Первой же мыслью было — развернуться и уехать. Дом явил себя в страшном запустении и беспорядке. Не говоря уж о сантиметровом слое пыли, которая окрасила в серый цвет все вокруг. Даже мои волосы получили свою дозу, когда я слишком резко распахнул дверь, словно пытаясь этим жестом разогнать возможных демонов внутри темного помещения.
Усмехнувшись детским страхам внутри себя, стряхнул пыль, посыпавшуюся с дверного косяка и шагнул внутрь. На мое счастье электричество в доме все еще было и это значительно упрощало задачу. Не слишком яркий свет осветил хаос внутри.
Раскиданные стулья. Журналы и газеты на полу. Книги, валявшиеся у подножия шкафа. Некоторые раскрыты, будто кто-то бросил их прямо во время прочтения. Накрытый покрывалом диван, стоявший под неестественным углом, словно кому-то мешал. Очевидно, что за эти несколько лет в дом наведывались. Проходившие мимо грибники или просто подростки. Сейчас это уже не имело значения.
— Что ж... — пробурчал я себе под нос и захлопнул входную дверь. — Сам вызвался.
Да и не на кого было переложить мою работу. После смерти дяди, которому принадлежал дом, и который последние несколько лет провел в психушке, мы с сестрой, как ближайшие родственники, получили весь этот хлам в наследство и теперь мне предстояло привести хибару в пригодный вид. Сестра предлагала продать дом, что лично мне казалось неосуществимым мероприятием.
Сейчас, находясь внутри, трудно было себе представить, что кто-то захочет жить в таком месте. Ближайшая деревушка находилась в нескольких километрах, а до города и вовсе не менее часа езды. Никакой связи с миром. Лишь шум деревьев и запах озера, расположившегося неподалеку от дома. Единственным напоминанием о цивилизации было шоссе, рассекавшее лес в нескольких сотнях метров выше, но я не встретил ни одной машины, пока ехал к дому своего покойного дяди.
— Дом, милый дом, — сказал я вслух и поднял стул, лежавший у ног.
Честно говоря, не ожидал, что так вымотаюсь. Около часа понадобилось лишь на то, чтобы придать этому бытовому хаосу хоть какой-то порядок и избавить вещи от старящего их налета пыли. Только после этого дом смог заполучить первые намеки на уют. Конечно, здесь еще многое предстояло довести до ума, а что-то и вовсе стоило выкинуть, но сейчас, усадив свой уставший зад в скрипнувший диван, я был доволен результатом.
В сарае обнаружилась поленница с дровами, что было очень кстати, учитывая наползавшую на дом осеннюю ночь, поэтому камин уже потрескивал, согревая приятным теплом, а бутерброд в руке дополнял образовавшуюся идиллию.
Может быть сказывалась усталость от поездки, но я начинал проникаться тишиной и умиротворенностью дома. Разве что деревья снаружи пугающе поскрипывали на ветру, однако и к этим звукам вполне можно было привыкнуть. Даже начал подумывать о том, что не зря прихватил с собой рабочий ноутбук. Можно было воспользоваться моментом и дописать статью здесь — вдали от городской суеты и шума.
Наверное от этого и убежал тогда дядя, когда решил именно здесь дописывать книгу. Он всегда избегал скопления людей, а после бегства в глушь мы про него и вовсе стали забывать. Не знаю, как он здесь жил и чем занимался, но издательство так и не получило его рукопись...
Снова взглянув на шкаф, набитый книгами, которые я расставил во время уборки, обратил внимание на массивную печатную машинку, стоявшую поверх. Лицо расползлось в невольной улыбке, потому что я тут же вспомнил свою машинку, которая появилась у меня задолго до появления первого компьютера и которую постоянно таскал в рюкзаке. Она была огромной и очень тяжелой, но я гордился ее наличием и трудом, с которым заполучил. В наш современный век мобильных технологий людям уже не понять того ощущения, которое получаешь за подобным печатным «станком».
Я бы даже мог написать оставшуюся часть статьи прямо на этом механическом пережитке прошлого, а после возвращения в город отсканировать работу. При условии, конечно же, что в ленте машинки еще не высохли чернила, а в доме смогу найти бумагу.
Не без труда стащил громоздкую технику механического пера со шкафа и перенес на стол у камина. Пачку бумаги для печати нашел там же — на шкафу. Более того, один из листков уже был заправлен и готов к печати. Не сразу обратил внимание, что на нем даже было что-то напечатано. Заметил уже после того, как забрал оставшиеся вещи из машины и уселся за стол, попутно разминая пальцы. Для полноты картины не хватало чашки кофе и теплого пледа.
«Изабелла была» — всего два слова и нажатый пробел — все, что было отпечатано на чуть пожелтевшем листе бумаги. Будто дядю прервали в самый неподходящий момент и он так и не смог закончить предложение. Если это вообще было его рук дело.
— Изабелла была... — пробормотал я, глядя в камин на яркие языки пламени, аппетитно пожирающие сухие дрова.
— Изабелла была... — продолжал задумчиво говорить себе, подбрасывая в камин еще пару поленьев.
Прочитанное стало похоже на навязчивую мелодию, которая засела в мозгу и никак не желала его покидать. Я будто пытался зацепиться за какое-то воспоминание, которое подсказало бы, кем именно или какой была та самая Изабелла. Напомнило мне мою дипломную работу, которая представляла собой белый лист бумаги, за который я каждый день садился, но долго не мог родить ни единого слова.
— А Изабелла-то, была той еще сукой! — раздраженно выдал я и засмеялся.
Хотелось вырвать лист с корнем и отправить в мусорное ведро, но некая незавершенность наверняка не позволила бы спокойно заняться работой и я решил написать хоть что-нибудь. Первое, что придет в голову.
«Изабелла была олицетворением всего того, что я любил и ненавидел в женщинах!» — быстро отбил я, все еще ведомый некоторым раздражением. — «Молодая и красивая, но ветреная и капризная. Грациозная как кошка, но резкая на язычок. Знающая себе цену, но испорченная. Сексуальная бестия с задатками мужского темперамента, привыкшая всегда получать свое».
Мышечная память пальцев, которые с должным усилием ударили по массивным кнопкам и передали кинетическую энергию молоточкам с буквами, поразила меня. Много лет не садился за печатную машинку, но руки все еще помнили, как именно это делается.
С улыбкой на лице отжал прижимную планку и вынул бумагу со своим творением. По старой профессиональной привычке несколько раз перечитал.
Черт возьми, это было приятно! Будто камень с души упал. Будто завершил многомесячную работу и теперь мог позволить себе немного расслабиться.
В тот самый момент, когда наклонился к камину, чтобы выбросить скомканный лист в огонь и забыть про «Изабеллу», в дом ворвался нежданный стук в дверь. Учитывая относительную тишину в последние пару часов, он оказался для меня настолько оглушительным, что листок бумаги выпал из ладони на пол, а затылок болезненно встретил каменный выступ над камином. На секунду даже показалось, что потеряю равновесие, но повторный звук привел в чувство.
На этот раз он был похожим на раздражение, с которым обычно человек настаивает на том, чтобы быть услышанным.
С перекошенным от боли в затылке лицом и потирая голову, с ужасом взглянул на дверь и темные окна, за которыми уже ничего не было видно. Никогда не считал себя трусом, но... нет ничего хуже, чем стук в дверь тогда, когда ты его не ждешь. Да еще и там, где он по определению маловероятен! Тем более в такое время суток.
Когда постучали в третий раз, бессмысленно было дальше таращиться на дверь и строить догадки вроде той, где у кого-то на шоссе сломалась машина и теперь этот человек стучал в надежде на помощь. Или той, где псих в хоккейной маске и с окровавленной бензопилой бродил по лесу в поисках своей очередной жертвы.
— Люди делятся на две части... — нервно прошептал я себе и попытался засмеяться.
Обычно это немного помогало. Чувство юмора всегда обострялось во мне в критических ситуациях. Вот и сейчас. Было страшно и смешно одновременно. Будто подсознание ...