Отъезд был назначен на утро, и уже с самого утра, выстроившись в колонну, у ворот лагеря стояло семь новеньких "Икарусов" плюс две машины милицейского сопровождения. Часть ребят - те, что ночью улетали самолётом в Хабаровск - накануне вечером уже покинули лагерь, и вот теперь уезжали все остальные, - этих, остальных, "Икарусы" должны были увезти на железнодорожный вокзал - к московскому поезду. В лагере оставалось еще человек двадцать или может, чуть больше, но это были те, кто жил в городах и посёлках края и за кем должны были до обеда приехать родители или родственники на своих машинах. И за Колькой тоже должен был приехать к обеду дед - у Кольки уже была собрана сумка, но утром дед позвонил Мимозе, начальнице лагеря, и, объяснив, что приехать за Колькой он сможет только к вечеру дня следующего, попросил Мимозу дать Кольке возможность задержаться в лагере еще на сутки; собственно, смена уже закончилась, но дед сказал, что за эти сутки Колькиного пребывания в лагере он заплатит Мимозе дополнительно, и Мимоза возражать не стала. Сказав Кольке, чтобы он в обычное время приходил в столовую - обедать, ужинать, завтракать и ещё раз обедать - Мимоза забрала на хранение Колькину сумку, а Кольке велела прийти вечером за ключом от домика, чтобы он мог переночевать еще одну - последнюю - ночь.
До самого обеда к воротам лагеря подъезжали на своём транспорте родители тех, кому не нужен был ни самолёт, ни поезд, и к обеду в лагере не осталось никого. Остался один Колька.
В одиночестве пообедав в пустой столовой, Колька раз и другой бесцельно прошелся взад-вперёд по центральной аллее, не зная, чем ему заняться до вечера - куда себя деть. Можно было бы съездить в город или, проехав на автобусе до следующей остановки, спуститься вниз, на пляж, где были два кафе, но у Кольки не было ни копейки денег, и эти варианты тут же отпали сами собой. Еще можно было на море просто пойти - покупаться и позагорать, но купаться и загорать одному было скучно, и Колька, сев в беседке и оглядевшись по сторонам, достал из кармана пачку сигарет. Он уже хотел закурить, как вдруг неожиданно дверь домика, расположенного напротив беседки, в которой сидел Колька, бесшумно открылась, и в проёме показался парень из первого отряда, - скользнув по Кольке заспанным глазами, он посмотрел вправо-влево и, зевая, направился к беседке.
- Был обед? - Парень сел за стол напротив Кольки.
- Был, - Колька кивнул головой. - Борщ ничего, а на второе - каша... я не ел. - Колька, сделав глубокую затяжку, запрокинул назад голову, выпуская изо рта кольца дыма. Ни вожатых, ни воспитателей в лагере уже не было, и открыто дымить, сидя в беседке, было в кайф.
- Мимоза! - неожиданно проговорил парень.
- Где? - дёрнувшись, Колька закашлялся и, сбивая пальцем с сигареты тлеющий пепел, быстро крутанул вправо-влево головой.
- Или мне это померещилось... - парень, глядя на Кольку, весело рассмеялся. - Ты в каком был отряде? В третьем?
- Ну! - Колька, ещё секунду назад так картинно выпускавший изо рта дым, понял, что никакой Мимозы в пределах видимости нет - что он его банально разыграл, и оттого, что Колька так легко повёлся на этот глупый розыгрыш, он почувствовал в душе лёгкую досаду.
- А чего ты ещё здесь - чего не уехал? - спросил парень.
Не вдаваясь в подробности, Колька коротко объяснил. И, в свою очередь, не утерпев, поинтересовался тоже:
- А ты?
- Я ещё на поток остаюсь, - отозвался парень. Они помолчали. Пацан был явно старше - на год или даже на полтора, но теперь в лагере никого не было, и эта разница в возрасте как бы сглаживалась - становилась несущественной. Колька подумал, что он не знает его имени. Он попытался вспомнить, как парня зовут, но память ничего не подсказывала.
- Короче, что делать будем? Пойдём на море? - Парень смотрел на Кольку вопросительно.
- Пойдём, - кивнул Колька. И тут же, чтобы его не держал его за зелёного малолетка, добавил, поднимаясь первым:
- Хуля нам здесь торчать?
Ворота были закрыты на замок, и на замок была закрыта калитка, но это обстоятельство парней нисколько не смутило. Они беспрепятственно вылезли через замаскированную в ограждении прореху и, петляя по узкой тропинке, устремились вниз - к морю. Вообще-то, на пляж, закрепленный за лагерем, их возили на автобусах - дважды в день, и там, куда их возили, было всё оборудовано, а рядом с лагерем пляжа как такового не было, но зато это было близко, не больше пяти минут ходьбы, и парни - те, что постарше - нередко тайком удирали из лагеря после ужина или даже во время тихого часа, чтоб покупаться еще и, главное, покупаться без всякого надзора.
- Тебя как зовут? - посмотрел на Кольку паренек, когда они, раздвигая кусты, вышли на неширокую каменистую полоску, соприкасающуюся с уходящим к горизонту серебристо-синим морем.
- Колёк, - с готовностью отозвался Колька и, вслед за ним сдергивая с себя шорты, вскинул глаза на пацана:
- А тебя?
- Влад.
Море было тёплое, и до вечера они купались и загорали, обо всём позабыв. Разгребая горячие булыжники, чтобы можно было лечь позагорать - они нежились под солнцем, а едва обсыхали, как тут же снова бросались в воду - и снова купались, прыгая в пенисто накатывающие на берег волны, и ещё - плавали наперегонки, загорали снова и снова купались, - время пролетело совершенно незаметно, и Колька уже нисколько не жалел, что дед не смог за ним приехать вовремя. Когда солнце, медленно утрачивая дневной жар, стало приближаться на горизонте к кромке моря, а само море зарябило серебристыми дорожками, Влад вдруг спохватился:
- Мы на ужин не опоздаем?
Они окунулись еще раз и, толком не обсохнув - обтираться им было нечем, поспешили в лагерь.
На ужин, конечно, они опоздали, но неожиданно у столовой они столкнулись с Мимозой, и та, критически оглядев их мокрые на задницах шорты, молча повела их в столовую через служебный вход. Главный вход в столовую был закрыт, но внутри столовой оказались две поварихи, старая и молодая. Они драили громадные кастрюли, и Мимоза, театральным жестом развернув в сторону Влада и Кольки ладонь, попросила накормить "нарушителей дисциплины".
- За тобой завтра дедушка приедет. А ты... - Мимоза перевела взгляд с Кольки на Влада, - остаёшься ещё на поток, и с тобой разговор будет особый. Завтра я время для тебя найду.
- Да чё я, Тамара Григорьевна... чё я такого сделал? - Влад, разыгрывая возмущение, округлил глаза.
- Я тебе, Владислав, что утром сказала? Чтоб с территории - ни ногой. Говорила я это? Да или нет?
- Ну, говорили, - нехотя согласился Влад, пододвигая к себе тарелку с хлебом.
- Говорила. А ты сейчас, где был? На море?
- Ну, мы...
- Не "мы", а ты. Утром сегодня я разговаривала с тобой, а не с "вами"... и ты, Владислав, учись отвечать за себя - за свои слова и свои поступки. Если, конечно, в будущем ты собираешься стать мужчиной.
- А я что - не мужчина? - огрызнулся Влад.
- Я говорю тебе о будущем. Носить брюки - еще не значит быть мужчиной. Настоящий мужчина начинается с чувства ответственности, и если это чувство ответственности в себе не воспитывать, то можно вырасти не мужчиной, а мужеподобной особью... согласись, что это не одно и то же. Я тебе утром сказала, чтобы с территории лагеря никуда не уходил. Ты, глядя мне в глаза, обещал быть в лагере. Ну, и где же твоя ответственность?
Влад, склонившись над тарелкой, не отозвался - говорить в ответ ему было нечего. Мимоза, ничего больше не говоря, развернулась - направилась к выходу и тут Влад - совершенно неожиданно для Кольки - громко проговорил, глядя ей вслед:
- Тамара Григорьевна, у меня к вам просьба... пусть Колёк будет спать у меня - в моей палате. Я один, и он тоже один остался, можно?
Мимоза, остановившись, оглянулась, видимо узрев определённую логику в словах Влада. Кивнув со словами: "Я не возражаю", - она направилась к выходу.
- Надеюсь, ты тоже не возражаешь? - едва Мимоза вышла из столовой, Влад, имитируя её интонацию, перевёл взгляд на Кольку.
- Я? Не возражаю, - Колька тихо засмеялся.
- Ну, надо же - никто не возражает! Какой консенсус... просто сказка! - Влад дурашливо покачал головой.
- А что значит консенсус? - отхлёбывая компот, посмотрел на Влада Колька.
- Согласие, - отозвался Влад и, подмигнув Кольке, повернулся в сторону раздачи:
- Тёть Даша! А добавка есть? Нам для двоих.
Нет, Влад этот Кольке определенно нравился! Они пообщались всего полдня, а между тем у Кольки было такое ощущение, что знают они друг друга давным-давно. И вообще... После ужина они сидели в беседке - вспоминали, что было прикольного в их смене и в их отрядах. Часов в десять, когда совсем стемнело, на центральной аллее в желтом свете фонарей показалась Мимоза, - она всегда проходила после отбоя по лагерю, и хотя сейчас в лагере никого не было, Мимоза, видимо, решила не изменять своей привычке. А может, шла проверять их - Влада и Кольку?
- Спрячемся? - прошептал Колька.
- Наоборот, - шепотом отозвался Влад - зарисуемся сейчас, и пусть старушенция спит спокойно - пусть знает, что мы с тобой в лагере. Понял? Усыпим её бдительность. - И, когда Мимоза поравнялась с беседкой, Влад, обращая на себя её внимание, громко проговорил:
- Добрый вечер, Тамара Григорьевна!
- Добрый вечер. - Мимоза остановилась. - Еще не спите?
- Сейчас идём, - с готовностью отозвался Влад. - Еще десять минут, Тамара Григорьевна... десять минут посидим - можно?
- Ну, хорошо. Десять минут, и в палату, - великодушно согласилась Мимоза.
Она медленно двинулась дальше - властная старуха в шортах, но едва она сделала пару шагов, как её снова настиг голос Влада:
- Спокойной ночи, Тамара Григорьевна!
- Ох, Владислав! - Мимоза снова остановилась. - Какой ты всё-таки лицемер, но знай, тебе это, Владислав, не поможет, и завтра мы с тобой обязательно побеседуем о твоём сегодняшнем самовольном оставлении территории лагеря.
- Ох, Тамара Григорьевна! Я ведь от души, от чистого сердца, а вы сразу мне: "лицемер"! Можно сказать, на корню рубите моё искреннее стремление воспитывать в себе вежливость, - Влад, говоря это, незаметно толкнул под столом Колькину ногу, и Колька, опустив голову, закусил верхнюю губу, сдерживая смех.
- Ну, хорошо, Владислав, хорошо. Будем считать, что я тебе поверила, - добродушно проговорила Мимоза. Она была метрах в пяти или в шести от них - лицо её было скрыто тенью, но по голосу можно было определить, что словоблудие Влада не вызвало у неё ни малейшего раздражения. - Одним словом, ещё десять минут, и вы в палате. Я правильно поняла?
- Правильно! - отозвался Влад.
- Спокойной ночи! - сказала Мимоза и, развернувшись, неторопливо продолжила свой путь вдоль домиков дальше.
Домики были пусты, - Мимоза, свернув с аллеи, растворилась в темноте. Парни еще посидели в беседке минут десять-пятнадцать - Колька выкурил последнюю сигарету и, эффектным щелчком отправив окурок в кусты, вопросительно посмотрел на Влада:
- Ну чё, бля? Рулим в палату? - Влад поднялся из-за стола.
- Рулим, - с готовностью отозвался Колька, поднимаясь вслед за Владом.
С утра в домике была генеральная уборка, и все койки и тумбочки были сдвинуты в одну сторону - вторая половина палаты была свободна. Колька огляделся, но смотреть было не на что - во всех палатах было всё одинаково. Матрасы были голые - без простыней и одеял, и только одна кровать - та, на которой спал Влад - оставалась укомплектованной.
- А я постель свою сдал. Со всеми вместе, - словно оправдываясь, проговорил Колька. - Я ж не думал, что дед не приедет.
- Ну, и какая проблема? - тут же отозвался Влад. - Мы сейчас, знаешь, как сделаем? Постелим матрасы на полу - сделаем из них двуспалку, а мою простынь постелим поперёк. На двоих хватит. Да?
- Можно, - согласился Колька. - А во вторую простынь завернём подушки - сделаем валик в головах, да?
- Ну! Ничуть не хуже будет, чем у сэра Элтона Джона. Даже лучше, я думаю, - деловито проговорил Влад.
- А что - Элтон Джон спит на полу? - Колька посмотрел на Влада с сомнением.
- Ты чё - дурак? - Влад, глядя на Кольку, рассмеялся. - Я же образно - я просто так сказал, а ты поверил, да?
- Ничего я не поверил, - отозвался Колька.
Два небольших окна были не зашторены, и в палату щедро лился лунный свет. Не зажигая свет электрический, Колька с Владом вмиг соорудили из нескольких матрасов, двумя стопками сложенных рядом, вполне приличное лежбище, Влад тут же, содрав простыни со своей постели, одной простыней - той, которая была шире - матрасы застелил, а в простынь другую Колька ловко завернул четыре подушки, соорудив из них что-то типа валика, и получилось очень даже ничего.
- Классно получилось, - проговорил Колька. Сев на корточки, он похлопал ладонью по матрасам и, посмотрев на Влада, улыбнулся:
- Я у стенки сплю.
- Ну да, ты же маленький, - весело хмыкнул Влад. Поочерёдно поднимая ноги, Влад сдёрнул с себя шорты, оставшись в узких голубых плавках.
- И ничего я не маленький! Если хочешь, ложись у стенки ты... мне всё равно, - снимая шорты вслед за Владом, тут же отозвался Колька. Они вместе провели полдня и целый вечер, и потому Кольку нисколько не задело слово "маленький" - мало ли как друзья не поддевают друг друга, упражняясь в остроумии.
- И мне всё равно, какая, блин, разница! Я, может, на тебя лягу, - тихо засмеялся Влад, на ключ закрывая изнутри дверь. - И будем мы оба у стенки - никому не будет обидно, да?
- Вот еще! - фыркнул Колька.
В два небольших окна лился лунный свет, и в этом свете вполне отчетливо были видны два юношеских силуэта: Колька был узок в плечах и в бедрах, угловат, гибко тонок, и только попка его, небольшая, но вполне сочная, плотно обтянутая плавками, аккуратно, спело круглилась мягкой упругостью, да ещё вполне приличным округлым бугорком выпирали плавки спереди, скрывая тяжесть невозбуждённого члена. А тело Влада, который был немного старше Кольки, обладало мягкой плавностью юношеских линий, и потому рядом с Колькой Влад казался коренастее и плотнее, хотя на самом деле он был точно так же тонок и строен, и точно так же из-под плотно обтягивающих плавок двумя упругими полушариями сочно круглился Владов зад.
- Ну, так кто будет у стены? Я или ты? - Влад, отталкивая Кольку, хотел рывком прыгнуть к стене, но Колька, удерживая его, повалился на матрасы первым и, падая, он непроизвольно увлёк Влада за собой - они упали одновременно и тут же, смеясь и пыхтя, весело сцепились, энергично забарахтались. Конечно, Влад был сильнее, и у стены оказался он.
- А еще говоришь, что ты вежливый, какай ты, блин, вежливый? Если б спали в моей палате, я бы тебе уступил у стены, - проговорил Колька, тяжело дыша.
- Ой, ну хорошо, хорошо! Ложись к стенке, если хочешь. Я тебе уступаю, - Влад, приподнявшись на руках, пружинисто перебросил своё тело через Кольку и, оказавшись на самом краю, толкнул Кольку в бок. - Двигайся к стенке.
Колька не заставил себя ждать. Легко приподняв вверх свое тело, он тут же переместился к стене и, повернувшись набок - к Владу лицом, удовлетворённо проговорил:
- Вот... теперь я вижу, что ты воспитанный.
- О, какой ты лицемер! - тут же отозвался Влад. И, поворачиваясь тоже набок - ложась к Кольке лицом, тихо засмеялся: - Впрочем, Николай... будем считать, что я тебе поверил... уж очень я доверчивый! Как Мимоза...
Колька, невольно прыснув, приглушенно рассмеялся вслед за Владом.
Они лежали друг против друга в лунном свете, серебристо льющимся через два небольших окна, и - спать им обоим нисколечко не хотелось. Наоборот: сцепившиеся в шутливой борьбе за место у стенки, они оба - и Колька, и Влад - невольно почувствовали, как эта невинная и совершенно непреднамеренная, спонтанно возникшая минутная возня странным образом отозвалась в их душах какой-то смутной, зыбко невнятной и вместе с тем томительно сладкой мелодией. Какой там сон! Они лежали так близко, что каждый из них невольно чувствовал на своём лице тёплое дыхание другого.
- Слышь, Колёк, а ты здесь, в лагере, кого-нибудь долбил? - глядя Кольке в глаза, проговорил Влад, и Кольке показалось, что голос у Влада вроде как изменился - стал будто бы глуше. А может быть, Кольке это почудилось?
- Ну... - Колька запнулся, не зная, как ответить. Сказать "нет" - сказать правду - было как-то несолидно, а соврать - сказать "да" - Колька был внутренне ещё не готов... и, секунду поколебавшись, он закончил, стараясь выговаривать каждое слово как можно небрежнее. - Не дошло до долбёжки - смена кончилась. А ты? Трахнул кого-нибудь?
Колька мысленно порадовался, что так ловко выкрутился из щекотливой ситуации. Во-первых, хотя и сказал он "нет", но это "нет" вовсе не означало, что он какой-то сопляк или лох... и - если б смена была чуть подлиннее... А во-вторых, вопрос, заданный Владом, он переадресовал самому Владу, и это тоже было очень умно: пусть Влад для начала про себя расскажет! Если, конечно, ему есть что рассказывать.
- Ну! - хмыкнул Влад. - Натянул одну из второго отряда.
Колька подождал с полминуты, думая, что Влад начнёт сейчас делиться с ним подробностями, но Влад молчал - ничего дальше не говорил, и Колька, пошевелившись, приглушенно засмеялся:
- Повезло тебе! А я тоже, бля, огорчен не очень - у меня "дырка" дома есть. По соседству живёт - в параллельном классе учится. - Колька умолк на секунду и, небрежно хмыкнув, добавил: - Я её уже целый год конкретно натягиваю!
Н-да... так бывает, - ещё пару секунд назад, открывая рот, Колька даже предположить не мог, что он всё это скажет: и про "дырку", и про "целый год", но - слова неожиданно стали наворачиваться сами собой, одно к одному. Колька даже сам удивился, как складно у него всё это получилось. Складно и легко, а потому - вполне убедительно.
- Клёво, - отозвался Влад. - Клёво, когда есть кого.
Они помолчали. Лёгкий саднящий зуд, сладко покалывающий в промежности, усилился, и Влад почувствовал, как член у него в плавках стал медленно тяжелеть. Колька лежал рядом - совсем близко, и Влад, глядя на миловидное Колькино лицо, вдруг подумал... он вдруг поймал себя на мысли, что ему хочется до Кольки дотронуться, прижаться к нему или прижать его к себе Влад чувствовал, как сладостное возбуждение жаром растекается по всему телу. И вообще они лежали друг против друга так близко, что каждый невольно ощущал горячее дыхание другого, и уже одно это странным образом действовало возбуждающе - не только на Влада, но и на Кольку.
- Вот бля... у меня встал, - неожиданно рассмеялся Колька - и, рукой поправляя колом взбугрившиеся плавки, пояснил, словно извиняясь перед Владом за невольное возбуждение:
- Вообразил, как завтра вечером свою "дырку" буду драть.
Член у Кольки стоял, и Колька, поправляя его рукой, с силой и наслаждением - сжал пальцами напряженно твёрдый ствол. Никакой "дырки" у Кольки не было, и никого он еще не драл, но сейчас, говоря это Владу, Колька, кажется, сам был готов поверить, что всё это в его жизни есть. Влад, не подвергая Колькины слова сомнению, в ответ приглушенно рассмеялся:
- Да, стоит только вообразить. У меня у самого подскакивает, когда я начинаю вспоминать, как кого-то трахал.
- Ну, так и должно быть. Я сейчас вспомнил об этом, и пожалуйста, вмиг подскочил, - со знанием дела отозвался Колька, через плавки сжимая, стискивая пальцами возбуждённый член.
Они помолчали. Тискать возбуждённый член было, как всегда, необыкновенно приятно, и Колька подумал, что если бы сейчас он был один, он бы с удовольствием подрочил. Дома у Кольки была своя комната, и он нередко занимался этим перед сном, уже лёжа в постели... кайф!
- Да, когда думаешь об этом, всегда подскакивает - всегда встаёт, и здесь ничего не поделаешь, - отозвался Влад, думая о том же, о чём подумал Колька - если бы он был один.
- А ты, ну, когда некого трахать - нет рядом "дырки" - ты что делаешь? - Колька вопросительно посмотрел на Влада, через плавки стискивая, с наслаждением сжимая пальцами возбуждённый член.
- Ничего не делаю. Сегодня некого, а завтра - есть кого, - "поправляя" свой член через ткань плавок, Влад с наслаждением сдавил пальцами свой возбуждённый член там, где была уздечка. - А ты... ты сам, что делаешь, когда трахать некого?
- Я? Ничего не делаю, - отозвался Колька и, стараясь говорить как можно небрежнее, добавил: - Назначаю "стрелку" своей "дырке", и, бывает, что раз за разом - два или даже три раза подряд.
Они вновь замолчали. Лунный свет, беспрепятственно льющийся в палату, щедро серебрил тела двух подростков, друг против друга - лицом к лицу - лежащих на сдвинутых матрасах. Парни были в одних плавках, и эти плавки, скрывая сладкое возбуждение, казались на их телах тёмными инородными пятнами.
- А ты сколько раз? - нарушил молчание Колька, и Влада почудилось, что Колька, лежащий напротив, чуть подался вперёд.
- Чего? - прошептал Влад, невольно вплетая своё дыхание в дыхание Кольки. Член у него сладко распирало, и Влад, снова скользнув ладонью к паху, с силой вдавил возбуждённый ствол себе в живот. - Чего - "сколько"? - повторил он, глядя Кольке в глаза.
- Ну, девчонку, "дырку" из второго отряда - ты её сколько раз трахал?
- Не знаю... раз, может, десять, - отозвался Влад, думая, не мало ли это - десять раз - для настоящего мужчины. - Или, может, больше, я ж не считал.
- Ну да, я тоже не считаю, да и хуля считать? Я свою "дырку" долбил уже раз сто, - Кольке показалось, что сто - это, пожалуй, слишком, слишком много, и он, обдавая лицо молча сопящего Влада горячим дыханием, чуть скорректировал названное число. - Или, может, чуть меньше, но пятьдесят раз - это точно.
В глазах Влада мелькнуло вполне резонное сомнение, потому что из слов Кольки получалось, что Колька трахается, как кролик, а это было похоже скорее на завирательство, чем на правду, однако вслух своё сомнение Влад никак не обозначил - ни словом, ни мимикой, - наоборот, невольно поддакивая Кольке, он без улыбки проговорил, глядя Кольке в глаза:
- Ну да, их надо всегда долбить, когда они рядом.
- Точно! Когда есть такая возможность, я никогда её не упускаю. Всегда долблю свою "дырку" - по полной программе.
- А в рот... ты ей в рот давал?
- Конечно!
Они вновь замолчали. Понятно, что если б сейчас парней было больше, они оба - и Влад, и Колька - не врали бы так оголтело о своих сексуальных успехах, но они были вдвоём, и разговор этот был лишь прелюдией к чему-то другому, не менее интересному. Оба они подсознательно это чувствовали, и потому друг друга не ловили на слове - не уточняли и не переспрашивали. Зачем?
Лежа на боку лицом к Владу, Колька машинально тискал возбуждённый член и, лёжа на боку лицом к Кольке, Влад делал то же самое, и хотя движения эти были едва заметны и в силу этого даже как бы несущественны, тем не менее всё это, вместе взятое, их обоих распаляло всё больше и больше. Какой им был смысл сомневаться в словах друг друга, если слова эти возбуждали их обоих не меньше, чем сладостное тисканье напряженно вздыбленных, рвущихся из плавок членов?
- А бывает... - Влад, глядя на Кольку, запнулся - замолчал, не продолжая дальше.
- Что бывает? - отозвался Колька, не сводя с Влада глаз.
- Ну, всякое... - Влад снова запнулся - опять замолчал. Колька был так близко, что даже незначительного движения было б вполне достаточно, чтобы прижаться к нему всем телом. Или его, Кольку, притянуть, прижать к себе - навалиться на него, лечь сверху. Что делать дальше, Влад представлял смутно - никакого опыта на этот счет у Влада не было, и он только чувствовал - внятно, осознанно чувствовал - что ему очень хочется всего этого... Вопрос был в Кольке: Влад совершенно не представлял, как Колька на всё это отреагирует... хорошо, если Колька чувствует сейчас то же самое... ну, то есть - хорошо, если он не будет возражать, а если он испугается - если станет вырываться? Или хуже того - если над ним, над Владом, Колька начнёт смеяться? Начнёт обзывать его "голубым" и что тогда?
- Ну, например, ты сказал, что бывает. Что бывает? - нетерпеливо прошептал Колька, видя, что Влад опять замолчал.
- Я в прошлом году тоже в лагере был - не в этом, а в другом и там знаешь, что было? Пацана одного... понял? - Влад, говоря это, понизил голос, и Колька, чутко вслушиваясь в шепот Влада, невольно напрягся.
- Что - пацана? - Колька смотрел на Влада, не моргая.
- А то самое, бля! Долбили его, вот что!
- Кого? Пацана?
- Ну!
Они вновь замолчали.
Конечно, Колька прекрасно знал, что есть такой секс: парни трахают парней, но одно дело - знать вообще, и дело совсем другое, когда говоришь об этом с кем-нибудь с глазу на глаз, да ещё ночью, да ещё лёжа с залупившимся, сладко ноющим членом, как, например, это было сейчас, - они лежали друг против друга, лежали в одних плавках, была ночь и они, уже возбуждённые - уже на взводе, лежали так близко друг к другу, что каждый невольно ощущал на своем лице дыхание другого.
- А он что? Он сам давал? - Колька смотрел на Влада широко открытыми глазами, и во взгляде Колькином было неподдельное любопытство.
- Ну! Ему нравилось это, - Влад, глядя на Кольку, с силой стиснул через плавки свой напряженный член.
Влад сказал "это" - и Колька почувствовал, что он совсем не удовлетворен таким невнятным ответом: Кольке хотелось подробностей - хотелось об этом поговорить и он, глядя на Влада, уточнил:
- Что ему нравилось?
- Ну, это самое... нравилось, когда его долбят...
- В жопу?
- А куда же ещё? В жопу, конечно.
Влад, говоря это, невольно стиснул пальцами свой член, и это стискивание сладостью отозвалось в промежности. Ох, если б он сейчас здесь был один - если б Кольки в палате не было!
- И что - никто об этом не знал?
- Никто, а зачем об этом кому-то знать? Знали те, кто его долбил.
Колька, слушая ответы Влада, тискал потными пальцами свой напряженно рвущийся из плавок член. Оставался ещё один вопрос - самый главный, - Колька невольно облизнул губы и, всё так же глядя Владу в глаза, этот главный вопрос из себя выдавил:
- А ты?
- Что? - отозвался Влад.
- Ты его тоже... да?
- Ну! - Влад хотел произнести это "ну!" как можно беспечнее, но голос у него был напряжен, и беспечной интонации, которая свидетельствовала бы о пустяковости подобного, у Влада не получилось.
Они вновь замолчали. Где-то рядом, совсем недалеко, шумело море, над миром плыла тёплая южная ночь, а в палате - в дощатом домике - два парня, до предела возбуждённые, лежали друг против друга и, не скрывая своего возбуждения, с наслаждением тискали, мяли через плавки до боли напряженные, сладко ноющие члены.
- И что? - Колька первым нарушил молчание.
- Что? - словно эхо, отозвался Влад.
- Ну, это ощущение, когда в жопу ебёшь. - Колька, говоря это, смотрел на Влада так, словно ждал от Влада какого-то необычного, необыкновенного откровения. - Ощущение, когда в жопу... какое?
Они лежали друг против друга, возбуждённые, изнемогающие от саднящей сладости в напряженных членах, и разговор этот с каждым произнесённым словом всё больше и больше подстёгивал их, и уже казалось - обоим казалось - что невозможное возможно.
- А ты сам... никогда, что ли, сам не пробовал? - прошептал Влад, обдавая Колькино лицо обжигающим дыханием.
- Никогда... - точно так же - шепотом - отозвался Колька, и эта была правда; Колька действительно никогда не пробовал - не было у него, у Кольки, такого друга или одноклассника, с кем можно было бы это делать. И приключений, с этим связанных, у него тоже никогда не было - ничего такого у Кольки не было! Даже внятного, осознанного желания у Кольки не было никогда - никогда Колька не задумывался о подобном сексе всерьёз, никогда о нём не мечтал, никогда не примерял в своих фантазиях такой секс на себя.
Впрочем, Влад тоже никогда не пробовал с парнем - у Влада тоже не было такого опыта, и всё, о чем он сейчас говорил жадно внимающему Кольке, было обычным враньём. Ну, то есть, это могло быть и не враньём - подобные истории не такая уж редкость, да только сам Влад здесь был совершенно ни при чем: историю про парня, которого всю смену втихаря трахали в лагере, Влад слышал год назад в компании парней, рассказывающих, кто и как провел лето. И вот теперь эта чья-то чужая история всплыла в памяти Влада как нельзя кстати - и он преподнёс её Кольке так, будто он тоже был в числе тех, кто пользовал того парня в качестве сексуального партнёра.
Колька сказал, что он с парнем никогда не пробовал, и Влад. Если б Колька в ответ на вопрос Влада засмеялся или презрительно бы фыркнул, демонстрируя свою половую неколебимость, Влад вряд ли стал бы говорить свои следующие слова, но Колька смотрел на Влада так, словно чего-то от него, от Влада, ждал - и Влад, неотрывно глядя Кольке в глаза, тихо, но отчетливо прошептал, изо всех сил стараясь, чтобы голос его звучал как можно безразличнее:
- Многие пробуют... и мы... мы тоже можем попробовать... если ты хочешь...
Влад прошептал это, изнемогая от возбуждения и вместе с тем довольно смутно представляя себе во всех деталях то, что он предлагает, - это было голос желания, уже пробудившегося, но ещё напрочь лишенного какой-либо конкретики.
- Что попробовать? - Колька почувствовал, как во рту у него пересохло.
- Ну... - Влад смотрел на Кольку в упор, словно его, Кольку, гипнотизировал. Собственно, ещё можно было всё превратить в шутку - можно было отыграть назад, и у Влада на какую-то долю секунды даже мелькнула такая мысль, но желание было неизмеримо сильнее этой трусливой мысли, и Влад, глядя на Кольку в упор - стараясь говорить как можно небрежнее, закончил, поясняя непонятливому Кольке. - Пока пересмена, и нет девчонок, хочешь?
В комнату лился всё тот же лунный свет, и лежащие друг против друга парни, через плавки сжимающие свои возбуждённые члены, словно парили в зыбком полумраке лунного серебра.
- Не знаю. - Колька, глядя на Влада в упор, облизнул пересохшие губы. - А ты сам - хочешь?
- Я же говорю: пока нет девчонок, да?
Колька, не отвечая - ничего не говоря вслух, молча кивнул. Он был согласен - "пока нет девчонок". В конце концов, что в этом особенного - попробовать один раз? Завтра приедет дед, и он, Колька, уедет домой - никто ничего не узнает, а если так - если никто ничего не узнает, то какой тогда смысл ломать комедию, изображая из себя "правильного пацана"? Кому это надо? Член у Кольки стоял, как Железный Феликс, и Колька уже был не просто согласен - он хотел, хотел этого, хотел сам!
Влад придвинулся ближе - почти вплотную и Колька почувствовал, как рука Влада скользнула ему в плавки. Влад, горячими губами уткнувшись в пылающую Колькину щеку, сжал в ладони горячий и, как кремень, твёрдый Колькин член.
- Ого, аппарат... приличный, - возбуждённо прошептал Влад, одновременно другой рукой обнимая Кольку за шею. - Ты тоже, тоже возьми у меня.
Колька, ничего не отвечая, ткнулся ладонью в пах Влада - через плавки сжал напряженный Владов член, но через плавки было не то, и Колька, ни секунды не мешкая, тоже скользнул ладонью в плавки. Какое-то время, возбуждённо сопя, они тискали друг другу твёрдые, напряженно вздыбленные члены, изнемогая от удовольствия. Головки членов у обоих были липкие. Колька, приоткрыв рот, судорожно сжимал ягодицы, пытаясь синхронизировать их сжатия с движением кулака Влада, в то время как сам Влад, вгоняя член в кулак Кольки, короткими рывками двигал бёдрами. Они, содрогаясь, тяжело дыша, "доили" друг друга. Они "доили" друг друга - и это был кайф!
- Колёк, давай плавки снимем. Хуля мы паримся в них? - дрожащим от возбуждения голосом прошептал Влад, отстраняясь от Кольки и выпуская Колькин член из своей ладони.
- Давай, - Колька, ни на секунду не задумываясь, опрокинулся на спину и, согнув в коленях поднятые вверх ноги, торопливо сдернул с себя плавки.
Теперь на Кольке не было совсем ничего - он был совершенно голый, и голый был Влад, точно так же торопливо сдёрнувший плавки с себя. И хотя Влад был на год старше Кольки, тем не менее члены у них у обоих были практически одинаковые - длинные и толстые, клейко залупившиеся их члены возбуждённо торчали, словно жерла пушек.
Ничего не говоря - ни о чем не спрашивая, Влад стремительно подмял Кольку под себя, навалился на него, голого, всем телом, тоже голым, горячим от возбуждения и Колька, чувствуя, как твёрдый член Влада вдавился ему в живот, инстинктивно развёл, раздвинул в стороны голенастые ноги, одновременно с этим смыкая руки на Владовой спине. Несколько секунд они лежали, не шевелясь, не двигаясь, упиваясь наготой друг друга. Это был кайф, охуительный кайф! Обжигая горячим дыханием Колькину шею, Влад вдавился в Кольку ещё сильнее и, судорожно сжимая ягодицы, волнообразно задвигал бёдрами, имитируя половой акт.
- Ты чё, ебёшь меня? - тихо засмеялся Колька, и руки его сами собой скользнули по спине Влада к пояснице. - Влад, тебе не стыдно? - Колька, шире раздвигая ноги, обхватил ладонями содрогающиеся Владовы ягодицы.
- Я тебя... массирую, - не прекращая елозить по Колькиному телу, отозвался Влад. Он с силой, с наслаждением тёрся членом о Колькин живот, о липкий твёрдый член, судорожно сжимая, стискивая под горячими Колькиными ладонями молочно белеющие в лунном свете полушария ягодиц. - Тебе что - не нравится? - прошептал Влад, прерывисто сопя Кольке в шею.
- Давай, теперь я... я тебя помассирую. - Колька напрягся, пытаясь перевернуть своим телом Влада на спину, чтоб самому лечь сверху.
- Лежи, успеешь еще. - Влад, тяжело сопя, вдавливая всем телом голого Кольку в матрас, не давая ему никакой возможности из-под себя выскользнуть, задвигал бедрами с ещё большей интенсивностью. - Сейчас... подожди немного... сейчас...
Влад, содрогаясь всем телом, судорожно мял лежащего на спине Кольку, с наслаждением тёрся членом между раздвинутыми, широко расставленными Колькиными ногами, и от этого жаркого трения член у Влада, клейкой головкой скользящий по горячему Колькиному животу, то и дело залупался, тупо тычась то в одну Колькину ногу, то в другую, но особенно было сладко, чуть оттопыривая, приподнимая зад, тереться своим членом о член Кольки. Влад мял лежащего на спине голого Кольку, и это был кайф, это было наслаждение.
И дело было вовсе не в том, какая была у Влада ориентация, и была ли какая-то ориентация у него вообще - на данном этапе жизни, а дело было в том, что кайф, который он испытывал, ёрзая по Кольке, был самый что ни на есть настоящий. Вот это было главное! Сладость, буром сверлящая туго стиснутое очко, стремительно нарастала, и вдруг, содрогнувшись, Влад с такой силой вдавил свой член в Колькин живот, что Кольке на какое-то мгновение стало больно. Уткнувшись вспотевшим лицом в подушку, Влад с силой сжал свои ягодицы и Колька почувствовал, как живот его обожгло чем-то горячим. Это горячее было липкое, клейкое, и его было много. Содрогнувшись раз и другой от оргазма, Влад, тяжело дыша, уткнулся потным лицом в подушку.
- Ты чё - кончил? - прошептал Колька, чувствуя, как в один миг обмякло на нём голое тело Влада.
- Ну... - невнятно отозвался Влад, тяжело дыша и обдавая Колькину шею горячим дыханием.
- Давай, теперь я... - Колька, двинув бёдрами снизу вверх - пытаясь спихнуть Влада с себя, пошевелился. - Влад...
- Что?
- Слезай! Я тебя трахну.
- Ну ни фига себе! Как тебе, Колян, не стыдно такое говорить? - приподняв голову - глядя Кольке в глаза, Влад тихо засмеялся.
- Ага, тебе было не стыдно меня ебать, а мне стыдно? Умный какой! Слезай.
Не отвечая, Влад обхватил Кольку за плечи и, прижимая его к себе, перевернулся на спину, одновременно увлекая Кольку за собой. Они поменялись местами: теперь на спине лежал Влад, а Колька лежал на нём - сверху. Разведя в стороны полусогнутые в коленях ноги, Влад, лёжа под Колькой, обхватил ладонями круглые Колькины ягодицы. Член у Влада утратил твёрдость, но Кольку это нисколько не смущало: у него, у Кольки, член стоял, как Железный Феликс, и он, ни секунды не медля, тут же сладострастно засопел и задвигал задом, судорожно сжимая круглые ягодицы.
Конечно, Влад был старше, но сейчас это не имело никакого значения. Они поменялись местами, и Колька, двигая бедрами, чувствовал, как сладость в его теле стремительно нарастает и звенящим зудом свербит в промежности - это был кайф! Собственно, так было всегда, когда Колька дрочил, но теперь этот кайф было во сто крат сильнее. Колька, двигая задом, сладострастно сопел, уткнувшись лицом в подушку, в то время как Влад, лёжа под Колькой, круговыми движениями ладоней гладил его конвульсивно сжимающиеся ягодицы. Животы были мокрые от Владовой спермы, но Кольку это не смущало - наоборот: Колькин член, залупаясь, скользил между животами, словно смазанный поршень, легко, влажно и липко, это лишь усиливало наслаждение.
Была пересмена - домики, в ожидании новой смены, были пусты, и только в одном из них кипела никому не видимая жизнь. Сопя, содрогаясь от наслаждения, голый Колька елозил по голому Владу, имитируя половой акт. Впрочем, при чём здесь имитация? Колька тёрся своим телом о тело Влада, тёрся твёрдым горячим членом, сжимал, стискивал ягодицы, и наслаждение от всего этого было самое настоящее - оно росло, оно уже распирало промежность. Колька, содрогнувшись всем телом, непроизвольно выгнулся и, с силой вдавив свой член в живот Влада, замер, кончая. Бля! Это было что-то. Это был кайф! Фантастический кайф! Колькина сперма смешалась со спермой Влада, и животы у обоих стали совершенно мокрые. Мокрые и липкие.
Колька, с шумом втягивая в себя воздух - тяжело дыша, сполз с Влада и, откинувшись на спину, удовлетворённо замер. Необыкновенная лёгкость, почти невесомость, чувствовалась во всём теле - это было абсолютное удовлетворение! В комнату лился всё тот же лунный свет, и было, наверное, уже поздно. Влад, пружинисто встав на ноги, медленно двинулся в противоположный угол, где стояла его кровать.
- Ты куда? - удивлённо прошептал Колька, глядя на стройную фигуру Влада, уплывающего от него в лунном свете.
- Полотенце возьму. Оботрёмся, - отозвался Влад. Он сдёрнул с тумбочки, стоящей у кровати, вафельное полотенце и, развернувшись, поплыл в лунном свете назад - к Кольке. Он приближался, не пытаясь прикрыться, совершенно не стесняясь своей наготы и Колька, глядя на него снизу вверх, невольно задержал взгляд на его члене. Конечно, они были еще молоды, и Влад тоже был молод, но член у него был уже как у взрослого: толстый и длинный, член у Влада свисал открытой головкой вниз, словно сосиска. Парни всегда, когда есть возможность, смотрят на члены других Парней.
- Бля, обтрахали друг друга, - тихо засмеялся Влад, ложась на матрас рядом с Колькой. Он протянул Кольке конец полотенца:
- На! Говорил тебе, что не надо, а ты...
- Кто говорил? - изумлённо прошептал Колька.
- Я тебе говорил. А ты, бля, трахаться захотел. Полез, бля, на меня...
- Ну, ни фига себе! - Колька, приподнявшись на локте, уставился на Влада. - Кто на кого полез первый? А? Кто кого первый обкончал?! Я тебя или ты меня?
- Ну, я тебя. Я - первый и что с того? А ты бы мог воздержаться - мог бы отказаться, - проговорил Влад, с трудом сдерживая смех. - Мог ведь?
- Зачем? - Колька смотрел на Влада с недоумением.
- Я тебя спрашиваю: мог ты отказаться? Мог или нет? Только честно.
- Ну, мог... я же не голубой! - Колька никак не мог сообразить, куда Влад клонит.
- Мог, значит. А зачем же тогда полез на меня? Почему не отказался?
- Ты чё - дурак? - Колька, глядя на Влада непонимающими глазами, проговорил с неожиданным напором в голосе. - Сам ты, значит, не отказался, а я бы отказывался. С какой это стати?
- Значит, что получается? Ты этого хотел? - Влад прищурился.
- А ты? - чуть помедлив, отозвался Колька, подозрительно глядя Владу в глаза.
Лёжа друг против друга, они вытирались одним полотенцем. Переговариваясь, они стирали с себя клейкую сперму, с наслаждением спущенную друг на друга.
- Ну, и чего ты молчишь? - Колька смотрел на Влада в упор, но в его взгляде подозрительность медленно испарялась, уступая место любопытству. - Ты же сам ко мне... сам ты, Влад, полез - ты первый меня.
- Ну да, пока нет девчонок - пока мы одни. Чего здесь особенного? - медленно проговорил Влад. - Я думаю, что это нормально.
- Вот именно! Я тоже так думаю, - хмыкнул Колька. - И о чём мы тогда говорим?
- А ты что - спать хочешь?
- Не хочу я спать. На! - Колька вернул Владу конец полотенца, которым он себя вытирал, и, откинувшись на спину, сладко вытянувшись во весь рост, закрыл глаза. Спать действительно не хотелось. Да и какой мог быть сон, если только что с ним, с Колькой, такое случилось?
Влад, покосившись на лежащего Кольку - скользнув взглядом по его хрупкой фигуре, по лежащему на плоском животе залупившемуся члену, отложил полотенце в сторону и, точно так же откинувшись на спину, вытянулся на матрасе рядом с Колькой. Какое-то время они лежали молча - два парня, только что вкусившие наслаждение однополого секса. Они лежали рядам, оба голые, и лунный свет, щедро лившийся из окна, серебром омывал, словно лаская, их юные тела. Они лежали молча, чутко вслушиваясь в дыхание друг друга, и, хотя оба они молчали, мысли их были примерно одинаковы: они оба думали о только что случившемся.
В том, что это кайф, никаких сомнений ни у Влада, ни у Кольки не было - они оба только что вкусили упоительную сладость жаркого слияния своих тел, и было бы смешно и глупо отрицать, что это был кайф и наслаждение. Кайф и наслаждение - вот что они испытали оба! Но оба они также прекрасно знали, что такие - однополые - отношения вызывают у окружающих неприятие и осуждение. Во всяком случае, ни Влад, ни Колька еще не встречали в своей жизни такого человека, который открыто сказал бы, что это кайф и что это ему, человеку этому, нравится, - наоборот: друзья сплошь и рядом говорили исключительно о "дырках", а если разговор и заходил о "голубых", то каждый считал своим долгом скорчить презрительную мину. И Колька делал точно так же, и точно так же делал Влад. Живущие в разных городах, они вели себя одинаково, совершенно не задумываясь, почему нужно делать именно так. Почему нужно корчить презрительную мину, если это кайф и наслаждение? Почему нужно обязательно демонстрировать презрение, если этого сам не пробовал? Только потому, что делать так - корчить презрительную мину - положено? Ха! Положено. Кем, бля, положено? Кто и когда решил, как наслаждаться правильно, а как неправильно? И вообще, кому, бля, какое дело до их сегодняшней ночи? Разве оттого, что они испытали наслаждение, стало кому-то плохо? Разве это не их личное дело - как наслаждаться?
Влад, лёжа рядом с Колькой, машинально теребил пальцами свой сочно-мягкий член, и от этой ненавязчивой ласки член его, утрачивая мягкость, медленно затвердевал - опять вставал. Они оба лежали молча, но оба они думали об одном и том же: как совместить в своём понимании чувство упоительного кайфа с негативным отношением к этому самому кайфу? Чувство кайфа они оба сегодня испытали, а с негативным отношением они оба повсеместно уже сталкивались. Ну, и как это совместить? Лёжа рядом, они оба думали об одном и том же - и оба не находили ответ. Они оба ещё не знали, что логика жизни не всегда совпадает с логикой существующей на данный момент морали, а тем более не совпадает с устоявшейся логикой лживых догм, лукаво искажающих, извращающих логику жизни. Да и откуда бы они это знали? В их ушах шелестела словесная шелуха, а глаза их усваивали презрительные ухмылки, едва разговор заходил о "голубых" - вот каков был их опыт до сегодняшней ночи. Они, ещё не искушенные жизнью - не знали даже того, что многие, и очень многие, в этой жизни говорят одно, а делают совсем другое.
Приподняв голову, Влад скользнул взглядом по лежащему на спине голому Кольке, и взгляд Влада остановился на Колькином животе. Колька лежал, ладонью прикрывая пах, и Владу показалось, что у Кольки стоит.
- Колёк, - прошептал Влад, ложась набок. - Ты чё - уже спишь?
- Нет. - Колька открыл глаза и, повернув набок голову, посмотрел на Влада.
- А чего молчишь? - Влад, приподнявшись, упёрся локтём в подушку. - Чего ты как неродной?
- Ты же молчишь, - отозвался Колька.
Лежащий на боку Влад, держа двумя пальцами свой возбуждённый член у основания, двинул вперёд бёдрами и Колька почувствовал, как в бедро его горячо упёрлась обнаженная головка напряженного Владова члена.
- Чувствуешь? - Влад надавил членом на Колькино бедро сильнее и, словно боясь, что Колька не поймёт, чем он давит, прошептал, поясняя:
- У меня опять... опять стоит... хочешь пощупать?
Не дожидаясь Колькиного ответа, Влад потянул кисть Колькиной руки к своему возбуждённому члену и Колька, не успев никак отреагировать, машинально обхватил пальцами твёрдый ствол. Член, напряженно-горячий, в один миг оказался в Колькином кулаке.
- А у тебя? - прошептал Влад, сжимая такай же, напряженный и горячий, член Кольки. - Тоже стоит. Класс! Ложись набок - так, бля, удобней будет.
Колька, ничего не отвечая, повернулся набок - лег к Владу лицом. Какое-то время они молча дрочили друг другу. Это было необычное, прикольное ощущение. И прикольное, и, вместе с тем, странно возбуждающее: сжимая в кулаке чужой горячий ствол, дрочить его другому и в то же время испытывать удовольствие оттого, что этот другой, сжимая в кулаке ствол твой собственный, дрочит тебе самому. Какое-то время жарко сопя, пацаны, в лунном свете лежащие на матрасах, молча дрочили друг другу. Кайф!
- Слышь, Колёк? - Влад, прекратив двигать рукой, подался всем телом к Кольке. - Давай, бля, знаешь как? По-настоящему давай?
- Вот! Ты опять первый, - приглушенно засмеялся Колька, не прекращая двигать рукой.
- Да какая разница! - возбуждённо прошептал Влад и, скользнув рукой по Колькиному бедру, сладострастно провел ладонью по круглым, упруго-мягким Колькиным булочкам. - Давай?
- Как ты хочешь? - Колька, чувствуя на своих голых булочках ладонь Влада, непроизвольно шевельнул мышцами сфинктера.
- Я же тебе говорю: по-настоящему давай! - Влад провёл пальцами по ложбинке, образованной на месте соединения сжатый Колькиных ягодиц.
- В жопу?
- Ну да! В очко.
Прекратив двигать рукой, Колька лежал на боку - лицом к Владу. Он лежал, не выпуская из кулака твердый член Влада, в то время как сам Влад, глядя Кольке в глаза, с наслаждением гладил, мял пальцами Колькины ягодицы. Указательный палец Влада то и дело скользил по ложбинке, приближаясь с каждым разом все ближе и ближе к тому месту, где у Кольки было скрыто сжатыми булочками девственное отверстие.
- Ну, чего ты молчишь? - нетерпеливо прошептал Влад. - Чего, Колёк, думаешь? Давай.
- Друг друга? - уточнил шепотом Колька, глядя Владу в глаза.
- Ну! Я тебя, а ты меня - друг друга, - возбуждённо отозвался Влад, втискивая указательный палец между Колькиными ягодицами.
Колька почувствовал, как подушечка указательного пальца Влада надавила на его туго сжатое, стиснутое очко, и это давление пальца тут же отозвалось в промежности знобящей сладостью. Он, по-прежнему держа в кулаке залупившийся Владов член, непроизвольно шевельнул мышцами сфинктера, ещё туже сжимая и без того туго сжатую дырочку заднего прохода. Влад почувствовав это, надавив на очко пальцем еще сильнее. Обдавая Колькино лицо горячим дыханием, Влад глухо рассмеялся:
- Бля, Колёк, очко уже играет! Я пальцем чувствую, как ты хочешь. Хочешь, да?
Колька, выпустив из ладони вздыбленный член Влада, переместил ладонь на Владовы ягодицы. Попка у Влада была аккуратная и вместе с тем сочная, мягкая и упругая одновременно. Лаская ладонью Владовы булочки, Колька прошептал:
- Чур, я тебя первый.
- Почему ты? Я старше тебя - я должен первый, - тут же отозвался Влад.
- И ничего ты не должен! Если мы будем это делать, то я буду первый. Я тебя. А если нет, то нет, - упрямо прошептал Колька.
В общем-то, Кольке было всё равно, кто кого будет трахать первый - он никогда ни с кем этого не делал, и ему было одинаково любопытно попробовать это и передом, и задом, но Колька, несмотря на сладчайшее возбуждение, вдруг подумал, что Влад, трахнув его в очко, своё очко потом может и не подставить. Скажет: "ты ещё молодой" или что-нибудь в этом роде, и будет Колька непонятно кто. Конечно, они уже делали это - поочерёдно друг на друга кончили, но это ведь было просто так, а это - в жопу. А в жопу - это уже серьёзно. И хотя Колька блефовал, выставляя Владу условие, вместе с тем что-то Кольке подсказывало, что никуда Влад не денется - согласится.
И никуда Влад не делся - согласился! Да и как было Владу не соглашаться? Он был возбуждён, и ему было точно так же любопытно попробовать это и передом, и задом. Ведь, как гласит народная мудрость: любопытство не порок, а способ познания - не проявишь любопытство - не познаешь новое. Конечно, Владу хотелось побыстрее Кольке вставить, а уже потом давать самому - подставлять. Но Колька упёрся и Владу ничего не оставалось делать, как соглашаться на Колькино условие. Рывком от Кольки отстранившись, Влад встал на колени.
- Ну, хорошо, ты будешь первый. Какая разница, - проговорил Влад и, глядя Кольке в глаза, неожиданно рассмеялся:
- Как говорит Мимоза, молодым везде у нас дорога.
Колька, прыснув вслед за Владом, тоже встал на колени против Влада. Они стояли друг против друга обнаженные, с торчащими вверх залупившимися членами и лунный свет серебром омывал их лунную страсть.
- Ну... - нетерпеливо прошептал Колька, - становись.
- Смазать нужно, - отозвался Влад. Он проговорил это не очень уверенно, поскольку все его знания об анальном сексе сводились к тому, что он слышал в разных разговорах от своих друзей-приятелей, а слышал он слово "вазелин". Да и кто не слышал это слово применительно к анальному - однополому - сексу? "С вазелином..." - классика жанра.
- Давай смажем, если нужно, - прошептал Колька.
- А чем? Вазелин нужен, а его нет.
- Ну, давай так попробуем - без смазки, давай? - Колька, вопросительно глядя Владу в глаза, машинально сжал в кулаке свой напряжено вздыбленный член.
- А если не получится? - с сомнением отозвался Влад.
- Попробуем. Становись! - нетерпеливо прошептал Колька.
Влад, ничего не говоря - крутанувшись на коленях, повернулся к Кольке задом и, наклонившись корпусом вперёд, оперся на локти согнутых рук, одновременно с этим шире раздвигая в стороны колени. Незагорелые - молочно-белые булочки Влада разошлись в стороны, делая доступным туго сжатый, обрамленный частоколом курчавых волос вход. Ни секунды не раздумывая - ни на миг не сомневаясь в естественности своего желания, Колька тут же оказался сзади Влада. Ягодицы раком стоящего Влада были распахнуты, словно створки. Колька, затаив дыхание и держа свой возбуждённо залупившийся член двумя пальцами у основания, направил его по центру и Влад в тот же миг почувствовал, как в очко ему тупо упёрлась обнаженная головка возбуждённого Колькиного члена.
Молодые нетерпеливы - едва почувствовав, как головка члена упёрлась Владу в очко, Колька тут же, резко двинув бёдрами вперёд, с силой надавил головкой члена на туго стиснутую дырочку, по неопытности думая, что это так легко - вставить член в девственное очко. Да ещё на сухую!
- Бля! - Влад, едва Колька надавил ему на очко, тут же дёрнулся, подавшись вперёд. - Ты чего, бля? Тише.
- Как тише? - возбуждённо прошептал Колька, обескураженный неудачей. - Я и так тихо.
- Ты, бля, ширяешь, а ты не ширяй - ты постепенно.
- Ладно. Давай ещё раз, - Колька, обхватив Влада за бёдра, потянул его на себя, возвращая на место. - Становись еще раз.
Наивный! "Ещё раз", как бы не так! И раз, и другой, и третий возбуждённый Колька с разным напором, с разной интенсивностью давил членом на очко, и каждый раз Влад стремительно подавался вперёд, ускользая от тупой боли. Они, тихо переговариваясь, пробовали снова и снова, но ничего у них не получалось - туго стиснутое Владово очко не разжималось, словно было железное.
- Влад, ты специально так делаешь, - после очередной попытки прошептал Колька, видя полную бесплодность своих усилий. - Ты не хочешь, да?
- Я чё - виноват? Сам, бля, попробуй. - Влад повернулся к Кольке лицом. - Давай, становись!
Колька, не возражая, повернулся к Владу задом. Какая, бля, разница! Наклонив корпус вперёд, он точно так же опёрся на локти согнутых рук и точно так же разъехались в стороны его белоснежные булочки. Очко у Кольки было безволосое. Влад, мигом пристроившись к Кольке сзади, приставил обнаженную головку члена к туго сжатой девственной дырочке и, крепко, словно тисками, сжав ладонями Колькины бёдра, с силой рванул Кольку на себя.
- А-а-а! - взвыл Колька, что есть силы дёрнувшись вперёд. Вырываясь из рук Влада, он в один момент соскочил с головки его члена, наполовину вонзившейся в Колькино очко, и, повалившись на живот, рукой, заведённой назад, с силой сжал на стыке свои ягодицы. От тупой, огнём разодравшей боли на глазах у Кольки выступили слёзы.
- Бля, я вошел! Колёк, получилось, хуля ты дёрнулся? - обдавая Колькин затылок горячим дыханием, возбуждённо зашептал Влад. - Давай, бля! Слышишь? Всё сейчас получится. Давай!
- Больно. Я не буду, - ладонью растирая свои булочки, тут же отозвался Колька.
- Как не будешь? Давай, всё получится! Ну вот увидишь, Колёк! Давай. - Влад, стоя на коленях, потянул Колькины бёдра на себя, пытаясь приподнять Кольку - снова поставить раком.
- Я не буду. Не буду я. Больно. - Колька, напрягая тело и вжимаясь животом в матрас, с силой стиснул свои ягодицы. Они вмиг из мягко-сочных превратились в твердокаменные.
- Ну, Колёк, чего ты... чего ты ломаешься? Давай еще раз. Давай!
- Нет! - Колька отрицательно качнул головой.
- Вот... - Влад, оставив Колькины бёдра в покое, сел рядом. Член у Влада был вздыблен - стоял несгибаемым колом, и Влад, изнемогая от возбуждения, сжал его в кулаке. - А ты мне не верил. Думал, что я не хочу. А сам, бля.
- Откуда я знал? - огрызнулся Колька.
Какое-то время они молчали. Возбуждение никуда не делось - не исчезло, не испарилось, и они оба по-прежнему чувствовали жаром сверлящий зуд неутолённого желания - они оба были готовы открыть для себя эту еще неведомую им страницу человеческой страсти, но неожиданная заминка сбила обоих с толка.
- Я ж говорил, что смазывать надо. - Влад, одной рукой тиская свой вздыбленный член, ладонью другой руки сладострастно гладил сочные булочки лежащего на животе Кольки.
- А вы... - Колька, пружинисто оторвав тело от матраса, перевернулся на спину, и его возбуждённый член, под углом устремившийся к потолку, чуть заметно задёргался от напряжения, - ну, ты рассказывал про пацана, которого вы прошлым летом долбили в лагере. Вы смазывали?
- Естественно! - И глазом не моргнув, отозвался Влад.
- А чем?
- Вазелином. У него был - он с собой привозил.
- Он что - голубой был, что ли? - Колька, машинально стиснув в кулаке свой член, вопросительно посмотрел Владу в глаза.
- Ну! Ему нравилось это, - Влад сочинял, не задумываясь - на ходу, и получалось это у Влада вполне убедительно. - Мы его каждый вечер... каждый вечер ставили раком, и все его долбили. В жопу долбили! С вазелином - кайф! Не хуже, чем с девчонками, полный улёт!
- И ему было ни капельки не больно? - с сомнением прошептал Колька.
- Я же тебе говорю - с вазелином. Больно, когда на сухую, а с вазелином - самое то. Кайф, бля! Мы его каждый вечер...
Влад сам не знал, зачем он это всё говорит - слова наворачивались сами собой, и было какое-то непонятное, даже, пожалуй, неосознаваемое удовольствие всё это проговаривать вслух - лежащему на спине голому Кольке.
- Я не голубой, - неожиданно проговорил Колька, с силой прижимая ладонью свой член к животу.
- Ну, и что? - отозвался Влад и, хмыкнув, он посмотрел на Колькину руку. - Я тоже не голубой и что с того? Так могут все, а не только голубые, понял? Все так могут, если нет девчонок.
Они вновь замолчали. Колька, с силой сжимая ягодицы, невидимо стискивая мышцы сфинктера, вдруг подумал, а что если... если в зад долбиться могут только "голубые", то тогда получается, что они с Владом "голубые" тоже. Но Колька никогда не буксовал на этой теме. Никогда он, как другие пацаны, втайне не гомофилил - ни разу он не дрочил, воображая секс с парнями и, точно так же никогда, как другие пацаны, на показ не гомофобил. Никогда он теме однополого секса не придавал какого-то особого - сокровенного значения. И если бы дед за ним приехал вовремя, то ничего этого вообще не было б... разве он "голубой"? И Влад не похож на "голубого", хотя что значит "похож" или "непохож"? И вообще... Влад сказал, что делать так - в зад долбиться - могут все.
- Все-все? - прошептал Колька, нарушая молчание.
- Всё-все, - отозвался, словно эхо, Влад. - Конечно, делают так не все, но делать так могут все.
"Делать так могут все", - сказал Влад, и это было удивительно. Сказав так, Влад невольно выразил квинтэссенцию - самую сущность человеческой сексуальности, но удивительно было вовсе не то, что так могут делать все, а удивительно было то, что сказал это Влад. Самый обычный паренек, ещё ничего не знающий ни о мире, ни о себе самом! Впрочем, Влад, говоря Кольке о том, что делать так могут все, вовсе не думал ни о какой истине - он сказал это исключительно для того, чтобы словами этими подчеркнуть, что он, уже трахавший парня, точно так же, как и Колька, ни в коем случае не является "голубым". Они оба жаждали продолжения - оба жаждали однополого секса, и оба при этом не хотели быть "голубыми", отбрыкиваясь от этого слова как от чего-то заведомо неприемлемого. Это хотение-нехотение было достаточно симптоматично, чтобы ставить диагноз социуму, в котором они жили и который преподносил им в качестве истин заплесневелые догмы.
Собственно, почему они оба - и Влад, и Колька - "голубыми" быть ни за что не хотели, объяснять не надо: самые обычные парни, они, как и многие их сверстники, мыслили расхожими клише - набором достаточно примитивных, но повсеместно укоренившихся представлений о том, что быть "голубым" для пацана и ненормально, и неестественно, и, что самое главное, позорно. Вот поэтому они - Колька и Влад - "голубыми" быть ни за что не хотели. А между тем, в сексуальном плане они оба были сущими младенцами, и дело здесь было не столько в отсутствии сексуального опыта, сколько в отсутствии самых элементарных - объективных и внятных - знаний: самые обычные пацаны, живущие в мире, где истина давно переплелась с ложью, они совершенно ничего не знали ни о Древней Греции, где однополая любовь неизменно ассоциировалась с мужеством и честью, доблестью и геройством, ни о легендарной Спарте, где однополая любовь не просто допускалась, а законом вменялась в обязанность каждому пацану, ни о Римской Цивилизации, где однополой любви предавались все, кто хотел, а хотели, как свидетельствует история, очень и очень многие - от императоров до рабов - ничего этого они не знали. Как не знали они и того, что на закате Античного Мира, упивавшегося всем многообразием безграничной чувственности, невесть откуда явились ловцы человеческих душ - творцы нового мирового порядка, жаждавшие неограниченной власти над людьми. И вместо многоцветия чувственности стал повсеместно насаждаться черно-белый аскетизм, а логика жизни сменилась логикой лицемерной святости, под которой с самого начала искусно скрылась ненависть ко всему, что делает человека самодостаточным и счастливым. О таком повороте в истории они ничего не знали тоже.
А между тем, история не стояла на месте: ловцы человеческих душ, едва набрав силу, тут же присвоили себе право определять, что свято для всякого человека, а что греховно - что можно делать земному человеку, а что нельзя. И двадцать столетий лукавые пастыри, используя ложь и культивируя страх, неустанно извращали логику жизни, делая это с одной-единственной целью - заполучить неограниченную власть над душами людей. Понятно, что и этого Влад и Колька тоже не знали: в школе об этом не рассказывают, да и вряд ли в обозримом будущем рассказывать будут - учитывая, как эти самые ловцы, слившись в экстазе с власть предержащими, рвутся сегодня в школу, а сами по себе ни Колька, ни Влад никогда всем этим не интересовались. Они были сущими младенцами в смысле сексуальной просвещенности. Точнее, они были самыми обычными парнями, и, видя негативное отношение к однополому сексу со стороны окружающих, они оба понятия не имели, чем обусловлена такая нетерпимость.
Усваивая наряду с информацией полезной и нужной разнообразные предрассудки, Влад и Колька, как многие и многие другие, воспринимали негативное отношение к однополому сексу как некую данность - как аксиому. А между тем, отношение такое формировалось в умах поколений столетиями, и делалось это под неусыпным надзором лукавых пастырей, провозгласивших секс результатом происков сатаны, объявив секс исчадием ада и по этой, дикой с точки зрения здравого смысла, причине, предав его анафеме, ловцы человеческих душ из поколения в поколение неустанно насаждали в сознании людей страх и ужас к любым проявлениям человеческой сексуальности и прежде всего к однополой любви, способной дарить человеку упоительную радость.
Как заметил в своё время Ницше, попы поднесли Эроту чашу с ядом, но Эрот не умер, а выродился в порок. Понятно, что однополое влечение, являющееся неотъемлемой частью человеческой сексуальности, само по себе пороком никогда не было и стать пороком оно не могло, но порочным и греховным влечение это стало в восприятии одураченной паствы. И в средние века тех, кто, вопреки запретам, был замечен предающимся однополой любви, для устрашения других, еще не замеченных, сжигали на кострах. Понятно, что о том, как безумствовала средневековая гомофобия, искусно подогреваемая хитрожопыми пастырями, Влад и Колька тоже ничего не знали. Как не знали они и того, с какой целью ловцы человеческих душ всё это предпринимали - для чего они это проделывали. А между тем, цель у них, у этих лукавых святош, была: целью их были кошельки людей, но прежде, чем начать людей доить, надо было их оболванить. Ведь ясно же, что человек счастливый и в счастье своём самодостаточный в пастырях не нуждается. В поисках утешения человек, радующийся жизни, к пастырям не пойдёт, а значит и деньги свои, за обещание рая небесного, пастырям человек такой не понесёт. С какой, бля, стати? Человек здоровый к лекарю не ходит, а внушив человеку чувство греховности, искалечив его психику, создав в душе человеческой хаос, можно было потом, лицемерно протягивая руку помощи и утешения, зазывать человека к себе - с его кошельком. И доить его, вечного грешника, по полной программе доить, что, собственно, ловцы человеческих душ не без успеха и делали на протяжении не одного столетия. Впрочем, и об этом Влад и Колька тоже ничего не знали. Как не знали они и того, что оголтелую гомофобию не без успеха брали на вооружение вожди тоталитарных режимов, не только используя уже сформировавшийся страх людей перед сексуальностью, но и подогревая его новыми домыслами и измышлениями.
Гомофобия, юридически закреплённая статьями в Уголовных кодексах, была очень удобна для обуздания тех, кто рвался ввысь. И вообще, преподнося однополую любовь как порок и ненормальность, как сексуальное извращение, как нечто позорное и потому неприемлемое, было легче одних шантажировать, других под страхом разоблачения вербовать в стукачи, третьими манипулировать, держа их на крючке, и так далее и тому подобное. Гомофобия была и остаётся универсальным средством, позволяющим кукловодам рулить недоумками. Конечно же, и об этом - о гомофобии, используемой кукловодами в своих целях - Колька и Влад тоже ничего не знали. Как не знали они и того, что гомофобия, порождённая и умело взращенная, выпестованная ловцами человеческих душ, коммерсантами в рясах, есть ничто иное как психическая болезнь, и больны этой болезнью те, кто, попав в расставленные сети, запутался между собственной сексуальностью и внедрёнными в сознание общества иезуитскими запретами, предписывающими эту сексуальность подавлять.
Гомофобия - это болезнь не уничтоженного, но извращенного желания, и чем сильнее такое желание, подчас с самого детства задавленное, в подсознание вытесненное и потому явно не осознаваемое, тем больше пучит такого больного от злобы и ненависти ко всем, кто, запреты презрев, любит так, как диктует природа. Впрочем, этого Влад и Колька тоже не знали. По сути, они не знал ничего - они были сущими младенцами в смысле сексуальной просвещенности, но, как известно, устами младенцев глаголет истина, и Влад, говоря с Колькой об однополом сексе, невольно сформулировал саму сущность - квинтэссенцию - человеческой сексуальности: "так могут все"...
Понятно, что, сказав так, никакой Америки Влад не открыл: люди, сведущие в области сексуальности, давно доказали, а люди, предпочитающие искать истину самостоятельно, а не кормиться с рук лукавых пастырей, давно знают, что в однополом сексе нет ничего болезненного или извращенного, позорного или порочного. Однополый секс, почитаемый или запрещаемый, существующий открыто или практикуемый подпольно, но неизменно присутствующий во всех эпохах и повсеместно распространенный во всех уголках Земли, так же нормален и так же естественен для всякого человека, как секс разнополый, ибо всякий человек изначально - от природы - бисексуален, а это значит, что всякий человек может вступать в однополые контакты, испытывая при этом полноценное наслаждение. Ведь не случайно же сами ловцы человеческих душ однополым сексом отнюдь не пренебрегали, о чем тоже свидетельствует история, и не только история, отдалённая в веках, но и самая что ни на есть новейшая. Костры и прочая анафема в века прошлые, антигеевские транспаранты и зажигательные речи в дни нынешние - всё это предназначалось раньше и уж тем более предназначается сегодня мальчиколюбцами в рясах отнюдь не для себя, а исключительно для лохов - для тех, кто не хочет либо не умеет думать сам и потому небрезгливо хавает то, что для него придумывают другие. Миром правят двойные стандарты, и коммерсанты в рясах - лукавые пастыри, трахающие послушников, тому наглядная иллюстрация. Понося однополый секс публично, они ловят свой кайф втихаря*. Но этого ни Колька, ни Влад тоже не знали. Они ничего не знали. Не желая быть "голубыми", они понятия не имели, почему это нежелание нужно воспринимать как аксиому. Извращенное представление об однополом сексе как о чём-то неприемлемом и позорном - вот было их "знание", и тем не менее, логика жизни была сильнее измышлений лукавых пастырей, превративших свои измышления в догму и растливших этой догмой миллионы и миллионы людей за прошедшие тысячелетия.
Луна, как и тысячи лет назад, заливала мир своим серебристым светом, и часть этого света потоком лилась в два небольших окна. В палате было достаточно светло, чтоб отчетливо видеть лица друг друга. За стенами домика было тихо-тихо.
- Да, я тоже так думаю, - прошептал Колька, глядя на Влада.
- Что ты думаешь? - живо отозвался Влад.
- Ну, то, что ты сказал: "Если нет девчонок, то пацаны могут делать это между собой...", - прошептал Колька.
- Конечно, могут! В армии, например.
- А ты думаешь, что солдаты делают это?
- Что - "это"? - нетерпеливо прошептал Влад, глядя Кольке в глаза.
- Ну, как мы с тобой. Или в жопу - по-настоящему. Ты думаешь, что солдаты в армии долбятся друг с другом - в жопу друг друга трахают?
Колька, говоря это, вдруг подумал про двоюродного брата, который весной пошел служить и звать его, кстати, тоже Влад. Колька с матерью, с дедом, с тётей Людой и с дядей Костей ездил к нему на присягу. У Владика, правда, есть девчонка - она тоже ездила с ними, но она дома, а он там, и девчонок там нет. Может, он тоже как Колька? С другим солдатом. Вот ведь вопрос: когда парни в армии... Влад, конечно, не голубой, но разве так делают только голубые? То-то и оно. Колька попытался представить, как Владик трахает другого солдата, но картинка не вырисовывалась. Может, потому, что Колька никогда не видел брата голым?
- А почему, бля, нет? Там же девчонки отсутствуют, а если девчонок нет, то парню с парнем - самое то... кайф!
- Да, конечно.
Оба они - и Влад, и Колька - вполне сознательно говорили друг другу "если нет девчонок", таким тривиальным образом убеждая себя и друг друга, что никакие они не "голубые" и что делают они это исключительно потому, что сейчас пересмена и девчонок сейчас в лагере нет. Они оба еще не понимали, что делать всё это можно исключительно ради удовольствия, даже тогда, когда девчонки есть.
В комнату лился лунный свет, щедро освещая два молодых тела. Они оба были возбуждены, и оба возбуждения своего не стеснялись и не скрывали. Лежащий на спине Колька, вытянув длинные голенастые ноги, тиская пальцами напряженный член - машинально залупал его, слегка поддрачивая, и эта нехитрая манипуляция отзывалась в Колькиной промежности зудящей сладостью. Возбуждение, на какое-то время ослабленное разодравшей очко болью, не только вернулось, но даже усилилось. Колька лежал на матрасе, и ему, как всякому нормальному человеку, хотелось продолжения. А Влад сидел рядом на другом матрасе и, точно так же тиская пальцами возбужденно торчащий член у себя, думал, что бы такое придумать, чтобы всё у них получилось. Владу хотелось продолжения еще сильнее, чем Кольке. Отсутствие вазелина - вот что стало препятствие для них обоих, и это неожиданное препятствие их обоих поставило в тупик: что делать дальше?
Влад протянул руку и, потеснив в сторону руку Колькину, сжал в кулаке его член. Колька, не возражая, не пытаясь Владу воспрепятствовать, затаил дыхание - это было приятно! Приятно было Кольке: он находился в том состоянии возбуждения, когда любое прикосновение к члену отзывается и в самом члене, и в промежности, и в туго сжатой дырочке томительно сладким зудом. Приятно это было и Владу: он сжимал в кулаке залупившийся, твердый и горячий Колькин член, и это ощущение в своём кулаке возбуждённого чужого члена странно и томительно волновало, делая собственное возбуждение ещё более острым. Влад, глядя на сочно темнеющую в лунном свете головку Колькиного члена, вдруг, поймал себя на мысли, что он хочет. Да-да, не думает об этом, а именно хочет.
- Колёк, - прошептал Влад, повинуясь внезапно возникшему желанию, - давай, бля... давай пососём? Друг у друга.
- Ты чё? - отозвался шепотом Колька. - Я не буду...
- Почему? - Влад вопросительно посмотрел Кольке в глаза. - Ты чё - боишься?
- Ничего я боюсь... хуля мне боятся?
- А чего же ты не хочешь? Давай.
- Нет, - упрямо повторил Колька, - сосать я не буду. - И, видя в глазах Влада недоумение, он шепотом пояснил. - Ты его в жопу засовывал.
Влад, услышав причину Колькиного нежелания брать в рот, тихо засмеялся:
- Я ж не засунул! Ты же, бля, вырвался.
- Ну! Потому, бля, и вырвался, что ты мне засунул. Нет, Влад, сосать я не буду! Даже не проси! - Колька, говоря это, протянул руку к Владу - и твёрдый горячий член Влада тут же оказался в Колькином кулаке. - Давай, если хочешь, подрочим друг другу. Или давай, как мы уже делали, давай?
- Колёк, ну, хочешь, я вытру его. - Влад потянулся за полотенцем. - Давай, бля... вытрём - и пососём!
- Нет, - отозвался Колька. - Я сказал, что не буду, даже не проси - не уговаривай!
- Бля, ты как маленький, - с досадой прошептал Влад.
- Ну, хочешь - ты пососи... у меня пососи, - шепотом предложил Колька. - Я же тебе не засовывал.
- Нет, так нечестно, - отозвался Влад, стискивая пальцами Колькин член. - Надо сосать друг другу.
- А я в это время тебе подрочу, если, конечно, ты хочешь. - Колька, сжимая Владов член, легонько задвигал кулаком. - Давай?
- Хуля дрочить? Я себе сам могу подрочить, - хмыкнул Влад. Он хотел добавить что-то ещё, и, словно споткнувшись, глядя Кольке в глаза, неожиданно улыбнулся, и всё лицо его в один миг засияло. - Колёк, бля! Хуля дрочить?! - Отстранившись от Кольки, Влад стремительно встал.
- Хуля дрочить? - весело повторил он и, ничего не объясняя, вновь устремился в противоположный угол комнаты - туда, где была его кровать и его тумбочка.
- Ты чего? - Колька, озадаченный резкой сменой в настроении Влада, невольно приподнялся, глядя Владу вслед. - Куда ты?
- Есть у меня! Сейчас... - Влад наклонился, доставая из-под кровати сумку.
- Что у тебя есть? - не сразу сообразил Колька, глядя, как голый Влад, склонившись над сумкой, роется в ней, на ощупь пытаясь что-то найти среди прочих вещей.
- Вот! - Влад, ногой задвинув сумку под кровать, повернулся к Кольке, показывая зажатый в руке тюбик. - Смазка! Готовь, Колёк, дырку. Теперь уж точно, точно пойдёт! Я уже чувствую, бля... чувствую, как хуй мой входит в твоё очко. Влад говорил это шепотом, и всё равно казалось, что в голосе его звенят ликующие нотки.
- Вазелин? - удивился Колька.
- Хуля нам вазелин! "Крем от солнечных ожогов", понял? Лучше всякого вазелина! - Влад, подойдя к матрасам, опустился перед Колькой на колени. - Я когда ехал сюда, мать положила мне в сумку. Я еще брать не хотел, а она: "бери, бери - может, пригодится". Вот - пригодилось. Мать как в воду глядела! - Влад тихо рассмеялся. - Я ж, бля, ни разу им не воспользовался. Не открывал его даже - потому и забыл, что есть у меня этот крем. Что, Колёк - классно, да? - Влад, торопливо рассказывая, откуда у него крем, тем временем открутил на тюбике колпачок.