1. Куклы и кукловоды
Вся жизнь театр, а люди в ней - актёры. А если это кукольный театр? То люди - кукловоды? Только всегда ли человек управляет в нём своей куклой? А может, нет? Порой, одевая на пальцы нити, незримо тянущиеся к суставам куклы, управление идёт в обратную сторону - от куклы к человеку. Мы часто это видим, но молчим. И не потому, что нам безразличен человек, и мы не хотим ему помочь, совсем наоборот - мы сами влюбляемся в его куклу, в её манеры и речь, не замечая самого человека...
Макс и Ян - кукловоды в кукольном театре. Их куклы - Марк и Карл - на сцене вечные враги и соперники, а за кулисами их персонажи ведут себя так, как хотели бы вести себя сами кукловоды. Они выражают эмоции и желания своих повелителей, которые не в состоянии сказать то, что с лёгкостью говорят друг другу куклы. Любые безумства и слова, мысли и чувства, не достающиеся людям, легко произносят подвешенные на нитях куклы. И именно они сейчас могут свободно любить, в то время как люди довольствуются лишь суррогатом любви...
- Привет, - улыбнулся Максим, входя в комнату. - Смотрю, ты отремонтировал Карла.
- А то! Любимая кукла, как-никак. Нравится тебе? - с ехидцей ответил Ян, демонстрируя то, как послушно в его руках двигается кукла, ожившая в тусклом свете гримёрки.
- Конечно, ведь мой Марк по нему уже соскучился, - Максим радостно засмеялся, пытаясь не показывать некоторую опаску при встрече с Яном.
Он ему давно уже нравился, но переступить черту в отношениях Макс опасался. Будучи человеком осторожным, он не доверял напарнику настолько, чтобы сознаться ему в своей симпатии. В самом начале их знакомства Ян в открытую признался парню, что он - гей и что к бисексуалам и натуралам он относится весьма пренебрежительно. Макс был би и тоже этого не скрывал, но вот сейчас он бы и рад был промолчать, да поздно. Вообще всё, что происходило между напарниками, было похоже на фразу: "Прости, я не нарочно". Как бы Макс ни старался умаслить Яна, получалось, что делал он этим только хуже. В свою очередь, страстное желание Яна нагадить Максу превращалось в реальности в жалкие потуги. Вот только куклам удавалось найти общий язык, хоть как-то сблизив кукловодов.
- Эх, Макс, знаешь, я ведь таких, как ты, стороной обхожу. Но ты... задумывался ли, почему я всё ещё играю с тобой в паре? Я сам подумал об этом совсем недавно и понял... - Ян сделал мхатовскую паузу, на его лице отразилась усталость и присущая ему тоска, лишь глаза смеялись и пылали каким-то дьявольским светом. - Ведь нет, верно?
- Не думал. Ты мне нравишься, - Макс пожал плечами, потом испугался своей откровенности и продолжил, отводя взгляд. - Точнее, мне нравится с тобой играть. И этого достаточно.
- Ты знаешь грань между собой и Марком, - Ян с пониманием похлопал Макса по плечу.
- Ты тоже, хотя твоя игра порой переходит все границы человечности. С тобой работать - настоящее испытание для психики. Поэтому такое не каждый выдержит, - интуитивно Макс знал, что эти слова Ян воспримет как некий комплимент, нежели как оскорбление.
- Ой, да ладно! Игра должна быть в удовольствие. Должен быть драйв, малыш, - Ян сжал одной рукой Макса за плечи. - Ты точно такой же, в какой-то мере. Только всё ещё пацан.
Макс лишь молча одевал невидимые лески на пальцы. В душе он в очередной раз сердился на то, что ровесник зовёт его "малыш", поэтому ответил уже Марк:
- Я соскучился по тебе, Карл. Как можно так долго шататься невесть где? - кукла ожила, это уже был человек - молодой, чуть наивный, в меру уверенный в себе, в меру игривый, в меру податливый и знающий себе цену.
Ян не заставил себя ждать. Карл поднялся и направился к Марку.
- Соскучился? - рука Карла легла на плечо Марку. - Сам-то ты где был? Видно, по юбкам шлялся, гадёныш! Многих перепортил? Духами женскими за километр несёт.
- Да ладно, родной, так уж и за километр, - Марк вплотную приблизился к мужчине. - Ванильное мороженое, да и только, - провёл он кончиком языка по краю своих губ. - Не желаешь попробовать?
- Нет, - отступив в сторону, Карл отвернулся и уже вполоборота головы, как бы маня, добавил: - Что-то мне не верится, что такой, как я, смог привлечь такого, как ты. Небось, с кем-то пари заключил на мою душу? Мне рассказывали про тебя, что ты гуляка и болтун, что ты способен влюбить в себя кого угодно, попользоваться человеком и бросить его.
- Нет, Карл, как ты мог так обо мне подумать?! Я искренен с тобой. Поверь мне! - Марк подошёл и обнял Карла сзади, положил голову ему на плечо, стал ластиться, прижимая за пояс.
Как можно было усомниться в искренности такого нежного котёнка?
Но Карл не успокаивался:
- Ты - игрок, тебе же ничто человеческое неведомо. А я уже не в том возрасте, когда гадают на ромашке: верить или нет, - рявкнул он, рывком избавляясь от объятий Марка, и отошёл в сторону.
Марк стоял не шелохнувшись, только печальным, почти плачущим взглядом провожал Карла, бессильно опустив плечи.
- Ну да, ты ведь не веришь таким, как я. Меня всегда можно бросить, обвинить во всём, вплоть до того, что Земля не кругла и что у негров кожа чёрная. Я же не такой, как вы, не чистокровный, а так - серединка на половинку. А это значит, что нет у меня даже права касаться тебя.
- Давай без этого, ладно? Что, на жалость давишь? Не нравится? А мне, думаешь, было приятно от малознакомых людей о тебе такие сведения узнавать? - Карл повернулся и уже наступал на Марка. - Это правда, что на мои чувства ты сделал ставку? Я спрашиваю? Колись! С кем поспорил? Со своими пустоголовыми щебетухами? Или с приятелями - такими же, как ты сам, которым неважно с кем? А? - потом успокоившись и вздохнув, он страдальчески добавил: - Скажи, что выиграл, - радуйся.
- Нет, Карл! - голос Марка надрывно дрогнул. - Не играл я твоими чувствами! Разве я могу так поступить?
- Можешь, Марк! Можешь! Тебе не важно, что я при этом чувствую!
Всего пара шагов, и Карл уверенно, медленно, словно крупный кошачий хищник, продолжил наступать на Марка. Последний попятился назад, пока не споткнулся о диван и не упал на него. Испуганный, раздосадованный, расстроенный один - и грозный, гневный второй...
Тяжелое мгновение, тягучее, как вечность. Они смотрят в глаза друг другу.
Смех.
Карл начинает от всей души хохотать, глядя на испуганного и обескураженного Марка.
- Прости, прости, малыш. Я не мог удержаться, чтобы не покопаться в твоих сладких мозгах, - Карл упал на диван рядом с опустившим голову Марком, сгрёб его в свои объятия.
Марк не реагировал, лишь безвольно подрагивал, уткнувшись взглядом в пол.
- Малыш, скажи хоть что-то, - Карл тряхнул Марка. - Пойми, глупыш, если бы ты мне был неинтересен, я бы не стал тебе всё это говорить, - без результатов. - Марк! Да скажи же хоть что-нибудь!
Ответом ему стал лишь истерический хохот.
- Ну ты и сучонок, Ян! Мастер, специалист высшего класса мозги выносить! Никто на такое не способен. В очередной раз подтвердил, что для того, чтобы с тобой играть, нужны недюжинные нервы, - Макс ткнул Яна локтем под рёбра.
Последний отскочил, как ужаленный.
- А ты всё тот же гад. Нет, с тобой неинтересно! Я отказываюсь так играть, - слегка надув губы и скрестив руки на груди, Ян встал напротив Макса, откинувшегося на спинку дивана, нагло расставившего ноги и улыбавшегося во все тридцать два.
- Иди ко мне, - поманил Макс. - Я по тебе скучал. Такой ты меня возбуждаешь.
- Да ну? - остатки злости Яна прошли, и его кукла опустилась рядом с другой - такой же безвольной и неподвижной.
Диван, объятия и разговоры.
- С тобой неинтересно играть... тебя укусишь и отравишься.
- А ты не стремись ебать мне мозги и не отравишься. Лучше на что другое покусился бы, - осмелев, подначивает Макс.
Ян тянет на себя Макса, лёгкого и податливого, приобнимая одной рукой, второй ныряет пальцами в его густые волосы, треплет их, как шёрстку котенку. Макс легонько выдыхает, обнимая плечи Яна, поглаживая, разминая их.
- Устал? Расслабься... - в его голосе тихая и нежная забота.
- Я давно не расслаблялся, - боязливо, неуверенно отвечает Ян.
Он берёт в ладони лицо Макса и долго смотрит в его голубоватые глаза.
- А ты верь мне, - и сейчас Ян верит, потому что эти добрые лучистые глаза говорят: "Всё будет хорошо".
Глаза Яна гипнотизируют Макса. Последний, как зачарованный, не может отвести взгляд, едва дышит, покорённый их очарованием и животным магнетизмом, готовый спрашивать: "Скольких ты ими свёл с ума, родной?". Но вместо этого он медленно прикрывает свои, наклоняется к виску Яна и нежно трогает его губами, ведя цепочку касаний к уху, жадно вдыхая аромат волос напарника, что-то шепчет, сам не понимая что - выдыхая с каждым словом горячий поток воздуха в ушную раковину, заставляя в ней шевелиться тонюсенькие ворсинки.
Ян резко поворачивает к себе голову Макса, проводит по его лицу кончиком носа, вдыхая аромат кожи, широким и быстрым движением лизнув по губам, наслаждается вкусом; ванильное мороженое - сладкое, притягательное. Нет, притягательны губы Макса, в которые Ян впивается долгим поцелуем. Страстным, ярким, пьющим, кусающим. Ему не страшно укусить эти губы - с силой, до крови, чтобы следующим движением напоить их своей лаской, нежностью и заботой.
Макс тает. Сжимает в руках кожу Яна, нещадно впиваясь в неё ногтями. В ответ пальцы Яна хватают волосы Макса и тянут голову назад, чтобы губами пройтись по шее, широко лизнув её, оставляя след, добраться до ключицы, лаская кончиком языка ровную кожу, до впадины между ключиц, ощущая бешеное сердцебиение.
Руки Яна цепко сжимают тело Макса, словно говоря: "Ты попал - уже не уйдёшь, малыш"...
И не ушёл бы, если бы не первый звонок. Он даётся не только для зрителей, но и для кукловодов: "Готовьтесь. Представление вот-вот начнётся, пройдите на свои места".
Макс вырывается - бешено, дико, с безумным, невидящим взглядом соскальзывает с дивана, хватая на ходу Марка, и выскакивает в двери. Сердце не унимается, готово выскочить из груди - адреналин зашкаливает... а сейчас играть.
Есть время до второго звонка. К умывальнику, под холодные струи. Чтобы хоть как-то прийти в себя, сосредоточиться на спектакле, предстоящей игре.
Второй звонок.
Макс с ещё влажным лицом, но уже успокоившийся, шествует по коридору в направлении сцены, с трудом натягивая на чуть влажные пальцы белые перчатки. У сцены уже стоит Ян, как обычно спокойный и уравновешенный. Лишь серые глаза выдают бурю, царящую в этом сердце, скованном множеством замков.
Третий, последний звонок. Кукловоды заняли свои места. Погас свет. Поднялся занавес. Спектакль начат.
Марк и Карл сейчас соперники, их роли предрешены, как и известен исход пьесы.
Макс и Ян смотрят друг на друга - темнота, руки заняты нитями, руководящими куклами, и есть только губы, сомкнувшиеся втайне от всех.
Грань. Жизнь - театр. Она зрима, она ощутима. Оба не знают, что будет дальше, - их пьесы не существует. Они пишут её сами каждое мгновение, каждым словом и поступком, каждым своим решением в жизни.
2. Без кукол
Очередные гастроли по стране. Сегодня здесь, а завтра там. Сегодня у каждого из труппы есть отдельный номер, а завтра придётся ютиться в съёмной квартире друг у друга на голове. Очередной город, пара очередных выступлений для разных возрастных групп. Снова куклы Макса и Яна то открыто враждуют между собой, то в силу обстоятельств подло пакостят друг другу, то в финале одна из них убивает вторую.
Гримёрки тесные, в них постоянно снуют и свои, и чужие, не дают и на минуту остаться наедине двум кукловодам, которые то и дело то бросают друг другу беглые многообещающие взгляды, то отводят взгляд в сторону, пока никто не заметил их закулисной связи.
Вечер. Отыграно последнее выступление. Шумный ужин проходит уже в ресторане при отеле. Сегодня всем повезло - хорошие, хоть и двухместные номера и приличный гонорар. Ради таких дней стоит жить! У Макса и Яна ещё одна маленькая радость, о которой никто даже не подозревает. У них наконец-то одна комната на двоих. Только Ян об этом ещё не знает. Он всё ещё уверен в том, что в очередной раз его соседом будет кто-то другой из труппы, с тайной надеждой смотрит на Макса, а также с сожалением, что не сможет "помацать его жопу" в тёмном уголке.
А Макс весёлый, шумный, вечно балагурит и словно не замечает, как вспыхивают глаза Яна, реагируя на очередные объятия девчонок и их гламурные поцелуи его в щёчку. Ян уже готов всё бросить, отправиться спать пораньше, как путь ему преграждает пузатый продюсер, который начинает что-то говорить о завтрашнем выступлении и о том, что все задержатся ещё до послезавтра, и чтобы не пили и... и ещё кучу всякой всячины. Ян кивает продюсеру и, уже переступая порог, оборачивается, ищет в зале Макса, а не найдя его, со злостью и раздражением покидает ресторан.
Ян берёт свой ключ и поднимается в номер, молит бога, чтобы на этот раз его соседом не был их продюсер или звукооператор, который своим храпом демонстрирует все прелести своей должности - воистину незабвенный звук. Ян даже не думает, что с ним сегодня может оказаться в номере этот бесёнок Макс, которого он готов придушить в эту минуту. В своих объятиях, разумеется.
В номере тишина и темнота. Свет не включается. Какой бы ни был отель, но в нём всегда есть масса черт, взятых от нашей прошлой страны. Звать коридорного или администратора Ян не хочет. Усталость, приправленная раздражением и неудовлетворённостью жизнью, берут над ним верх. Он наощупь находит свои вещи и отправляется в душ. Хорошо, что хоть там свет есть, и можно спокойно вымыться, снять с себя напряжение, погрузиться в собственные мысли и размышления...
За шумом воды Ян не услышал, как кто-то вошёл, оставил свои вещи и покинул номер. Ян вышел из душа и не заметил, как на вешалке рядом с его Карлом оказалась ещё одна кукла. Кукловод устал. Ему хотелось поскорее забраться под одеяло, укрыться и не думать - хотелось просто отрубиться от всего, словно вытянуть из розетки вилку старого телевизора, порядком нагревшегося за время своей работы. Сон накатил быстро - не окутал и нежно убаюкал, а словно ударил обухом по голове, лишая последних чувств.
За окном скулил ветер и подвывала вьюга, била в окно очередным роем снежинок и улетала в никуда. На небе тяжёлые тучи быстро перемещались на юг, несли новые партии снега, ещё не способные сорваться, но уже угрожающе тёмные и угрюмые. Изредка сквозь них пробивался лучик лунного света, серебрил сухой снег за окном и редкие предметы в номере, попавшие в поле его действия.
Дверь тихонько скрипнула. Макс незаметно пробрался в номер, снимая и бросая в полутьме где попало вещи, прислушиваясь к мерному дыханию спящего Яна, разделся и отправился в душ. Все дела он закончил и с чистой совестью предвкушал момент, когда сможет осуществить задуманное. Это Макс накануне выкрутил лампочку в номере, а ещё раньше уговорил продюсера поменяться с ним местом. И пусть Ян думает о нём что угодно, но Макс далеко не наивный парень: если он что-то задумывает, то берётся за дело с полной отдачей, готовый свернуть горы.
Выйдя из душа, голый Макс подошёл к кровати Яна, аккуратно присел на её край и с нежностью посмотрел на того, кто давно уже занимал его мысли полностью и без остатка. Кукловод, едва касаясь, провёл ладонью по его щеке. Бесконечно нежно, с присущей ему теплотой. Пусть там - на работе, на улице, среди незнакомых людей или обычных коллег - он будет весёлым балагуром, лёгким на подъём лицедеем или упёртым трудягой, а здесь и сейчас он становится совершенно другим. Здесь, один на один с Ним, пальцы отказываются дёргать за нити куклы, а мужчина отказывается быть кукловодом... Макс просто хотел быть собой, хотел только ему, Яну, открыть свои настоящие желания и слабости. И не важно, как долго он боялся сделать свой первый шаг, как опасался, что этот внешне серьёзный, с бесовскими искорками в глазах человек сможет его высмеять или уничтожить. Макс сделал свой выбор. Назад пути нет. И не надо.
- Ян... - прошептал Макс и наклонился, едва касаясь волос, поцеловал висок любимого.
В его душе заныло - сладостно и невыносимо в одно и то же время: сладостно, потому что вот он, рядом, тот, кого он так хотел, а невыносимо потому, что сил уже не было сдерживать эти рвущиеся наружу чувства.
Ян всё ещё спал. Тяжёлым сном без сновидений. Но его лицо, изредка озаряемое лунным светом, совершенно изменилось. Оно стало ровным и спокойным, нежным и очень притягательным. Словно этот человек наконец-то тоже снял маску, защищавшую его чувства, и предстал перед Максом во всей своей естественной, человеческой красоте. Кончиками пальцев Макс провёл по его губам. Он видел их разными: и кричащими, и говорящими колкости, и прикушенными в немом желании что-то сказать, когда говорить было нельзя, он видел их стремящимися к касанию, к поцелую, видел их влажными и красными после него, он видел их шепчущими нежные слова. А сейчас губы были сами собой. Как и подрагивающие во сне веки. Вот он, настоящий, без капли лжи, Ян. Такой же человек, такой же мужчина, как и Макс - не управляющий своей куклой, а говорящий от первого, от своего лица.
Ещё немного посидев, Макс скользнул под одеяло к Яну, примостился у его ног, медленно провёл по ним руками против шерсти, мягко массируя кожу. Мужские ноги не такие трогательные и нежные, как женские. От ощущения этой чуть колючей кожи по телу волнами разлилось сладкое и острое желание.
Макс наклонился и коснулся Яна губами чуть выше колен, вторым поцелуем ещё выше, но уже стремясь к внутренней стороне бедра, где кожа заметно нежнее и приятнее, где она более чувствительна. Ян что-то проворчал во сне. В полумраке комнаты на его лице заиграла лёгкая улыбка, и он чуть свободнее раздвинул ноги. Ещё не проснулся, но уже и не был погружён в тяжёлое марево, свалившее его накануне.
Макс продолжал изучать губами тело, подбираясь к тонкой ткани плавок, под которой едва начинал отзываться даже в спокойном положении внушительный член. Лёгкий поцелуй в проекции головки. Губы обхватили её через ткань, нежно сжались и отпустили, словно приветствуя пробуждение. Теперь уже сам Макс довольно мурлыкнул и потёрся щекой о наливающееся древко, словно сытый кот, обращающий на себя внимание хозяина. Его руки плавно скользили по бокам и бёдрам Яна, обнимали, сжимали тело не в силах остаться безучастными перед таким соблазном.
Пальцы поддевают резинку плавок и стаскивают их с тела: медленно и осторожно, чтобы не разбудить парня, чтобы иметь возможность изучить, насладиться своим желанным. И снова Макс ведёт своими губами по ногам Яна, оставляя более ощутимые, более откровенные, чуть кусающие, засасывающие шелковистую кожу внутренней стороны ног поцелуи.
До слуха Макса доносится учащённое и нетерпеливое дыхание Яна. Сон последнего безбожно покидает его тело, уступая место волне возбуждения. Глаза открываются, но ещё не верят тому, что видят в смутном полумраке.
- Макс? - тихо, словно боясь испугать видение, произносит Ян. - Макс... - чуть громче и увереннее, уже поверив в то, что его желание осуществилось. - Макс! - требовательно и настойчиво, взлохмачивая вихры своего партнёра по закулисью, направляя его горячий и жадный, дразнящий и соблазнительный рот на свой пах, на поднимающийся, набирающий силы ствол.
В последнее мгновение Макс улыбается и целует одними губами уздечку, потом проводит по ней кончиком языка и заглатывает головку, смачно причмокивает и отпускает её, в ответ на что слышит от Яна недовольное рычание.
- Твою мать... бесёнок! Чертяка! Да возьми ты его... - Ян сжимает голову Макса, насаживает на свой ствол, заполняя его рот до самых гланд жаждущим ласки естеством, заставляя проказника закашляться и начать вырываться.
Ян закатывает глаза, забывая об обидах на любовника, забывая колючее и противное чувство ревности, которое травило его в последнее время. Он облизывает свои приоткрытые губы, требующие поцелуя, прикосновения здесь и сейчас. Ян привык всем руководить в жизни, руководить на репетициях и во время представления, руководить своими желаниями и поведением окружающих, он даже в постели не любил сопротивление и подавлял его в своих любовниках. Только вот Макс не такой, как они. Он совсем не милый маленький парнишка, к которым привык Ян, а знающий себе цену мужчина, знающий свои желания и желания тех, кого касаются его руки.
Макс отпускает свою конфетку и улыбается в полутьме Яну, ложится на него и скользит по нему своим телом, вжимая парня в постель, наслаждаясь каждым прикосновением к желанной коже. Пытливые и настойчивые губы прокладывают дорожку поцелуев от паха по ровненькой, едва заметной впадинке, ведущей к ровному пупку. Его уже ласкает кончик языка, обводя концентрические круги и вырисовывая спирали вокруг махонького цветка в центре плоского и упругого живота. Губы с жадностью первооткрывателя идут вверх, к новой ложбинке - грудине. Язык оставляет влажные следы - дорожку, блестящую в скудном лунном свете, ведущую к ягодкам сосочков, давно уже каменным, болезненно чувствительным к лёгким покусываниям и щедрым ласкам горячего языка Маска. Чуть выше, к атласному изгибу подмышки, на котором остаётся горячий отпечаток сладкого засоса. Выше. К сладкому изгибу шеи, к маленькой впадинке под кадыком. Выше. По слегка заросшей щетинкой шее. Выше. К ушной раковине, по которой, дразня, проводит он кончиком языка и выдыхает в неё горячий поток воздуха.
По телу Яна гуляет дрожь. Он трётся о бедро Макса влажной головкой, оставляя на нём не менее влажные следы. Ян, больше не в силах сдерживаться, разжимает зажавшие простыни в кулаки пальцы и делает попытку перехватить инициативу. Его терпению пришёл конец. Но и Макс не готов ещё сдаться. Оседлав бёдра Яна, он обезоруживающе впивается в его губы страстным и диким поцелуем. Кого-то это остановило бы в попытке одержать верх, но не Яна, сжавшего в своих крепких объятиях чертяку, подстроившего втихаря эту ночь.
Макс податливо жался к телу любовника, отдаваясь в его власть, тёрся своим членом о его живот и член, ёрзая ягодицами и промежностью по горячему древку Яна. Его глаза были одновременно полны и желания, и страсти, и мольбы, и покорности.
- Ну, ты и злодей... - едва отдышавшись от поцелуя, выдохнул Ян. - Долго... Долго ты ещё будешь...
- Тянуть вола за хвост? - с лёгким смешком прошептал Макс в самое ухо побагровевшего от возбуждения Яна.
- Ну, я тебя...
Завязалась лёгкая игривая потасовка за выяснение того, кто и как. Совсем короткая, но ещё сильнее распалившая страсть любовников. Ян в кои-то веки сдался, когда его ствола коснулась ладонь Макса, всё ещё восседавшего верхом, и подвела член к своему входу. Даже обильная смазка не спасла от первой боли, заставившей поморщиться и зашипеть незадачливого наездника, медленно нанизывающего своё тело на внушительный стержень. Пальцы с яростью впились в плечи Яна, оставляя на них гематомы.
- Тише... - едва слышно шептал Макс в ответ на попытки Яна резче и глубже насадить его на себя. - Тише... - почти моля о пощаде, едва всхлипывая своим густым голосом, повторял он. - Ты ж монстр настоящий, с твоим-то великаном, - уже нормально выговорил он, когда тело привыкло к размеру Яна.
Остатки сна Яна исчезли. Это был истинный Макс - в чём-то наивный, а в чём-то хитрый, как настоящий бес. В это нельзя было не поверить, особенно когда на тебе устраивает первобытные пляски столь бесшабашный мужчина. И где его лоск и обходительность, с которой он общался со всеми в труппе, и где его чуть заискивающее поведение, когда он чувствовал за собой вину? Его тело двигалось в такт своей страсти, чуть откидываясь временами назад, чтобы изменить угол входа, чуть сжимаясь внутри и снова расслабляясь, морщась от боли и покрываясь потом от захлёстывающей его страсти. Он то прикусывал губы, то приоткрывал рот, чтобы выпустить наружу сжигавший его огонь, рождённый томительной тяжестью, заполнявшей низ его живота.
- Сволочь... - с пронзительно развратной улыбкой на довольном лице, Макс ласково величал Яна. - Тебя надо изолировать... и никому не показывать... - ехидно продолжал он, лаская его волосы, впиваясь в его губы.
Рука Яна, придерживающая любовника, пробежалась лаской по его поясу, бедру, перехватила член Макса и сжала его, сильно и властно. Комнату наполнил глубокий страстный и хрипловатый стон. Ян стартовал с медленных движений по древку, быстро достигая скорости Макса, не давая любовнику сбросить бешеный темп...
Наездник не выдержал первым. Дрожа, вибрируя всем телом, он выплеснул из себя одну за другой пару мощных струй белёсой жидкости, затем склонился ко рту Яна, впиваясь в него своими истерзанными и сухими губами. Так, в поцелуе и объятиях, не в силах больше сдерживаться, Ян и перенял эстафету, наполняя Макса густой и горячей спермой.
Ещё пару мгновений мужчины лежали неподвижно. Они заново учились дышать после маленькой, но столь сладкой смерти. Максу оргазм напоминал именно её. И последующее состояние, когда в его яйцах опустело и тело наполнилось томительной негой, - реинкарнацию.
Макс тихонечко засопел, утыкаясь в подмышку Яну, и едва слышно заворчал, засыпая:
- Таким дрыном разве что кокосы колоть, а не в живого человека... Ты настоящий монстр, Ян...
Лунный луч добрался до стены, где безжизненно висели на нитях две куклы. Такие же безвольные, как и их кукловоды, засыпающие в объятиях друг друга...
Максу, как бы он ни крутился, как бы он ни был измотан ненасытным и властным Яном, не засыпалось. Не давал дискомфорт. Почувствовав, что дыхание любовника стало ровным, Макс высвободился из тёплых объятий и шмыгнул в душ. Мысли у него были в этот момент совсем не радужные. Член у Яна был дай боже. Ощущения - бомба, а последствия... В общем, Макс со злобным и болезненным выражением лица отдавался струям воды, чувствуя, как дискомфорт уходит, оставляя пьянящее чувство удовлетворённости и почти нечеловеческой усталости. С каждым мгновением желание забраться к Яну под одеяло и забыться в объятиях своего любовника становилось всё сильнее и сильнее. Вытерев своё тело от остатков воды, он практически моментально забрался под крыло Яна, чуть морщась от боли, зашипел, а потом, проведя носом по груди, с шумом вдохнув запах спящего и столь горячего во всех смыслах мужчины, довольно мурлыкнул. На этот раз сон одолел его моментально.
За окнами луну снова затянули тяжёлые тучи. Началась настоящая метель. Ветер поднимал снежные покрывала и переносил их на новые сугробы, словно природа играла в какие-то лишь ей ведомые пятнашки. Иногда метель своей снежной лапой стучала в окно, заставляя его легко вибрировать под её напором.
Макс и Ян под зимнюю музыку спали счастливым сном, посапывая и прижимаясь всё сильнее друг к другу на простенькой одноместной кровати обычного номера в отеле, куда их занесла сегодня жизнь...
Даже зимой есть предрассветные сумерки, когда утихает даже самая сильная буря и на небе успокаивают свой бурный бег снежные тучи, начиная медленно плыть навстречу сереющему на востоке небосклону.
Почти 5 утра. Тишина за окном разбудила Яна. Он всегда был ранней птахой. И сейчас он лежал с чуть затёкшим плечом, на котором по-хозяйски расположился Макс. Аккуратно выбравшись из объятий любовника, Ян направился в душ. Ополоснувшись после бурной ночи, он подошёл к окну, за которым под светом блёклой луны серебрилась земля. Легонько качались деревья под слабым ветерком, роняя комья снега с ветвей... Ян вернулся в кровать и улёгся бочком к Максу.
Ему нравилось это время - когда можно проснуться, посмотреть на ещё сопящее создание рядом с собой и потихоньку начать драконить его.
Чуть касаясь кончиками пальцев, он начал водить круги на теле любовника, прикасаясь иногда к самому интимному и нежному. Но Макс всё равно продолжал спать. Ян, как зачарованный, с улыбкой на губах наблюдал за появлением спонтанной утренней эрекции у спящего. Играясь, Ян смочил палец слюной и начал кратенько прикасаться к уздечке уже налитого члена. Но Макс продолжал спать, он лишь интуитивно тесно прижался к Яну, упирая свой ствол ему в бедро. Насмешника разбирал смех, глядя на такую невинную сейчас мордашку и вспоминая, сколько было напора и как требовательно смотрели на него вечером глаза Макса. Спящий же закинул на Яна ногу и уткнулся носом ему в подмышку, продолжая сладко посапывать.
Не желая пока будить Макса, Ян слегка поцеловал его в висок. Спящий, он сейчас был такой беззащитный и весь принадлежал ему. Это не могло не подкупать того, кто с такой ревностью во взгляде ещё вчера днём следил за каждым шагом своего любовника - вредины и проказника, порой просто несносного упрямца и спорщика. Не прекращая ласково улыбаться, Ян скользнул по ягодичке и провёл пальцем по ложбинке.
- Он у тебя такой упругий и сухой, совсем нечувствительный, но такой для меня желанный, что я готов отдать за него всё, что у меня есть, - твой анус, твоя милая дырочка, - тихонечко прошептал, лаская отверстие, Ян.
Его член уже начал "плясать", как свечка, но мужчина пока не позволял себе ничего, разве только изучающе водил пальцами между ягодиц Макса и замирал от предвкушения и удовольствия. Яну уже хотелось ворваться внутрь своего любовника, но этого он пока не делал, ведь он понимал, что Макс тогда проснётся от боли и неожиданности...
Спящий глубоко вздыхает пару раз. То ли от усталости после вечернего их безумия, то ли от понимания происходящего, но скорее всего ему снится что-то развратное, непристойное, о чём он потом утром, возможно, расскажет Яну. Под ласками чуть припухший анус Макса начинает подрагивать, раскрываться навстречу пальцам. Потом возбуждение уже не даёт сну ни одного шанса, и Макс приоткрывает глаза, вглядывается в предрассветную тьму и в мужчину, который хитро ему улыбается.
- Это я - твой плохой парень. Доброе утро! - шепчет в самое ушко Ян, легонько касаясь кончиком языка его кромки.
- Ты - ненасытная скотина! Монстр с самым большим членом в мире, изверг, которого надо изолировать от общества, - Макс сонно взбирается на Яна, ложится на него, проводит носом по слегка щетинистой щеке и захватывает в объятия своих губ мочку Яна, засасывая её негрубо, но ощутимо, выдыхая горячие потоки воздуха в самую глубь уха с ласковым мурлыканьем и сопением.
Ян придерживает сонное тело своего любовника. Поглаживая его от самых плеч по ровной коже спины вниз, сжимая ягодицы, он разводит их и мягко, но уверенно насаживает Макса на свою давно потёкшую смазкой головку, медленно продвигаясь глубже, работая в унисон с инертными движениями бёдер любовника.
Лишь сбивчивое дыхание двух крепко обнявшихся любовников и мерно поскрипывающая кровать нарушают предрассветную тишину. Нарастает темп и амплитуда. Нарастает шум дыхания, к которому примешиваются тихие поскуливания Макса и хриплые, гортанные стоны Яна. Руки Макса зарываются в волосы любовника, сжимая голову и привлекая к себе его жадные губы, его откровенно наглый и властный язык, моментально проникающий в приоткрытый рот вот-вот готового разрядиться оргазмом мужчины.
Тихий протяжный стон, переходящий на ультразвук. Зубы Макса вгрызаются в плечо ненасытного Яна. Пульсирующие удары головки о его живот и влажный выплеск в тесное пространство между крепко сжатых тел. Макс весь сжимается внутри, выдав слабый последний всплеск, когда по цепной реакции разряжается и Ян, наполняя парня тягучей и жгучей, как эссенция, жидкостью.
Оба опустошённо замирают. Наступает полнейшая тишина, в которой, кажется, слышно, как пробегает в соседней комнате испуганный таракан. Тишина, которая наполняет собой весь мир, обволакивает два крепко прижатых друг к другу тела. Тишина, которая отступает от первых жадных вдохов двоих только что заново научившихся дышать мужчин.
На этот раз у Макса нет никаких сил ни на что, и он проваливается в крепкий целительный сон, оставаясь лежать на груди Яна, который всё ещё поглаживает тело любовника, нежно прижимает его к себе, шепчет какие-то сбивчивые и невразумительные слова, вслушиваясь в ровное дыхание посапывающего на груди, как котёнок, Макса. Тихо и медленно в сон погружается и сам Ян.
- Тебе надо отдохнуть - у нас ещё есть немного времени для этого. Спи, мой родной, мой любимый...
Пусть через час прозвенит будильник, и невыспавшийся, вконец уставший Макс будет ворчать на Яна, обвиняя его в геноциде человеческой расы, пусть Ян с хохотом будет разделять их слипшиеся от спермы Макса животы и в шутку сравнивать их с сиамскими близнецами - пусть это будет уже через час...
И только куклы неподвижно смотрят на это, безмолвно наблюдая за своими хозяевами. Сегодня в их участии не было нужды. Кукловоды смогли продвинуться дальше, открыться друг другу и шаг за шагом начать жить без страха быть непонятыми, начать доверять друг другу то, что так бережно и незабвенно хранили под прикрытием своих кукол души.