ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ: СООБЩЕНИЕ ДЛЯ МАЙРЫ И ЗАЯВЛЕНИЕ КАССАНДРЫ 12 ноября 2005 года Пятница, 11 часов вечера. Мы едва добрались до Эскалэйда. Я включил обогреватель, и мы сидели в темноте, позволяя теплу проникать в наши немолодые кости. Мои руки потянулись к мягким холмикам Майры, пальцы погрузились в мягкую и податливую массу. И я возблагодарил Бога, что она была чувствительна там, когда почувствовал твердые застывшие бугорки в центре каждого холма. Я щипал их и потягивал, а когда смог поднять блузку, положил ее на спинку сиденья и начал сосать и выдаивать их словно жадный младенец. Она застонала, повернулась в кресле и скармливала их мне по одной. С тех пор как сели в Кадиллак, мы не произнесли ни слова. Но слова были совершенно излишними. Если бы они у меня были, я бы потерял дар речи, когда ее рот опустился, чтобы проглотить мою твердость, поднимаясь и опускаясь, посасывая, прихлебывая и нежно покусывая. Я бы сказал, что я – один из тех мужчин, которым, как правило, труднее достичь оргазма через оральные ласки, нежели чем через старомодный секс. Но сегодня это не имело значения. Через несколько минут я уже откинулся на спинку сиденья и крепко держал ее голову своими руками, хотя она и не нуждалась в поощрении. Прежде, чем я даже понял, что это произойдет, я взорвался в ее рот и горло так сильно, что у меня закружилась голова. Она положила голову на сиденье рядом со мной. – Ты испортил сюрприз, который я приготовила для тебя, когда вернемся ко мне домой. Ожидания не оправдались. – Если бы ты собралась сделать это еще раз, тебе пришлось бы поставить мне капельницу. Не знаю, как из меня еще выходит хоть что-то, кроме пыли. – У меня есть водка, ром и коктейль «Кровавая Мэри». Что-то, что может вернуть немного румянца на твои щеки. – Я так понимаю, ты решила доставить меня в свое логово беззакония и добиться своего? – Таков мой план. Через полчаса мы уже въезжали в ворота ее кондоминиума. Когда мы добрались до ее квартиры, то сразу же запнулись за диван. Я не пытался сделать этого намеренно, но в процессе слетела одежда, и я понял, что она была именно такой грязной и кровоточащей, как и предупреждала меня. Со смущенным выражением лица она исчезла в ванной. Через десять минут она высунула оттуда голову. – Мне очень жаль, Билл. Это была плохая идея. Я надеялась, что мы сможем пообниматься и провести так вечер, но не получится. Один из нас может увлечься, и у меня будет бардак. Ты сильно обидишься, если я тебя выгоню? – Нет, мы и впрямь хорошо провели вечер. Честно говоря, я подумал, что хотел бы увидеться сегодня вечером с Андерсоном, если у меня будет время. – Ты же не пойдешь к его поклонницам? – Я не думаю, что Виагра даже в промышленных количествах в этот момент принесла бы мне много пользы. – Ладно, оставайся здесь, пока я не приведу себя в порядок, а потом я выпущу тебя и запру за тобой дверь. Слушая шум душа сквозь звукоизолированную дверь ванной, я бродил по ее квартире, проверив, что у нее было в холодильнике – в основном диетические продукты, витаминные добавки, протеиновые коктейли. Фотографий в доме почти не было. На одной из тех, что были, была изображена пожилая женщина со светло-каштановыми волосами, явно из ее семьи, включая очень большую грудь. Это, должно быть, та самая сестра, к которой она сбежала. На другом групповом снимке были Майра, более старшая женщина и парень в морской форме. Ее сестра и шурин. И последний групповой снимок – Майры, сестры и стройной молодой женщины с волосами цвета воронова крыла. Может быть, Майре и не было равных, но большие сиськи, очевидно, были семейной чертой, а между Майрой и той, кто должна была быть ее племянницей, имелось поразительное семейное сходство. Пока я рассматривал фотографии, три раза прозвонил телефон на стене кухни, а затем я услышал: «Майра, детка. Я собираюсь быть в Англии, работая над этим приобретением, хотя на следующие выходные вернусь в Нью-Йорк, к двадцатому. Я пришлю тебе билеты и встречусь с тобой в аэропорту Кеннеди. К двадцать первому мы будем в Монте-Карло, и к вечеру двадцать первого я заставлю тебя кричать в самом дорогом номере отеля «Де Пари» на площади Казино. Ты помнишь тот, о котором я говорю? Я не могу дождаться, чтобы быть с тобой, и надеюсь, что ты так же голодна в отношении меня. Это будет фантастический День благодарения. А больше всего я благодарен за то, что у меня есть ты». Я стоял, уставившись на телефон, мигал красный огонек сообщения. Почему у меня было такое чувство, будто я на лифте падаю вниз с высоты ста этажей, и конца этому не видно? Мой желудок перевернулся вверх дном. Я не мог оторвать глаз от телефона. Мои мысли кружились. Когда я двигался, это было похоже на лунатизм. Я пошевелился, но не понял, что собираюсь делать, пока не сделал этого. Я подошел к гранитному островку, отделявшему кухню от кабинета, и повернул телефон так, чтобы мигающий красный огонек был направлен в сторону кухни. Его не было видно из кабинета, и его нельзя было увидеть, если не обойти весь островок. Я наклонился вперед и положил ладони на холодный гранит. Теперь я знал, что мне делать. Я собирался сделать нечто настолько глупое, как и все, что я когда-либо делал в своей жизни. Я потеряю самую горячую сексуальную фантазию в моей жизни. Из-за собственных действий я потерял Дебби, но тогда я делал то, что считал правильным, и Алину, потому что так не должно было быть. Но на этот раз, на этот раз я бросаю красивую женщину, возможно, самую красивую, которую я когда-либо знал в этой жизни, и для этого не было никаких причин. Но я не мог остановиться. Я вспомнил ужасное короткое вскрытие моей души Паулой Доннелли в «Итальянском гриле Карраббы» на Атлантическом побережье несколько месяцев назад. Это было больно, потому что являлось правдой. И Дебби тоже говорила мне правду. Слишком поздно. Но она была честна со мной. Я знал себя. Довольно хорошо. Я был умен. Упрям. Решителен до одержимости. Я был честен. Я считал себя порядочным человеком. Всю свою жизнь я старался поступать правильно и быть достойным своего отца. С тех пор как открыл для себя секс, я был одержим пышногрудыми женщинами. У меня была глубокая вспышка гнева, которую я старался контролировать и забыть, насколько возможно. В профессиональном плане я добился успеха и обеспечил себе хорошую жизнь. Но вдали от зала суда, вдали от работы, один на один с женщиной, в спальне я был неудачником. Так было всегда. Даже похудев, с той грацией, которую я приобрел, занимаясь боксом, с той темной чертой, которую почувствовала Алина, я все еще был неудачником на самой важной арене. В мире работы не живут, хотя многие и пытаются. Все живут в своем личном мире, а в этом мире я всегда буду невысоким, не очень впечатляющим парнем. Я всегда буду вторым выбором, следующим парнем. Тем, на которого соглашается женщина. Я знал, что это в глубине моего сознания говорит шок. Это телефонное сообщение сбило меня с ног, внезапно изменило мою жизнь. Со временем я смогу видеть свою жизнь более ясно. Я прошел в кабинет и опустился в кресло, которое массировало и обеспечивало надежную поддержку, чтобы обеспечить ощущение, которое было почти, но не совсем, лучше, чем секс. Она вышла из ванной, волосы ее были собраны в тяжелый белый тюрбан из полотенца, тело закутано в белый плюшевый халат. Она опустилась в кресло, на мои колени. Она уткнулась носом мне в шею. – Мне жаль, что тебе сегодня придется уехать. Мы встретимся на следующей неделе, и я все исправлю. – Звучит забавно. Ах... Я почти остановил себя. Зачем я это делаю? – Мне жаль, что я ничего не сказал об этом раньше. Мама пригласила меня к себе на День благодарения в Орландо. Я не был там уже несколько лет. Если ты свободна, я с удовольствием возьму тебя с собой. Мы сможем все вместе поужинать, а потом съездить куда-нибудь в Орландо. Или сможем быстро улететь в Майами. У тебя есть планы? Пока я говорил, она откинулась назад, но тут снова уткнулась носом в мое лицо. Поэтому я не мог смотреть ей в глаза. – Я... прости... Билл. Я думала, это у тебя есть планы. Я уже сказала Валенсии – моей сестре из Хоумстеда, – что проведу День благодарения с ней и ее семьей. Несколько лет назад они переехали в Норфолк, и я провела там не так уж много времени. Если бы я был совершенным ублюдком, а не просто жалким ублюдком, я бы подтолкнул ее и спросил, не могу ли я поехать с ней. Но я уже выяснил то, что хотел. – Ну, ладно, я знал, что спрашиваю слишком поздно. Ты езжай... развлекайся со своей семьей. Когда-нибудь я хотел бы с ней встретиться. – Мне бы тоже этого хотелось, Билл. Я буду думать о тебе. Каким-то образом я прикусил губу и подавил слова: «Я в этом очень сомневаюсь», которые почти вырвались наружу. Она оттолкнулась от меня и встала. Она протянула мне руку, и я встал. Она поцеловала меня в щеку. – Я знаю, что ты, должно быть, хочешь встретиться со своим другом, Билл. Только не изматывай себя. Я схватил ее, притянул к себе и поцеловал эти сочные, лживые губы. – Я сохраню себя для тебя. *** 12 ноября 2005 года Пятница, Полночь Я спустился по ступенькам из квартиры Майры, вместо того чтобы подняться по лестнице. Почему-то мне захотелось кого-нибудь ударить. Или побежать. Или что-то сделать. Нервная энергия. Я знал, куда иду. Андерсон, вероятно, ждал в своем номере в Омни, с двумя или тремя, или сколько там еще обожающих славу фанаток, которых ему удалось подцепить за последние несколько часов. Но меня это не привлекало. Не знаю почему, но мне хотелось с ним поговорить. Мне казалось, что моя голова вот-вот лопнет. Я не был пьян. Я не был на эмоциях. Как будто там было слишком много всего, что застряло, кружась вокруг. Гнев. Ревность, Неуверенность. Чувство вины. Мысли об испытаниях, о врагах и союзниках, о прошлом и будущем. Может быть, мне стоит просто подняться в номер Ричарда, напиться вместе с ним и провести там ночь, просто спать, пока он будет наслаждаться сибаритской бесконечной фантазией о беззаботном трахее со знаменитостью. Может быть, если бы я вообще был в сознании, я смог бы получить несколько советов о том, как жить своей новой жизнью. Теперь, когда я стоял в холодной ноябрьской темноте раннего утра, мне было ясно, что я никогда не вернусь к своей прежней жизни. Не будет ни примирения, ни возобновления моей жизни с Дебби. Никогда не вернется Алина. Какие бы отношения у меня ни сложились с Майрой, если там был шанс на какие-то отношения, они не были бы похожи ни на что, что я когда-либо знал раньше. Эти четыре слова, произнесенные Дебби, казалось, целую жизнь назад, взорвали мою жизнь к черту и растаяли. Пока я стоял, что-то привело меня к задней части кондоминиума и комплексу бассейнов. Может быть, я просто не был готов к общению с людьми. Может быть, мне нужна была тишина спокойной воды и теней. Мне нужно было время, чтобы осознать то, что только что произошло. Я стоял на краю глубокого бассейна и жалел, что не курю. Мне хотелось чем-нибудь занять руки. Луна то появлялась, то исчезала из озер тьмы, а прерывистый свет показывал облака моего выдыхаемого воздуха, сгущаемые в дрейфующие клочья тумана. – Ты не проведешь с ней ночь? Вы поссорились? Она сидела в тени на стуле возле круглого бассейна с ледяной водой. Ярко-красное пламя осветило ночь, и она выпустила облако сигаретного дыма. При этом кратковременном освещении я увидел, что на ней – брюки и свитер, а на плечи накинуто полотенце с надписью UNLV – Университет Невады, Лас-Вегас. – Нет. А ты? – Я – да. Лео, мой друг – сейчас мой главный трахальщик – так напился, что у него не смог встать. Что это за чертов парень? Он предпочел выпить со своими приятелями, чем трахнуть горячую подружку. Неужели когда ты был молод, парни были такими глупыми? – Поверь, завтра он об этом пожалеет. И да, парни всегда глупы в том, что касается важного в жизни. Самое печальное то, что мы говорим, будто учимся, но это не так. Мы остаемся глупыми, пока живы. – Это удручает. – Еще мне расскажи об этом. Сигарета еще пару раз вспыхнула в тишине. – Ты не выглядишь таким уж глупым, но собираешься продолжать с ней встречаться, не так ли? – Это личное. – Все дело в ее сиськах, лице и теле. Мужчины такие простые. – Это не мешает. Но она – моя подруга. – Ты ведь знаешь, что она шлюха, не так ли? – Этого я не знаю. – Я здесь уже полтора года, и не могу тебе сказать, сколько парней проводили ночь здесь, сколько прошли через нее. – Может, ты и не заметила, но она не носит обручального кольца. Она отбросила в сторону полотенце и встала, подойдя ко мне на край глубокого бассейна. – Мой отец – независимый кинопродюсер. Работает по всему миру, но много работает и в Голливуде. Он при деньгах. Он отправил меня сюда, на другой конец страны, чтобы избавиться от меня. До тех пор, пока меня не арестовывают, а я делаю вид, будто работаю над дипломом колледжа, он позволяет мне жить хорошей жизнью. За первые десять месяцев моего пребывания он был здесь дважды. Во второй раз, когда мы возвращались с ужина, в вестибюле была она. Он опять вышел вместе с ней, и я не видела его два дня. – В течение следующих трех месяцев он приходил ко мне три раза. Я видела его около четырех часов. Она проводила с ним все выходные. А потом уехала с ним на неделю в Кабо-Сан-Лукас. И вернулась с самым красивым изумрудным ожерельем. Подарком от него. Оно стоило двадцать пять тысяч долларов. Я видела в его чемодане квитанцию. – Она надевала его несколько раз, но когда он перестал приходить, оно исчезло. Держу пари, что сейчас оно висит в каком-нибудь ювелирном магазине Флориды. И держу пари, она получает приятные вещи от каждого парня, с которым встречается. Она сделала глубокую затяжку, и я был достаточно близок, чтобы почувствовать запах марихуаны, но где-то я забыл свою прокурорскую шляпу. – Как я уже сказала, Билл, она – шлюха. – Мне не хотелось бы тебя огорчать, но мужчины дарят красивые вещи женщинам, которые им нравятся. Дорогие вещи. Я и сам это делал. И я не считаю женщин, которым дарил эти красивые вещи, шлюхами. Честно говоря, если ты еще не получала их, то думаю, что когда-нибудь получишь некоторые из этих красивых вещей, и сохранение их не сделает тебя шлюхой. Она уставилась на меня и спросила: – Что с тобой случилось? Ты ввязался из-за нее в драку? – Нет. Просто какая-то глупость в баре. Типичный вечер пятницы. – Парни. Затем: – Ты запал на нее, да? – Нет, не знаю, Кассандра. Ты можешь так думать, но ты не знаешь ни меня, ни ее. Она в последний раз затянулась и бросила окурок в бассейн. – Я тебя знаю, Билл. Я молода, да, но я знаю парней. А ты ничего о ней не знаешь. Потому что она красивая. И она причинит тебе боль. – Ей придется стоять в очереди. И очередь эта длинная. Я почти потянулся, чтобы обнять ее, но остановил себя. Она не была Келли. – Спокойной ночи, Кассандра. – Спокойной ночи, Билл. Удачи. ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ: НИЧЕГО, КРОМЕ ГЕРОЯ 12 ноября 2005 года Пятница, 12:15. Выйдя из лифта, я услышал звуки музыки, доносившиеся из одной из дверей на третьем этаже Омни. Проходя мимо другой, я услышал смех и что-то похожее на звон разбитого стекла. Ну, что ж, это давало работу горничным отеля и уборщицам. Пол был покрыт ковролином, который беззвучно скользил под ногами. В коридоре приятно пахло. Может быть, сосновым или древесным ароматом. Я дошел до конца коридора и свернул налево. 305 затем 306 и 307, и, наконец, я добрался до 310. Я прислушался, и мне показалось, что я услышал девичий смех и, может быть, легкий вскрик. Я постучал, потом еще раз. А потом еще. И тут я нажал кнопку звонка на двери. – Оставайтесь здесь. Вернусь через секунду. Дверь открылась, и на пороге появился совершенно голый Ричард Андерсон. И очень опухший Андерсон. Он с улыбкой посмотрел на меня, потом на свой вздыбленный член и снова на меня. – Извини, Билл, не пойми меня неправильно. Я не играю за другую команду. Ты только что прервал меня в середине действия... – Очень приятно. Я могу это видеть. Но не мог бы ты направить его в другом направлении, прежде чем он выстрелит, а мне бы и правда не хотелось быть свидетелем этого. – Конечно, – ухмыляясь, сказал он. Он потянулся к стулу за дверью, жестом приглашая меня войти, схватил халат и накинул его. Конечно, его член все еще торчал, но халат смягчал зрелище. Я сел на удобный стул, а он откинулся на спинку дивана. Между нами стоял низкий кофейный столик. Он протянул руку, схватил мою и энергично потряс. – Я рад, что ты решил зайти, Билл. Я хотел бы иметь возможность с тобой поговорить. Но когда я увидел ту пожирательницу мужчин, с которой ты был, я понял, что никогда тебя не увижу. Как, черт возьми, тебе удалось от нее оторваться? – У нее месячные, а ты можешь выдержать лишь определенное количество минетов, прежде чем сможешь выдуть... без каламбура... хоть часть струй. – О, так тебе пришлось бежать в целях самозащиты? Это я могу понять. Кстати, как, черт возьми, ты это делаешь? Две горячие блондинки с огромными сиськами. И мне очень не хочется тебя огорчать, Билл, но если никто тебе этого еще не говорил, то ты недостаточно хорош собой и недостаточно богат, чтобы заслужить такую задницу. Теперь обо мне, я, по крайней мере, знаменит, высок и относительно хорош собой... и с большим хозяйством, не смейся... себя я могу понять. Но тебя?.. – Я чистосердечен. Очевидно, это – афродизиак. Он опять рассмеялся. – Боже, как я рад снова видеть и говорить с тобой, Мейтленд. Я бы с удовольствием тебя обнял. Я указал на его все еще вздымающуюся эрекцию и сказал: – Только не с той штукой, которая торчит там. Он поморщился и указал на то, что должно было быть спальней. – Я и впрямь был занят, и через какое-то время, если принять достаточно виагры, кока-колы, выпивки и лекарств, он либо взлетит на орбиту, либо упадет. Я не уверен, что именно случится. – По всей видимости, ты не собираешься жить, ради получения социального обеспечения. – А что это такое? Из спальни донесся женский голос, напевавший: «Рикки, Рикки, ты должен вернуться. Все наши горячие места остывают». И еще: «Рикккккиииии, мне нужна еще одна твоя горячая инъекция. Я вся горю». Я взглянул ему через плечо. – Очевидно, твоя аудитория нуждается в тебе. Он с довольной ухмылкой оглянулся через плечо. – Они всегда нуждаются в этом снова и снова. Хочешь верь, хочешь нет, но они – школьные учительницы. И заставляют меня тренироваться снова и снова, пока я не достигну совершенства. – Это старая шутка. – Но очень молодые и зрелые учительницы. Боже, они гибкие. – Послушай, Ричард, я вижу, что пришел не вовремя. У тебя есть дела, которые требуют внимания. Я оставлю тебе номер своего мобильного, и ты позвонишь мне, когда представится такая возможность. – Мне и впрямь нужна твоя помощь, Билл. Блондинка, должно быть, оставила в твоем аквариуме не много, но почему бы тебе не остаться и не забрать у меня одну из них? Я вскинул руки. – Я – старик, мне уже сорок два года, и за последние четыре или пять часов я дважды выдул весь заряд. Позже я, наверное, пожалею об этом, но я и правда пришел просто немного с тобой поговорить. Но ты действуй. Мои чувства не пострадают. Он оглянулся на спальню и вздохнул. – Ну, что ж, хочешь верь, хочешь нет, но это – довольно стандартная оргия. Не так уж трудно найти дам, желающих иметь близкое и личное знакомство с членом героя. Но сколько раз у меня будет шанс поболтать с самим Ангелом Смерти? Я не мог удержаться от смеха. – Думаю, Ричард, то, что говорят о богатых и знаменитых, – правда. Они действительно разные. – Они и впрямь такие. Он встал и крикнул: – Девочки, сделайте перерыв. Мне нужно пару минут поговорить с другом. Наслаждайтесь выпивкой, шампанским, кока-колой, какими угодно вкусностями. И держите друг друга в тонусе. Я вернусь к вам, как только смогу. Через минуту дверь спальни открылась, и наружу вышли две голые дамы, демонстрируя свои способности к покачиванию и девичьему смеху. – Дики, детка, без тебя там все не так, – сказала та, у которой, когда она была одета, как мне показалось, сиськи были получше. А теперь, когда она была обнажена, я видел, что был совершенно прав. Она плюхнулась к нему на колени и сунула ему в рот одну из своих мягких округлых грудей. – Соси, детка. И пока она пыталась насильно накормить его, вторая дама, чьи груди, возможно, не были столь впечатляющими, но у которой была задница, просто умолявшая ее укусить, присела перед ним на корточки и, оттолкнув свою подругу, нашла его член и начала сосать, двигая губами вверх и вниз. По-моему, никто из них даже не заметил моего присутствия. Наконец, Андерсон оттолкнул их обеих и встал рядом. – Давайте, девочки, пожалуйста. Это – мой старый друг. Вам ведь завтра на работу не надо? В субботу школы не будет. Обещаю, что завтра мы будем веселиться вовсю. И я дам вам фотографии с автографами, а если вы будете ОЧЕНЬ милы, я подарю вам несколько личных фотографий с автографами, с которыми никогда не сможет сравниться ни одна из ваших подруг. После долгого ворчания они вернулись в спальню. – Ты, конечно, понял, что я имел в виду несколько ящиков кока-колы, что стоят у меня в спальне, верно? Мой любимый безалкогольный напиток. – Конечно, я знаю, что ты не нарушаешь законы о наркотиках. – Естественно. Потом он не выдержал и рухнул на диван в безудержном смехе. – И почему, черт возьми, мне нравится такой нарушитель закона, как ты, Ричард? – Ты просто завидуешь, Билл. Но не вини себя. Иногда мне приходится себя щипать, чтобы заставить поверить, что это – не один длинный порнографический сон. Потом, обращаясь ко мне: – Ты понимаешь, было время, когда мне пришлось бы работать неделями, чтобы заставить одну из них раздеться и лечь в постель, а получить двух таких милашек в постели одновременно было бы самым ярким моментом моей жизни? А теперь я захожу в бар, и они, в конце концов, САМИ СЕБЯ приглашают в мой номер, чтобы выебать меня до помутнения в глазах. Слава – замечательная вещь. Но ты и сам должен кое-что из этого увидеть. «Ангел смерти!» Боже мой, это должно заставлять киски покрываться сливками, по крайней мере, по всему Джексонвиллу. А ты, вероятно, собираешь урожай этих горячих фанатичных христианок. Я усмехнулся. – Не совсем. Он наклонился вперед. – Да ладно тебе, Билл. Это же я. Расслабься. Я читал в Интернете о твоем разводе. И сожалею об этом. Я мог бы сказать, даже не встречаясь с ней, насколько ты был зациклен на... как ее звали? – Дебби. – Да, Дебби. Но это, должно быть, открыло шлюзы. Ты был самым женатым мужчиной, которого я когда-либо встречал. Но когда она тебя бросила, а ты получил репутацию «Ангела смерти», ты, должно быть, ушел в отрыв, наверстывая... сколько? Двадцать лет... моногамии. – Не совсем. – А почему, черт возьми, нет? – Полагаю... короткий ответ таков: я все еще был в нее влюблен. Я все еще нахожусь в той части себя, которая, когда я просыпаюсь утром, не помнит, что произошло. Только теперь все пошло наперекосяк. Я связался с замужней француженкой. – Ты... с замужней женщиной? Господи Иисусе, я ожидаю, что у тебя закружится голова и тебя начнет рвать зеленым гороховым супом. Ты был одержим дьяволом? – Нет. Это долгая история. Я сомневаюсь, что ты поймешь, даже если я расскажу тебе грязные подробности. Но я только что узнал, что, вероятно, разрушил ее брак и, возможно, заставил ее потерять связь с сыном. Я сделал королевскую работу, испортив свою жизнь, а теперь ущерб распространяется. Он наклонился вперед и положил свою руку на мою, лежавшую на кофейном столике. Я посмотрел вниз и заметил, что у него все еще было хотя бы подобие эрекции. – Ты ведь не собираешься приставать ко мне? Изменилось многое, но фактически я изменился не так уж сильно. – Не льсти себе. Я просто пытался оказать небольшую моральную поддержку. Что касается испорченной жизни, то ты – даже не близко. За последние семь лет меня уволили из шести крупных кинопроектов. Обычно за то, что являлся пьяным, или под кайфом, или укуренный. Против меня выдвинуты претензии на сумму... в последний раз, когда я удосужился провеврить... около двадцати миллионов долларов. Я думаю, что если буду продолжать работать, то смогу расплатиться с ними где-нибудь в двадцать втором веке. – У меня были сексуальные отношения... по моим подсчетам, а я знаю, что могу ошибиться на несколько сотен... по крайней мере с тысячью женщинами. До перестрелки я занимался сексом с двадцатью двумя женщинами и думал, что я – горячее дерьмо. Я лечился от нескольких десятков разновидностей сексуальных заболеваний. К счастью, никакого ВИЧ. Шесть раз я был госпитализирован для лечения – дважды принудительно – из-за злоупотребления алкоголем и наркотиками. – Три раза был женат. Самый длинный брак длился восемь месяцев. У меня – двое детей. Две дочери. В последний раз я видел старшую три года назад. И больше никогда ее не увижу. Ее мать – актриса из очень богатой семьи. Когда дело дошло до суда, ее адвокаты порвали меня на куски. Пьяница. Наркоман. Не в состоянии удержать работу, любую работу. Буйный. Драки в барах, пара арестов за нарушение порядка в нетрезвом состоянии, когда я стал настолько неуправляемым, что местным копам пришлось меня арестовать. Убийца. Они использовали перестрелку, чтобы заклеймить меня как слишком жестокого, чтобы позволять находиться рядом с детьми. – Вот такова моя жизнь. О, забыл упомянуть, что я был назван причиной трех довольно громких разводов. Просто никогда не мог научиться держать свой член в штанах. – Приятно знать, что я – не единственный неудачник. Он встал и вернулся с бутылкой шампанского и двумя бокалами. Он налил в оба по солидной порции и протянул мне один. – Бесплатно. Предоставляется отелем. Еще одно преимущество славы. Я должен сфотографироваться с руководством в вестибюле. Больше рекламы для них. Так что, выигрывают все. Это было хорошо. Я отхлебнул. Наверное, шампанское – не самое лучшее для смешивания с текилой и несколькими другими напитками, но, к счастью, у меня всегда было железное нутро, когда дело касалось выпивки. И полный иммунитет к похмелью. Я никогда не мог этого понять. Сколько бы я ни пил. Я мог потерять сознание, но всегда просыпался свежим и с ясной головой. Вероятно, когда Бог дает вам жизнь, полную дерьма, он чувствует себя обязанным добавить чуть-чуть хорошего. – Мне очень жаль, Ричард. Я понятия не имел. – Не надо меня чересчур жалеть. Я все сделал сам. И я бывал в разных местах, делал разное и видел то, чего никогда бы не увидел, если бы не та перестрелка. Затем он упомянул имя двадцатилетней актрисы, наполовину индианки и наполовину француженки, которую я видел в нескольких фильмах и более чем в нескольких результатах голосования по выбору десяти самых красивых женщин в мире. У нее было все: сиськи, задница, лицо, глаза, губы, но там было нечто большее. Она была похожа на молодую, более экзотичную Софи Лорен. – Я ее трахал. В каждую дырку. В течении трех дней. – В это трудно поверить. И если это правда, я просто тебя ненавижу. – Несколько лет назад я пытался спрятаться от двух разных коллективов адвокатов. Я оказался в маленьком калифорнийском городке на границе с Орегоном – Иреке. Я был в каком-то наполовину приличном мотеле с бассейном. Была середина лета, и я делал по бассейну несколько кругов, когда подошла и скользнула в него эта женщина. Несколько минут я старался не смотреть, но, черт возьми! Женщинам обычно нравится, когда я смотрю. Я знал, что видел ее раньше, только не мог вспомнить, где. – Она реально подплыла ко мне и спросила, не тот ли я стрелок из кино. Это сломало лед, и мы начали разговаривать. Короче говоря, она пряталась от своих собственных адвокатов и парня, за которым была замужем, но кого готовилась бросить. Мы пошли в ресторан, выпили и закончили тем, что трахали все наши разочарования в ее и моем номере в течение следующих трех дней. – Потом она позвонила своему агенту, улетела обратно в Лос-Анджелес, и это был последний раз, когда я видел ее во плоти. Насколько я знаю, она ни одной живой душе не рассказывала о тех трех днях. Так что, теперь ты в привилегированном меньшинстве – Почему я не чувствую себя привилегированным? – Это могло бы случиться, если бы я не был знаменит. Но вот и еще одна причина, почему ты получаешь плохое вместе с хорошим. Хорошее может быть чертовски ошеломляющим. Несколько минут мы оба молча пили, и я старался не прислушиваться к звукам, доносившимся из спальни. Очевидно, там хорошо проводили время и без Ричарда. Он сделал еще глоток, взболтал золотистую жидкость в стакане и посмотрел на меня. – Ты ведь знаешь, почему мы на самом деле сошлись? – Тебе всегда нравилось мое тело? – Несмотря на то, что я не могу заставить эту проклятую эрекцию спуститься – из-за Виагры – это не то. А потому, что мы – люди одного типа. Я лишь кивнул. Я уже знал это. И всегда знал. Я работал в офисе всего пару лет, но уже был помешан и проводил больше времени в офисе и в поле, чем следовало, потому что инстинктивно понимал, что отнимаю время у Дебби и детей. Но – это была моя жизнь, это было то, что я делал, когда имел значение каждый день, в том числе для чьей-то жизни. Я сказал себе, что всегда найду время помириться с Дебби и детьми. Я не был лучшим адвокатом в конторе, но работал усерднее всех. И с годами я понял, что Ричард был игроком того же типа. Он не был таким хорошим писателем, как Карл Кэмерон. Но я никогда не встречал никого, кто был бы таким. Другим более или менее обычным полицейским репортером был Гарри Басс, и он был... просто другим. За прошедшие годы он заслужил прозвище «Жук Любви», потому что были истории о его любовной жизни жалящей как змея, которые нужно было слышать, чтобы поверить, и даже тогда в них было трудно поверить. Но у Гарри был способ заканчивать рассказами, некоторые из которых сами по себе могли бы стать романами, и которые никто не мог предвидеть. Никто не мог с этим соперничать. Но Ричард Андерсон работал изо всех сил каждый день и в выходные тоже. У него не было личной жизни, но большую часть времени он умудрялся втискивать в себя достаточно женского общества, чтобы поддерживать хорошее настроение. Мы сидели и молча выпивали. Шум из спальни становился все громче, и я снова услышал крики «Дикиииииии». Он оглянулся через плечо и вздохнул: – Черт, аборигенки становятся беспокойными, Мейтленд. Я всегда придерживался политики никогда не позволять горячей киске пропадать впустую, и не хочу, чтобы это (указывая на его видимое доказательство похоти, торчащее из его халата) пропадало впустую. Не проматывай впустую и не будешь нуждаться. – Жизнь тяжела, но... – Знаю, – сказал он, качая головой и читая мои мысли, – мужчина должен делать то, что должен. Мы оба посидели молча. Мне пора было уходить. Скорее всего, я его больше не увижу. Он вернется к своей жизни, а я – к своей. В этом была какая-то печаль. Может быть, просто потому, что он напомнил мне о гораздо лучшем времени в моей жизни. – Иногда, Билл, я думаю о том, что было бы, если бы я поехал с Сюзанной в другой день. Или эти придурки выбрали бы другой день, чтобы покончить с собой. Он смотрел вдаль прошедшим годам. – Это был бы обычный день. Это была бы благопристойная история, и у меня была бы возможность пофлиртовать с Сюзанной, и я знаю – просто уверен – я бы добрался до нее. Думаю, я бы ее заполучил. Не в тот день. Она была не такой женщиной. Но я ей нравился. Всегда можно понять, когда женщина в тебе заинтересована, даже если она не должна быть заинтересована. Возможно, она была бы у меня в ближайшие полгода. И она почувствовала бы себя виновато и порвала бы со мной через несколько недель или месяцев, и на протяжении многих лет мы бы улыбались друг другу каждый раз, когда сталкивались. – Сегодня она была бы жива, наверное, как и ее муж. А я бы работал здесь или, может быть, в Атланте или Майами, кто знает, в Чикаго или Лос-Анджелесе. Я думаю, что нашел бы свой билет отсюда, рассказ, заставивший бы людей меня заметить. Может быть, я и не Эдвард Р. Марроу и не Уолтер Кронкайт, но я был бы хорошим репортером, где бы ни приземлился. Он посмотрел на свои руки, которые держал перед собой, как будто никогда раньше их не видел. – Когда я вышел из больницы, то получил предложения на первые книги, ездил в Лос-Анджелес и Нью-Йорк и участвовал в ток-шоу, мне нравилось быть в центре внимания. Я любил деньги. Ты не поверишь, сколько в меня влили. И женщин. Мне потребовалось много времени, чтобы забыть о блеске и модных ресторанах, о шансах писать статьи и спать в люксах по пятьсот долларов за ночь на Манхэттене. – Все это пришло ко мне, потому что я стал героем. Потому что я разозлился из-за того, что мою знакомую застрелили, и пошел и убил четырех плохих парней, чтобы заставить их заплатить. Но быть героем – нелегко. Я мог бы бывать в гостях у миллиардеров, разрезать ленточки на открытии супермаркетов и быть гостем на съемках телесериалов и фильмов. – Но когда я пошел работать в газеты, никто не хотел меня видеть. Да, мне дали бы шанс, но я не вписывался, потому что женщины, которые должны были быть моими наставницами, были больше заинтересованы в трахее со мной. Парни завидовали, а начальство никогда не думало, что я могу стать рабочим журналистом, после того как был избалован образом жизни знаменитости. – Я сам написал две книги. Они были ничего. Но люди ожидали, что они будут либо неграмотным мусором знаменитости, либо великой литературой. А я – не великий писатель. Даже не очень хороший. Кэмерон бы мог это сделать. Но во мне этого просто не было. Я умею писать газетные статьи, и больше ничего. – Я снимался в фильмах, где мне не нужно было никого играть. Я брал уроки актерского мастерства. Я – не актер. Я мог бы получать роли, основанные на моем имени, но после первого или второго раза те, кто занимается кастингом, не перезванивали мне для реальной актерской работы. Он встал. – По правде говоря, я – всего лишь герой. И, вероятно, никем больше не буду. А вернуть все назад невозможно. Он оглядел гостиничный номер и выглядел так, словно хотел заплакать. – Если уж на то пошло, Билл, как это ни странно звучит, я скучаю по той жизни. По той жизни здесь. Кто бы мог подумать? Он протянул руку, и я встал, взяв его за руку. – Я бы сказал тебе, Билл, не позволяй себя втянуть в это. У тебя есть вкус, и он растет. Будет легко позволить себе втянуться, особенно если в качестве Ангела Смерти ты выиграешь более громкие дела. К тебе придут с предложениями фильмов и телесериалов. Я не знаю, будут ли для тебя искушением женщины, учитывая тот ходячий влажный сон, который ты сейчас видишь. Но там будут и деньги, и женщины, и все приманки, какие только можно придумать, чтобы заманить тебя в эту жизнь. Я бы посоветовал тебе не забывать, кто ты и что ты, но в этом нет необходимости. Ты отличаешься от меня. Ты любишь то, что делаешь. Ты и ЕСТЬ тот, что ты делаешь. Когда я вернусь, я буду время от времени думать о тебе. Делай свое дело, будь прокурором, отцом, возможно, снова мужем, потому что ты создан для брака. Я буду тебе завидовать, Билл. – Если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится, Ричард, юридическая консультация или место, где можно спрятаться, ты знаешь, где меня найти. – Ты же знаешь, что я забуду все это благородное дерьмо, едва открою дверь спальни и увижу всю эту обнаженную женскую плоть, не так ли? – Наслаждайся, Ричард. Я буду помнить это ради тебя.