- Ох, Марья Ивановна, не водили бы вы сыночка вашего, Андрюшку, к кузнецу, - вздыхал Афанасий Григорьевич, потирая морщинистый лоб.
- Дык, ведь пьёт Андрюшка беспробудно, уж который месяц. Сопьётся смолоду, так и не женится, - насупилась соседка.
- В городе кодируют по науке, - начал было дед Афанасий, - гипнозом.
- Откель мне взять такие деньжищи, Афанасий Григорич, чтобы в городе его кодировать? Нечего и думать, - махнула она рукой.
- Ну, как знаешь, соседка, да только б ты опосля не пожалела.
- Чего это я пожалею? Жена твоя не жалеет поди, что ты уж третий год к стакану не прикладываешься, - Мария Ивановна достала из печи пирог, смазала разболтанным яйцом и снова сунула в печь, - и Семёна Щупова сожительница ходит вся разряженная, довольная. А раньше, помнишь, как они жили? Семён всё до нитки в доме пропил. Половине села задолжал, а ведь работник-то он отменный, печник - золотые руки.
- Кузнец пытать Андрюшку будет, как инквизистор, - не унимался сосед.
- А ну, покажи, Афанасий, как тебя кузнец пытал? Остались отметины от железа калёного? - Мария Ивановна дёрнула соседа за расстёгнутый ворот рубахи.
- Не, я так согласился. Испужался я, когда он прут раскалил докрасна. Сам обещался не пить, так с тех пор и держу обещание, - пожевал губами сосед.
- Оно-то мне и надо, - кивнула Мария Ивановна, - Андрюшка-то мой, он того, парень пугливый, пусть кузнец его постращает. Я сама попрошу, чтобы не жёг он его.
- Ох, не понимаешь ты, дурища, и я не могу объяснить тебе, - дед Афанасий поднялся из-за стола, - спортишь парню всю жизню. Он же сорвётся, запьёт, потому что нетути у него такого характеру, как у нас с Семёном.
- Афанасий Григорич, а пирога отведать? - соседка удивлённо провожала его взглядом.
- Отведаю на свадьбе сыночка твоего, - улыбнулся дед.
***
Андрюшка проснулся в первом часу, глотнул рассолу и мечтательно закурил, припоминая разговор с матерью о предстоящем "кодировании" у кузнеца.Марья Ивановна велела ему вымыться хорошенько, пока баня не остыла, и надеть чистое. Андрюшка нехотя сходил в баню, немного позавтракал без аппетита и поплёлся доставать из шкафа единственную белую рубашку.
- Ма, может, я так, без кодирования, - умоляюще пролепетал он, когда мать вошла с парой чистых носок, - я не буду пить больше. Я ж... Ма, ты знаешь, я ж из-за Оксанки запил-то. Укатила в город, блядует там, наверное, а я тут без неё маюсь.
- Андрюша, сыночка, кроме Оксанки есть Настька, Нинка, Варя - хорошая девушка, работящая, а вона Валька - кровь с молоком. Нешто выбрать некого? - покачала головой мать. - Пить бросишь и другую полюбишь, а спьяну-то оно, понятно, все девки на одно лицо.
- Ма, я пить перестану, мне б вот только сегодня похмелиться...
- Что? Похмелиться?! Я те похмелюсь, - острые брови Марии Ивановны гневно сдвинулись над переносицей. - Одевайся, пошли к кузнецу! Шевелись!
Она бросила носки на край кровати и вышла в кухню.
Кузнец Данила был мужиком вида свирепого, издали походил на большого проворного медведя, а в разговоре был весел и недокучлив. Любили его ребятишки сельские, которым он частенько делал игрушки, а то мастерил и качели, и лесенку, и горку. Простой, душевный мужик был кузнец, многим помогал бесплатно, по-соседски. Слова злого никому не говаривал. За добродушие своё и мастерство кузнечное снискал он немалое уважение односельчан.
Рассказывали в селе, что жена его в молодые годы ядом травила. Сделала вытяжку из косточек вишнёвых - синильную кислоту - и в квас мужу подлила. Осушил кузнец кружку квасу ядовитого и поцеловал благоверную взасос. Покачнулась отравительница в объятьях Данилы и упала замертво. То ли у кузнеца по усам текло, а в рот не попало, то ли яд разбавленный могучего мужика не взял, а может, и вовсе не пивал он того квасу - мало ли что придумают от скуки сельские жители. Однако тётка Антонина, соседка ихняя, божилась, что видела, как кузнец с женой ужинали под яблоней, и квасу он выпил с пол-литра, не менее, а после целовал благоверную.
Милиция недолго расследовала происшествие. Ядовитый квас в доме нашли, к тому ж известно было, что недолюбливала Данилу супруга, выходила за него по отцовскому велению. Версия о том, что Данила сам отравил жену, не складывалась. Зато супруга в отсутствие кузнеца могла раздавить необходимое количество вишнёвых косточек для вытяжки и настаивать мякоть сердцевин втайне от мужа хоть год до готовности. Данила всецело доверял домашнее хозяйство жене и содержимым чулана особо не интересовался.
Обвинять жену кузнец не мог, думать, что она покончила с собой, - не хотел, горевал по ней страшно. А поселковый опер не хотел пугать районный отдел рассказами о производстве яда на вверенной ему территории. Чтобы не нарушать "висяком" отчётность, написали, будто упала жена кузнеца в огороде и о камень головой ударилась, на том дело и закрыли.
С тех пор минуло более 20-ти лет, история обросла подробностями, по большей части сказочными. А кузнец Данила жил-поживал в селе бобылём, спиртного в рот не брал, за бабами не ухлёстывал, изредка рыбачил с ребятишками, да в кузнице искусно трудился.
Первым "закодированным" на селе был ученик его Мишка. Славный парень, сметливый, красивый, да слаб оказался до самогона и бражки. Молодая его жена с грудным ребёночком пришла к кузнецу и просила слёзно, чтобы тот выдал зарплату Мишкину ей, а не самому работнику.
Кузнец отказал Мишкиной жене, тогда она возьми да и скажи ему, что деньги ей нужны на кодирование от пьянки, чтобы Мишку в город свозить, к доктору. Рассказывала, как, упившись, Мишка бьёт её жестоко, оттого и молоко пропало и дитё кормить нечем.
Денег кузнец ей так и не дал, но сказал, что сам ученика закодирует. Жена Мишкина спорить заранее не стала.
- Ну, ежели ты, Данила, и на это мастер, постарайся. Отблагодарим, чем богаты, - вытерла она слёзы и пошла до дому.
Данила от вознаграждения отказался, "закодировал" молодца бесплатно и, как выяснилось, с гарантией. Из кузницы Мишка после "кодирования" сразу сбежал, поработал с год в совхозе, а после свою ферму завёл, братьев к работе привлёк. Пьяным Мишку с той поры никто в селе не видел. А про кузнеца Данилу пошёл новый сказ, и стали к нему обращаться побитые и обиженные пьяными мужиками жены, да и сами мужички, замученные похмельем, безденежьем да руганью в дому.
На вечерней заре привела Мария Ивановна Андрюшку за руку, как телка на убой, к кузнецу и попросила, чтобы не увечил он сыночка её единственного, оставила гостинец и подалась обратно. Данила процедуру откладывать надолго не стал, кузню закрыл, подвёл Андрюшку к столу чугунному. Потрепал его по шёлковой челке, вложил ладошки в тиски и стал их закручивать.
- Если больно будет, я ж орать стану, - весь дрожа, произнёс Андрюшка.
- Покричи, ежели будет невмоготу, - кивнул кузнец, - кузница моя далеко, в селе не будет слышно.
- Данила, а может, не надо кодировать? - Андрюшка заискивающе посмотрел в глаза кузнецу, - я слышал, на голову влияет, у меня сейчас и так от страха-то ум за разум заходит.
- Не боись, я через жопу кодирую, голова в порядке будет, - усмехнулся Данила и начал расстегивать на парне ремень.
- Ты хочешь меня отшлёпать по голой жопе? Как сопляка? - обиделся Андрюшка. - Вот, значит, "кодирование" какое: будешь ремнём пороть?
- А ты ремнём хочешь? - кузнец спустил с него штаны и остановился в раздумье.
- Я расскажу всем, что у тебя за кодирование, если выпорешь меня, - пригрозил Андрей.
- Ну, тогда закодирую по полной, - Данила с удовольствием шлёпнул по крепкой Андрюшкиной заднице и скинул грязные рабочие портки.
- Что ты там делаешь? - поинтересовался Андрюшка с дрожью в голосе.
- Струмент смазываю...
- Какой такой струмент? А! А-а-а!
- Покричи, покричи! Лечение от алкоголизму болезненное, не спорю, - приговаривал кузнец, загоняя елду с каждым качком всё глубже.
- Ты изверг! - орал истошно Андрейка. - Гомосек! Пидарасина!
Нетрудно было Даниле лечить молоденького, ладного паренька. Он с удовольствием поглаживал его тело под рубашкой, задевал легонько пальцами твёрдые сосочки, перебирал мягкие волоски дорожки. Узкое очёчко обжимало богатырский уд Данилы сладко, горячо, приятно до боли.
- Ты покричи, покричи, - приговаривал кузнец, потираясь носом о загорелую Андрюшкину шею.
- Ммм, блядь, ты сука... урод...
- Не, я кобелина тутошний, - рассмеялся тихонько Данила, - суку и блядь я из тебя делаю, да только не скажу никому, ежели ты пить бросишь.
- Что? - взвыл Андрюшка, сползая с елды задницей.
- Не бросишь водку жрать, всё село узнает про наши с тобой процедуры в кузне! - громко пояснил Данила и прибавил темп.
Чтобы продлить удовольствие, Данила решил вынуть свой разгорячённый лом и, поостывши, продолжить экзекуцию, но вынул поздновато: на земляной пол крупными мазками падала густая, белая, как сметана, сперма кузнеца. Андрюшка уронил голову на зажатые в тисках руки и напряжённо ждал сам не зная чего.
Данила сбросил на пол последнюю каплю, отёр мокрым полотенцем достоинство и ласково погладил Андрюшку по заднице, рассматривая входик на предмет разрывов.
- Что дальше? - выдохнул парень.
- Надо закрепить код, - прошептал, тяжело дыша, Данила, - ещё маленько потерпишь, и отпущу.
Андрюшка беззвучно заплакал. Горячие слёзы обиды и унижения капали на манжеты отбеленной рубашки, руки, зажатые в тисках, неприятно ныли, задница у парня горела огнём, он хотел крикнуть какую-нибудь гадость, но никак не мог собраться с силами.
Как ни странно, второй раз смазанный инструмент вошёл почти без боли. Данила плавно, неспешно качал его, поглаживал, скользил губами по шее. Его горячее дыхание над Андрюшкиным ухом и мерные поглаживания в кишке начали заводить парня.
Андрей и сам не заметил, как перестал плакать, ощущая странное, приятное потепление внутри.
- Освободи мне руки!
- Нет, я руки освобожу, а ты мне в морду бить, - Данила прижался горячим, дрожащим от возбуждения телом к Андрею, - потерпи, недолго осталось.
- Не буду бить, освободи же, мучитель, - выл Андрей, - ты не понимаешь, что ли?
И тут рука Данилы наткнулась на торчащий Андрюшкин член.
- Ого, - кузнец захватил его в кулак, отпустил, прошёлся пальцами по яйцам.
- Умм, освободи руки, Данила, пожалуйста, - ныл Андрюшка, но кузнец был неумолим.
Данила жадно лапал его, возбуждался, потел, но так и не расслабил тиски из боязни быть битым подручными железяками. Грубые пальцы кузнеца осторожно сдвинули кожицу с головки Андрейкиного члена, парень охнул и облизал пересохшие губы. Он стоял, чуть покачиваясь на зажатых в тисках руках, и наблюдал, как по его стволу сползают прозрачные капельки смазки. Яйца его налились и гудели, но попросить кузнеца подрочить Андрюшка не догадался. Он хотел подрочить себе сам, а Данила не преследовал цели доставить Андрюшке удовольствие.
На пол кузни снова полетели белые сгустки, Данила дёргался, облокотившись о наковальню. Андрюшка не видел его, но до него словно доходили излучаемые кузнецом волны наслаждения.
Вскоре кузнец перевёл дух, отёрся полотенцем и натянул портки. Одетым он чувствовал себя в безопасности. Данила ласково прошёлся рукой по круглым упругим булочкам Андрея. "Не бросит пить если... хм, всё равно его не выдам, хороший он парень. Совсем молоденький. Зачем ему такой позор? - подумал он. - Скажу, код у меня плох, не подействовал".
Данила нагнулся, бережно вытер смазку с Андрейкиного колышка, полюбовался немного совершенством сего инструмента и натянул ему штаны. Андрюшка покусывал губы, наблюдая за его действиями, нетерпеливо переступал, но молчал.
Кузнец расслабил тиски, хватая его под запястья, он умело перевёл сжатые Андрюшкины руки ему за спину.
- Не пей, а то все узнают, - напомнил Данила, толкая засов.
- Понял, не дурак, - скривился Андрюшка.
Дверь отворилась. Андрей вылетел из кузни пулей в ближайшие кусты. Данила с тоской посмотрел ему вслед, под ребром больно кольнуло. "Наверное, совесть, - подумал Данила, - наказывать с удовольствием грешно".
Минуя колючий барбарис, Андрюшка перепрыгнул зелёную канавку и схватился за ремень. Он оглянулся назад: за густым кустарником кузницу было почти не видно. Андрей стянул штаны и без церемоний растянулся на траве прямо в белой рубашке.
- Ммм... мучитель... кодировщик ёбаный, - облизывая губы, Адрейка, наяривал кулаком.
Данила в тот день получил большой заказ: директору птицефабрики захотелось украсить новый кирпичный забор ажурными воротами с козырьком. Увлёкшись работой, он пошёл спать позже обычного, но долго не мог заснуть, всё думал про Андрюшку, вздыхал, ворочался.
Андрейка же благополучно разрядился на травку, дошёл до дому и тут же упал в кровать, не раздеваясь. Мать осторожно сняла с него испачканную в траве рубашку, стянула пыльные брюки и бережно накрыла: "Переволновался, сыночка, бежал поди от калёного железа-то, дороги не разбирая."
***
Прошёл месяц. На яблочный спас вынес за ворота Данила сладких яблок три ведра и поставил на лавку, чтобы любой прохожий угоститься мог яблочком. Набежали ребятишки, стали брать яблоки, донимать Данилу разными вопросами, рассказывать небылицы. Данила присел на тюк соломы, разговорился с малыми, а после и вовсе замечтался под их весёлое стрекотание.- Дядь Данила, Андрейка вона не тебя дожидается? - спросила бойкая девчушка с косичками.
- Где? - Данила обернулся и с тревогой оглядел "закодированного". - Здорово! С праздничком!
- С праздником, Данила, - Андрейка взял сочное яблочко, подкинул и ловко поймал, - спросить хочу.
- Спроси, - Данила потянул его в холостяцкое своё жилище, - договориться хочешь, да? Погулять решил на свадьбе али на проводах?
- Не-е, - заулыбался Андрейка, - я пить не буду, я о другом.
- Заказ? - удивился Данила, облизывая взглядом ладную Андрюшкину фигурку.
- Не, я научиться хочу. Возьми меня учеником.
- Э...
- Я ж не совсем дурак вроде, пишу с ошибками, но руки-то у меня откуда надо растут, хоть кого спроси, - заверил Андрейка.
- Ты на меня злобишься, поди, как я возьму тебя учеником? Ты же не забыл, как я тебя "кодировал"...
- Не могу забыть, Данила, - Андрейка положил яблоко на стол и шагнул к кузнецу, - может, возьмёшь учеником, будешь хоть каждый день "кодировать", пока не надоем.
- Повтори, - Данила потёр уши и зачем-то глаза.
Андрейка резко припёр кузнеца к стене, прижимаясь всем телом. Данила приподнял руки и застыл с округлёнными от удивления глазами.
- Учеником не возьмёшь? - прошептал Андрейка, легонько касаясь шершавой щеки губами.
- Возьму, - Данила сжал в ручищах упругие половинки, ощущая жаркий прилив желания.
- Сделаешь из меня кузнеца...
- Кузнеца? Конечно, сделаю, только ты уж помалкивай, что я из тебя пидараса сделал, - Данила подхватил Андрейку на руки и мягко опустил на кровать.
- Ясен пень, молчать буду, - Андрейка вывернулся на кровати и начал раздеваться.
- Снится мне что ли, - пожал плечами Данила и скинул штаны на пол, - ладно, потом разберёмся.
- Иди, поваляемся, - Андрейка потянул кузнеца к себе, - в тот раз тебе понравилось меня мять, я чувствовал, как тебя трясло. Я ж не хуже бабы, так?
- Я уж и не помню, как оно с бабой, - Данила потянулся к нему губами.
Андрейка приоткрыл рот, и Данила присосался не раздумывая.
***
- Здорово, Афанасий Григорич! - Мария Ивановна приоткрыла новую калитку, впуская соседа.- Здравствуй, Марья, как твой соколик?
- Не нарадуюсь, Афанасий Григорич. Пить бросил, в ученики к кузнецу попросился, - заулыбалась Мария Ивановна, - в дому всё работает, крышу покрыл, калитку вот повесил кованую.
- В ученики сам попросился? - приподнял кустистые брови дед Афанасий.
- Да.
- Хм. Хе-хе. Ну, я пожалуй пойду, соседка, - Афанасий Григорьевич повернул обратно.
- И пирога не отведаешь?
- Нет, не отведаю, до свадьбы твоего сыночка не доживу я, пожалуй, - с ехидцей прибавил дед Афанасий, прикрывая калитку.
- Дык, на ком нынче жениться-то, одни дуры да стервы.
- Твоя правда, соседка! - крикнул Афанасий Григорьевич, удаляясь.