Илья расположился перед залом, поглядывая на ряды пустых кресел. Люди, стоящие на станках усердно читали по большим листам свои партии. В полумраке только один прожектор освещал сцену лишь одним лучом белого света. Я тихонько сидела перед инструментом и с интересом смотрела на то, как необычно меняется мимика Ильи, который вертя в руках палочку, теперь уже сам пробегал глазами партитуру. Он оборачивается мне и кивает, я киваю в ответ и мы начинаем. Палочка взмывает в воздух, на пятое движение вниз я опускаю руки и начинаю играть оркестровое переложение, а хор начинает петь. Илья руководит хором, указывая на то, когда и кто должен вступить, с каким темпом нужно петь и какие штрихи особенно важно выделить. И вот, мы доходим до места, когда все инструменты берут паузу. Хористы продолжают петь без сопровождения. И вот, спустя тактов двадцать снова вступают инструменты. Ориентируясь на указания Ильи и собственный слух я вступаю и мы все дружно устраиваем лажу. —Ну товарищи, куда же это годится? — начинает низким бархатным голосом говорить хору Илья. —Давайте заново, и вы не будете больше низить в этом месте. С сорок третьего такта, если никто не возражает.
Мы начали все заново с сорок третьего такта, спустя пару нажатий, хор снова остался петь в а капеллу, и когда пришел момент мне вступать, мы снова устроили лажу. Пение снова остановилось.
Илья многозначительно окинул взглядом хор, потом меня. —Товарищи, у вас же в нотах чистый ми-бемоль минор, и вступаете вы как раз на тонику, я не понимаю, почему вы в процессе съезжаете почти на полтона вниз. Ребята, постарайтесь, пожалуйста, не низить, мы тут уже несколько часов, я понимаю, что все уже устали, но мы должны закончить до сегодня этот номер, ради искусства. Давайте еще раз.
Илья снова взмахнул палочкой и мы в третий раз начали играть эту сцену. Чуда не произошло, и хор снова занизил. Илья подошел ко мне и предложил один интересный вариант: —Насть, а ты же партии хора знаешь?
—Конечно — ответила я.
—Отлично, вот когда в нотах у тебя будет пауза, поиграй хору аккордами просто разметку, чтобы они не занижали, они привыкнут и потом сами перестанут низить, у?
—Хорошо, Илья Александрович.
—Угу, круто. Так давайте по новой — обратился Илья ко всем людям.
Дошли мы до момента, когда хор остается в одиночестве, я начинаю играть трезвучиями и септаккордами то, что поет хор. В этот раз мы не расходимся, оно и понятно, пускай этот хор и является студенческим, но они достаточно профессиональны, чтобы не петь мимо инструмента. —Отлично — продекламировал Илья, — в этот раз все замечательно. Мне важно, чтобы вы запомнили это ощущение и в следующий раз уже без помощи Анастасии, попали снова туда, куда нужно. Поехали.
И кто бы мог подумать, без помощи Анастасии мы снова разошлись, а хор занизил. —Перерыв, друзья. Мне нужно подумать... — заявил Илья и вышел за кулисы. Я осталась сидеть за роялем, и от нечего делать стала играть токкату Прокофьева. Я увлеклась этим процессом и перестала вообще обращать внимание на происходящее вокруг. Между тем, хористы общались на разные темы и всячески занимали себя в свободное время. Наконец-то Илья вернулся, приведя с собой руководителя постановки.
Себастьян долго и муторно читал всем лекции о том, как важно завершить эту постановку вовремя, и о том, сколько стараний все должны приложить для того, чтобы произведение зазвучало хорошо. Однако под конец своей лекции он все же начал говорить правильные вещи хору. —Ну вы же подумайте, куда и зачем вы обращаетесь, к кому вы взываете? Вот вы восставшие, каждый из вас точно будет убит, вы взываете: Батя, батя, выйди к нам. Вы четко осознаете, что если не он, то вам не поможет никто. Вы просите Бога, вверх вы взываете, как можно низить, когда обращаешься туда, ввысь, к Богу.
И вот не знаю, что случилось, но эта фраза сработала, и в следующий раз хористы попали со мной в правильные ноты. Илья Александрович выдохнул, улыбнулся коллективу и объявил, что на сегодня репетиций достаточно. Все стали расходиться по своим делам, мы с Ильей и Себастьяном остались, чтобы обсудить дальнейшую работу. Задач у нас было много, а времени было мало. Нужно было определяться с записью постановки, микрофонов было очень много, но расставить их нужно было очень точно, чтобы на финальной записи не один из них не дал сбой и записал чистый и правильный звук. На утро к нам приедет оркестр, и перед началом репетиций с солистами, мы будем расставлять микрофоны и собирать микс для оркестра. Остальное до настроим уже на финальных репетициях перед началом сезона.
Ближе к десяти часам вечера здание окончательно опустело, остались только я и Илья, который предложил мне выпить с ним чая. Не секрет, что нас связывают некоторые романтические отношение, о которых однако другие могут только догадываться, но разве сейчас не лучший момент, чтобы поддержать эти самые отношения.
Я поднялась к Илье на второй этаж. Он встретил меня очень тепло, напоив чаем и поблагодарив за терпение во время нашей сегодняшней репетиции. Еще он похвалил мое платье, которое впрочем было просто частью реквизита и по большому счету представляло собой самое обычное прямое платье в пол, образца восемнадцатого века. А вот тот факт, что под ним я не носила нижнего белья, кажется очень сильно Илью порадовал и он попросил меня и дальше одеваться так на работу. После моего согласия, мы слились в объятиях любви. Долгий поцелуй перерос в быстрое приготовление и раздевание. Илья, как обычно, оказался сверху, а я снизу. Он правда любит управлять процессом, ощущать, что все в его руках. Я просто получала удовольствие, не нарушая его фантазий на этот счет. Мы двигались ритмично, постепенно ускоряясь. Пока наконец я не достигла точки наивысшего наслаждения и не оказалась полностью в его воле. Еще пара толчков и он извлек из меня свой агрегат и разрядил его мне на ноги.
Некоторое время потребовалось мне, чтобы полностью прийти в себя, лишь потом я оделась и распрощавшись с Ильей, отправилась домой. Интересно, случится ли что-то подобное завтра после репетиций? Ладно, пускай жизнь рассудит.