, но самой счастливой! Речь пойдёт об Алёшке.
Первого января 2006-го года мы, окрылённые прошедшей ночью, брели по улицам Москвы и заглядывали друг другу в глаза. Сердца наши часто бились. Мы хотели, чтобы наше общение было бесконечным. Мне казалось, что про нас снимают кино, и режиссёр вот-вот гаркнет: "Стоп! Снято. На этом - всё!" Нам казалось, что так не бывает в реальной жизни, но так случилось. Это господин случай дал нам возможность вкусить настоящую любовь, и я ему бесконечно благодарен за это.
Нагулявшись, мы так и не придумали, куда бы нам пойти, чтобы там уединиться, кроме как к нему домой.
- Поедешь со мной? - загадочно спросил меня Алёша.
Его голос был для меня слаще любой музыки, и в тот момент я поехал бы с этим парнем хоть к чёрту на рога, лишь быть рядом с ним! Я умоляюще посмотрел на него. Поехать? С тобой?! Даже в раннем возрасте мне не хотелось так сильно, скажем, новую игрушку, как сейчас идти с Алёшей куда-то, идти не разбирая пути, и видеть его прекрасные ноги, которые сводят меня с ума уже почти целые сутки. Я хотел войти в Новый год вместе с этим чистым и откровенным парнем... Мы поняли друг друга без слов. Нам хватило одних лишь взглядов, тянущихся друг к другу рук и губ!
Пунктом назначения оказалась довольно обычная девятиэтажка в районе Измайловского парка, где так много Парковых улиц, ничем не выделяющаяся двушка. Дверь нам открыла его мама. Мне хотелось сказать ей "спасибо" за сына, но я только скромно поздоровался с ней. Она выглядела неважно, её потрёпанный вид и припухшее лицо откровенно говорили всем о том, чем она занята по жизни. Лёшка как-то замялся, мы быстренько разделись и прошмыгнули в его комнату, которая - и мне это показалось странным - была заперта на ключ. Двумя руками обхватив меня за плечи, он прижал меня к двери, и мы дали волю своим чувствам.
Мы задыхались от поцелуев - сильных, крепких, мужских. Лёша нагнулся и развязал мои шнурки, снял с меня ботинки, носки и положил меня на кровать. Ноги мои он положил себе на колени и лизнул мне стопу. Я аж вскрикнул от этого его прикосновения к себе. Обрабатывая языком и губами мои стопы, Лёша окончательно ввёл меня в состояние сексуального опьянения. Глаза мои невольно закрылись, я выпал из реальности, потеряв счёт времени.
Это сладкое сумасшествие не прекращалось ещё долгое время. Нам не хотелось ни есть, не пить, ни даже курить. Мы валялись друг у друга в ногах, угадывая любое желание партнёра без слов!
В ту ночь мы легли спать вместе и после того, как вновь насладились друг другом, уставшие и удовлетворённые, заснули. Ноги моего возлюбленного обвили моё тело, и осознание этого сделало мой сон ещё более сладким. О, если бы я смог словами обрисовать его фигуру такой, какой я видел её тогда (а она никогда не покидает моего воображения)! Что ж, попробую это сделать.
Это было само мужское совершенство во всей своей красе! Представьте себе лицо без единого изъяна, оттенённое весенней свежестью возраста, с чёрными бровями, большими ресничками, изумительными глазами, подобный разрез которых я ещё не встречал. Сквозь сон сладкие губы юноши разошлись и, казалось, выдыхали воздух приятней и чище, чем тот, что вдыхали, и я впился в эти губы страстным поцелуем. Прекрасная, словно выточенная, шея, украшенная сзади с обеих сторон прямыми, ниспадающими на плечи шикарными чёрными волосами, соединяла голову с телом совершенной формы и крепко сбитым. Сила и мужская мощь его внешне скрадывалась и смягчалась нежностью цвета лица, изяществом черт, гладкостью кожи и округлостью плоти.
Ничто не могло скрыть от меня соразмерность и завершённость его форм. Там, где талия плавно переходила в бёдра, ослепительно белая кожа блестела, обтягивая твёрдые округлости спелой плоти, при легчайшем нажиме она подёргивалась рябью, но стоило нажать посильнее, как пальцы соскальзывали с неё, словно с поверхности тщательно отполированной слоновой кости. Бёдра его, округлые в наливе молодости и силы, постепенно сужавшиеся к коленям, казались двумя столпами, достойными того тела, которое они поддерживали. Внизу этого тела виднелась роскошная поросль мягких, в колечки свившихся волос, окруживших основание пениса, оттеняя тем самым его белизну. Покрытый узором вен податливый член, свисающий меж бёдер, привлекал к себе мой жадный взор, так же как и волшебный мешочек сокровищ сладострастной природы, который, казалось, вобрал в себя все морщинки и все складки великолепного, молодого, без изъянов тела.
Совершенной композиции картина, привлекательнее и трогательнее которой нет у природы, - это картина его ног, блистательная в своём исполнении. Виден был стройный ряд пальцев с прозрачными и ухоженными ноготками. Подушечки пальцев были мягкие и нежные, словно у пупса. Когда они касались моего тела или лица, я, наверное, почти терял сознание от волны расходившегося по всему моему телу удовольствия, от неповторимого ощущения счастья. При этом я осознавал, что это ножки моего Алёши - самого замечательного человечка, который встретился мне на моём жизненном пути. Пятки были округлые, ласкающие взор (я называю это онанизмом глазного дна!), так же как и ямочки у щиколоток. Икры - это чуть поросшие волосиками плавные линии, наполненные грацией. Я любил смотреть на двух упругих белых соседок, проще говоря, на спелую попку, обтянутую нежнейшей кожей и иногда заменявшую мне подушку.
В каком восторге я тогда пребывал! Просто в неописуемом! Попадись мне раньше на глаза этот юноша, когда я ещё жил в посёлке, и это стало бы невероятным стартом нашей всепоглощающей любви!
Утром мы даже не признавались друг другу в любви, всё это было заменено нашими действиями, новой волной страсти друг к другу, захлестнувшей нас, и мы вновь предались любви. Я ввёл свой член меж его сложенных и смазанных мною подошв и стал ритмично двигаться до тех пор, пока не выстрелил мощным потоком спермы. Слизав её остатки с тела Лёшки, я рухнул на него всем своим телом, тяжело дыша, целуя его в шею, играясь языком с мочками его ушек и запустив руку в роскошь его волос. Мы смеялись и плакали от счастья. Затем он кончил мне в рот. Это было вкуснее нектара.
Потом нам сильно захотелось в туалет, но выходить из этой счастливой комнаты в реальность, в кухню его пьяной мамаши не хотелось ни ему, ни мне, и мы не нашли другого выхода, как помочиться друг на друга! Так как эта инициатива принадлежала мне, Лёша начал первым. Тёплая и сильная струя ударила мне в грудь. Россыпью золотых бусинок отталкивалась от моего тела, она оросила всё вокруг. Я открыл перекрёстный огонь. Нам очень понравился этот душик (в дальнейшем мы часто его практиковали), заодно и облегчились! Мокрые, мы всё-таки вынуждены были покинуть наш райский уголок...
Реальность ворвалась к нам сама, без стука! Вдруг резко распахнулась дверь в комнату (в порыве страсти мы забыли её запереть), и на пороге появилась Лёшина маман - по-другому её не назовёшь. Застав нас с пьяни (или с похмелья) голых, мокрых и обнимающихся, она сделала следующее. Молча она подвалила ко мне, схватила меня за волосы и прошипела:
- Ты, пидор, сейчас же хватаешь своё пальтишко, и чтобы я никогда, слышишь, пидорасня, никогда тебя больше не видела рядом с моим сыном. И это в моей квартире! От тебя же мочой кошачей прёт! Вон, я сказала!
Комната наполнилась запахом перегара и назревающим скандалом. Лёша встал на мою защиту. Началась перепалка, пересказывать которую неинтересно.
Наконец, мы выскользнули из комнаты в ванну. Лёшка долго извинялся за мать. Мы быстренько помылись, оделись и вышли из квартиры. Уходя, Лёша так сильно хлопнул дверью, что в квартире эхом раздался стон от старенького пианино, стоявшего в коридоре. Больше я в этой квартире не был.
Оказалось, что у Лёшки были сбережения, оставленные ему его прежним любовником. Он не хотел говорить на эту тему, а я ничего у него не спрашивал.
- Давай не будем ворошить прошлого. Прошу тебя, миленький, Андрюшка, сильно прошу. Давай будем жить только настоящим! Ведь мы теперь вместе. Мы вместе, ведь так? - заглядывая мне в глаза, спросил Лёшка.
- Лёшенька, дорогой мой, я люблю тебя, сильно люблю, ты же это видишь. Я сделаю всё так, как ты скажешь! - обнимая и целуя его прилюдно, прямо на улице, ответил я.
Вскоре мы сняли своё жильё. Я бросил свою работу и устроился менеджером в офис, в котором работал мой дорогой Алексей.
Никогда я так не радовался жизни, как тогда, когда мы были вместе! Всё вокруг казалось нам безоблачным и умиротворённым. Порой мне даже становилось страшно, что всё вдруг рухнет в небытие, ведь, на мой взгляд, редко такое безудержное и с каждым днём всё нарастающее чувство долго остаётся на плаву.
Мы буквально упивались друг другом и никогда не ссорились. Мы странным образом были похожи друг на друга, как характерами, так и интересами, не говоря уже о наших сексуальных предпочтениях. Теперь у нас было наше совместное гнёздышко, которое мы свили в сжатые сроки, тем не менее там всё было устроено со вкусом и довольно уютно. Конечно, я не хотел, чтобы парень сильно тратился на нас, но он настаивал. Я немного отдалился от всех своих друзей, но не забыл их, звонил им, делился с ними своими радостями. Они были рады за нас. Лёша маму не навещал, хотя она и сама, кажется, про него не вспоминала. У них всегда были сложные отношения.
С наступлением весны наши отношения становились всё более страстными. В начале апреля я уже полностью освоился на своём новом рабочем месте. Наши коллеги стали уже подозревать, что мы с ним не просто друзья, и за спиной у нас порой хихикали, но нам было на это наплевать. Обедать мы ходили мы вместе, а после обеда у нас с Лёшкой всегда проходила секс-минутка (так я её называл). В кабинете главного экономиста, коего вообще в нашей фирме не было, мы и организовывали свои "встречи".
Из открытого окошка тянул свежий весенний ветерок. Мы в своих обязательных, но невыносимо неудобных костюмах стояли и целовались в кабинете главного экономиста. Экономя время, мы спешили.
- Лёш, нас Лупыч (прозвище начальника) кастрирует за прогулы, чем я тебя тогда любить буду?
- Не кастрирует.
- Вчера только накричал!
- Ну его, давай лучше займёмся делом.
- Ммм, а какие у нас сегодня игрушки?
- Ну, у каждой зверушки - свои игрушки! Ты снимай туфли и ложись на стол. Я буду твоим врачом-травматологом!
- Это что-то новенькое, - улыбнулся я. - Ты будешь вправлять мне вывих?
- Догадливый! Только язычком! - высунув язык, ответил Лёша.
Зубами он начал стаскивать с меня носки, да так ловко, что уже через минуту мои ноги были босыми. Своим волшебным ртом он заглотнул сразу четыре моих пальца и стал массировать их своим языком. Я, как всегда, расстонался от этих ласк. Видимо, за дверью это было слышно, так как в неё постучали.
- Продолжим дома, - шёпотом сказал Лёшка. - Кого там чёрт принёс? Не дадут пообедать!
- Подожди, дай обувь одеть. У меня стоит, и это видно через брюки. Не открывай пока.
- Пусть все видят такую красоту! - улыбнувшись, ответил Лёха и направился к двери.
Светка, наша секретарша, с любопытством уставилась на мою ширинку и какое-то время не могла произнести ни слова. Оправившись от шока, она стрельнула взглядом по ширинке Лёшки, что-то прокрутила в своём скрипучем мозгу и, наконец, победоносно объявила, что её против её воли прислали пригласить Смолянского (это я) к шефу.
- Лупыч другого времени не нашёл? - спросил Лёша у неё. - Обед же!
- Вы, парни, во времени не теряйтесь, обед уже сорок минут как закончился, - ещё раз пощёлкала Светка своими глазищами по нашим ширинкам и, не знаю для кого, нарочно вызывающе завиляла своими бёдрами, удаляясь по своим делам.
- Вот дурында! Думает, что она нас удивила своей духовкой! - рассмеялся Лёха.
- Взяла и обломала! Ты был таким чудесным доктором! Боюсь, что без твоей помощи я не доживу до вечера, - чмокнув Лёшку в шею, сказал я.
И вот долгожданный вечер наступил. Пятница! Мы решили посидеть в приятной интимной обстановке. Это должен был быть вечер любви и страсти. По дороге домой мы дурачились и в конце концов решили пожениться сегодня вечером, а в свидетели взять луну и наши кроссовки. Мы забежали в магазин (Лупыч, оказывается, вызывал меня затем, чтобы выдать премию за успешно заключённый супервыгодный для фирмы контракт), купили коньяк, фрукты, шоколад, шампанское и (чтобы не тратить время) готовые салатики и прочую закуску.
Когда всё было готово, на столе в центре комнаты горели две свечи, в бокалах искрилось шампанское, закуска радовала глаз, а романтическая музыка тихо лилась из колонок. Мы, два свежевымытых, полных решимости заключить брачный союз, преисполненных любви друг другу молодых и красивых человека поели и приступили к свадебной церемонии. Как это ни забавно, но мы оба захотели этого ещё в первую неделю нашего знакомства. Встал вопрос: кто будет мужем, а кто женой, и мы решили, что оба будем мужьями. Мы пили, дурачились, приглашали наших "свидетелей" расписаться, оставив след от своих подошв на груди с левой стороны у каждого. Мы даже обменялись золотыми кольцами, которые были у нас обоих ещё до нашей встречи. Затем мы танцевали под медленную музыку, тесно прижавшись друг к другу, и наши босые ноги шлёпали по скрипучему паркету.
Музыка закончилась. Свет от свечей оттенял наши лица. Мы раздели друг друга до трусов. Причудливые тени заиграли на наших почти обнажённых телах, а плавки обтянули наши возбуждённые члены.
- Пописай через трусы! - попросил я Лёшу.
Тот кивнул, положил свою ладонь на мою голову и надавил на неё затем, чтобы я нагнулся к его бугорку. Я послушно опустился на колени и стал в ожидании смотреть на его плавки. Сначала на них появилось только маленькое пятнышко, но оно быстро увеличивалось, затем напор усилился, и струйки змейками стали растекаться по Лёшиным ногам. Я прильнул к ним, слизывая мочу с подъёма его стоп. Языком я перебирал меж его пальцев. Затем я согнул его ножку в колене, взял в рот мокрые пальчики и с особой нежностью стал посасывать их, каждый в отдельности, обмазав их дополнительно шоколадом. Лёшка был пьяненьким и чуть не свалился от этого, но я удержал его за талию и поцеловал в губы.
Так мы стояли и долго серьёзно смотрели друг другу в глаза. Затем наши губы сошлись в сладострастном поцелуе. Немного пьяные, мы, пошатываясь, отправились в постель. Как было приятно, когда его ступни обхватывали мой член, и одновременно мои проделывали то же самое с его пенисом. Мой член был готов улететь куда-то из-за сильного напряжения!
Затем я положил Лёшку на спину, закинул его ноги себе на плечи и осторожно вошёл в него. Лёшка начал постанывать от удовольствия. Стоны усилились, когда я стал вылизывать его ступни, покусывать ему пятки. С громким стоном я выплеснул внутрь него своё семя. Лёша кончил почти сразу же после меня сквозь мои сложенные стопы, и мы долго ещё гладили и обнимали друг друга.
С рассветом мы крепко уснули с улыбкой радости на наших лицах. Мы были счастливы! Мы любили друг друга!
Когда я проснулся, Лёша ещё спал. Я стал разглядывать его безмятежное красивое личико, затем тыльной стороной ладони погладил любимого по щеке. Алёшка чуть вздрогнул и приоткрыл глазки.
- Ты такой милый, когда спишь! - с улыбкой сказал я ему.
Он потянул свои ручонки ко мне, и всё повторилось: переплетение тел, рук, ног... Всё это было очень красиво и без всякого притворства. И так у нас было всегда.
Шло время. Белая полоса нашей жизни неожиданно начала сереть. Однажды Алёшка пожаловался мне на головную боль. Казалось бы, ничего страшного, но таблетки ему не помогали. Боли всё не прекращались. Я буквально за руку притащил его в поликлинику. Там его осмотрели, но с диагнозом не определились. Было принято решение через пару дней провести парню полное диагностическое обследование, приговор врачей после которого стал для нас страшным ударом: рак, запущенная стадия. Требовалась срочная госпитализация.
Мы молча вышли из поликлиники. В глазах Алёши читался страх, в моих предательски копились слёзы. Нам оставалось лишь надеяться на чудо. Деньги на лечение у нас были, но разве в них было наше счастье?!
Моим вторым домом с тех пор стала палата, в которой лежал мой Алёшка. На работе возникли проблемы. Всё пошло кувырком. Химия отобрала у Лёши волосы, и он ходил в бандане. За что? За что судьба так обошлась с ним? От отчаяния я кричал эти и другие слова в ночное небо, но только тишина была мне ответом...
Состояние у Алёши всё ухудшалось, порой он даже не узнавал меня. Вот момент из одного из его "просветов".
Мы прогуливались по коридору больницы. Уборщица возилась с тряпкой. Алёшка подошёл к ней и заговорщицки посмотрел на неё.
- Тёть Зин! - та аж вздрогнула. - Конфет хотите?
- Говори, что тебе от меня опять надо, - ответила тётя Зина.
- Ну, Вы же знаете - ключики.
- Так, дуй в палату и не действуй мне на нервы.
- Ну, хотите, я за вас полы помою! Вот что захотите, то и сделаю!
- Ишь ты, прыткий какой! Значит так. Ключи я тебе дам, но только когда домой пойду. Если кто прознает об этом, скажу, что ты их сам у меня стащил.
- Тёть Зин, вы самая славная женщина! Я знал, что вы мне не откажете!
С трудом дождавшись того момента, когда тётя Зина отправилась домой, мы открыли нашу заветную дверку и оказались в комнатке с ванной и кушеткой. Мы так долго не были вместе наедине! Мы пустили воду в ванну, разделись и предались любви прямо там. Потом мы долго ещё сидели в остывшей воде и мечтали о том, что всё у нас будет хорошо, о том, что всё у нас ещё впереди. Какими мы были наивными...
В тот злополучный день я, как обычно, пришёл к Лёше. Он лежал на кровати. Окно было приоткрыто, и из него тянуло свежим воздухом. Лёшка поздоровался со мной, и я его чмокнул в щёку. Вдруг он резко сел и сказал:
- Андрюш, сходи, пожалуйста, за помидорами. Ты же знаешь, как я их обожаю. Что-то очень мне помидоров захотелось. Ну, пожалуйста! - и как-то странно посмотрел на меня, будто опасался того, что я откажу ему в его просьбе.
- Без проблем, будут сейчас тебе твои помидоры! Я что угодно тебе принесу - так я рад твоему аппетиту, - сказал я и направился к двери.
- Я люблю тебя Андрей, всегда любил! - бросил он мне вслед.
Я обернулся. Мы секунд пять смотрели друг на друга. В его глазах стояли слёзы. Мы обнялись, поцеловались, и я ушёл.
Купив помидоры, я вернулся. Когда я подошёл к двери палаты, то увидел, что в ней есть посторонние. Это была группа врачей. Они кружком стояли вокруг Лёшиной кровати. От этой группы отделилась какая-то медсестра и подошла ко мне. Она обняла меня за плечи, повела в глубь коридора и там посадила на стульчик, а сама присела рядом со мной на корточки.
- Он умер десять минут назад. Мы сделали всё, что могли.
В голове у меня разом помутнело, и пакет выпал из моих рук. Помню только, что медсестра подбирала помидоры с пола. Я разрыдался.
Очнулся я уже дома у моего друга - того самого, у которого на Новый год я познакомился с Алёшей. Выяснилось, что я провёл в бреду сорок восемь часов. Друг отпаивал меня водкой, и я жутко напился...
Думаю, не стоит описывать похороны Алексея. Что я хорошо помню, так это то, что я положил ему в гроб своё колечко, которое получил от моего любимого на нашей импровизированной свадьбе, и цепочку. Когда всё разошлись, я остался один на могилке. Шёл сильный ливень. Я уткнулся лицом в холмик и потерял счёт времени. Всё было кончено. Море слёз по нему я выплакал тогда. Когда же я окончательно пришёл в себя - а случилось это через пару месяцев после похорон - я очень сожалел и сожалею до сих пор о том, что мы с Лёшей так ни разу и не сфотографировались вместе...