Морозец и небольшой слой снега покрыли землю. Стало светлее, приятнее ходить на улицах. Как и раньше, Костик, Лёня и Борис втроём выезжали на прогулки в город.
Пошли в тот ресторан, где познакомились с Аней. Костик достал трубку и начал разговор со своей подружкой. Они оба скучали друг по другу и с нетерпением ждали окончания каникул. Тогда они смогут опять чаще встречаться.
- Ты не находишь их состояние аналогичным нашему? - Борис, тихонько наклоняясь, чтоб не слушал Костик, прошептал Лёне.
- Да! С той только разницей, что мы пока всё время вместе и надолго ещё не расставались.
- Ага! Поплюй!
- Плюю! Я вот точно не переживу нашу разлуку.
- Мне тоже не по себе, как представлю, что может случиться нечто такое, что я тебя могу потерять.
- Эй! Что за настроение! Кыш отсюда всю печаль! Поехали лучше в боулинг, пусть малой шары погоняет - Костик любит там бывать...
Домой они вернулись только к вечеру.
Боря сел за выполнение заказа; задание оказалось простеньким, и он без особых проблем тестировал его, радостно временами потирая руки. Лёня уже лёг спать, а Борис ещё и ещё раз проверял свою работу. Далеко за полночь он пришёл в спальню, разделся и нырнул в постель, примостился к Лёне, осторожно подтянул его на себя. Это ставшее родным тело друга теперь, уткнувшись головой в грудь Бориса, тихо посапывало, тёплое бедро упиралось в бедро Бори, и вот теперь можно было и засыпать спокойно. Ан, нет! Надо тихонечко поцеловать. Вот теперь всё. "Спи, моя сопатушка! Люблю тебя!".
Утром Лёня проснулся в плохом расположении духа.
- В чём дело, Лёня? Что-то болит?
- Не знаю. Вот тут, - и он ударил себя два раза в грудь, - болит. Давит. И грустно как-то.
- Может, давление измеришь, или капли попроси у хозяйки. А я вчера всё же закончил работу. Можно будет звонить Петру Ивановичу. Лишнюю копеечку заработали. Бросим в нашу копилочку ещё несколько баксиков (они сразу решили, что шабашку будут складывать в общую копилку). Не грусти, милый! Может, сегодня в бассейн поскачем? Людей должно быть мало - праздники ведь идут.
- Давай сходим. Костика спросим. Пошли завтракать.
Борис посмотрел на друга подозрительным взглядом...
Утром следующего дня Бориса разбудил звонок телефона. Звонил шеф. Он сказал, что Борису надо собираться и срочно лететь с ним и двумя юристами в Германию. Через час они заедут и заберут его, затем поедут в аэропорт.
- Боря! Это обязательно? - Лёня сел в кровати и побледнел; губы у него пересохли, голос стал глухим. - Тебе обязательно ехать?
- Лёнь! Ну как ты думаешь, если шеф сказал? - Борис, собирая вещи, стоял спиной к Лёне и не видел его. - Эй! Ты чего это? - он повернулся и увидел, как изменился Леонид. - Ты чего это так, Лёнечка? В чём дело?
- Не знаю. Меня словно ножом в сердце ударили, Боря! Мне страшно! За тебя страшно! Душа болит. Что-то случится нехорошее. Боренька! Может, не поедешь?
- Ну и как ты это себе представляешь? Я останусь, так как Лёне страшно? Леонид, успокойся! Мы летим в Европу, и ничего с нами не случится. Ну, успокойся, счастье моё! - Борис подошёл к Лёне и нежно стал покрывать его лицо поцелуями.
- Поехать с тобой в аэропорт я не смогу - машина будет укомплектована. Я на такси поеду и провожу тихонечко тебя.
- Ну и чего ты там будешь делать целый час? Закажи такси к дому за 10 минут до моего выезда.
- А чего это вы так внезапно летите? Он ничего не пояснил?
- Да нет. Сказал, что срочно летим и что юристы с нами будут. Вот и всё. Я тебе потом позвоню, как всё узнаю... Ну, успокоился? Заказывай такси.
Лёня заказал такси, а Борис спустился с вещами к выходу и стал прощаться с Костей и Натальей Ивановной. Они тоже были удивлены его столь неожиданной поездке, но работа есть работа.
Как ни неприятно было Лёне прятаться от взоров директора, он всё же проводил его взглядом и подождал, пока все не скрылись за поворотом после паспортного контроля. Потом уже он, немного успокоившись, позвонил Боре и шёпотом сказал ему, что любит его. Подождав, пока самолет не взлетит и не скроется за облаками, он, понурившись, пошёл, сел на маршрутку и поехал домой.
Дома было хорошо. Пахло домом, тепло сразу окружило тело магической дымкой.
- Лёнечка! Что с вами? На вас лица нет.
- Наталья Ивановна, страшно мне за Бориса! Два дня душа ноет. Эта внезапная поездка... Как бы что там не случилось с ними! Переживаю я сильно.
- Лёня, идите в церковь, станьте у иконы Николая Угодника и помолитесь. Поставьте свечку и молитесь. Вам станет легче. А хотите, я с вами пойду! Давно я не была в церкви.
- А Костик?
- Костик побудет дома. Не маленький уже... Костик! - окликнула она внука. - Мы хотим с Лёней в церковь сходить. Побудешь один?
- Бабуль! И я с вами.
- Тогда я вызову такси, и мы поедем.
В церкви народу было мало. Был полдень. Службы не было. Лёня подошёл к иконе и долго стоял перед ней, тихонько шепча просьбы. Он просил, чтобы всё было хорошо у Бори, чтобы он вернулся жив и здоров, чтобы все были живы и здоровы: и родные, и близкие, и его новая семья; чтобы поправился Костик, не болела Наталья Ивановна.
Он, видимо, достаточно долго простоял у образа, на что обратил внимание священник. Проходя в очередной раз мимо Лёни, он остановился и обратился к нему:
- Что, сын мой, беда у тебя? Лёня повернулся к нему.
- Друг у меня улетел в командировку, а у меня на душе очень тяжело, как бы беды там не было.
- И далеко он уехал?
- В Германию с директором по делам улетел. Очень переживаю за них.
- Не переживай. Молись искренне, и всё будет хорошо. Напиши их имена и отдай вон тому человеку, и я тоже потом помолюсь за них. А это с тобой люди? - посмотрел он на Костю и его бабушку.
- Да, вместе мы. Одна семья. Слепой он, после аварии.
Священник посмотрел на всех троих внимательно, покачал головой, перекрестил всех, дал поцеловать крест и, уходя, произнёс:
- Молитесь. Хорошие вы люди. Всё у вас будет хорошо. Бог не оставит вас в беде.
Когда они передавали записку с именами, женщина, принимавшая её, заметила:
- Отец Ярослав у нас замечательный священник. Он всегда правду говорит. Очень он сильный.
Вскоре позвонил Боря. Сказал, что они уже приземлились в Вене. Скоро у них рейс на Франкфурт-на-Майне. Позвонит, как прилетят. Добавил, что всё у него хорошо, не надо волноваться. А Лёня сильно уже и не волновался. Небольшая тягость лишь в душе осталось, но он чувствовал, что беды не будет и что напрасно он так переволновал всех своими предчувствиями.
Дома к нему подошёл Костик, дотронулся руками до губ Лёни, его шеи, щёк, глаз и спросил:
- Лёня, ты так сильно переживаешь за Борю? Ты чувствуешь его сердцем?
- Да, Костик! У меня нет более близкого друга, чем он, и я знаю, что он никогда не бросит ни меня, ни тебя, хоть в какой беде. Он так же будет переживать за меня, как и я за него. Когда очень хорошо относишься к человеку, то всегда чувствуешь и его боль, и его радость. Вот ты же почувствовал мою боль, хотя и не видишь меня. Сердце порой видит больше, чем глаза.
- Да, Лёня! И вот так же я чувствую свою Аню. Наверное, это и есть любовь? Может, мы просто так сильно любим друг друга, что словно бы связаны одним нервом? Бабуля тоже говорит, что вы ей очень дороги и что это просто волшебный подарок, что мы все любим друг друга. Вы же нас не бросите, Лёня?
- Как бросить, если у нас столько планов?! Мы ещё и жить-то не начали по-настоящему. Иди отдыхай, малыш, - Лёня поцеловал его в носик и шлепнул по попке. - И я буду отдыхать.
Успокоился Лёня лишь тогда, когда Борис сообщил, что они устроились в гостинице и завтра с утра начнутся у них переговоры. Оказалось, что директору по телефону позвонил торговый представитель посольства Германии и сообщил, что с ним хочет провести встречу представитель правительства Германии по производственным вопросам. В числе перечисленных вопросов была затронута и тема, которую вёл Борис с Лёней, но так как по основным вопросам директор сам владел информацией, а вопрос Бори был не совсем в его компетенции, то он решил взять с собой молодого программиста. Вот и вся спешка. И ничего такого не было, что могло бы испугать их и навредить им. Так что Лёня пусть не волнуется и спит спокойно.
Беседа и впрямь успокоила Лёню. Он спустился на первый этаж и передал суть этого разговора Наталье Ивановне. Они ещё немного посидели вдвоём, поговорили и, заметив, что их уже клонит в сон, разошлись по своим спальням. А Костик всё это время разговаривал со своей Аней. Он лежал на кровати на животе и то хихикал, то хмыкал, то молчал, кивая головой. Так он мог и два, и три часа разговаривать с Аней. У него на сердце было спокойно.
Через пару дней Борис должен был вернуться домой. Коротко он рассказал о том, что именно они обсуждают в командировке, но вместе с тем заметил, что не может по телефону говорить о подробностях встречи. Лёне же не терпелось узнать поподробнее, что такого могло заинтересовать в Германии их фирму, поэтому он и ёрзал, сидя и смотря на часы.
Вот они должны выйти из гостиницы. Есть, позвонил. Они выехали в аэропорт. Вот должны быть в аэропорту - не звонят. Вот уже должны быть в Вене - не звонят. Да что ж это такое! Почему? Почему Бориска не звонит? Неужели что-то всё же случилось?
Лёня уже не мог терпеть и, крикнув, что ему надо выйти, наспех оделся и выскочил на улицу. Но куда податься, что ж делать?
- В церковь, только в церковь... Только бы ничего не случилось, только бы всё было хорошо...
Он стоял возле алтаря и, роняя слёзы, шептал свою молитву, свои слова, отличные от молитвенных. Он не знал, как надо молиться. Он знал, что нельзя допустить беды. Он просил защитить Бориса, а если беда случилась, то пусть все будут живы. Он плакал и плакал. Сколько он так простоял, он не заметил, прося: "Пожалуйста, пожалуйста... ну пожалуйста!".
Током ударило в джинсах: телефон завибрировал. Лёня глянул на экран: это Борис. Пулей выскочив из церкви и набрав полные лёгкие воздуха, он выдохнул:
- Ты жив? Слава Богу! Что произошло?
- Да, жив, но, понимаешь, такая штука: мы попали в аварию по пути в аэропорт. Гололед тут, много снега. Машина перевернулась. На нас мчался автобус, чуть не удавил, но в нескольких метрах от нас внезапно его так развернуло, что он проскочил в полуметре от меня... Да жив я! Меня из машины выкинуло, снега много, и я цел. Все целы. У юриста только большое сотрясение да масса ушибов. Переломов вроде нет, рентген делают. Мы сейчас в больнице. Директор цел - он тоже головой немного ударился, да и ноги ему побило. Не волнуйся, солнышко, всё обошлось... Ты где сейчас? В церкви? Прости, но раньше никак не мог позвонить. Слава Богу, что всё так обошлось! Я тебя люблю, ласточка, не переживай, прошу тебя. Привет нашим.
Всё это Лёня слушал, сидя на ступеньках церкви. Ноги не держали его. Потом он опять зашёл в церковь и, снова стоя у иконы, лишь благодарил святого за спасение любимого. Опустив в ящик для пожертвований несколько купюр на содержание храма, он поехал домой с хорошей новостью. Дома в него впились вопросительно две пары глаз.
- Всё нормально. Они живы. Но была авария по дороге в аэропорт. Все живы, но задержатся. Пока они в больнице. Потом скажут, когда будут лететь. Я тут прилягу. Мне так страшно было, что я не мог идти.
Костик прильнул к Лёне, обнял его и спросил:
- Можно я возле тебя лягу? Мне тоже было страшно, - и они вдвоём прилегли на диване.
- Лёнечка, выпейте, вам полегчает, и постарайтесь заснуть, - Наталья Ивановна дала парню какое-то лекарство успокоительное. - Я знаю, как это тяжело, - и она присела возле дорогих ей людей. - Отдыхайте. Я вас прикрою, - и два комочка тела были накрыты одним пледом.
Наталья Ивановна пошла прилечь в свою комнату. В доме установилась тишина. Она убаюкивала более, чем колыбельная.
У Лёнечки перед глазами проходило его прошлое. Первое насилие отцом - как он это горько пережил! Потом сразу мелькнуло знакомство с Борей; как тот вошёл в магазин, и Лёня посмотрел на него; как дал ему свой номер телефона, без надежды, что он позвонит; как Борис на него посмотрел, и под ложечкой у Лёнчика сразу засосало: захотелось познакомиться с ним поближе. Потом эта первая близость, такая неожиданная и желанная. Уверенная, быстрая в движениях фигура Бори его покорила, но он тогда просто мечтал о связи с ним и никак не предполагал, что все его чувства взаимны. А потом парни вошли в жизнь друг друга. Он знал, что среди геев это большая редкость: стабильная и верная долгосрочная совместная жизнь. Теперь он понял, что не сможет обойтись без этого грубияна, насмешника. А с другой стороны, тут ещё прикипел такой парнишка: смышлёный, ласковый, как маленький щенок. Вот он - тёплый комочек, рядышком пристроился и лежит под боком. Он тоже испугался. Испугался будущего без Бориса. Как хорошо и тепло. Ноги стали тяжёлые и горячие, тепло разливалось по всему телу, сердце билось ровно и спокойно. Да, у нас всё и дальше будет хорошо...
И вдруг мозг отключился, и Лёня провалился в сон.
Тишина стоит в доме. Костик и Наталья Ивановна уже давно спят. Иногда сквозь окно пробивается звук ветра. Он временами рвёт тишину, словно включается какая-то гигантская машина. Ветер выхватывает где-то там, наверху, высоко в небе, кромсает мелкие снежинки на несколько частей и потом резко бросает их в лицо и режет его этими обломками снежинок. Недаром январь называют "сечень". Но это на улице. А в комнате стоит тишина... Тепло. Уютно. Приятно. В полумраке видна большая кровать, и на ней контуры двух почти обнажённых мужских тел. Одно лежит на спине, чуть раздвинув ноги, руки закинуты за голову. Голова лежит на подушке. Возле него лежит второе тело, чуть помельче, но, в отличие от первого, оно не лежит неподвижно, а постоянно движется вокруг первого. Второго человека зовут Костя...
Лёня проспал с Костиком до вечера. А проснулись они одновременно. Лёня оттого, что Костик, как обычно, во сне дёргал ногами, а Костик оттого, что ему снилось, что он бежит-бежит и никак не может сдвинуться с места. Оба посмотрели друг на друга, соображая, что к чему, где они и почему тут находятся. Тут из кухни до них донёсся чудный аромат. Хозяйка уже что-то готовила. Лёня включил музыкальный канал, и они побежали на запах. Со сном прошла и тоска, и ребята почувствовали себя бодрыми и весёлыми.
Прошёл еще один день. Борис позвонил и сообщил, что уже на следующий день они вылетают. Он сообщил также расписание вылетов, время пересадок и его прибытия в родной город, сказал, что со здоровьем у всех всё в порядке (относительно). Авария наделала много шуму, так как они прибыли в страну по приглашению официальных лиц, но все подробности Борис решил сообщить уже при встрече.
Вечером следующего дня Наталья Ивановна сказала, что Лёне с Костиком можно выехать в аэропорт и встретить Бореньку, а она займётся праздничным ужином и будет их встречать дома. Самолёт прилетал в 16 часов; пока таможня, пока то да сё - тут и время кушать придёт. Так они и поступили. Они вызвали такси, приехали в аэропорт и вдвоём стали ждать прилёта самолета из Австрии. Там они увидели и Петра Ивановича, который, услышав про аварию, тоже приехал встретить пострадавших. Собственно, на машине Петра Ивановича они, захватив Бориса, и приехали. Встреча была такой шумной, что на них стали коситься милиционеры. Побитые, поцарапанные, хромые, директор и трое его сотрудника были окружены не только нашими встречающими, но и родственниками остальных сотрудников. А смех и слёзы были у всех: и у прилетевших, и у встречающих.
Петр Иванович остался отобедать и послушать, что же случилось. По рассказу Бориса, произошло следующее.
Дело было, собственно, именно в Борисе. Ещё со студенческих времен он часто и активно выступал на форуме программистов, делился своими мыслями, помогал, если кто-то обращался к нему за помощью. Он не хвастался и не рассказывал об этом никому, считая, что это его личное дело - участвовать в активной жизни сообщества международных программистов. Любовь к программированию возникла у него ещё в школе. Сначала самому было интересно понять отдельные вопросы, интересовало хакерство как процесс, а потом захотелось влезть в глубины вопросов компьютерной безопасности и программирования, и через несколько лет он и сам стал не последним человеком в этой отрасли. Он отличное знал все аспекты PHP-программирования, различных сред и библиотек (Zend Framework, PEAR и т.д.), навыки объектно-ориентированного программирования, имел опыт разработки и проектирования высоконагруженных систем, обладал знаниями C/C++. Короче, как специалист он был высоко оценён не только в своём офисе, но и далеко за его пределами.
Борис ещё хотел кое-что рассказать, но, поняв, что ударяться в профессиональные подробности не стоит, так как никто ничего всё равно не поймёт, продолжил рассказ.
Получилось так, что им заинтересовались в одной крупной германской корпорации, выполняющей заказы правительства. Заинтересованные лица были хорошо осведомлены и о делах той фирмы, в которой работал Борис. Сначала состоялся разговор с Сан Санычем, но никто не знает, о чём была эта беседа. Потом, в присутствии директора, поговорили и с Борей. Ему задали три-четыре вопроса для проверки его профессионализма, а потом главный вопрос: как он смотрит на предложение высокооплачиваемой работы в немецкой фирме? Новая зарплата в 15 раз превышала бы получаемую парнем сейчас.
Борис даже не смотрел на директора, ему и раздумывать не нужно было о таком предложении.
- Ты что, уходишь от нас? Ты решил уволиться? - четыре голоса прозвучало одновременно.
- Да ну вас, с чего вы это взяли? Дослушайте до конца! Я не увольняюсь.
Он ответил, что концептуально не возражает (боком при этом почувствовав, как нервно дёрнулся директор) против такого предложения, но при условии, что работать он будет продолжать в своей фирме. Это не говорит о том, что у себя дома он не загружен, но интересную и трудную работу он готов делать и 35 часов в сутки; конфиденциальность при этом он гарантирует. Фирму свою он ни за что не бросит (тот же бок почувствовал, как расслабился директор), а детали можно обговорить. Он может приезжать сюда, когда надо, в командировки, если обе стороны устроит такой вариант.
- А мы это уже обговорили. Мы рассматривали и такой вариант твоего ответа, - последовали слова главного немца в этой странной делегации.
Вот такое было собеседование. Потом уже были заданы конкретные вопросы. Потом была сделана подписка о неразглашении тайны. Потом был ужин. Вот такой протокол состоялся дипломатический. Даже неожиданно было увидеть такую высокую оценку своего труда. Поэтому так и всполошились немцы, когда Борис и остальные попали в аварию. Они думали, что, может, это было подстроено. Но ничего, вроде бы всё обошлось...
- Снега там много было, потом оттепель. Дня два ещё отдохнем и вперёд, за работу. Вот такие дела. Не предавал я ни вас, ни работу, ни страну. Не дождётесь!
Вот это Борька! Кто бы мог подумать, что он такой крутой!
Потом собравшаяся компания поговорила по поводу других вопросов, Петр Иванович расплатился за проделанную работу, похвалил ребят, потискал Костика, передал слова нежности от Анечки, потом пошёл посекретничать с Натальей Ивановной.
Всё время возле Бориса сидел, тесно прижавшись к нему, Костик. Он временами закидывал голову, чтобы вроде бы как посмотреть в глаза Борису, внимательно его слушал, ловил интонацию по вздоху, паузам. Рука его вжалась в бедро Бори и не отпускала его до тех пор, пока Борис не поднялся.
- Костик, как дела? Ты учи и немецкий. Может, скоро поедем в Германию, будешь переводчиком у меня. Скучал я по вам, - он крепко обнял Костика и слегка пощекотал его.
Однако вместо ожидаемого смеха в ответ раздалось рыдание.
- Ты чего это, хрюшка малая?
- Германия? Да на фиг она сдалась, Германия твоя! Ты знаешь, сколько мы с Лёнькой переплакали, пока не узнали, что с тобой? Ты знаешь, как мы в церкви молились за тебя?
- Ну, ребят! Всё ж хорошо! Идите сюда, - и они втроём обнялись.
Борис поцеловал макушку парнишки, потом поцеловал в губы Лёньку.
- Всё хорошо. Всё очень хорошо. Я вас люблю - сильно-сильно!
Вот такая была поездка. Такая вот встреча была после неё. Затем Пётр Иванович уехал. Ребята ещё немного пообщались в семейном кругу, потом все разошлись по своим комнатам и занялись каждый своим делом.
Боря и Лёня закрылись в своей комнате, и Боря показал Лёне конверт, который он не показывал другим.
- Это мне директор дал после того разговора. Здесь довольно большая сумма. Я кладу её в наш котёл. Общий котёл! Директор думал, что я сбегу от него. Боялся и переживал. А потом он обнял меня и говорит: "Спасибо, Боря! Я это ценю!" - ну и дал мне это - как премию...
Тишина стоит в доме. Костик и Наталья Ивановна уже давно спят. Иногда сквозь окно пробивается звук ветра. Он временами рвёт тишину, словно включается какая-то гигантская машина. Ветер выхватывает где-то там, наверху, высоко в небе, снег, кромсает мелкие снежинки на несколько частей и потом резко бросает их в лицо и режет его этими обломками снежинок. Недаром январь называют "сечень". Но это на улице. А в комнате стоит тишина... Тепло. Уютно. Приятно.
Они разделись - полностью. В комнате было тепло и они, не укрываясь, лежали на кровати. Боря лёг на спину, чуть раздвинув ноги, руки закинул за голову. Голова его лежала на подушке. Возле него лёг Лёня.
- Сегодня мы не будем заниматься сексом, Боря!
- Почему? Ты сердишься на меня? Так я уже попросил прощения.
- Ну что ты, коть! За что на тебя сердиться? Нет. Я хочу, чтобы мы вот так вот лежали, говорили и наслаждались друг другом. Я ведь так толком тебя и не видел голым. Хочу изучить все твои клеточки.
- Это ещё зачем? Потом на мертвого и посмотришь, на каждую клеточку.
- Ты что, идиот? - Лёня аж подскочил на кровати. - Знаешь, как я не мог найти себе места без тебя. Ёханый бабай! Боренька! Я и не думал, что я такой сентиментальный. У меня вся жизнь потеряла смысл. Я стоял в церкви и молился о том, чтобы ты был жив. Чтобы ты вернулся. Любой вернулся, но только живой! А потом ко мне подошёл отец Ярослав и сказал, что если я буду молиться, то всё будет хорошо. Я рассказал ему про тебя. Не говорил, что мы живём вместе, сказал, что ты мой друг. Может, он и так всё понял. У меня тогда слёзы текли ручьём. Ты и Костя заменили мне всех моих родных.
Лёня лёг на бок и пальцем стал водить по груди Бори, вокруг его соска. Потом пальцы пробрались к шее, прошлись по ключице; подушечки пальцев перешли на шею, щеку, погладили брови.
Борис лежал и искоса посматривал на Лёню.
- Ну, и что ты хочешь? Чего ты сейчас добиваешься этим своим "изучением моего голого тела"?
- Боренька, я наслаждаюсь тобой! Сейчас я просто наслаждаюсь тобой. Я сильно хочу тебя, но вместе с тем я хочу обцеловать каждый сантиметр твоего тела, - и Лёня впился губами в губы друга.
Язык без труда проник в рот и стал там хозяйничать. Вот зубы, язык... Сладко. Но не в смысле сахар, а в смысле приятно. Руки тем временем шарили по бёдрам, их внутренней стороне. Особенно тепло было между мошонкой и самим бедром. Тепло и приятно. Мягко и упруго одновременно. А член у Бориса, как и у Лёни, не поднимался. Они приняли игру и лежали голые; ласки есть, а возбуждения нет.
Борис включился в игру и стал ласкать друга тоже. Они переплели ноги, коленки касалась яичек, проникали между ягодиц. Потом туда, внутрь булочек проникла рука. Пальчики ласкали углубление, закапывались в самую дырочку. Щекотно! И вокруг щекотно, и внутри щекотно. Хорошо!
Лёня лёг на Бориса, прижался пахом к его паху, членом к члену. Губы целуют лицо друга; это страстные, быстрые, нежные поцелуи. Руки Бориса лежат на булочках Лёни. Как хорошо! Так сладко и жарко, что кажется, что всё тело сейчас растает - и от тепла любимого, и от ощущаемой нежности. Прохладные яички слиплись в один комок. "Там" стало липко. Это уже кто-то потёк смазкой. Языки тёрлись один об другой. Грудь одного лежала на груди другого. Сколько эта сладость могла продолжаться? Они готовы были всю ночь лизаться и целоваться.
- Лёня! Что ты делаешь? У меня всё нахрен уже перемешалось! Чего ты добиваешься? Так нельзя! Я же ёбнусь от недотраха!
- Не говори ничего. Поднимись.
Борис встал на кровати в полный рост, и Лёня стал покрывать поцелуями его ступни, поднялся выше; вот его бёдра - внутренняя часть, вот живот...
- Боря! Я тебя не видел при свете. Я включу свет, а ты стой, не двигайся, - Лёня включил свет и, стоя возле выключателя, посмотрел на стоящую фигуру друга.
Перед ним было тело молодого мужчины: стройное, привлекательное, соблазнительное.
- Что ты издеваешься! Посмотри! - Боря указал пальцем на свой член.
Он не стоял, был немного напряжён - чуть увеличился в толщине и длине, а с хоботка свисала длинная ниточка смазки.
- Ты же заставил меня извергаться без рук. Теперь ты заставляешь меня истекать смазкой и достигать оргазма без того, чтобы он встал! Лёнчик, счастье моё, кончай выпендриваться, иди ко мне.
Лёня встал возле друга на кровати и прижался к нему - грудью к груди. Сердце его билось тяжёлыми глухими ударами в грудь Бориса. Он дышал часто и шумно. Ему хотелось впиться зубами в вену и глотать кровь. Он и сам не знал, что на него нашло. Просто хотелось раствориться в теле любимого и навсегда там остаться, чтобы никогда не расставаться с ним.
- Я ёбнулся, это точно! Какая же это жёсткая штука - любовь и привязанность к человеку, к любимому... Боря, я не знаю, что происходит. Ты должен взять всё в свои руки. Я сейчас расплачусь и сдохну!
- Чёрт, чёрт! Лёнечка, солнышко, иди ко мне, опустись, ляг на бочок. Я так тебя буду видеть, мы будем видеть так друг друга. Ну, успокойся, сейчас я... подожди... сейчас... минутку... Всё, Лёнечка, сейчас я войду в тебя...
Они лежали на боку. Борис поднял одну ногу Лёнечки и в открывшийся путь проник уже восставшей плотью, предварительно открыв головку, член. Лёня застонал, и голова его опустилась на подушку. Казалось, что он потерял сознание и лежал без чувств. Через минуту он, однако, потянулся губами ко рту Боречки.
Член не спеша проникал до основания, потом так же неторопливо Борис выводил его наружу, оставляя внутри только половину головки, при этим Лёня издавал гуркотящий горловой стон, тонущий в поцелуе.
- Не спеши, ладно?
- Да, котик, я же знаю, что ты любишь. Ты успокоился?
- Да,- выдохнул друг. - Ты прости, я немного того, переборщил. Это такая истерика.
- Я понял, милый. Ты переживал за меня, за нашу любовь. А я и не и не успел испугаться тогда. Как я выпал из машины - я не сообразил, не понял. Видел только, как летит на нас автобус, и в голове ничего не успело промелькнуть. Знаешь, пишут, что перед смертью за секунду вся жизнь перед глазами прокручивается, а у меня ничего не прокрутилось.
- Значит, не должно было быть смерти, раз не прокрутилось ничего в голове... Сделай мне больно. Можешь?
- Дурашка! Ну как я тебе могу сделать больно?! Не для этого я тебя люблю. Наслаждайся счастьем! А боль придёт, когда её совсем не ждёшь. И не дай Бог тебе и мне испытать боль от любви.
- Да я в другом смысле. Ну, укуси, что ли, за плечо, за губу. Нет, за губу не надо, а то вопросы будут у хозяйки. Возьми меня за член и сдави его, потяни на яички...
- Мазохисто! Кончито! Блядито! Хуятито! Может, нам купить фаллос? Будет два у тебя в попенции! Или купить сантиметров 13 в диаметре - как загоню их тебе для радости, точно заверещишь. На день рождения подарю, да? - Борис издевался и целовал при этом Лёньку в грудь.
Он нацелился на твёрдый сосок парня и легонько зубами ухватил его, потом губами всосал его в рот и опять куснул.
- Больно? Удовлетворился? Ещё хочешь? - воскликнул он, услышав стон милого...
Закончив своё дело, доведя его до логического семяизвержения в попку друга, Борис приложился к маленькому червячку Лёни.
- А ну-ка, вылазь. Спрятался он! Не получится! - и Борька стал затягивать губами в себя член Лёни.
Пальчики Бориса играли в дырочке у Лёни, которая после недавнего акта её не успела плотно закрыться. Двусторонняя работа заставила член налиться кровью, вытянуться в длину во весь рост и подняться, упруго держась у живота. Борис опрокинул Лёню на спину, слегка раздвинул его ноги, а сам присел лицом к любовнику над членом. Взяв его в руку и поставив вертикально, он стал осторожно садиться на него.
- Давай, любовничек, еби меня теперь ты.
Лёнька поёрзал тазом, устраиваясь поудобнее, притянул Бориса к себе, так что тот лёг на него, и стал своим длинным хоботком потрошить внутренности друга. По комнате от быстрых ударов стали раздаваться звуки шлепков. Хорошо хоть, что парни не орали!
После двух часов траха в комнате стоял устойчивый запах секса, спермы, пота. В принципе, для семейной пары в собственной квартире это запах не из худших, но если помнить о том, что ты живёшь на квартире и что никто не знает о том, что ты гей, то лучше всё проветрить, что наши герои и сделали под утро, когда с рассветом пошли в душ. В общем, отдались они друг другу по полной программе. Зато Лёня забыл про свою странную истерику, а Борис забыл про свои боли от ушибов. Тяжесть в попке перекрыла все другие ощущения дискомфорта.
Три радости было у них в жизни: работа, секс друг с другом и общение с Костиком. Отбери один из этих элементов, и жизнь их померкла бы. Но не может быть всё время всё на "отлично" во всех трёх элементах. Никто не может похвастаться этим. Всегда происходят странные и неприятные вещи. Как сказал герой одного фильма: "Жизнь тем и прекрасна, что она полна неожиданностей". Только если бы эти неприятности были приятные, то всё было бы хорошо, ан нет...
Секс сексом, а жизнь требует и самоотдачи в работе. И ребята занялись вторым элементом своего существования. Они встретились с директором и втроём, закрывшись в серверной, занялись обсуждением рабочих проблем. На Бориса выпала самая большая часть работы. Без его мозгов дело не двигалось с места, поэтому внутренние работы частично перекидывались на Лёню.
- Сан Саныч, всё равно мы работаем в паре, поэтому всё будет таким, каким было раньше. Мы и днём, и ночью работаем над проектами. Тайн тут не может быть никаких друг от друга. Я ему доверяю полностью. А если он хоть подумает пройти мимо кассы, то я так ему въебу! И без смазки, всухую! (Бля! Вот бы знал директор, что в этой угрозе нет ни капли утрирования!)
- Боря! Ты без грубостей. Работайте, я не возражаю. Но в коллективе никакого лишнего общения. А то устроили, понимаешь ли, тут на Новый Год!
- Что?! А вы откуда знаете?
- Боря! Знаю, а откуда - какая разница. Ну, молодцы, что удовлетворили девчонку. Но, повторяю, никаких деловых разговоров ни с кем не допускать!
- Сан Саныч!
- Всё! Проехали! - и они продолжили обсуждать проект...
Работы нахлынуло, как дождей в тропиках. А какой может быть секс в ливень! Так и простату простудить можно. Но это шутки. А если серьёзно, то временно с сексом надо было повременить.
Видно, директор предупредил коллектив, чтобы никто не отвлекал Бориса и Лёню от работы, потому что в коридоре коллеги шарахались от них, как на чумных. Ну и хорошо, теперь не будет сексуальных домогательств. Всё, ну буквально всё шло в масть...
14 февраля выпадало на субботу. Ребята рассказали Костику про этот праздник и посоветовали ему приготовить к этому дню подарок Анечке, если он её обожает.
- Нет, я её уже, наверное, люблю. Я бы сказал это твёрдо, если бы мог видеть её. А так, слепой разве может подарить зрячему счастье в любви? Но подарок я ей, конечно же, должен подарить. Поможете подобрать?
Ребята согласились с мудрыми мыслями Костика, но помочь ему надо было. Они решили не ограничивать расходы в этом нужном деле и помочь парнишке купить то, что точно понравится его девочке. Так как Костик всё равно ничего не увидит и не поймёт, это дело они решили взять на себя. Выбрали красивый браслетик на руку из золота с крупной вязкой и двумя маленькими пластиночками для надписи. Сделали гравировку: на одной пластиночке имя "Аня", на другой - "Костя", и возле каждого имени - сердечко. Наверное, красиво. Во всяком случае, Костик, изучив тактильно браслетик, сказал, что ему он нравится.
- Вот и подаришь! Потом мы тебе цветы для неё ещё купим. Как вам подарок, Наталья Ивановна?
- Нравится. Сколько мы вам должны?
- Ну что вы, Наталья Ивановна! Какие деньги! Мы хотели бы согласовать с вами только один вопрос. Если мы вместе с Лёней на праздники выедем отдохнуть с девушками и возьмём машину, Вы не будете возражать?
- Да как возражать! Безусловно, берите и отдохните, а мы тут втроём проведём время. Мне тоже нравится Аня, и нам есть о чём поговорить... Костик, позвони Ане и предупреди её, что мы приглашаем её на выходные к нам с ночёвкой. Ночевать она будет со мной.
Слава Богу, комнат много свободных в доме - вот бабулька Костика обрадовала!
Вроде бы всё было распланировано правильно. До праздника оставалось ещё три дня. Время было на то, чтобы приобрести подарок любимому (только сделать это надо было отдельно друг от друга), купить цветы для хозяйки, найти место для вечера влюблённых.
Подготовка к первому их дню влюблённых напомнила Борису и Лёне один момент из их жизни. Это произошло после офисного празднования Нового Года, уже в постели... Нет-нет, ещё раньше... Нет, не так это было. Сейчас вспомню.
Домой они приехали в молчаливом настроении. Вроде и не грустные, и не расстроенные, и не пьяные. Просто ехали и молчали - каждый о своём. Иногда кинут взгляд друг на друга и тут же его отведут. Потом по очереди, так же молча они сходили в душ. Потом Борис вышел один покурить. Что за муха там их укусила и куда, в какое место? Потом пошёл курить Лёша. Они перекинулись парой фраз с Костиком, рассказали ему о том, как прошёл вечер, с кем они были. Потом, зайдя в свою комнату, они закрыли её на защелку, как обычно.
- Мы думаем об одном и том же? - спросил Борис, стоя возле двери и смотря на Лёню, который в это время стоял возле кровати и делал вид, что не может расстегнуть пуговицу на рубашке.
- Я думаю, что об одном. Я тебя уже достаточно хорошо знаю. Ты меня уже не сможешь обмануть, Боренька.
- Это что, ультиматум?
- А я что, выставил тебе какие-то условия, какой-то ультиматум? О чём это ты?
- Я ни о чём, а вот от чего ты балдёж получил - я знаю. Ты тащился от этой стервы. Ты получил огромаднейший кайф и думаешь, что я ничего не увидел и не почувствовал? Мне после этого надо собирать свои вещи и зубную щётку и валить отсюда?
- Придурок! Тощий придурок!
- Ты будь поаккуратнее со словами. Я не тощий и не придурок. Я нормально сложен. Да, худощав, но я вроде бы был тебе симпатичен... до сегодняшнего вечера. А теперь, вкусив влагалище, ты уже думаешь о том, что я тебе отвратителен?
- Нет, ты всё же придурок! От чего же я тащился? Ты знаешь? Ничего ты не знаешь! Иди сюда, котяра! Иди, не бойся, я тебе в лицо всё скажу, но чтобы оно было близко. Я тебе дам признательные показания, а ты потом решай, куда тебе сунуть свою зубную щётку.
- Ну, вот, я подошёл. Говори. Думаешь, мне страшно слушать твои признания? Прав, страшно. Но эту боль можно перетерпеть. И чем раньше, тем быстрее и безболезненнее это произойдёт.
- Нет, милый, ты безболезненно её не переживешь! Ты будешь страдать! И сильно страдать. Слушайте сюда, Шура! Да, я такого кайфа ранее не испытывал. Я где-то читал или слышал об этом, не знаю, но у меня такое чувство было, что мне это знакомо. Может, это были мои фантазии. Не знаю. Не важно. Но когда я почувствовал свой член рядом с твоим... я был просто очарован этим ощущением! Я был рад этой сучке, рад тому, что она заставила нас сделать это. Я был рад той мысли, которая меня осенила. Той радости, когда я своим членом ощутил твой член, и мы вместе тёрлись... Ну просто я, блядь, не знаю, как это сказать! Да, я балдел так, что дышать не мог. Я останавливал своё дыхание, но потом с новой силой вдыхал кислород, и все, все мои мысли находились в точке нашего с тобой соприкосновения. Что те чувства, когда ты рукой, ртом ласкал мой член! Это херня дикая по сравнению с тем, что мы были в одной дырке, и наши члены, как братья, ходили по одной дорожке, по одному тоннелю. Дурачина ты, простофиля! Что тебе сказать? И ты, не разобравшись, вот так надулся на меня, как тот шарик; ты даже не спросил, как я себя чувствую, не сказал о том, что ты чувствовал... Может, это мне надо собрать вещи и зубную щётку, а? Может, это тебе с тёлкой понравилось больше, чем со мной?
- Эй! Борик! Ты это правда? Ты не подумал, что секс с теми... лучше, чем со мной?
- Дурак ты! Иди уже ко мне! Идиот ты сельский! Как можно так быстро разочароваться в человеке и заподозрить его в измене, даже не спросив у него ничего? Никогда так больше не делай! Не выноси решения, не спросив и не выяснив всех обстоятельств. Иначе ты наделаешь в своей жизни кучу ошибок. Всё равно - со мной это произойдёт или без меня.
- Ну, виноват я! Да, я ревнивый придурок! Сдаюсь без боя. Моя крепость в твоих руках.
- Ну, с твоей крепостью мы ещё разберёмся. Дай я тебя поцелую. Запомни, милый: мы уже не те, что год назад. Мы - любим! Мы - одна микробина. Неделимая! Любая сволочь, что посмотрит на тебя похотливо, будет вспоминать этом об в реанимации.
То, что потом было между ними, нельзя назвать заглаживанием вины друг перед другом. Они оба испугались измены. Они оба поняли, что никакая другая "истота" не сможет оторвать их друг от друга. Их организмы уже срослись. Но у обоих была такая мысль, что, попробовав гетеросекс, они могут забыть друг о друге и о всех клятвах и уверениях в неизменной любви. Всё могло у них рухнуть из-за одной нелепой случайной связи. Оба боялись этого, хотя каждый понял, что для него эта связь ничего не решала и ничего не значила. Но вдруг другому она понравилась? Что, мало, что ли, случаев, когда, трахнув одного, ты бросаешь другого? И вот эти микробинки, попробовав чужой, нет, чуждый для них вид секса, ещё более укрепились в вере, что они созданы друг для друга. Эта боязнь, ревность, страх перед крахом отношений могла разорвать им и душу, и сердце.
Но как можно быть палачом - палачом человека, который ещё неделю назад был тебе так дорог и близок, что ты и помыслить не мог о других отношениях?! Но ведь бывает и так, что люди несколько лет любят друг друга, живут как один организм, а потом внезапно расходятся из-за того, что кто-то из них влюбился в случайного прохожего, который тут же заполнил ему душу, вытесняя оттуда предыдущую любовь! И тот, изменивший, ничего не может сделать с собой, и он уходит от той, предыдущей своей любви и может на прощание лишь сказать (и то - в лучшем случае): "Прости, но так вот получилось. Я люблю другого, и он стал мне так дорог, что я бросаю тебя"... Развивать эту тему не хочется, потому что на её основе можно писать новые истории, и они уже есть, и всё это не фантазии автора, а реалии жизни.
В новогодней половой связи не было, как говорят иногда, экзамена на верность. Жизнь заставила парней вступить в контакт с чужим лицом. И он, этот контакт, не изменил их отношения к себе и к другу. Эти отношения остались прежними. Просто парни так вот надулись сами на себя. Случай-то этот был для гея исключительно нетипичным. Но что им оставалось делать в той ситуации?
Лёня тоже признался другу в том, что он видел его глаза в тот момент, что он так же ощущал своим органом член друга, что те минуты он воспринял лишь как довольно оригинальный способ их совокупления.
Объяснившись, они приблизились друг к другу и, взглядом гипнотизируя мозг, заставили центральное место своего тела налиться кровью, подняться, вырасти в длину, расшириться. Это была красивая картина. Само наблюдение за тем, как у тебя на глазах член растёт и тянется вверх, потом стоит как вкопанный и слегка подрагивает от напряжения, как подтягиваются яички, вызывает в теле огромное возбуждение.
И вот два парня обнимаются, но сблизиться им мешают их торчащие члены. Они поправляют их, прижимая к животу, член каждого сопротивляется, не хочет сгибаться, но прижатые бёдра сжимают его, и тут же по всему телу пробегает возникшая в нём блаженнейшая тепловая энергия. Тело вздрагивает, лёгкие всасывают ещё больше воздуха, сердце вбирает в себя ещё больше крови и с силой выталкивает её течь по артериям, раздаётся внутри тела звук глухого удара, в висках начинают звенеть молоточки, ноздри втягивают запах тела любимого человека, и от этого возбуждение получает новый толчок. Ноги неторопливо переступают. Чего это они так? Непонятно. Но от этого получается ещё большее соприкосновение тел.
Перецепляются волосики на ногах, ладошки рук ощущают пушок на ягодицах, возникает новая реакция возбуждения, новая порция адреналина впрыскивается в кровь, бёдра прижимаются друг к другу, и член прижимается основательно, пах прижимается к паху, маленькие стриженые волосики в паху пересекаются, переплетаются с чужими, и новая, ещё более сильная реакция охватывает тело. Ещё адреналин. А тут уже, как апофеоз, возникает жаркий поцелуй: соприкасаются язык, губы, десны, дыхание останавливается. После этого у обоих сносит крышу, и тела бросаются на кровать. Описание всего этого занимает несколько минут, а организм реагирует на это за полторы секунды.
И вот уже безумные тела крутятся в сжатом комке по простыне, что-то хочется выделывать, хочется всё ощупать, хотя всё уже ощупано и проласкано сотни раз. Тела хотят получить наслаждение, и они его получают. Горло издаёт только рычание, жёсткое дыхание, стоны. Сердце стучит и стучит, оно гонит кровь, наполняя все сосуды новыми порциями адреналина. Там, в середине тела, нарастает между тем лавиной буря наслаждения. Сначала оно собирается в один комок, ещё расплывчатый и несуразный, потом как-то резко концентрируется в одном месте и выплёскивается в ноги, отчего они начинают подёргиваться, мгновения чувства сладострастия отражаются в мозгу, и всё заканчивается резкими выстрелами жидкости...
Уф! Но это была лишь прелюдия. А вот потом уже, через несколько минут после выстрелов спермы, когда орудие вновь набирает силу и твёрдость, можно начинать продолжительный по своей прелести секс. Он будет длиться у пары несколько часов. Это можно назвать закреплением взаимопонимания. Все вопросы исчерпаны, на них получены ответы. Нужно поставить жирную точку.
Вот так наши герои и закончили тогда предновогодний вечер-ночь-утро. Успокоившись и насладившись друг другом, они обнялись, переплелись ногами и, нацеловавшись вдосталь, пожелав друг другу спокойной ночи, заснули сном праведника.
Потом уже не было у них никаких воспоминаний о прошедшем. А по сути ничего страшного и не произошло. Это была не размолвка, не ссора, не измена, не каприз, а житейская ситуация - одна из тех, которые всегда нас сопровождают. Парни окунулись в работу, которая их всё не оставляла в покое. Не всегда всё шло гладко, были и неприятности, и ссоры с директором и между собой. Но производственные вопросы тем и отличаются от личных, что они быстро забываются, не оставляя даже следа в душе. Вот и у них всё потом налаживалось.
Так вот, день за днём, и приближался день влюблённых. Их первый день влюблённых.