Я смотрел, как купается Татьяна Григорьевна, или Таня, как я ее звал про себя. Вода так соблазнительно стекала у нее с волос, солнце отблескивало по мокрой фигуре, очерчивая выпуклости груди и треугольник внизу живота.
Пару раз я проплыл мимо нее и сумел заметить навершия сосков на ткани купальника. Из воды пришлось выходить спиной и быстро хватать полотенце — плавки раздуло так, что в них не смог бы укрыться даже пескарь.
Я зашел в кабинку, снял плавки, отжал их и тут в голове моей родилась такая идея!
Я шлепнулся на песок, стал смотреть на плескающуюся Таню, а сам в деталях стал продумывать операцию. Надо было все предусмотреть, потому что второго шанса мне бы никто не дал.
На пляже в этот час — а было уже ближе к шести вечера — было не очень людно, что было мне на руку.
Вот она вышла из воды, провела по купальнику руками, — просто сгоняя воду, но так она это сделала, что меня это еще больше завело. Зашла в кабинку, держа в руках полотенце. Я встал, но пока ничего не предпринимал. Вот на стенке кабинки появился купальник. Пора!
Я с деланно спокойным видом прошел мимо кабинки и ловко подхватил синий материал. Так же неспешно отошел, присел. Маневра моего никто не заметил.
Вот! Она вытерлась и потянулась за купальником. А его тю-тю! Она выглянула поверх стенки — и увидела меня, улыбающегося и с ее купальником в руках.
— Вадик, — сказала она чуть смущенно, — что за шутки? Дай сюда.
— Вы про что? — сделал я непонимающий вид.
— Дай мне мой купальник, — она все еще ничего не подозревала, полагая, что это всего лишь шутка.
— Да зачем он вам, Татьяна Григорьевна? Вы и так прекрасно выглядите! — тут я не лукавил. Она мне понравилась с того момента, как начала первый урок литературы в десятом классе. Время шло, школа позади. С ней мы больше вряд ли встретимся, так что... Надо ловить шанс.
— Прекрати сейчас же! — она начинала сердиться. — Что ты себе позволяешь?!
— Ничего такого, о чем бы впоследствии сожалел.
— Я сейчас позову кого-нибудь, — сказала она.
— И все узнают да и увидят, что вы стоите совершенно голая в кабинке рядом со своим бывшим учеником, — улыбаясь, выложил я.
Она покраснела, инстинктивно взглянув вниз. Я не отказался бы сейчас поменяться с ней глазами.
— Ты этого добиваешься? — спросила она, нервно озираясь.
— Вовсе нет. Проблема имеет очень легкий путь разрешения. Он лежит на поверхности. У меня есть что-то, нужное вам. Значит, по закону замещения, у вас есть что-то, что нужно мне.
Секунду она смотрела на меня, а потом лицо ее приобрело понимающе-презрительное выражение.
— Тебе нужны деньги? У меня есть немного в номере. Надеюсь, на обратную дорогу ты мне оставишь? На это у тебя порядочности хватит?
— Вечно вы, женщины, из всего делаете абсолютно нелогичные выводы, — я снисходительно покачал головой. — Ну разве мне деньги нужны?
— А что?
— А что может хотеть мужчина от женщины?
Лицо ее мгновением спустя стало краснеть:
— Как тебе не стыдно! Ведь я твоя учительница! Как ты вообще можешь такое мне предлагать!
— Ну, во-первых, бывшая учительница. И потом — как будто учителя не люди. Им не чуждо ничто человеческое. А что вас больше возмутило: то, что я такое предлагаю, или то, что предлагаю вам?
— Начитанность твоя совсем не к месту!
— Вот, уже на стихи перешли. Начало романтичное.
— Вадик, — она даже не усмехнулась, — все равно это ничем не кончится. Ведь тебе это ясно...
— Жаль, — я встал, отряхнулся от песка и повернулся к домикам.
— Ты что, уйдешь? — спросила она.
— Ну да, а что такого? Вы против?
Она замолчала. Лицо ее последовательно проходило всю гамму чувств: от возмущения до усталости.
— Но ведь я старше тебя, прилично.
— Старше — да, но не намного. И вы что, думаете, что не можете волновать меня как женщина?
Она молча смотрела в песок. Потом подняла взгляд:
— Хорошо, я выполню твою просьбу. Но с одним условием...
— Каким? Учтите, Татьяна Григорьевна, даже при всем моем к вам уважении — никаких предоплат. Слишком велика ставка.
— Я попрошу тебя о молчании, — слова давались ей с некоторым трудом. Еще бы — не каждый день договариваешься переспать с бывшим учеником! — Об этом никто не должен узнать! Слышишь, никто! Иначе... — Она замолчала. — Моя жизнь будет сломана. Ты это понимаешь?
— Конечно понимаю, — я постарался придать лицу и взгляду максимум понимания. — Даю честное слово!
Она помялась, потом сказала:
— Ну... и где?
— А прямо у вас! — я быстро шагнул к кабинке, отворил дверцу, зашел.
Она инстинктивно прикрылась руками, но потом, осознав свой жест, убрала руки, даже слегка устыдившись, по-моему.
— У тебя есть... — она помахала рукой, — ну, ты понимаешь? Ну, для мужчин...
— Извини, — я развел руками и словно бы случайно зацепил ее грудь. — План родился недавно, подготовка была на скорую руку. А что — проблемы?
— А как ты думаешь? — она качнула головой. — Ладно, можно и так.
— Последствий не будет? — я решил расставить все точки. — Вам они совсем не нужны, из-за меня не стоит...
— Сегодня можно, — она улыбнулась.
Я воспринял это как сигнал к действию и положил ей руку на грудь, втайне ожидая шлепка по руке. Но нет, дорога была открыта. Я обхватил рукой всю грудь, второй рукой накрыл другую. Помял их, потрогал пальцем соски, которые торчали темно-розовыми кнопками. Таня смотрела в сторону озера, пытаясь делать вид, что ее это как бы и не касается, что было совсем уж глупо.
Ну ничего, сейчас я тебя расшевелю, подумал я и повел левую руку вниз. Ладонь проехала по плоскому животу, — а ведь сын есть! — прошлась по бедру. Потом вернулась вверх и, оглаживая кожу, скользнула на внутреннюю поверхность. Поднялась выше, пока не почувствовала прикосновение волосков.
Надо сказать, что на лобке волоски у нее были подстрижены в виде полоски, прикрывавшей щель. Остальная часть кожи была незагорелой, как и груди, что придавало коже такую притягательность — просто дыхание сводит!
Я ладонью плотно накрыл весь лобок, сжимая упругое тело под пальцами. Потом ребро ладони двинул между ног. Таня все еще пыталась делать вид, что ей все равно, но давалось ей это уже с некоторым трудом.
Я пальцем погладил ее губки и надавил, погружаясь вглубь ее тела. Второй рукой накрыл ее грудь, поймав между пальцами сосок. А пальцы в это время гладили ее изнутри, потом скользнули вверх, нащупали нужное, стали поглаживать. Татьяна Григорьевна перестала притворяться и превратилась просто в Таню.
Я присел, раздвинул ей ноги и головой ткнулся в блестящие складки. Нащупал там росточек языком, стал его перекатывать, посасывать. А она мне голову обхватила, сама к стенке кабины привалилась и постанывает чуть слышно:
— Ох... о-о... о-о-х...
Я поднялся, скинул плавки. А оружие уже взведено и готово к бою. Она его руками берет и сама (!) подтаскивает к себе между ног. Но у меня другой план. Я захожу к ней сзади, прижимаюсь горячим членом к ягодицам, а сам тискаю ее груди. Она постанывает, да все громче — руки-то мои все еще шалят у нее внизу. Я ее голову поворачиваю — и целую. Поцелуй длится, длится... Я языком облизываю ее губы, встречаюсь с ее языком, посасываю его, губы...
Татьяна Григорьевна вдруг как задрожит, стон такой:
— А-а-а!... Я... о-о-о...
Кончила! Вот так, а то голову в сторону! Нагибаю ее, она упирается руками в стенку кабинки. Чуть приседаю, пальцами раздвигаю складки — и вдвигаю член в блестящее отверстие. Ладони кладу на половинки попки, поглаживаю их и в то же время держу. А сам двигаюсь в ней, и уже с хрипотцой дышу.
А Тане нравится. Она старается прижаться ко мне попой теснее в тот момент, когда я в нее вхожу. А когда член выходит, то у нее маленькие складки,...