"Муслим", пройдя мимо деревянных стеллажей, на которых хранились разного рода тёплые, сезонные вещи пацанов, постельное бельё, матрасы, личные вещи в сумках и прочая переданная на сбережение каптёру мелочь, оказался в освещённой тускловатым светом комнатке с окном, наглухо завешанным от посторонних глаз шерстяным одеялом. В комнате находилась кровать, на которой спал "Ганс" (это было одно из премиальных достоинств каптёра), стол, четыре стула, тумбочка и сейф. Сейф когда-то давно уже хотели перенести в административный корпус, но он оказался слишком тяжёлым для пацанов, поэтому стоял здесь, всеми забытый, исполняя больше функцию декоративной мебели, нежели для выполнения своих прямых обязанностей. Хранить в нём хоть и было что, но, учитывая специфический контингент воспитанников, преподы и воспеты справедливо полагали, что любые ценности, которые будут в данный сейф помещены, не пролежат там и дня, поэтому лишний раз что-то класть в него не рисковали.
Держась с достоинством, но помня о том, что всё-таки он уступает "Татарину" по положению, "Муслим" первый протянул руку для приветствия.
- "Муслим", - снова представился он.
"Татарин" пожал протянутую руку и, поймав взгляд "Муслима", который смотрел в сторону Артёма, представил:
- "Ерёма".
"Муслим", поздоровавшись и с ним, представил, в свою очередь, своего приятеля, кличка которого была "Шрам", после чего "Татарин" предложил:
- Присаживайтесь, чайку с пряниками попьём. Ты случайно не тот "Муслим", который, когда с воли заехал, кипеш тут устроил. За тебя ещё Игорь "Боксёр" мазу тянул.
"Муслим" утвердительно кивнул головой, а "Ганс", принеся ещё две кружки, поставил их на стол между пацанами и сел неподалёку на кровать обратно в ожидании решения своей участи.
- Ну так что у вас тут случилось? - спросил "Татарин", наливая себе крепкий чай из большой литровой кружки, которая стояла тут же на столе, прикрытая тарелкой.
- Он мне в бабки висит, - кивнул "Муслим" в сторону "Ганса". - Отдавать не хочет... Морозится... А я в терпилах не хочу ходить... Да ещё хуй проссышь от кого.
- А тебе что, кто-то предъявил, что ты терпила?
- Да нет, - "Муслим" помялся, - просто чё за хуйня-то?! Развели на бабки получается, как лоха последнего... Не было такого со мной никогда. Ты, "Татарин", сам же знаешь, что такие вещи не хаваются. Сегодня схаваешь это - завтра будешь хавать вафлю, стоя на коленях. Так что чухан висит, и я реально жду или баблосов, или предложений, как он собирается рассчитываться.
"Татарин" посмотрел на "Муслима", затем на "Ганса", который весь осунулся от неприятного разговора, и, помолчав несколько секунд, снова спросил:
- Доказать сможешь, что именно он закрысил твои деньги?
"Муслим", понимая, куда клонит "Татарин", стал нервничать, покраснел и тяжело засопел.
- Ты, "Татарин", конечно, пацан серьёзный, но вот эту хуйню мне тут не рассказывай. Во-первых, с хуя ты вообще влазишь не в свои качели, во-вторых, хули я тебе ещё должен что-то доказывать. Вон "Шрам" бабки видел... А потом их не стало... Вещи были здесь... Чё ещё надо? Какие доказательства?
- Качели не мои, да, - согласился "Татарин", - но ты же знаешь наши порядки: если есть проблема, пацаны обращаются к тому, кто сможет эту проблему развести по понятиям и чьё слово будет авторитетным и законным. Ты сомневаешься в моём авторитете и возможностях справедливо решить эту вашу проблему?
"Муслим", уловив в ровном голосе "Татарина" неприятные нотки, не стал нагнетать ситуацию, она ему была невыгодна, и, старясь говорить как можно спокойнее, ответил:
- Я не ставлю, "Татарин", под сомнение твои возможности, просто я хочу понять, нахуя ты за него впариваешься?
- Ну, во-первых, "Муслим", я впариваюсь, как ты говоришь, для того, чтобы был порядок и справедливость. А во-вторых, потому что человек попросил меня разобраться, - рот "Муслима" искривила ехидная улыбка. - Вот ты назвал нормального пацана, и не просто пацана, а каптёра - "чуханом". Ты сможешь это обосновать? Ты его зачуханил? Ты знаешь людей, которые его зачуханили? Ты видел, как он был чуханом?
В одну секунду улыбка исчезла с лица "Муслима". Он даже открыл было рот, чтобы возразить, но "Татарин" не дал ему перебить себя и продолжил:
- Твоя предъява, по сути, никакая. Были в подушке бабки и пропали. Твою подушку в руках держало куча народу. Более того, весь этот пиздец с переселением начался часов в десять, то есть с восьми утра тебя вообще в расположении не было и твои бабки мог подрезать кто-то из крыс ещё в твоём отряде, до того как этот пиздец с матрасами начался. К тому же, с хуя ли ты вообще решил, что это твоя подушка например? Подушки могли поменять. Их могли перепутать... Да с ними могло всё, что угодно, случиться...
- Короче, я понял! - резко сказал "Муслим", поднимаясь, - вы меня реально тут за лоха держите, но я думаю, что серьёзно огорчу тебя, "Татарин", если скажу, что ты сильно ошибаешься. А ты, - он повернулся к "Гансу" лицом, - чисти зубы усерднее, не люблю, когда у меня хуй сосут с нечищеным ртом... Пошли, "Шрам", - он кивнул своему приятелю головой, и они пошли к выходу.
- Не по-пацански, "Муслим", - крикнул ему "Татарин" в спину. - Снимаешься, не обосновав ничего, да ещё обещаешь путёвого пацана опустить. Это же беспредел!
- Ха-ха-ха, - засмеялся "Муслим", подходя к дверям, - "Татарин", тебе ли мне про беспредел рассказывать!
- Могу и рассказать, - усмехнулся тот, - пошли покурим, я тебе много чего интересного смогу рассказать.
"Муслим" остановился в дверях. Он понимал, что, по сути, по-"пацански", прерывая таким вот образом разговор, он поступает неправильно, так как доля справедливости в словах "Татарина" всё-таки была и обосновать свою предъяву "Гансу" он не мог. Однако "включать заднюю" тоже не было никакого смысла, потому что серьёзных блатных, способных разруливать такие ситуации, не было, они зашухарились, а те, кто пытался о себе заявить, натягивать на себя проблемы из-за какого-то каптёра не стали бы. Это означало, что можно было спокойно попрессовать какое-то время незнакомого чувака по беспределу себе в удовольствие. Хотя, с другой стороны, зажираться с "Татарином" тоже не хотелось, поэтому на предложение перекурить "Муслим" нехотя, но согласился, просто молча пожав плечами, дав таким образом "Татарину" понять, что в принципе не против перекура. Артём поднялся было из-за стола, но "Татарин" осадил его рукой:
- Посиди здесь пока. Мы с "Муслимом" один на один потрём, а ты вон с пацанами чаю попей.
Артём сел на своё место обратно, а "Шрам" с некоторым беспокойством во взгляде посмотрел на своего приятеля, но тот его успокоил:
- Скоро приду, жди меня здесь.
После чего они с "Татарином" вышли из расположения и пошли на улицу в курилку.
Зайдя в беседку, "Татарин" достал пачку дорогих сигарет и протянул её "Муслиму". "Муслим" поблагодарил и, достав одну из них, чиркнул спичкой, подкуривая. Следующую сигарету подкурил уже сам "Татарин".
- Ты, "Татарин", зря впрягаешься за него, - начал первым "Муслим". - Кто он тебе? Земляк? Родственник? На хуй он тебе вообще нужен? Тут же ведь вопрос даже не в бабках, тут вопрос, как я себя буду дальше чувствовать, если позволю развести себя какому-нибудь чепушиле голимому.
- Так ты сам на себя эти проблемы натянул, - спокойно сказал "Татарин", когда "Муслим" закончил, - ведь если подумать, чего ты реально добиваешься - чтобы он у тебя за щеку взял? На хуй оно тебе надо? Ты что, не можешь какого-нибудь лоха на минет раскрутить? Прессануть в конце концов...
- Дело не в этом, "Татарин". А в том, что всё уже завертелось. Столько свидетелей моей предъявы... Она уже не может сама по себе решиться. Я реально должен спросить с него, чтобы не выглядеть голимым пиздоболом.
- А кто свидетели? "Ганс"? Твой кореш? "Ерёма"? Я? Ты, "Муслим", должен мыслить масштабнее. Ну завафлишь ты его... А дальше что? Денег не вернёшь... Пацана опустишь по мутной предъяве... Сам станешь беспредельщиком... Ещё и красные, если до них дойдёт, раскрутят тебя на новый срок... Я же хочу тебе другую тему подкатить.
"Муслим" вопросительно приподнял левую бровь, а "Татарин" продолжил:
- Расскажи, что у вас в отряде интересного? Есть ли бугры? Блатные? Кто рулит движениями? Гревом?
- Да никто! Все сами по себе.
- Так не бывает, "Муслим". Так не бывает.
- Ну, есть, вернее, один - "Храп", он что-то пытается мутить, пацанов сколачивать, но вяло как-то. К нему "Турист" ходит - тот, который бывший подельник "Цвана". Но сейчас, ты же сам знаешь, с этими движениями все сидят на измене. Ждут, что будет.
- Так можно ждать бесконечно, - презрительно усмехнулся "Татарин", - тем более, когда не знаешь, чего именно ты ждёшь...
- А сходняк?
- Та ну на хуй, "Муслим", я тебя прошу! Какой сходняк? Ты реально веришь, что он будет и что на нём что-то решат? Ты скажи, вон, лучше, когда пацанов последний раз грели?
- Давно, - покачал "Муслим" головой. - Наверное, ещё при "Цване". Сигареты заканчиваются. Чай тоже. Не говоря уже про более серьёзные вещи.
- Вот и я про то же! - подводил аккуратно "Татарин" "Муслима" к основной теме разговора. - А ведь он не прекратился. Думаю, что братва с воли продолжает греть исправно. Вот только куда это всё девается?
- Ты кого-то подозреваешь конкретно? - спросил "Муслим".
- Да нет. Кого я могу подозревать в этом пиздеце? Я просто хочу предложить тебе стать смотрящим в отряде. И брать со мной всё под контроль.
У "Муслима" от неожиданности даже приоткрылся рот.
- А чего? - продолжил "Татарин". - Сейчас такое время, что если не ты, то тебя. Так что давай вперёд. Для этого, собственно, я тебя и позвал: чтобы обсудить, как ты смотришь на это.
- А "Храп"? - "Муслим" недоверчиво посмотрел на "Татарина".
- А при чём тут "Храп"? - удивился тот. - Ты же хотел в рот навалить кому-то, вот "Храпу" и навалишь. Я помогу. После чего вперёд, рули!
"Муслим" на секунду задумался. То, что предлагал "Татарин", его явно озадачило. Предложение хотя и было заманчивым, но одновременно и довольно дерзким с непредсказуемыми последствиями. Ему, конечно, льстила такая идея от самого "Татарина", но вступать в прямой, открытый конфликт с "блатными" никак не входило в планы "Муслима".
- Боишься? - усмехнулся "Татарин", видя замешательство последнего.
- Да нет, - попытался напустить "Муслим" на себя безразличие, - подумать надо. Понять, что делать, как это всё практически реализовать.
- Вот и подумай денёк, - "Татарин" затушил окурок, - как найти меня, ты знаешь. А дальше в зависимости от того, правильное ли ты примешь решение, думаю, мы сумеем тут заявить о себе.
На этом и порешили.
Вернувшись в каптёрку, "Муслим" забрал своего кореша, а "Татарин", подождав, пока за ними закроется дверь, сказал "Гансу":
- Должен ты мне теперь! Не будет он тебя больше трогать.
"Ганс" просиял:
- "Татарин", всё, что от меня потребуется. Как говорится, всё, чем смогу.
- Это само собой... Это само собой... Идём спать, "Ерёма", - сказал он, и они с Артёмом вышли из каптёрки.
- Завтра надо будет пацанов найти. Поможешь? - "Татарин" разделся и залез под одеяло.
- Каких пацанов? - Артём взбил подушку, укладываясь поудобнее.
- Моих кентов, тех, что остались. "Гешу", "Куцего", "Валета". "Питона" с "Веней" мусора на тюрьму свинтили, я так понял.
- А за что?
- Пидора одного наказали, так он их и вломил. Сам на волю снялся, а пацанам, судя по всему, теперь срок будут накручивать.
- Вот сука. Помогу конечно.
- Хорошо. Давай отдыхать, "Ерёма", надо столько ещё сделать всего...
"Муслим" же, пока поднимался со "Шрамом" к себе в отряд, ломал голову над предложением "Татарина". Оно хоть и было интересным, но его реализация нарушала установленный среди пацанов порядок вещей и фактически отдавала чистейшим беспределом. "Муслим" переживал, что, в случае чего, беспредел не простят и с него реально спросят за всё, что он опрометчиво, поддавшись "Татаринскому" соблазну, может тут натворить. Но если хорошо вдуматься, то в условиях того "мусорского" порядка, который пытались тут обеспечить воспитатели, попытка выстроить вертикаль своей, "пацанской" власти, справедливой и "по понятиям", безусловно, добавляла авторитета и сглаживала многие шероховатости, связанные с нарушением установленных неписаных правил. Оставался, правда, "Храп". Что с ним делать, "Муслим" пока не знал. А в поддержке "Татарина" он сомневался, зная о дурной славе последнего.
- Ну так чего? Будем вафлить чёрта? - вывел "Муслима" из его размышлений "Шрам".
- А?.. Что?.. - тряхнув головой, словно освобождаясь от чего-то навязчивого, переспросил "Муслим".
- Спрашиваю, за щеку будем давать тому лоху?
- Нет... Пока повременим.
- А чего? Из-за "Татарина"?
- Да нет. Просто "Татарин" тему подкинул. Если вывезем её, нахуй нам тот чёрт нужен...
- Что за тема? И потом, что значит "если вывезем"? Можем что, не вывезти?
- Можем, "Шрам", можем, - "Муслим" пока не хотел раскрывать приятелю всех деталей их разговора с "Татарином", но, чтобы не обижать того, просто добавил: - Кто не рискует, "Шрам", тот не пьёт шампанского.
- Угу, и не сидит в тюрьме, - хмуро ответил тот, но больше ничего не спрашивал.
А "Муслима" по-прежнему продолжал беспокоить только "Храп", вернее, предложение "Татарина" опустить его. "Муслим" колебался. Понимая всю степень риска, он пытался в уме просчитать возможные последствия такого поступка, но, как обычно бывает в таких ситуациях, всё решил случай.
Открыв деревянные двери, ведущие в отряд, первое, что заметил "Муслим", это двух пацанов, испуганно жавшихся у окна, рядом с туалетом. Они были только в трусах и майках. Глаза были заспанные.
- Вы чего тут делаете? - сверкнул "Муслим" глазами в их сторону. - Спать пиздуйте!
Пацаны помялись.
- Нас "Храп" выгнал, - еле слышно выдавил из себя один из них.
- За что?
Пацаны молчали и только опустили головы ещё ниже.
"Муслим" зашёл в спальное помещение, и его перед его глазами тут же предстала следующая картина. "Храп" валялся одетый на кровати, а несколько пацанов приседали, держа табуретки в руках, посреди спального помещения.
- Чё за физкультура? - спросил он.
- Пусть качаются, - ответил "Храп", - а то ахуели совсем, гляжу. Место своё забыли.
- А тех чего выгнал? - "Муслим" кивнул в сторону туалета.
- Сосать не хотели, - спокойно ответил "Храп", - сначала не смогли себя за пацанов обосновать, а потом сосать не хотели. Нехуй им тут тогда делать. Сейчас с этими закончу, теми займусь.
- Та ну на хуй, "Храп"! На хуй тебе этот беспредел? Представь, что тебя так кто-то нагнёт? Хочешь, чтобы проблемы опять были? Подожди, пусть всё успокоится, - сказал "Муслим", чувствуя нарастающее раздражение.
- Ты ахуел?! Кто меня нагнёт? Ты в сосну, "Муслим", въебался походу... Ахахаха! И потом, кого мне бояться-то? Тебя? Преподов? - "Храп" хрипло рассмеялся. - Всякие хуесосы будут мне тут ещё отказывать. Нихуя! Не было такого в природе и не будет. На параше спать у меня будут, суки.
"Может, накуренный?" - мелькнула в голове "Муслима" догадка. Однако всё происходящее было ему неприятно. Хоть "Муслим" и не страдал сентиментальностью по отношению к "ближнему", однако то, чем занимался в данный момент "Храп", было похоже на какое-то тупое бессмысленное издевательство, и это вызывало в "Муслиме" ненависть. Он был уверен, что сам наверняка бы такого не допустил. Спать он ложился уже с готовым ответом на вопрос "Татарина" и с твёрдой уверенностью, что обязательно проучит "Храпа" за его наглость и самоуверенность.
На следующий день, сразу после занятий, во время послеобеденной самоподготовки "Татарин" и Артём отправились искать "Татариновских" подельников. Времени для этого много не понадобилось. "Гешу" они нашли практически сразу. "Татарин" обнялся со своим другом и, представив тому Артёма, поинтересовался:
- Как у тебя дела, брат?
- Нормуль. Жить можно. Духота есть конечно, но в целом пока петляю. "Веню", сука, жалко с "Питоном".
- Это да, - грустно вздохнул "Татарин". - Хуйня, я того пидора и на воле достану, не вопрос. Отпишу пацанам, и он пожалеет, что вообще отсюда снялся. А тебя чего с ними не повязали?
- Так я того лоха не ебал, он меня и не слил. Ему "Питон" всё очко разорвал, а "Веня" так вообще ебало кончой залил; я не стал картину портить.
"Татарин", вспомнив, как давно он не трахался, почувствовал, что у него от рассказа Геши начинает вставать член. Аккуратно поправив его в штанах рукой, он заложил ногу на ногу, чтобы скрыть предательски выпирающую ширинку.
- Н-да... Но ничего, он теперь по жизни опущен, куда бы не заехал. Да и на воле, говорю ж, найду его, пацанам маляву скину, чтобы не давали расслабляться; он из подвалов вылезать не будет. Адрес его здесь, вон, пробью у преподов. Ну да хуй с ним, не хуй о нём говорить. Ты, Геша, лучше расскажи, что у вас в отряде творится?
- В отряде всё ровно вроде. Никто никого не щимит, все затихарились. Волю дали только совету отряда. Они борзеть начинают. Ебут пацанов за всё, что воспеты скажут. Чуть что, "хозяину" стучат, даже не "Мюллеру". Из блатных "Михей" да "Комар". "Михей" авторитетнее, его особо не беспокоят, он пытается разруливать разные непонятки, но особо не вылазит, потому что "суки" наши сразу стучать бегут воспетам, а те на подвал срывают. Что ещё... Говорили, что "Гитлера" вроде должны были к нам закинуть, но чё-т тишина; слышал, что его с подвала на "тюрьму" отправят... Слишком до хера за ним всего скопилось.
- Понятно, - покачал головой "Татарин". - А сам-то чё, руль в руки не пытался брать?
- А нахуя? - "Геша" пожал плечами. - Мне и с "Михеем" по приколу. Мы с ним нормально трём, почти кореша. А внимания ко мне меньше, чем к нему.
- Тоже верно, - согласился "Татарин". - Давай, наверное, "Геша", замути мне встречу с "Михеем", перетереть надо будет с ним относительно того, что дальше делать.
- Так вроде бы сходняк должен быть скоро.
- Та вы ебанулись все с этим сходняком! - вспыхнул "Татарин". - Забей! Что он может решить? Сами разберёмся, не маленькие...
- Хорошо... Хорошо... - "Геша", соглашаясь, поднял руку, показывая, что не намерен спорить со своим другом, - как скажешь. С "Михеем" я перетру, думаю, завтра встречу организую.
- Вот и гуд... Давай, брат, мы дальше пойдём, - "Татарин" обнялся с "Гешей", после чего тот пожал руку Артёму, и они разошлись.
- Пока вроде всё нормально складывается, - заметил Артём, как только они вышли из-за склада.
День был жаркий, летал пух, а в воздухе пахло пылью и какой-то травой.
- Угу, - согласился "Татарин", - но это только внешнее спокойствие. Хуй знает, что у того же "Муслима" в голове например. Или что себе "Михей" натрусит. Опять же "общак" непонятно у кого... Да и "Генерал" с "Мансуром" с подвала не вышли ещё. "Турист" опять же... То есть математика пиздец...
Артём уважительно покачал головой, понимая всю масштабность задач, которые надо разрулить "Татарину" и к решению которых он так же частично причастен.
- Не ссы, "Ерёма", всё нормально будет! - усмехнулся "Татарин". - Думаю, что "Муслим" не дурак и согласится, а "Михей" пацан толковый, давно его знаю, тоже тупить не будет. Так что треть дела сделано. А это уже что-то. Остальное добьём потихоньку!
- Может, я могу помочь чем-то? - предложил Артём.
Ему не терпелось прям с головой нырнуть во всю эту гущу событий, разворачивавшихся вокруг, но "Татарин" отрицательно покачал головой:
- Не торопись. Так-то, конечно, можешь. И скоро понадобится много твоей помощи... Но не сейчас. Сейчас смотри, наблюдай. Если будут идеи - говори, обсудим. Пока так. В ночь на воскресенье "сходняк". Будет интересно, я думаю.
- Откуда ты знаешь?! - удивился Артём.
- Я всё знаю, "Ерёма". Всё. Так что имей это в виду, если что, - "Татарин" засмеялся...
Лёшке, разумеется, всё происходящее вокруг с "Татарином", Артёмом, "сходняком", борьбой за власть было невдомёк. Нет, конечно же, в воздухе витала некая нервозность, скрытые от постороннего, непосвящённого взгляда движения, заметные в мелочах изменения. Но всё это Лёшку пока не касалось. Он жил своей одинокой, зазаборной, тоскливой, бессодержательной жизнью. Учёба. Работа. Работа. Учёба. Сон. И так изо дня в день. Из недели в неделю. Пустота, которая возникла после того, как Витьку увезли, только усугубляла это состояние. Рука Лёшкина постепенно заживала, однако время от времени отдавала неприятной ноющей болью, особенно при резком изменении погоды. Мучительное чувство бесконечной грусти давило на него. Нет, он не сожалел о содеянном и о том, что происшедшее в итоге привело его в эти стены. Он не чувствовал раскаяния и даже не мечтал скорее вернуться домой. Он просто не мог найти своё место в этом новом для себя мире. Окружавшие его пацаны были для него абсолютно чужими, хитрыми, какими-то пронырливыми, в отличие от Лёшки, готового вспыхнуть при первой же несправедливости и ломиться в драку даже по пустячному поводу. Но вместе с этими его благородными порывами Лёшку одолевало и чувство системного страха. Страха перед толпой воспитателей, "блатных", "актива", которые в случае неповиновения, непринятия общих правил, бунта, анархии, непослушания готовы были в любой момент обрушиться всей своей карательной силой на голову строптивого наглеца, не признающего систему. Всё это давило на сознание и эмоционально истощало.
Перед ужином его поймал "Егорёша". В отличие от Лёшки он прям весь сиял от радости и хорошего настроения.
- Ты чего такой потухший? - спросил он, игриво толкая Лёшку в бок рукой.
- Не знаю, - мрачно ответил тот, - настроение какое-то не в пизду. А ты чего такой радостный, как будто завтра выходишь? Знаешь что-то? Я тебя полдня не видел, где ты пропадал?
"Егорёша", оглянувшись по сторонам, словно боясь, что их кто-то может подслушать, наклонился к Лёшке как можно ближе и шепнул:
- Петушка одного ходил вафлить.
Лёшка с удивлением посмотрел на "Егорёшу".
- Из нашего отряда?!
- Нет конечно, - засмеялся тот.
- А где ты его нашёл?
- Кореш по старому отряду подогнал. Вычислил его, ну и подловил, наехал... Тот и принял. Теперь вот со мной поделился. Таскали его в сарай, где лопаты там всякие. Там палева нет. Хорошо отстрочил, сука. Давно у меня этого не было. Дрочить впадло как-то было. А тут... Всего его кончой залил... Он чуть там не подавился, ггг...
"Егорёша" от удовольствия даже зажмурился. Лёшка брезгливо передёрнул плечами.
- Хочешь, я перетру с корешем в следующий раз и тебя подтяну? Тебе напряг надо снять. А то ты вообще какой-то подавленный. Дашь тому лоху сигарет каких-то и всё. Удовольствие тебе обеспечено.
- Даже не знаю, - стал мяться Лёшка, - я подумаю.
- Подумай, подумай, а я в туалет сбегаю, скоро уже строиться позовут.
"Егорёша" умчался, а Лёшка пошёл на улицу строиться...
Уже после ужина к одиноко скучающему в курилке "Татарину" подошёл "Муслим".
- Здарово, - протянул он первым руку.
- Привет! - "Татарин" поздоровался с "Муслимом" и предложил сигарету.
- Спасибо, - отказался тот, - у меня свои.
Закурив, он выпустил дым и сказал:
- Я согласен на твоё вчерашнее предложение.
- Хорошо, - кивнул "Татарин" головой.
- Но есть проблема - "Храп".
- "Муслим", я же тебе объяснял, что это не проблема. Намотаем на кулак или на хуй натянем, если не поймёт на словах, что лучше не соваться, куда не надо.
- Я не хочу в беспредел лезть. Я хочу, чтобы всё было честно, по понятиям. Чтобы мне потом никто не смог предъявить.
- А всё и будет по понятиям, ты не менжуйся главное. Если он быкует, то, поверь мне, сам себя вгонит в блудняк рано или поздно. Надо ему только помочь в этом. Подтолкнуть. С этим мы и разберёмся.
- Хорошо, "Татарин"... Я тебе верю и готов подписаться.
- Вот и чудненько, "Муслим". Жди. Я всё замучу, - ответил "Татарин" довольно.
А уже на следующий день "Храпа" сдёрнули на подвал.
"Муслим", будучи уверенным в том, что "Храпа" заложил кто-то из пацанов, над которыми тот издевался предыдущей ночью, нашёл "Татарина" и с удовольствием сообщил тому хорошую новость, не забыв поделиться при этом и своими предположениями относительно причины препровождения в подвал "Храпа".
- Так я же тебе говорил - сам себя и накажет, а ты буксовал. Давай собирай пацанов вокруг себя и начинай рулить. "Активу" вмешиваться не давай. Пусть приходят, тебя спрашивают, что делать, и занимаются учёбой. Наша задача в том, чтобы порядок был и грев, всё остальное нас не ебёт.
- А если опять воспеты вмешаются?
- Тему с воспетами я беру на себя, - ответил "Татарин". - Главное - понять, где общак. Если найдём "общак", то тему с воспетами распетляем сразу, и всё встанет на свои места. Только смотри, аккуратно всё надо делать, чтобы не было, как при "Цване", а то передушат нас "мусора" быстро. Пусть всё выглядит, как будто "актив" рулит, но при этом чтобы они и шагу не могли ступить без согласования с нами своих дел.
"Муслим" понимающе покачал головой, а "Татарин" протянул руку.
- Давай, пока, свидимся ещё, мне надо по шурику ещё с несколькими людьми потрещать. Вопросы уладить.
"Муслим" пожал "Татарину" руку, и тот ушёл на организованную "Гешей" встречу с "Михеем". Михей же, внимательно выслушав предложение "Татарина", сделал вид, будто только и ждал этого всё это время:
- Естественно, буду рулить! Я и сам об этом подумывал, после всего того, что "мусора" тут закрутили, но одному стрёмно было чё-то решать, а все зашухарились, не поймёшь, с кем можно тереть, а кто сука. А насчёт общака не знаю, "Татарин". Мамой клянусь. Последний, кто пацанов грел, был Цван. После него как обрезало. Да ты же сам знаешь. "Цван" близко никого к этим делам не подпускал... Сам всё решал... У него даже вон "Гитлер" на цирлах ходил, хотя ещё тот отмороженный чувак - между нами конечно. Теперь вон на подвале которую неделю мается, и х.з., вернут обратно или нет.
"Татарин" отрицательно покачал головой.
- Наверное, нет. Я с ними же в одно время сидел. Слышал от воспетов, что с "Гитлером" всё серьёзно. Его "папа" лично заказал, чтобы воздух не портил. "Генерала" и "Мансура" вроде вернут. Хотя по "Мансуру" тоже много вопросов.
- А ты как так сумел быстро выломиться?
- А ты что, не видел, кого ко мне пристегнули?
- Ты про чувака этого, который везде с тобой ходит?
- Угу. Вот, блять, в довесок и нагрузили. А хули мне ломаться-то было, выбор невелик. Или дальше на подвале томиться и потом на тюрьму куда-то ехать, или вон в отряд вернуться и мутить движи. А "Ерёма" пацан нормальный. К тому же у него грев солидный. Статья правильная. Понятий придерживается. Чё б не приподнять.
- Да мне-то пох, "Татарин"; я спросил - ты ответил. Ты за него мажешься - тебе, если чё, и отвечать... Ладно. Повалил я. Надо ещё несколько тем разрулить. Подзаебался чё-то в последнее время.
- Может, помочь? - предложил "Татарин".
- Не... - усмехнулся "Михей". - Чё те по фигне всякой впрягаться... Сам справлюсь.
Они обменялись рукопожатиями, и "Татарин" пошёл к себе в отряд.
Однако "Михею" не терпелось поделиться всем услышанным со своим давним другом "Туристом". Найдя того на спортивной площадке, на турниках, он отвёл "Туриста" в сторону и рассказал ему о своей беседе с "Татарином".
- Ах, "Татарин", "Татарин", - покачал головой тот, когда "Михей" закончил свой рассказ. - Ко мне пока ещё не подходил. А что у него в целом по раскладам?
- Ну, точно не скажу, однако уже некоторых он сфаловал за себя. Ещё стрёмного какого-то чувака подтянул. Тот греет его пока и пацанов. Я уже закинул по нему инфу. Жду, когда отстучат, чё за типок.
- Говоришь, сколотил уже пацанов? - "Турист" помолчал некоторое время и потом сказал: - А впрочем, пусть колотит... Надо же кому-то провести организационную работу, ггг... Вот пусть он и бегает, парится, а когда общак найдёт и с воспетами всё разрулит, думаю, нам будет, что ему предъявить... Притом серьёзно... Так что или выломится нахуй отсюда, или петухом ходить будет. Ты ему чё сказал, "Михей"?
- Сказал, что полностью "за" и готов... Начесал, что сам думал об этом, но, типа, не вывезу один и т.д.
- Ну и чудненько. Продолжай так же. А я подожду, когда он на меня выходить будет. А то, что он будет на меня выходить, так это однозначно, но делать он это будет аккуратно. Моё слово для него очень важное.
- Угу, - согласился "Михей" и подпрыгнул на турник. - Давай в лесенку, что ли?
- Так ты ж дохлый! - засмеялся "Турист".
- Ну, вот и посмотрим, кто кого! - и "Михей" стал подтягиваться.
Артём, пока "Татарин" решал свои вопросы, слонялся по территории без дела. Сначала он сунулся было в производственные мастерские, но там его чуть не "припахал" препод, и Артём быстро ретировался. Аккуратно пробираясь между корпусами общаг, скрываясь в тени ровно постриженных кустарников и деревьев, он, стараясь не попадаться воспитателям на глаза, решил незаметно пробраться к себе в отряд. В отряде он рассчитывал затихариться в каптёрке у "Ганса", чтобы спокойно дождаться "Татарина". К тому же, чувствуя, что "Ганс" был неплохо осведомлённым чуваком по всем движениям, он хотел с ним поболтать, может, тот знает кого-то из знакомых Артёма по городу, кто бы ещё мог здесь находиться.
Но почти у самого входа в общагу его окликнул незнакомый пацан. Артём обернулся. Пацан был самой нелепостью: низкорослый, косоглазый, лопоухий, с лицом, обильно усеянным веснушками.
- Ты "Ерёма"? - деловито спросил он.
- Ну.
- Тебя "Татарин" ждёт. Велел привести.
Артём обрадовался.
- Где?
- В старом корпусе, - махнул пацан рукой в сторону поросшего травой и кустами полуразваленного здания.
- А чего он сам не позвал? - Артём отпустил ручку двери.
- Не знаю, - пожал пацан плечами. - Велел только сказать, что ждёт тебя, и всё. Ну, я побежал дальше.
Артём, проводив убегающего пацана взглядом, с приподнятым настроением пошёл к ожидавшему его "Татарину".
В это самое время по лабиринтам этого самого корпуса бродил и Лёшка. Он любил тут бывать. Во-первых, тут было тихо и можно было спокойно, без криков и шума, полазить один на один со своими мыслями. Во-вторых, тут было много всякого полезного мусора, среди которого Лёшка выискивал необходимые детали для своих поделок. Он уже минут двадцать бродил из комнаты в комнату, прислушиваясь к посвистывающему в пустых окнах сквозняку, цепляя носком ботинка то одну, то другую попадавшуюся на полу мелочь, однако ничего полезного найти пока не мог.
Поднявшись на второй этаж, он подошёл к окну и увидел приближавшегося к зданию пацана. Лёшка безошибочно определил новенького. Это был Артём. "Блин, его только тут не хватало!" - раздосадованно подумал Лёшка и уже собирался было уйти, как тут же заметил, что из-за угла общаги показалось ещё три человека, которые стали перебежками красться вслед за Артёмом. У одного в руках болталась скрученная небрежным мотком верёвка. В нём Лёшка узнал председателя совета внутреннего порядка отряда, Вадю.
В одну секунду, боясь быть замеченным, Лёшка отпрянул от окна и стал лихорадочно соображать. Судя по происходящему, затевалось что-то нехорошее. Троица явно шла за Артёмом в развалины. И верёвка в руках Вади предназначалась именно тому. Что делать, Лёшка не знал. Предупредить Артёма? А что если ничего не произойдёт и Лёшкины догадки пустые? Поднять порожняковый кипеш означало выставить себя на посмешище. Дождаться, когда что-нибудь начнёт происходить, и вмешаться? Но вмешиваться в чужие разборки среди пацанов было не принято. Можно было попасть в серьёзные непонятки и существенно усложнить себе всю дальнейшую судьбу.
А между тем, Лёшка не ошибался. С того самого момента, как "Татарин" согнал Вадю с его кровати, последний не находил себе покоя. Авторитет его падал. Пацаны из активистов стали коситься на него с подозрением, и Вадя понимал, что если в ближайшее время он ничего не предпримет, то хорошей жизни наступит конец и его зачморят свои же. Однако и на "Татарина" он лезть боялся. Тем более что подписать пацанов на такую тему Вадя навряд ли бы смог. Поэтому он решил ударить по новому "Татаринскому" другу. Рассчитывая опустить того, он тем самым хотел нанести "Татарину" двойной удар. Первый - лишить его друга, а второй - показав, что он принимает самостоятельные решения, кого карать, а кого миловать, и это значит, что если "Татарин" не одумается, то Вадя рано или поздно сможет добраться и до него. Подбить пацанов на помощь в этом мероприятии Ваде труда не составило. Подписываться за новичка никто не собирался, а безнаказанно поиздеваться над кем-нибудь хотелось всем. Поэтому Вадя взял троих самых преданных ему пацанов из актива, и они решили связать Артёма и сделать его петушком, чтобы потом использовать для своего удовольствия. Запугав одного из воспитанников и приказав ему заманить Артёма на старый корпус, они теперь крались следом за ним в предвкушении задуманного развлечения...
- Татарин! - вывел Лёшку из его раздумий крик Артёма. - Татарин, ты где?
Лёшка замер. Никакого "Татарина" в здании не было. Ещё пятнадцать минут назад Лёшка облазил практически весь подвал и первый этаж и никого не заметил. Значит, кто-то специально сказал Артёму, что его здесь ждёт "Татарин", а это означало только одно: Лёшка был прав в своих догадках...
Лёшка ещё раз выглянул в окно и, увидев, что троица ещё далеко, аккуратно ступая, перешёл в соседнюю комнату и, встав в оконный проём, посмотрел вниз. Был второй этаж. Лешка осмотрелся вокруг. Его внимание привлекла находившаяся прямо под окном старая куча песка. Если она окончательно не загрубела от дождей и снега, то должна была бы, в случае чего, смягчить Лёшкино падение. В любом случае, более удачного места для прыжка не было. Поэтому, взявшись руками за оконный проём, он закрыл глаза и, оттолкнувшись ногой, выпрыгнул. Через несколько секунд Лёшка почувствовал, как ноги по щиколотку погрузились в мягкий песок. К тому же, падая, он поднял руками пыль, и теперь, отплёвываясь от неё, пытаясь остаться незамеченным, стал пробираться кустами, после чего что есть духу пустился к мастерским искать "Татарина". Времени было катастрофически мало.
Как Лёшка и рассчитывал, "Татарин" крутился именно там. Спрятавшись за угол, он курил вместе с каким-то пацаном, развлекавшим его весёлой историей. "Татарин" громко смеялся и только собирался было в очередной раз затянуться, как в него на полной скорости врезался Лёшка.
- Ты чего, ахуел, малой?! - опешил тот. - Я тебя, блять, сейчас...
Лёшка мотнул головой и, пытаясь отдышаться, махнул рукой в сторону старого корпуса.
- Там Артём... Вадя...
- Где?! Какой Вадя?! - "Татарин" схватил "Лёшку" за грудки. - Раздупляйся, малой, быстрее давай.
- В старом корпусе, - выдыхая, стал тараторить Лёшка. - Их трое... Вадя и какие-то из актива. Артём там один, и, судя по всему, ему сказали, что ты там его ждёшь.
- Блять! Что за нахуй!? - в одну секунду перед глазами "Татарина" возник невидимый образ "Мюллера": "Чё ты делать будешь с ним, мне пох... Хоть в жопу его еби. Но если, не дай бог, с ним что-то случится или он сам на себя от "душняка" руки наложит, пеняй на себя... Поедешь на тюрьму, а следом за тобой и подписанная тобой малява".
Сердце "Татарина" противно сжалось от ужаса.
- Пиздец им всем! - прорычал он. - А ну побежали, малой, и быстрее. Хули ты ему сам-то не помог?
Лёшка рванулся вслед за "Татарином", пытаясь оправдываться.
- Я не знал, что что-то будет вообще... Думал, просто так всё... Но когда он тебя позвал, я увидел тех троих, которые крались, и решил бежать за тобой... А самому влазить в чужие разборки - западло.
- Западло... Западло... - передразнил "Татарин". - Не дай бог что-нибудь с ним случится, я тебе покажу "западло".
Лёшке стало нехорошо.
Подбежав к общаге, "Татарин" приказал дальше идти вдоль забора через кустарники. Он с ловкостью индейского следопыта бежал на полусогнутых ногах, то приседая, то увиливая от колючих, цепляющихся за робу веток. И когда они с Лёшкой вынырнули в дверном проёме заброшенной общаги, стоявший на шухере пацан даже опешил. "Татарин" выскочил, словно из-под земли. Поднеся палец к губам, он со всей силы дал пацану пинка под зад, и тот что было мочи понёсся прочь.
Дальше "Татарин", на секунду прислушавшись к тишине, кивнул Лёшке, и они, стараясь ступать как можно аккуратнее, на цыпочках, пошли к лестнице, спускавшейся в подвал. Пройдя один пролёт, они наткнулись на ещё одного пацана. Тот, встретившись с "Татарином" взглядом, открыл было рот, но "Татарин", кинув в его сторону свой тяжёлый взгляд, покачал головой, и пацан весь словно сжался, вдавливаясь в стену и давая возможность им пройти.
Когда они подошли к двери, у Лёшки ёкнуло сердце. Опять этот подвал. Опять это самое место, где Лёшка опускал Саньку, а потом пытался вскрыться из-за "Гвоздя". И теперь он снова волею судеб оказался на этом роковом для него месте.
"Татарин" приложил ухо к металлической двери. Оттуда доносился чей-то едва различимый приглушённый бубнёж. Резко дёрнув ручку на себя, они с Лёшкой буквально вломились внутрь. В этот же момент за их спиной послышались торопливо убегающие наверх шаги.
В самой же комнатке, в углу, переваленный через ящик, лежал Артём. Руки его были туго связаны за спиной, а штаны с трусами спущены. При тусклом свете подвальной лампы бледно выделялись оголённые ягодицы. Еле слышный стон доносился из заткнутого рта. Артём был весь грязный, помятый, измазанный пылью. Руки были расцарапаны, а косточки на них сбиты. Вадя был тут же. Судя по Вадиному виду, сломать Артёма стоило ему с подельниками немалых усилий. У него был подбит глаз. По скуле синеватыми разводами расплывался уже отчётливый синяк. Вадя то и дело поднимал голову кверху, шмыгая разбитым носом, пытаясь таким образом остановить появлявшуюся кровь. В комнате было накурено шмалью. Смятая пустая пластиковая бутылка с замотанным фольгой горлышком валялась тут же.
- Пидор, сука!.. - ругался Вадя. - Не хотел отсосать по-хорошему, сейчас станешь пидором по-настоящему... Общеотрядным... Каждый будет тебя ебать, даже самый конченый чухан, если захочет. Обещаю тебе!
От резко открытой двери Вадя даже вздрогнул. А когда увидел появившегося в дверях "Татарина", отпрянул к стене, прижавшись к ней спиной, и на шатающихся от ужаса ногах стал медленно съезжать вниз.
- Малой, на стрёме! - кивнул "Татарин" Лёшке на дверь.
Лёшка встал у дверного проёма, загораживая спиной двери, прислушиваясь к тому, что может происходить за ними. Он боялся, что Вадины подельники могли побежать за подмогой, и тогда бы им троим пришлось туговато. Но его опасения были напрасны. Никто не собирался встревать в "качели" с "Татарином" из-за какого-то стрёмного активиста.
"Татарин" медленно прошёлся по помещению. Обвёл его взглядом. Подойдя к Артёму, он, отвернув голову, рукой натянул на того брюки. После чего он подошёл к Ваде и, обдав того своим не обещавшим ничего хорошего взглядом, выговорил:
- Общеотрядным пидором, говоришь? Сойдёт.
И тут же со всей силы врезал Ваде кулаком в район груди. Вадя ойкнул и только успел хватануть широко раскрытым ртом воздух, как затем переломился пополам и, свалившись на пол, сжался в кокон. "Татарин" пнул его ещё пару раз ногой, а потом подобрал кусок бутылочного стекла, вернулся к Артёму и перерезал тому верёвку на руках.
Артём вставал тяжело. Поднявшись с ящика, он с трудом рукой вытащил скрученную тряпку из своего рта и, отбросив её в сторону, стал заправляться.
- Ты нормально? - спросил его "Татарин".
- Я нормально?! - переспросил Артём. - Я? Нормально!? Нет, я нихуя не нормально... Я даже совсем нихуя не нормально.
Артём хотел было двинуться с места, но чуть не полетел в бетонный пол носом. Подняв брошенный "Татарином" кусок стекла, он перерезал верёвку, связывающую ему ноги, и быстро пошёл в сторону валявшегося на полу Вади.
- Сука! Пидор! - он со всей силы впечатал в того свою ногу.
- Убьёшь, "Ерёма", не надо! - "Татарин" взял было Артёма за локоть, но тот так глянул на него, что "Татарин" моментально убрал свою руку.
- Я его убью сейчас тут... Зарою к хуям! - бесновался Артём, нанося один удар за другим по валявшемуся и потерявшему волю к сопротивлению активисту.
- "Ерёма", я тебе говорю - успокойся, - опять начал "Татарин". - Мы проще сделаем. Повесим сейчас этого пидора, и делов-то... Малой, - позвал он Лёшку, - а ну, принеси вон ту верёвку.
Лёшка, отойдя от двери, собрал валявшиеся возле ящика верёвки, которыми был связан Артём, подал их "Татарину". Тот стал их распутывать, завязывая на одном конце петлю покрепче. Затем, держа в руках эту петлю, он подошёл к Ваде, подсел на корточки и, взяв того за подбородок, поднял Ваде голову и сказал спокойным, ровным голосом:
- Сейчас у тебя есть всего один-единственный вариант самостоятельно ответить за свой косяк. И ты знаешь какой. Если нет, то через пять минут ты будешь болтаться дохлый вон на той балке. Доказать один хуй никто ничего не сможет. Старик "Ерёмы" всё замажет, правда, ты об этом уже не узнаешь, потому что будешь дохлым уебаном. Понял? Я тебя, сука, спрашиваю - понял?
Вадя закрыл глаза.
- Если понял, ты знаешь, что делать.
"Татарин" плюнул тому в лицо, затем взял свою петлю и, подойдя к металлическому швеллеру, проходящему от одной стены к другой, перебросил петлю через него. Вадя опять открыл глаза и, увидав прямо перед глазами качающуюся верёвочную петлю, чуть было не разревелся. Его стало бить мелким нервным ознобом. Он понял, что это конец. Что выбора у него не осталось. Он проиграл. Проиграл обидно и по-крупному... Обтирая рукавом куртки лицо, он стал медленно подниматься, затем молча опустился на колени и замер.
- Молодец! - похвалил его "Татарин". - Давай, "Ерёма", начинай!
Артём подошёл к Ваде, медленно расстёгивая у того перед лицом свои штаны. Оттянув резинку трусов себе под яйца, он приказал:
- Соси, петух! И если хочешь сберечь зубы, то лучше ими даже не касайся.
Лёшке почему-то стало неприятно, и он отвернулся. Пытаясь не смотреть на происходящее, он оглядывал стены подвала, но его взгляд то и дело пересекался с ритмично двигающимися ягодицами Артёма. Штаны с того спали окончательно на щиколотки. Трусы Артём спустил поудобнее себе на бёдра. То и дело обзывая Вадю разными ругательствами, он бил его время от времени по голове, потом умолкал и, сопя, продолжал свои движения.
"Татарин" сел на ящик, закуривая.
Спустя какое-то время Артём замер и сипловатым голосом, хрипло проговорил:
- Принимай, пидор! Глотай... Глотай всё! Куда, блять, ебало воротишь... На лицо принимай... Вот так, сука... Вот так... Оближи давай. Нежнее, сука. Язык достань... Вот так...
Затем Артём подтянул трусы и, поправив в них член, натянул брюки, застёгивая их. Отойдя, он не преминул пнуть Вадю в бок ногой. Тот покачнулся, но не упал и продолжал стоять со стеклянным взглядом на коленях дальше.
Следующим был "Татарин". Он с какой-то подчёркнутой злобной жесткостью стал долбить Вадю в рот, от чего тот кашлял, стонал и давился. "Татарин" за это бил его ногой по бокам и даже несколько раз угрожал пустить того ночью "на хор", если он не будет стараться. После этого уже с новой силой он принимался вталкивать Ваде в рот свой член.
Когда всё закончилось, "Татарин", застёгивая брюки, отошёл и кивнул Лёшке:
- Давай, малой, теперь ты.
Лёшка замялся. Не то чтобы ему было жалко Вадю или не хотелось присунуть, просто обстановка была какая-то давящая, даже тяжёлая. Но, вспомнив наставления Цвана насчёт жалости и поймав недоумённый взгляд "Татарина", который, видя Лёшкино замешательство, уже открыл было рот, чтобы отпустить в сторону того какую-нибудь плоскость, Лёшка решился. Не дожидаясь повторного приглашения, он подошёл к Ваде вплотную, дёрнул себя за брючный ремень, расстегнул пуговицу, ширинку, приспустил штаны вместе с трусами и, ткнув молча член Ваде в губы, закрыл глаза...
Уходили они втроём: "Татарин", Артём и Лёшка, а Вадя всё с тем же пустым взглядом продолжал стоять на коленях. Его судьба уже никого не интересовала.
- Пусть делает, что хочет! - сказал "Татарин", поднимаясь с ящика, когда Лёшка привёл себя в порядок. - Похуй на него. Он получил, что хотел.
- А если реально удавится? - Артём кивнул в сторону качающейся петли.
- Да и хуй с ним, одним пидором меньше будет, - и пацаны вышли из комнаты.
Уже поднимаясь по ступенькам, Артём, растирая подбитую щёку, спросил:
- А ты откуда узнал, "Татарин"? Ведь эти пидоры накинулись на меня внезапно, я вообще ничего не сумел сообразить. Ещё сверху у дверей дрались, пока по ступенькам сюда не скатились. Это они затащили меня сюда.
- Малого вон благодари, - кивнул "Татарин" на Лёшку, - это он кипеш поднял и меня позвал. Я вообще не при делах был.
- Спасибо, - повернулся Артём к Лёшке и протянул руку, - я теперь твой должник. Я таких вещей не забываю.
Лёшке в одну секунду стало как-то тепло и приятно, и он крепко пожал протянутую руку.
- Да ерунда, - пробурчал он смущённо, - это же беспредел - толпой на одного, втихаря... Это не по-пацански. Я случайно запалил это, ну то есть как ты звал "Татарина". Вот и метнулся за ним.
- Да это тот пидор, - Артём кивнул вниз, где был Вадя, - чухана какого-то подбил меня развести, что типа "Татарин" здесь ждёт... Я и повёлся, как Буратино.
- Разберёмся... - сказал "Татарин", выходя на улицу, - теперь надо думать, чего воспетам лепить. Видос у тебя, конечно, пиздецовый.
Артём пожал плечами.
- Чё-то нагружу. Мне же один чёрт нихуя не будет.
- Так-то да, - согласился "Татарин", - но после всех этих кипешняков, что тут были, воспеты за любой синяк ебут, а у тебя такой вид, будто на тебе слоны топтались... Ладно, малой, ты беги, - обратился он уже к Лёшке, - нам ещё с "Ерёмой" потрещать надо. Спасибо тебе ещё раз за всё. Скоро свидимся.
Лёшка пожал руку "Татарину" и пошёл в сторону общаги, мысленно переживая вновь и вновь происшедшее, где-то очень глубоко в душе чувствуя, что в его судьбе происходит некий перелом, способный избавить от того мучительного чувства внутреннего беспокойства, которое одолевало в последнее время. Теперь Лёшка был уверен, что всё будет хорошо, однако был единственный момент во всём этом, который его серьёзно пугал: ему не давала покоя недавняя сцена в кабинете "Мюллера", невольным свидетелем которой он стал. Что делать с этим всем, Лёшка не знал, но сейчас он старался гнать от себя эти мысли как можно дальше, чтобы не портить себе хорошее настроение.
Артём же, глядя в спину уходящему Лёшке, сказал "Татарину":
- Нормальный вроде пацан. Надо его "приподнять".
Однако, к своему удивлению, вместо согласия "Татарин" повернулся и, посмотрев на Артёма, процедил сквозь зубы:
- Ты чего, реально, блять, не понимаешь, что произошло?! Если бы не малой, ты бы уже кукарекал. Тебя какой-то пидор положил поперёк шконаря... Ты попался на голимый разводняк, как последний лох!
- Но "Тата..." - хотел было начать оправдываться Артём, но тот грубо оборвал его.
- Я не закончил! Я реально не могу понять, ты что, не догоняешь всего пиздеца, произошедшего здесь?!. Здесь же нихуя не пионерский лагерь. Здесь нет ни мам, ни пап, ни вожатых... Тебя реально могли ВЫ-Е-БАТЬ! И ты это клеймо не смыл бы уже никогда в жизни. Везде! Везде, куда бы ты не попал, на тюрьму или на воле, ты бы оставался пидором и в тебя бы совали хуи всё кому не лень. А потом ты бы тупо сгнил от какого-нибудь СПИДА. И это, блять, цена твоего легкомыслия.
- Чё ты начинаешь, "Татарин"? - сказал тихо Артём, опуская глаза под справедливым грузом "Татаринских" обвинений.
- Я не начинаю, я просто, блять, хуй знает, как тебе ещё объяснить, что мы нихуя тут не в "Зарницу" играем. Тут реально серьёзные, тяжёлые дела, и любая, блять, любая неосторожность может перечеркнуть всё, сломав жизнь не только тебе самому, но и хуевой туче людей. Опустили бы тебя, пизда была бы мне. Я бы зашкварился... У меня бы начались непонятки... Нахуй мне эти качели... "Ерёма"! Я хочу, чтобы ты это понял! Чтобы до тебя дошло, что тут произошло.
- Я понял, "Татарин"! Извини! Я реально лоханулся. Больше такого не повторится. Я тебе должен, пиздец. Ты теперь будешь мой лучший друг. Братом будешь, если захочешь. Мне реально не по себе за свою косячность.
Видя, что Артём не на шутку перепугался, "Татарин" сменил гнев на милость:
- Ладно, проехали. Но, блять, помни, всегда помни, что нехуй расслабляться. Только вверх! Только по головам... И да, ты мне теперь должен, бггг...
"Татарин" улыбнулся своей белозубой улыбкой, от которой у "Артёма" слегка отлегло на сердце.
- Само собой, - сказал он, и пацаны пошли дальше.
Зайдя в расположение, "Татарин" велел Артёму постараться привести себя максимально в порядок, а сам пошёл к "Гансу" в каптёрку. "Ганс", впустив "Татарина", стал суетиться, доставая кружки, чайник, заварку.
- А ну позови дневального, - велел "Татарин".
"Ганс", бросив все свои приготовления, выскочил за дверь и уже через несколько секунд вернулся в компании парнишки, рукав которого украшала красная повязка:
- Блять, никак не могу привыкнуть к этому вашему козлячему цвету, - поморщился "Татарин", - как вы её носите?! И не западло же вам!.. Давай позови сюда "актив", кого найдёшь. Всех этих ваших сук из совета...
Дневальный молча кивнул головой и исчез. "Ганс" принялся за прерванное занятие.
Через какое-то время, не успел "Татарин" отпить из кружки глоток ароматного, свежезаваренного чая, как дверь открылась, и в каптёрку вошли четверо. Это были крепкие, в чистой, отутюженной робе пацаны, в которых "Татарин" безошибочно определил членов совета внутреннего порядка.
- Ваш Вадя пидор! - начал "Татарин" без каких-либо отступлений. - Сам встал на колени и отсосал троим. Свидетели есть. Более того, он реально по беспределу хотел выебать пацана, чем подтвердил всю свою пидорскую сущность, - "активисты" переглянулись между собой, а "Татарин", между тем, продолжал: - Мне похуй, что вы с ним будете делать дальше и как решать свои дела, факт в том, что он загасился и я уже всем, кому надо, отстучал, чтобы нормальные пацаны не попали по незнанке в непонятки, и судьба его дальнейшая - это судьба хуесоса. Но я позвал вас не для этого. Поскольку преподы и воспеты вас назначили рулить, типа, порядком, вы должны переизбрать себе "бугра". Это во-первых. Несолидно пидору рулить козлами, - "Татарин" гыгыкнул свой шутке. - Во-вторых, жить дальше будем следующим образом: дисциплина, учёба, спорт - это ваше. Наказывать, кого-то пиздить или, не дай бог, опускать - только с моего согласия. Все непонятки между пацанами разруливаю Я. Конечное решение по всем вопросам принимаю Я. Бабки на общак собираю Я. С общака грею, кого надо, тоже Я. То есть, чтобы вы понимали, любая хуйня, которая произойдёт за моей спиной или без моего ведома, будет жёстко пресекаться и наказываться. Кто захочет залупнуться, поедет к Ваде на шконарь - помогать ему в его нелёгкой работе. А то одного рта, походу, на всех мало будет. Всё поняли?
"Активисты" дружно кивнули.
- Чё вы гривами машете? Языки в жопу позасовывали? Я понятно излагаю?
- Да, - нестройным хором пробормотали те.
- Ну и чудненько! Свободны.
И "активисты", выдохнув с облегчением, вышли из каптёрки.
Когда двери за ними закрылись, "Татарин" погрузился в свои раздумья. То, что сегодня произошло, было для него неожиданным подарком судьбы. Видя в Артёме, помимо источника обогащения, ещё и гарантии личной безопасности от произвола воспетов, "Татарин" постоянно думал над тем, как бы покрепче того повязать с собой. И вот сегодня, с помощью Лёшки, он получил такой великолепный подарок. Но этого "Татарину" показалось мало. Повязать надо было намертво, чтобы Артём чувствовал полную зависимость от него дальше и понимал, что именно "Татарин", как никто другой, способен влиять на его дальнейшую судьбу.
"Татарин" дул в кружку и, мелкими глоточками отпивая горячий чай, пытался комбинировать. Морща в раздумьях лоб, он всячески старался понять, что же можно сделать дальше, и уже через какое-то время нужное решение было найдено. "Татарин" даже улыбнулся своей "придумке". Дело оставалось за малым: нужно было найти подельника. Однако и в этом случае "Татарин" уже точно знал, к кому он обратится за помощью...
Лёшка же, наоборот, пребывал в приподнятом настроении, чего давно не было. Он чувствовал некое нервное возбуждение от всего произошедшего в этот день. Ему не было жаль ни Вадю, ни Артёма. Для него до сегодняшнего дня это были люди из другого мира, который с Лёшкиным никак не пересекался. Однако именно это пассивное невмешательство и напрягало его тем, что носило все признаки некой неустойчивой хрупкости, способной в любой момент качнуться в неприятную для Лёшки сторону. И защиты при этом Лёшке ждать было абсолютно не от кого. Однако после событий, произошедших сегодня, Лёшка осознавал и, главное, чувствовал, что этих самых неприятностей ждать уже не стоит. Он понимал, что его сегодняшняя услуга Артёму, за которого с такой самоотверженностью готов был бросаться в бой сам "Татарин", и есть гарантия Лёшкиного беззаботного существования в ближайшее время. И это вселяло надежду.
Лёшка сидел вместе с пацанами в курилке и слушал очередной анекдот про Винни-Пуха. Ему было хорошо и весело. Ни о чём не думалось. Всё плавало в какой-то приятно щекочущей душу безмятежности. В таком состоянии его и отыскал дневальный, сообщив, что Лёшку немедленно ждут на вахте. Докурив, он недоумённо пожал плечами и, затушив окурок, отправился к зданию админ. корпуса. Всю дорогу, пока шёл, Лёшка пытался представить, зачем он, собственно, так внезапно мог понадобиться. Но, не придумав никакого разумного объяснения, открыл входные двери и зашёл внутрь.
Всё оказалось куда приятнее, чем он мог представить. Лёшку ждала посылка. Несмотря на то, что почту давно выдали, Лёшкина передача продолжала стоять на столе. "От матери наверное", - подумал он, расписываясь в получении.
- Бери давай, всё уже проверено, - кивнул воспет на стол, Лёшка сгрёб в охапку шуршащие пакеты и поволок их в отряд.
Снова проходя мимо курилки, он услышал одобрительные возгласы пацанов и шутливые требования поделиться "кабаном". Лёшка ответил, что без проблем всё кинет на общак, но только после того, как заберёт оттуда личные вещи.
Зайдя в отряд, он в коридоре столкнулся с компанией из трёх пацанов, которые пинками подгоняли Вадю по направлению к сушилке. Вадя был бледный и поникший. Лицо его, несмотря на то, что было припухшим от побоев, осунулось и обвисло. Взгляд был безразличный ко всему происходящему. Пацаны же, которые его подталкивали, наоборот, были весёлые и возбуждённые. Лёшка мог со стопроцентной уверенностью сказать, что произойдёт в сушилке дальше, но поскольку к нему это всё уже не имело никакого отношения, он молча проводил компанию взглядом и пошёл дальше к каптёрке.
Постучав в двери, Лёшка дождался, пока щёлкнет замок, и дёрнул за ручку. На пороге стоял "Ганс".
- "Кабана" подогнали, - кивнул Лёшка на пакеты.
"Ганс" как-то неуверенно глянул назад, потом на Лёшку и только хотел что-то сказать, как из другой комнаты послышался одобрительный голос "Татарина":
- "Кабан" - это хорошо! "Кабан" - это душевно. Тащи его сюда, малой, сейчас потрошить будем.
"Ганс" подвинулся, пропуская Лёшку внутрь и тут же снова закрывая двери на замок.
Подойдя к столу, Лёшка водрузил пакеты на стол и сказал:
- Тут на общее. Надо глянуть, что вообще прислали. Я сам ещё даже не смотрел.
Открыв пакет, первое, что он увидел, был разорванный конверт с торчащим из него листком бумаги.
Лёшка взял письмо в руки, повертел его, раскрыл и тут же обомлел.
- От матери? - спросил "Татарин", ныряя в пакеты и извлекая на стол консервы, конфеты, печенье, сало и копчёную колбасу.
- Нет... - сдавленным голосом сказал Лёшка, пытаясь унять учащённое сердцебиение. - Я пойду. На секунду...
- Ну давай, - безучастно бросил "Татарин", поглощённый своим занятием.
Лёшка вышел в коридор и как можно быстрее отошёл в сторону. Спрятавшись в кабинете самоподготовки за огромной китайской розой, подальше от чужих глаз, он дрожащими от волнения руками снова развернул листок.
Это было письмо от Витьки "Бэхи".