Если бы мы только знали. часть первая

If Only We'd Known by JLRemora2.

~ В начале ~

Малкольм Харрис не был счастливым человеком, и по той же причине, что и его жена, Джессика. В последнее время их брак был немного вялым. Нет, если бы он был полностью честен с собой, их брак был более чем вялым. Он практически остановился. Не то чтобы они не пытались, тем не менее, отношения между ним и его женой постепенно становились все более натянутыми. Они были женаты двадцать четыре года и знали друг друга почти тридцать лет, и можно было бы подумать, что после такого длительного времени вместе они бы научились сглаживать углы. Но на этот раз все было иначе.

Он не знал, когда это началось, но знал, когда это заметил.

Это было шесть недель назад, в субботу вечером. Большую часть дня они ходили по магазинам. Это был их обычный распорядок на выходные последние десять лет, как и все остальное, что они делали. После покупок они остановились перекусить в своем обычном месте. Они могли бы заказать что-то другое из меню, но они уже попробовали все предложенные блюда, поэтому, что бы они ни заказывали, это тоже было обычным делом. Потом домой разгрузить покупки, все расставить, а потом немного посмотреть телевизор. Ближе к десяти часам он начал ощущать знакомое покалывание в промежности, его тело уже предвкушало то, что как предсказывали годы брака, обычно случается в субботу вечером.

Все как обычно.

Сколько раз их цикл выходных был нарушен, он мог сосчитать на пальцах рук и ног, и обычно это было вызвано ежемесячными страданиями Джесси, или в те, еще более редкие времена, когда один из них был болен.

Джесси было сорок шесть лет, и она еще не достигла той стадии своей жизни, которой, почти все мужчины, боялись больше, чем сами женщины, известной как менопауза. Поэтому они очень старались, чтобы Джесси не забеременела, поскольку она не принимала таблетки. Из-за проблем со здоровьем она не могла использовать этот конкретный тип контрацепции, поэтому они использовали либо презервативы, которые он ненавидел, либо, если Джесси была возбуждена, что бывало редко, она дрочила ему или делала минет, до того как начнётся «настоящий» секс, как она часто шутила. Некоторое время назад это превратилось в секс, а не в любовь, но Малкольм выдал это за женскую причуду, когда они становятся старше. Потому что, как заверила его Джесси, она действительно любила его, просто она не была так увлечена сексуальным аспектом их отношений, как он.

Как бы то ни было, Малкольм с нетерпением ждал субботних вечеров, это был единственный раз, когда Джесси хотела заняться сексом или позволить ему заняться с ней сексом, и хотя различие между этими двумя понятиями немного раздражало его, ему медленно, хотя и неохотно, пришлось принять это. В течение недели, поскольку они оба работали по многу часов, Джесси никогда не делала ничего, кроме готовки и уборки. Малкольм помогал по хозяйству, включая готовку и даже уборку, в те дни, когда Джесси работала позже, чем он. Тем не менее, Джесси жаловалась, что она слишком устала или не в настроении. Так было не всегда, первые десять лет их брака были наполнены сексуальными приключениями два раза в день, а иногда и чаще. К сожалению, те чудесные и приятные дни остались далеко позади. В последнее время Малкольм периодически пытался склонить её в течение недели, но Джесси никогда не сдавалась, поэтому субботний вечер был для него особенным.

Когда десять часов наступили и прошли, Малкольм ждал, пока Джесси встанет, пойдет наверх, чтобы принять душ, пока он еще немного посмотрит телевизор, прежде чем встанет сам, чтобы умыться и встретиться с ней в постели. Он чувствовал, как на его лице появилась легкая улыбка, пока он ждал, когда она начнет свой распорядок. Да, он очень хотел провести время с Джесси.

Но она не двигалась с места.

Она сидела и читала книгу, иногда поглядывая на то, что показывали по телевизору, прежде чем снова вернуться к своему чтению.

Он ждал, но по мере того, как его ожидание росло, росло и его раздражение, и, наконец, он спросил, просто и по-мужски: «Милая? Ты собираешься в душ?»

Прошло мгновение, прежде чем она посмотрела на него, пару раз моргнув, через очки для чтения.

"Прости, дорогой, что ты сказал?" - спросила она без всяких признаков того, что слышала его вопрос.

"Я спросил, собираешься ли ты принять душ и.. .", он позволил своему вопросу прерваться, полагая, что она поняла его намек.

"О", - сказала она, глядя в сторону. Через мгновение она глубоко вздохнула и повернулась к нему: «Не сегодня, Малкольм».

Неуверенный, что он все правильно расслышал, Малкольм посидел несколько секунд, немного опешив, а его жена вернулась к своей книге. Она не выглядела больной, и он знал, что сейчас не то время месяца, потому что в это время она становилась очень капризной, а сейчас, она была как обычно, плюс она бы сказала ему. Он все равно спросил, на случай, если что-то упустил. Он работал сверхурочно на заводе в прошлом месяце, и возвращался домой, еле ноги волоча, так что, что-то могло пройти мимо него.

"Ты хорошо себя чувствуешь, Джесси?"

Не отрываясь от книги, она ответила: «Да, все в порядке».

Он подождал еще немного, чтобы посмотреть, собирается ли она что-нибудь добавить, но она продолжала читать.

"Итак, в чем проблема?", - спросил он тщательно выверенным тоном.

Громко вздохнув, она захлопнула книгу, положила её на край столика и встала.

"Что ты имеешь в виду? Ты думаешь, что что-то не так, просто потому, что я не хочу заниматься сексом сегодня вечером? Послушай, Малкольм, мне просто не хочется заниматься сексом. Это так просто. Понятно? "

Ошеломленный ее неожиданным ответом, его мысли смешались, когда он попытался осмыслить то, что она сказала, а затем не в состоянии придумать рациональную причину такого отношения с её стороны, его разум просто померк, провалился.

Все, что он мог делать, это смотреть на нее с удивлением, шоком и некоторой болью. Ее тон был холодным, даже расчетливым и определенно непреклонным, и в ее тихом голосе ему показалось, что он слышал что-то еще, то, что он слышал достаточно часто в других местах, но никогда в своем доме - Ненависть.

Она повернулась и зашагала к лестнице и практически взбежала на второй этаж. Но, прежде чем она отвернулась, он увидел что-то на ее лице, что заставило его душу замерзнуть - Отвращение. Как только он это увидел, ее лицо приобрело отстраненное спокойствие.

Он сидел там, внезапно почувствовав себя очень одиноким, с болезненным урчанием, растущим в его животе. Бывало, что он медленно осознавал, как обстоят дела в его доме, например, когда дети росли, он замечал, что в них произошли незначительные изменения, и, если он сразу не понимал, откуда они взялись, он садился и все обдумывал, чтобы во всём разобраться. На этот раз он всё понял внезапно, интуитивно, без необходимости думать - она ​​отдалилась от него, и каким-то образом он пропустил все признаки.

Он не знал, что вызвало изменения в Джесси, которые он только что видел, но подозревал, что это произошло не мгновенно. Это было там годами или, возможно, все время, но каким-то образом ей удавалось скрыть это от него или, по крайней мере, справляться с этим лучше. До сегодняшнего вечера. И это знание не только не помогло ему почувствовать себя лучше, но и заставило его почувствовать себя еще более обезумевшим и еще более сбитым с толку.

Малькольм нежно любил свою жену, даже больше, чем когда они встретились тридцать лет назад.

~N~

Ему только исполнилось семнадцать, и он был в парке с друзьями, пил пиво в качестве запоздалого празднования дня рождения, и вообще наслаждался хорошим днем, когда она пробежала мимо. Ее медово-белокурый конский хвост сиял на солнце, качаясь взад и вперед по ее плечам, в то время как ее футболка с рисунком, провокационно натянулась на ее пышную грудь среднего размера. Ее черные шорты для бега были такими обтягивающими, что казалось, будто их нарисовали, смело показывая ее милую круглую попку. Ее длинные стройные ноги были изящны, но он мог видеть, как играют мышцы на ее гладких ногах, когда она проносилась мимо него и его друзей. Они смеялись и свистели, но это было не чем иным, как если бы они были назойливым ветром, потому что после беглого взгляда она проигнорировала их и через пару секунд скрылась среди деревьев вдоль дороги, по которой бежала.

Малкольм встречался с несколькими девушками, и он определенно не был девственником, но эта девушка, которая пробежала мимо, заставила его сердце колотиться, а живот скрутило. Более того, она воплотила все фантазии его юного воображения, возникшие с тех пор, как он начал осознавать магический потенциал девушек. Он знал, что должен встретиться с ней. Она была богиней!

Прошло несколько недель, прежде чем он увидел ее снова, но не из-за отсутствия попыток - он был в парке при каждом удобном случае, надеясь увидеть ее. Он представлял себе, как он встретит ее; он проводил каждый час бодрствования в мечтах об этом. Не то чтобы он был по-настоящему готов к этому, ведь как парню подготовиться к встрече с богиней? Тем не менее, он должен был попытаться.

Он прислонился к багажнику своей машины, скрестив руки, почти дремал под теплым воскресным солнцем, когда услышал звук приближающихся быстрых шагов и хруст опавших листьев. Он проснулся, подавив зевок, и постарался выглядеть спокойным. Потом появилась она. На ней была та же одежда, что и раньше, хотя на ее футболке с рисунком, возможно, был другой узор, но это было трудно определить, тем более что его внимание было сосредоточено на том, как хорошо этот узор выпирал, и как он поднимается и опускается в ритме с ее шагом.

Набравшись храбрости, он небрежно махнул рукой. «Надо вести себя круто», - подумал он, но она не смотрела в его сторону. Зная, что его время ограничено парой секунд, он оттолкнулся от багажника, выпрямился и окликнул ее.

"Привет".

Она не замедлилась, но повернула голову, улыбаясь ему. Она улыбалась! Ему! Чувства, которые он испытывал раньше, хотя они никогда не покидали его, вернулись, только в два раза сильнее. Нет! Это было в десять раз сильнее! От этого у него ослабли колени, и ему казалось, что его сердце сейчас вырвется из груди. Он попытался сказать что-то еще, но его рот не работал. Проклятье! Попробуй еще раз!

"Эй..." и он остановился. Он услышал, что это слово прозвучало как низкое кваканье, не по-мужски и даже не по-мальчишески, скорее похожее на то, что проквакала бы прудовая лягушка. Быстро сглотнув, он попытался прочистить горло, но во рту пересохло, язык прилип к нёбу, и прежде чем он успел произнести еще хоть слово, она исчезла среди деревьев. Он стоял там целую вечность, ошеломленный, пока неудача не обрушилась на него как тонна кирпичей. На мгновение он подумал о том, чтобы побежать за ней, но это могло напугать ее. К тому же, это было бы не очень круто.

"Черт! У меня был шанс, и я его упустил! Но - хорошо, что она меня не слышала, она бы, наверное, посмеялась над моей имитацией лягушки и никогда бы не заговорила, и никогда бы мне больше не улыбнулась". Затем появилась другая, менее приятная мысль: "Что, если я буду звучать как лягушка каждый раз, когда буду рядом с ней?"

Опечаленный и разочарованный неудачной попыткой поговорить с богиней, а также отвращением к своему неожиданно скрипучему голосу, он открыл дверь своей машины, RS Camaro 1967 года, сел внутрь и уже собирался завести двигатель, когда услышал яростный крик, который затем резко оборвался.

Он не был уверен, что это была она, его богиня, но даже если и не она, значит, кто-то попал в беду. Не раздумывая, он выскочил из машины и помчался по тропинке.

Через несколько секунд он был там, и это была богиня, но она была не одна. Два крупных парня постарше схватили ее и пытались затащить в кусты. Каждый из них держал ее за одну руку, в то время как другой рукой один из парней обхватил ее голову и закрыл ей рот, фактически заставив замолчать. Она яростно боролась, но каждый из парней был намного крупнее ее, и он видел, что она быстро проигрывает битву. Затем он увидел ее глаза. Сияющие, как безоблачное небо, и яростные, как глубины ада. Но также он увидел умоляющий взгляд, который разорвал его душу. Не раздумывая, он прибавил скорости, делая единственное, что пришло ему в голову. Без предупреждения он с размаху врезался во всех троих.

Какое-то шестое чувство, должно быть, насторожило одного молодого подонка, потому что он посмотрел на Малкольма в последний момент, его глаза расширились от удивления и, возможно, страха, прежде чем мир закончился в какофонии боли и надвигающейся темноты.

"О, пожалуйста! Проснись! Пожалуйста!"

Он услышал голос, сладкий голос ангела, зовущий его. Он попытался открыть глаза, но тут, же почувствовал резкую боль. Боль, казалось, тошнотворно пронизывала его голову, но потом немного утихла. Он почувствовал, что кто-то дергает его за руку, и попытался снова открыть глаза. Боль все еще была, но она немного ослабла и стала терпимой.

Красная дымка, казалось, закрыла часть его зрения, но другой глаз работал отлично, и он увидел прекрасное видение, которое должно было быть ангелом. Нет! Это была богиня. Его богиня.

"Ты можешь встать?"

"Думаю, да", - но тут его правую руку пронзила новая боль, когда он попытался оттолкнуться ею от земли. Со стоном он упал назад.

"Мы не можем здесь оставаться. Я думаю, ты их вырубил, но они начинают шевелиться и могут очнуться в любой момент. Можешь еще раз попробовать встать? Я помогу тебе".

О боже! Он стонал перед богиней. Сначала он квакал, а теперь стонал!

"Пожалуйста, постарайся встать", - снова заговорил этот чудесный успокаивающий голос, но в нем слышалось беспокойство.

"Хорошо... я попробую".

На этот раз он использовал другую руку, и, похоже, она работала нормально. Через несколько секунд он встал, хотя и неустойчиво.

Он чувствовал себя хуже, чем после тяжелого футбольного матча в старшей школе. Ему было так больно, как никогда в жизни, но, пытаясь прийти в себя, он увидел, что двое подонков действительно начали шевелиться. На обоих была кровь, но он не знал, была ли она их кровью, его кровью или смесью обеих. Он знал, что помутнение, покрывавшее один из его глаз, должно быть, кровь, и хотя он вытер его, оно не исчезало. Он истекал кровью, а его правая рука болела так, словно кто-то использовал ее в качестве биты, хотя на первый взгляд все выглядело нормально.

Он был не в состоянии продолжать драться, и, как сказала богиня, им нужно было уходить.

Он посмотрел на нее, и она снова посмотрела на него. Она нерешительно улыбнулась ему, но у нее, должно быть, была разбита губа, потому что она немного застонала, а затем перестала улыбаться. Малкольм мог видеть капли крови на ее рту и лице, хотя на лице не было никаких рваных ран.

"Нам нужно идти, я помогу тебе", - с этими словами она взяла его под здоровую руку и начала уводить прочь. И он увидел, что она ведёт их в ту же сторону, куда бежала сама. Подожди...

Он остановился и спросил ее: "У тебя есть поблизости машина?"

Она тоже остановилась и, посмотрев на него, отрицательно покачала головой. "Я бегу из дома и возвращаюсь обратно".

«Хорошо. Моя машина рядом. Пошли в другую сторону. Если мы надеемся скрыться, нам лучше попытаться добраться до нее». Малкольм старался объяснять, не слишком запинаясь. Ему казалось, что он потеряет сознание от нарастающей боли, но каким-то образом ему удалось устоять на ногах. Он сомневался, что она сможет нести или тащить его, в бессознательном состоянии, так далеко. Кроме того, было бы не очень здорово потерять сознание после того, как он уже хрипел и стонал у нее на глазах.

Ничего не ответив, она развернула их и стала вести его к машине. Они говорили мало, в основном молчали, каждый старался производить как можно меньше шума, чтобы не дать подонкам понять, куда они пошли, на случай, если те полностью проснутся до того, как они окажутся достаточно далеко.

Они добрались до машины без происшествий, но им показалось, что они слышат сердитые голоса, доносящиеся с тропинки.

"Ты умеешь водить?" Малкольм спросил богиню, слабо улыбнувшись ей: "Не думаю, что смогу вести машину достаточно хорошо, чтобы не разбить нас", - указывая на свою бесполезную и болезненную руку.

Она посмотрела на его больную руку и кивнула: "Да, я умею водить. Автоматическую и механику. Дай мне ключи".

Дикая паника захватила его разум, когда он проверял карманы брюк ладонью своей здоровой руки и не нащупал ключей. Она, должно быть, увидела его все более отчаянные поиски и спросила: "Думаешь, ты уронил ключи?".

"Я не знаю. Я уже собирался уезжать, когда услышал... Посмотри в машине! В замке зажигания!" - быстро попросил он, его боль на мгновение забылась в эту острую минуту.

Она наклонилась через все еще открытую водительскую дверь, чтобы проверить, находятся ли ключи в замке зажигания, и Малкольм, даже, несмотря на всю свою боль, не мог не наслаждаться видом ее маленькой, но хорошо округлой попки.

"Да! Ключи здесь! Давай, садись! Мне кажется, я слышу, как они идут!" - воскликнула она с нервным оттенком в голосе.

Быстро, как только он мог идти, то есть, шатаясь, Малкольм подошел к пассажирской стороне и сел в машину. Было странно сидеть на этой стороне, зная, что он пассажир в своей собственной машине.

Двигатель проснулся с гортанным ревом. Отработанным вращением руля она сдала назад, выровняла машину, а затем рванула из парка, 327-кубовый двигатель Camaro одобрительно взревел, когда они выехали на главную дорогу и стремительно понеслись прочь. Несмотря на то, что она вела машину, казалось, непринужденно, она умело управляла ею.

"Куда ты едешь... э... я не знаю твоего имени", - вяло спросил Малкольм, наблюдая за тем, как она ведет машину.

"Я везу тебя в больницу. И меня зовут Джессика. Джессика Энн Робертсон. А тебя?"

Джессика! Прекрасное имя, подходящее для богини. Его зрение затуманилось, и он чувствовал себя таким усталым, но он заставил себя ответить. "Я Малкольм Харрис. Мои друзья зовут меня Мэл. У тебя такое... такое..."

Что он собирался сказать? Его разум помутился, и он не мог вспомнить. На него опускалась тьма, и он терялся в ней. Вскоре все, что он видел и слышал, было размытой непроглядной чернотой и ревом далеких волн, а затем... полная тишина и глубокая-глубокая тьма.

~N~

Его мысли прервала официантка, спросив, готов ли он выпить еще пива. Кивнув ему головой, она удалилась.

Он смотрел вслед удаляющейся официантке, а его мысли возвращались к жене. Он спросил ее, есть ли у нее какие-то проблемы. И она сделала вид, что их нет, но он мог точно сказать, что она лжет. Возможно, она знала о существовании проблемы, но в тоже время не знала, что с ней делать. Это был не первый раз, когда у них были проблемы, но впервые он не знал, в чем дело, и тем более не знал, что делать, чтобы их преодолеть. Конечно, если бы она поговорила с ним, они могли бы все выяснить и пойти дальше.

Пока Малкольм потягивал то, что осталось от пива, все эти и другие мысли крутились в его голове. Малкольм обычно не пил, и еще реже он ходил в бар, чтобы сделать это, но последние несколько недель дома были более чем напряженными, пока они с Джесси не устали друг от друга, пока эта напряженность нависала над ними.

Допивая пиво, Малкольм оглядел место, которое он выбрал, чтобы думать и пить, или пить и думать? В любом случае, это было не то место, куда он обычно ходил. По крайней мере, здесь было тихо. Музыка, игравшая из музыкального автомата, была легкой и не громкой, и не слишком навязчивой. Освещение было слабым, но не слишком тусклым, и, казалось, никому не было дела до незнакомца, сидящего в одиночестве за одним из угловых столиков. Бар также находился в стороне от дороги, и это была главная причина, по которой он здесь оказался. Малкольм не хотел, чтобы кто-нибудь, кто его знает, подошел и стал проявлять излишнее любопытство.

В тот момент в заведении было всего несколько человек, и большинство из них были мужчинами; они выглядели достаточно пожилыми, похоже, пенсионерами. Он заметил, как дружелюбно они общались друг с другом, поэтому принял их за завсегдатаев. Немногочисленные женщины, не считая, официантки, которая еще не принесла пиво, сидели за барной стойкой и разговаривали друг с другом. По тому, как они были одеты, не слишком модно, но профессионально, они, должно быть, офисные работники, пришедшие расслабиться, немного выпить, поговорить о дневных проблемах и засранцах (ни одно из них не исключает другого), прежде чем отправиться домой к своим мужьям, бойфрендам или кошкам.

"Вот, держите", - сказала официантка, ставя перед ним новую бутылку пива и убирая пустую. "С вас два бакса и 25 центов", - весело добавила она.

Малкольму пришлось повернуться на стуле, чтобы дотянуться до бумажника и вытащить десятку, и, протягивая ей деньги, он сказал: "Принеси еще одну и оставь себе сдачу".

"Спасибо, дорогой. Сделаю. Я сейчас вернусь".

После того, как она ушла за вторым пивом, Малкольм еще раз оглядел бар, окинул его взглядом, поскольку с этого места ему открывалась новая перспектива, чтобы затем снова сосредоточиться на своей проблеме.

Что-то привлекло его внимание, но его взгляд был слишком быстрым, чтобы остановиться на этом моменте, поэтому он оглянулся назад и, конечно, увидел свою соседку Филлис, сидящую в другом конце комнаты, за другим угловым столиком. И она была не одна, и не со своим мужем Генри. Он не знал, кто сидел с ней, но был уверен, что это не Генри. По сигналам тела, которые они подавали друг другу, он не думал, что этот парень был просто другом. Заинтригованный, несмотря на то, что ему было не по себе от того, что он увидел свою соседку с кем-то, кроме ее мужа, он продолжал наблюдать за этой парой.

Она хихикнула, мужчина улыбнулся, затем на мгновение погладил ее руку и отстранился. Это было похоже на то, как будто парень проверял воду, прежде чем в неё прыгнуть. И Филлис, похоже, не возражала против такой проверки. И, похоже, старушка сама собиралась немного поплавать, поскольку тоже время от времени поглаживала его руку. Он наблюдал за этим несколько минут, не в силах оторвать взгляд от выходок этой парочки. Это был своего рода брачный ритуал, и это было бы забавно, если бы Малкольм не знал, что в эту самую минуту Генри был дома и смотрел какое-то спортивное шоу на своей спутниковой антенне с 600 каналами.

Филлис и Генри были примерно одного возраста, и, если он правильно помнил, им было по сорок восемь лет. Мужчина с Филлис, хотя и выглядел моложе, но и не совсем юнцом. Филлис отнюдь не была сногсшибательной, но у нее было красивое тело. И хотя ее лицо уже начало выдавать ее возраст, она все еще сохраняла остатки своей былой красоты. Что касается Генри, то он был лысеющим, тучным и, по большей части, не занимался спортом и вел малоподвижный образ жизни. Несмотря на его любовь к спорту, она не шла дальше упражнений локтя, когда он смотрел игры. В то время как мужчина, с которым Филлис делила столик, казался моложе, но не настолько, и находился в хорошей физической форме. А, ладно, это было не его дело.

Когда Малкольм, наконец, отвернулся, он увидел вторую бутылку пива рядом с первой. Официантка приходила без его ведома, пока он был так увлечен тем, что увидел. «Лучше, чем любое старое спортивное шоу в старые времена», - подумал он, улыбаясь. Увы, бедный Генри. И мгновение веселья, озарившее его лицо, превратилось в грустную гримасу, когда его собственная дилемма дала о себе знать.

Малкольму на мгновение пришла в голову мысль позвонить Генри и рассказать ему о том, чем занимается его жена, но он быстро отверг эту идею. Это не его дело, и неизвестно, как Генри отреагирует. Может быть, у Филлис и Генри была какая-то договоренность, и он не хотел нагнетать обстановку. У него и своих проблем хватало.

Допивая второе пиво, он почувствовал внезапное желание посетить мужской туалет. Не привыкший пить, его организм был более чем готов к самоочищению. Еще раз, взглянув на Филлис, поскольку он не хотел, чтобы она его видела, он увидел, что она пересела поближе к мужчине и теперь сидит спиной к Малкольму.

Он посмотрел в зеркало над умывальником, когда мыл руки, и увидел лицо, видавшее лучшие времена. Не то чтобы он был уродлив, но и красавцем его назвать было нельзя. Взрыв на заводе не захватил его в свои огненные объятия, но когда он и остальные бросились эвакуироваться из здания, на них посыпались горящие обломки, и один из них попал на него.

Это был не сильный ожог, но это был ожог, и он оставил на нем свой след. Пластическая хирургия исправила большую часть эпидермальных повреждений, но осталось некоторое обесцвечивание и небольшие рубцы. Его волосы, когда-то насыщенного темно-каштанового цвета, теперь были скорее седыми, чем каштановыми. Чем больше он изучал свое лицо, тем больше казалось, что оно принадлежит незнакомцу. Его темно-карие глаза, даже когда они смотрели на его отражение, изучали что-то более глубокое внутри него. И будь он проклят, если знал, что это было.

Вытирая руки, он почувствовал, как нарастает отвращение к отражению в зеркале. Оторвав взгляд, он посмотрел вниз. Его ум, не желая думать ни о чем другом, сосредоточился на полу. То, что когда-то могло быть красивым плиточным полом, теперь было испачкано многолетней грязью, пятнами засохших жидкостей и покрыто разбросанными скомканными бумажными полотенцами. Коричневые полотенца. Те, которые вытаскиваются отдельными листами из настенных диспенсеров. Уродливые. Слишком жесткие и грубые, чтобы достаточно хорошо высушить руки.

И в тот миг, когда он увидел мусор, он понял, что его брак был таким же. Он стал похож на кафельный пол с пятнами, испачканный грязью и мусором коричневых бумажных полотенец.

"Я должен вернуться домой. Поговорить с Джесси и привести в порядок наш брак", - думал про себя Малкольм. Затем в его голове всплыли Филлис и ее мужчина, а также Генри, причем с большей ясностью, чем ему хотелось бы, и с большей, чем мог бы иметь любой человек. Он прозрел.

Они с Джесси настолько привыкли друг к другу, что даже их отношения стали рутинными. Неудивительно, что она вела себя так, как вела. Как там говорилось в старой поговорке? "Знакомство порождает презрение". Малкольм не знал, кто это придумал, но кто бы это, ни был, он был умным засранцем. А может, просто очень опытный засранцем. Это многое объясняло, в том числе и выражение отвращения, которое она на мгновение позволила себе в прошлую субботу вечером.

Чувствуя растущее удовлетворение от решения очередной головоломки, которые то и дело преследовали его, он начал улыбаться, а его глаза заблестели. Даже смотреться в зеркало было не таким, уж тяжелым занятием, как несколько минут назад. Мысленно похлопав себя по спине, он весело хмыкнул про себя, вышел из туалета и вернулся к столу.

Уже собираясь сесть, он посмотрел, сидят ли по-прежнему Филлис и ее мужчина за другим столиком. Они были там, но к ним присоединилась еще одна пара. Он мог легко видеть Филлис, она вернулась на свой прежний стул, а новая женщина стояла спиной к Малкольму. Он увидел другого парня, и тот показался ему точной копией мужчины Филлис. Не то чтобы они действительно были похожи, но у них были схожие черты лица, и они казались одного возраста и телосложения.

"Это становится интересным", - подумал Малкольм, - "Интересно, кто из соседских жен эта другая женщина".

Он сидел, потягивая пиво, и наблюдал за двумя парами, которые время от времени смеялись, наслаждаясь друг другом. Он получал удовольствие от этого, делая ставки на то, кем может быть эта другая женщина. Может быть, это безвкусная Дорис Калли, которая жила дальше по кварталу? Женщина была примерно подходящего роста, а ее прическа, как бы она ни была накрашена, напоминала простой стиль, который она носила. А может быть, длинноногая Хизер Леттс? Она тоже была примерно того же возраста и роста, что и таинственная женщина, только у нее были более короткие волосы. Значит, это не могла быть Хизер. Может, это была Линетт Франклин, президент местного отделения начальной школы? Вот это был бы смех. Она была консервативной христианкой. Ее бы не застали мертвой в таком месте, и уж точно никогда бы не увидели с мужчиной, кроме ее мужа.

Устав от своей игры, он повернулся на стуле лицом к столу, заметив, что его пиво было пустым. В этот момент он подумал об уходе, но, взглянув на часы, решил, что еще слишком рано отправляться домой. Он забыл проверить наличие сообщений на домашнем телефоне, что легко мог сделать с мобильного. Если бы Джесси сегодня снова работала допоздна, она бы позвонила на домашний телефон, хотя еще пару лет назад она всегда звонила на его мобильный.

"Да, я позвоню домой и узнаю, не оставила ли Джесси сообщение о том, что она работает допоздна, и если да, то у меня может быть еще одно пиво", - подумал он.

Конечно, Джесси оставила сообщение, что задержится на работе, и чтобы он не беспокоился о приготовлении еды для нее, так как она остановится, чтобы перекусить по дороге.

"Я действительно хотел поговорить с ней обо всем, но, видимо, придется подождать".

Вздохнув, он закрыл телефон и сунул его обратно в карман.

Махнув официантке, он заказал еще пива.

Теперь, когда наступил поздний вечер, здесь было немного многолюднее. Фоновый гул от разговоров людей усилился на несколько ступеней, но все равно было не так уж плохо. По крайней мере, музыкальный автомат звучал не громче, чем раньше.

Потягивая третье пиво, он был более расслаблен и уверен в том, что проблема в его браке существует, и чем скорее он поговорит об этом с Джесси, тем скорее они смогут начать работу по исправлению ситуации. Возможно, это будет нелегко, но, черт возьми, он любил эту женщину. Поэтому, как бы трудно ни было все исправить, оно того стоило.

Снова почувствовав удовлетворение, он спокойно сидел, попивая последнее пиво и прислушиваясь к разговорам в баре.

Филлис, двое мужчин и таинственная женщина становились все громче по мере приближения вечера. "Наверное, выпитое может добавить веселья", - лениво подумал Малкольм. "Не мой вид веселья, но каждому свое".

Затем он услышал, что отодвигаются стулья, как он предположил, со стороны двух пар.

Любопытство взяло верх, и он повернулся так, чтобы видеть две пары. И да, они уже вставали и выглядели так, словно были готовы уйти. Мужчина, который был с Филлис, собственнически положил руку ей на поясницу, провожая ее к выходу, и Малкольм удивленно поднял бровь. Даже если он уже догадался, что они были очень близки, факт этого поразил его больше, чем догадки. Он снова подумал: «Бедный Генри». Переключив свое внимание на другую женщину, которая все еще смотрела в сторону от Малькольма, он мог видеть, как мужчина кладет обе руки ей на талию, в то время как разговаривает с ней, их лица находились в нескольких дюймах друг от друга.. .

С нездоровым предвкушением Малкольм ждал, когда женщина повернется к нему, чтобы он смог разглядеть, кто она такая. Она показалась ему знакомой, но стиль ее одежды и манера поведения все еще сбивали его с толку. Он просто не мог вспомнить ее. Она была одета убийственно, это было видно. Ее голубое платье облегало каждый изгиб ее тела, особенно ее упругую стройную попку, подчеркивая ее. Пальто, которое она накинула на правую руку, было одной из тех тонких шалей, похожих на плащ, больше для вида, чем для того, чтобы согреть тело. Неважно, парень, который держал ее, похоже, мог справиться с тем, чтобы её согреть. При этой мысли с его губ сорвалась слабая усмешка. "Счастливый ублюдок!"

Она, наконец, повернулась, и его разум больше не размышлял о личности загадочной женщины. И как только он понял, кто она, она в тот же миг увидела его.

"Малкольм! Это ты?" - сказала она удивленным, но приветственным криком.

Малкольм не мог поверить своим глазам, и вид ее подорвал его прежнее решение их с Джесси проблемы.

"Да. Это я", - произнес он беззвучно.

Когда она подошла к нему, ему показалось, что он увидел в ее глазах жалость. Жалость к нему? Каким-то образом это сумело всколыхнуть давно похороненный гнев.

"Я так и думала. Но... Что ты здесь делаешь? Где Джессика?" - спросила она. Хотя ее вопрос не был задан робко, в ее голосе чувствовалась неуверенность и нерешительность.

"Как и ты, выбрался поразвлечься. Только я, похоже, не получил столько же удовольствия, сколько ты, поскольку я один", - ответил он с сарказмом.

"Малкольм... Я... Слушай, все не так, как кажется. Все не так, как было раньше. И..."

Малкольм резко оборвал ее: "С тобой все всегда не так, как кажется. Прошло двадцать три года, а ты все такая же шлюха!".

"Ладно, Малкольм, я вижу, что ты расстроен. Я не знаю, почему. Я же никогда не делала тебе ничего плохого. А сегодня вечером, ну, я просто немного повеселилась. Вот и все!" - коротко объяснила она, когда ее собственный гнев начал выходить на поверхность.

"Да, точно. Неважно. Я ухожу отсюда", - сердито ответил он, проходя мимо нее и ее удивленного спутника. Он надеялся, что она скажет что-нибудь, что угодно, но она сжала губы в тонкую линию, сузив глаза, сдерживая гневный ответ, оставив последнее слово за ним. Хотя это и принесло некоторое утешение, было бы гораздо приятнее, если бы она сказала что-нибудь, чтобы он мог выплеснуть еще больше.

«Черт побери! Я просто знал, что дерьмо попадет в вентилятор между мной и Джесси, но не так», - проклинал себя Малкольм, выходя из бара.

Эта гребаная сука! Лживая шлюха! Блядь! БЛЯДЬ! Малкольм не был уверен, к кому именно он обращается, к шлюхе в баре или к своей жене.

Пока он ехал домой, в нем бушевала буря, его гнев усиливался с каждой пройденной милей, пока его не наполнила раскаленная докрасна ярость.

Было чуть больше 10 часов, когда он подъехал к подъезду. Машины Джесси на месте не было, значит, ее еще нет дома. Это было как раз, кстати, ему было о чем подумать. А сейчас ему совсем не хотелось встречаться с ней лицом к лицу.

Он ворвался в дом, вошел в гостиную, подошел к шкафу, где хранилась бутылка Jack Daniels, взял ее и стакан, затем прошел в комнату, где сел в кресло и стал пить, ожидая прихода своей дорогой жены. В его голове проносились полузаконченные мысли, он отбрасывал каждую из них, когда на ее место приходила другая, и каждая мысль исчезала прежде, чем он успевал рассмотреть ее полностью. Кроме одной. Она всплывала снова и снова. Почему она смотрела с жалостью? Это из-за него? Или из-за чего-то, все еще остающегося в прошлом?

Малкольм не был любителем выпить, он вскоре запьянел, и почувствовал некоторую сонливость. Он задремал и не проснулся, пока не услышал, как кто-то поднимается по лестнице. Поскольку кабинет находился частично под лестницей, звук шагов по деревянным ступеням как бы отдавался эхом. Он был еще недостаточно пьян для того, что ему предстояло, но, не желая больше пить, Малкольм поднялся со стула и пошел наверх, чтобы встретиться с женой.

Он вошел в спальню, когда она снимала платье. Даже в сорок семь лет его жена была очень сексуальной и желанной женщиной, но в данный момент Малкольм был слишком зол, чтобы обращать на это внимание.

"Когда ты собиралась мне сказать?" - спросил Малкольм с едва сдерживаемой яростью.

Испугавшись внезапного голоса и его резкости, Джесси повернулась к Малкольму с широко раскрытыми глазами. Ее лицо выражало шок, а в глазах читался намек на страх.

"О чем ты говоришь, Малькольм?" - спросила она слегка дрожащим голосом.

Она перестала снимать платье, но оно опустилось достаточно низко, чтобы Малькольм мог видеть кружевной черный лифчик и трусики, которые она носила, а также ее все еще подтянутый живот и мускулистые бедра. Но опять же, ее красота мало способствовала ослаблению его гнева.

"Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю! Так что не притворяйся и не веди себя со мной как идиотка, Джессика!"

"Малкольм, я не умею читать мысли. И пока ты не скажешь мне, о чем ты бредишь, я понятия не имею, что ты имеешь в виду", - с сарказмом ответила Джесси, ее первоначальное удивление быстро перешло в гнев.

"Хорошо, я расскажу тебе все по порядку, раз уж ты решила поиграть в эту игру. Сегодня вечером... Сегодня вечером я видел... Клэр! Твою сестру! Помнишь ее?"

"О..." начала Джесси с удивлением и, как показалось Малкольму, подозрительно похожим на облегчение.

"Да, о. Как давно она вернулась? И почему она вернулась?" - спросил Малкольм, повысив голос.

"Я не... Почему ты не спросил ее?" - крикнула Джесси ему в ответ, нахлынувший гнев изменил ее ответ в середине предложения. Затем ее осенило: когда и как Малкольм видел ее сестру? "И вообще, где ты был, когда столкнулся с Клэр?"

Озадаченный внезапной сменой тактики, и настороженный явной враждебностью Джессики, Малкольм на мгновение замешкался, прежде чем ответить.

Пытаясь взять себя в руки, чтобы не сказать то, о чем потом пожалеет, он ответил более спокойно, но кратко: " Я выпил пару бутылок пива. Видел ее в том же месте".

Малкольм пил? Теперь, когда она подумала об этом, она почувствовала запах виски от него.

"Ты пил? С каких это пор?" - спросила Джессика, гадая, что происходит с Малкольмом.

"Сегодня вечером, в каком-то баре. У Брюстера. Потом здесь, дома", - ответил Малкольм, а затем продолжил: "Ты пытаешься сменить тему, а я был бы очень признателен за ответ на мои вопросы".

Покачав головой от удивления, она посмотрела на Малькольма, заглядывая ему в глаза, пытаясь понять, что скрывается за его гневом. Было ли что-то большее, чем просто возвращение Клэр в город, что расстроило его? Впервые в жизни она не могла прочитать Малкольма. Казалось, что на нее смотрит незнакомец. По ее телу прошла дрожь, вызванная осознанием того, что, возможно, она знает своего мужа не так хорошо, как ей казалось. И это был повод для беспокойства. Она окинула его тяжелым взглядом, который в другое время заставил бы его поникнуть и отступить, но на этот раз он просто отскочил от его твердого непоколебимого лица.

Он не сказал ни слова, продолжая невозмутимо встречать ее взгляд, чего в прошлом он никогда бы не сделал. Он бы уже опустил глаза, по его лицу расплылась бы робкая ухмылка, и он бы просто рассмеялся. Но не в этот раз. Она действительно не знала человека, который стоял напротив нее. Это напугало ее, и она решила не спорить, а ответить.

"Мне... мне жаль, Малкольм. Я действительно не знаю ответов на твои вопросы. Мы не так часто общались, но пару недель назад я обнаружила, что Клэр вернулась. Я задавала ей те же вопросы, но она уклонилась от них. Ты не можешь позволить прошлому овладеть тобой сейчас. Я знаю, ты злишься на то, что произошло, когда она еще жила здесь, но это было так давно... Мы должны забыть об этом". Затем немного обиженным тоном она добавила: "Я думала, что мы это сделали".

Он пристально посмотрел на нее, изучая ее лицо и глаза, глубоко заглядывая в них, а затем, издав ворчание, которое могло означать что угодно, вышел из спальни.

Однажды она уже видела Малкольма таким, таким откровенно злым и ненавидящим. Это было двадцать три года назад, только в этот раз все было по-другому.

"Он как будто не доверяет мне", - сказала она себе. В ней снова вспыхнул гнев, но его было недостаточно, чтобы преодолеть неприятное чувство, которое он оставил, и это пугало ее. "Боже милостивый, неужели он знает больше, чем говорит? Неужели он знает правду и проверяет меня? Чтобы посмотреть, что я скажу?"

И она понимала, что если это так, то он знает, что она нагло лгала. Внезапно она очень испугалась человека, которого любила и называла мужем.

~N~

"Эй, мужик! Как дела, Мэл?" - спросил один из техников линии, увидев, как Малкольм идет по конвейеру, осматривая блестящие стальные ролики и защитные экраны вокруг шестеренок и ремней. Малкольм махнул рукой в знак того, что услышал, но вместо того, чтобы остановиться и немного поболтать, как он обычно делал, он продолжил осмотр.

"Чувак! Какая муха его укусила?" - спросил техник, поприветствовавший Малкольма, у другого техника, стоявшего рядом. Пожав плечами, второй техник ответил: "Кто знает? Но что бы это, ни было, я никогда не видел старика настолько сосредоточенным на своей работе. Чтобы он прошел и не остановился, ни на минуту - это, должно быть, настоящее мозгоёбство".

«Да. Наверное». И после этого два техника вернулись к своей работе, и изменение распорядка Малкольма быстро исчезло в их памяти.

~N~

«Хорошо, Брюс, я прошел по конвейеру, и, насколько я могу судить, всё выглядит хорошо. Нам не нужен какой-либо капитальный ремонт. Регулярное техническое обслуживание продлится до лета. Но на всякий случай пусть обслуживающий персонал закажет еще две прямые восьмифутовые секции, одну двустороннюю перегородку и одну правую ветвь. Думаю, с этим все будет в порядке », - сказал Малкольм своему партнеру и давнему другу Эрику Брюсу.

«Это хорошо. Чем меньше мы тратим на ремонт, тем больше экономим и тем скорее сможем начать модернизацию завода. В любом случае, пора сделать это. Мы начнем в следующем месяце, и, по моим оценкам, это займет год, прежде, чем мы завершим все обновления ", - сказал Эрик. «Мы получаем больше заказов, чем можем выполнить с нашими текущими возможностями». «А нанимать больше людей не имеет смысла, поскольку механическая часть и так работает на пределе возможностей", - объяснил Эрик, больше для себя, чем для Малкольма

«Что ж, ты прав, Эрик, но это означает, что нам придется отложить выпуск акций еще на год, по крайней мере, до тех пор, пока мы не убедимся, что все работает должным образом».

"Я понимаю, но у нас действительно нет выбора. Если мы не сможем поддерживать наше нынешнее производство и расширить наши мощности, по крайней мере, втрое, мы никого не впечатлим. И наше первоначальное предложение будет плавать без достаточного количества желающих. Мы не только хотим создать спрос, но и хотим, чтобы начальная цена была как можно выше", - сказал Эрик, вставая, выходя из-за стола и подходя к небольшой стойке, где стояла большая электрическая кофеварка, и наливая себе чашку. Эрик любил черный кофе, любил его еще со времен службы в армии, где он научился обходиться тем, что иногда не было сахара и сливок.

Малкольм, настороженно глядя на кофе Эрика, как на чашку с ядом, сказал: "Хорошо, я оставляю деловую часть на твоё усмотрение, а мы пока будем работать с тем, что есть".

Он знал Эрика еще со времен их службы в армии и за все это время так и не смог привыкнуть к тому, что он пьет черный кофе. Это все еще заставляло его вздрагивать. Эта особенность Эрика, наряду с некоторыми другими его особенностями, убедила Малкольма, что Эрик просто играет в цивилизованность. Ведь все знали, что в кофе нужно добавлять немного сахара, чтобы он стал одним из поистине великих благ цивилизации.

"Отлично! Ну, у меня еще одна встреча с банком, и я должен закончить остальную часть финансового отчета до встречи с ними", - сказал Эрик, уже вернувшись за свой стол, и продолжил печатать.

"Да. Лучше ты, чем я, старый друг. Схожу-ка я к Джереми Шнайдеру на его склад. У него могут быть вещи, которые мы сможем использовать среди всего этого хлама, который он накопил. А он, как правило, бережет свои вещи как первенцев", - сказал Малкольм, выходя из кабинета Эрика. Все, что Эрик мог сказать в ответ, потерялось в грохоте заводских механизмов и других шумов, которые были частью работы завода.

~N~

Он немного поговорил со Шнайдером, посмотрел, что у него есть на продажу, а затем провел переговоры, как умеют только настоящие южные парни. Не просто перебрасываясь цифрами, а переплетая каждое из своих предложений и контрпредложений байками. Это были трудоемкие, часто утомительные переговоры. Более слабые люди сдались бы на полпути, согласившись на последнее лучшее предложение, только чтобы обнаружить, что товар или товары вернулись к своей первоначальной цене или, что еще хуже, больше не доступны для продажи.

Ни один из мужчин не думал о времени, которое ушло на то, чтобы выторговать сделку. Так было всегда, и так будет всегда. И вот, когда сумерки превратились в романтичный фиолетовый бархат, он приехал домой. Машина Джессики стояла на подъездной дорожке, так что ей, должно быть, не пришлось сегодня работать допоздна. Это могло быть как хорошо, так и плохо, но он не узнает, пока не войдет в свой дом и не увидит, в каком настроении находится его жена.

Не то чтобы ее настроение имело большое значение, поскольку его собственное настроение испортилось, как только он увидел ее машину. Он надеялся немного отдохнуть, разобраться с бумагами, принять душ и лечь в постель, чтобы уснуть до ее приезда. Мужчина мог определить, что не стоит рассчитывать на что-то хорошее, по тому, как день ото дня менялась его жизнь дома. Не то чтобы он был азартным человеком, но его отец был таким, и он никогда не делал ставки, когда мать Малкольма была в таком обманчиво хорошем настроении.

Он вошел через кухню, так как это было первое место, которое он любил видеть, приходя домой. Парадные двери вели в гостиные и кабинеты, места, которые почти все всегда содержали в чистоте и респектабельности для гостей, особенно неожиданных. Кухня, с другой стороны, была сердцем дома. Она показывала, как на самом деле обстоят дела в доме в любой момент времени, а Малкольму нравилось знать истинную природу вещей.

Он поднялся наверх, но ее не было, ни в их спальне, ни в других комнатах. Стоя у окна одной из задних спален, он выглянул на задний двор. Джесси не было видно ни в одном из мест, которые он мог наблюдать со своей точки обзора. " Ну что ж, - подумал он, - думаю, в конце концов, это будет не такая уж плохая ночь".

Он не должен был так злиться на Джесси, но ее сестра, Клэр, была одной из самых хитрых и коварных женщин, которых он когда-либо встречал, и Джесси, возможно, потому что это была ее сестра, в свое время позволила Клэр манипулировать ею, что привело к тому, что их брак едва не распался.

Это было, когда они только поженились, в самый первый год супружеского счастья, или так Малкольм по невежеству думал. Клэр была моложе Джессики почти на восемь лет, но даже тогда Клэр обладала волевым умом женщины намного старше своих лет. Это принесло много неприятностей ее семье. Но тот день был самым худшим, и это был последний раз, когда он видел Клэр.

Они были на ежегодной семейной вечеринке Джесси, и это была первая встреча, на которой Малкольм присутствовал в качестве мужа Джесси. Конечно, он уже бывал на нескольких, будучи ее парнем, но почему-то в качестве мужа это имело более глубокий смысл и вызывало больше уважение. Поэтому он пришел на семейную встречу с гордостью мужа и с некоторой искусственной зрелостью.

Он общался с родственниками Джесси, в основном с кузенами и дядями мужского пола, а также с некоторыми пожилыми женщинами. Джесси покинула его в самом начале, чтобы пойти пообщаться со своими родственниками. Хотя он знал о не слишком блестящей репутации Клэр, он также считал, что это всего лишь этап, который должна пройти молодая женщина, прежде чем найти свой центр и остепениться. Затем, проходя мимо нескольких младших кузин, сгрудившихся вместе, он услышал их громкий шепот. Их слова были не совсем понятны на фоне других разговоров вокруг него, но он отчетливо услышал имя Джесси, упомянутое приглушенно. Его это заинтересовало, и, чувствуя себя спокойным и на высоте, он перестал идти и подошел ближе, держась к ним спиной, чтобы они не смогли его узнать.

Малкольму не стоило беспокоиться, девушки были так увлечены своим перешёптыванием, что даже не подумали оглянуться, чтобы проверить, кто может подслушивать.

Теперь он легко слышал их, даже сквозь шум других голосов, раздававшихся поблизости. Как будто его уши и разум были способны сосредоточиться исключительно на их шепоте. Но это была всего лишь девчачья болтовня. Его несколько позабавили их бессмысленные подшучивания, и он уже собирался уходить, когда его внимание привлекло что-то еще.

"Клянусь, эта Клэр - просто шлюха. Можешь ли ты поверить, что она действительно вовлекла свою собственную сестру в свои планы?"

"Да! Я не могу в это поверить. Кто заставит свою замужнюю сестру пойти на такое?".

В унисон они все со смехом сказали: "Клэр!". После минутного взаимного веселья кто-то еще заговорил.

"Где они собираются это сделать?" - спросила одна девушка с удивлением.

"Наверху у старого дуба, так я слышала. Но Клэр могла сказать это, чтобы ввести нас в заблуждение, и они могут быть внизу у ручья", - сказала другая девушка с явным отвращением к попытке Клэр схитрить.

"Они действительно собираются это сделать?", - спросил новый голос.

"Да. Собираются. Я не знаю, как Клэр уговорила Джессику, но они действительно собираются это сделать".

"О чем, черт возьми, они говорят?" - спрашивал себя Малкольм. "Что сделать?». Малкольму больше не было смешно, ему стало интересно, на какую шалость Клэр уговорила Джессику. Джессика была сама по себе, но Малкольм знал, что Клэр может очаровать вонючего скунса, лишь слегка приподняв ухоженную бровь. В этом была вся Клэр, но что бы она, ни замышляла, он не хотел, чтобы Джессика взяла на себя ответственность за сестру.

Услышав более чем достаточно, Малкольм осмотрелся, ориентируясь на местности. Он знал оба места, которые они упомянули, и не только потому, что посещал семейные собрания в течение последних четырех лет. Они с Джесси не раз выбирались сюда самостоятельно, и... Он невольно усмехнулся, подумав о причине, по которой они оказывались там в одиночку. Земля принадлежала деду Джесси, но была открыта для всех членов семьи в любое время. Они с Джесси не раз пользовались этим открытым приглашением.

Пытаясь сдержать ухмылку, Малкольм отправился на поиски своей своенравной жены и проблемной невестки.

Их не было у дуба, поэтому, нетерпеливо торопя шаг, Малкольм начал идти к ручью, который лениво бежал примерно в миле от дуба.

Он был увлечён прогулкой на природе, его разум был спокоен и наслаждался мыслями о Джесси и о себе, поэтому он не обращал внимания на то, что слышали его уши, пока не оказался почти у ручья.

Затем неожиданно он услышал чей-то разговор.

"Давай, детка, ты нужен мне! Дай мне это! Я ждала этого дольше всех".

Это был голос Клэр! Но...

Кто это был с ней? Это был мужской голос, но невнятный. Что ж, это было не его дело, что Клэр делала, с кем хотела. Но как в этом замешана Джесси?

Не желая шпионить за своей невесткой и ее любовником, Малкольм начал тихонько отходить от них.

Но, потом...

"Джессика, просто прими это. Он не собирается ничего делать, пока ты не сделаешь что-то первой. Твой чёртов муж все равно ничего не узнает. Просто поторопись, чтобы мы могли вернуться до того, как он заметит, что ты пропала".

"Какого черта?" - закричал Малкольм в своем сознании, все мысли о чем-либо рациональном исчезли в мгновенной дымке гнева.

Его ноги, совершенно бессознательно, вместо того, чтобы сделать шаг назад, бросились вперед.

Продираясь сквозь густой кустарник, росший вдоль ручья, Малкольм увидел сцену, которая навсегда запечатлелась в его памяти.

Первой, кого он увидел, была Клэр, ее топик был снят, и ее маленькие груди были обнажены, когда она сидела на каком-то парне, лежащем на земле. Ее юбка была задрана на талии, обнажая бледную шелковистую кожу бедер. Сбоку, в нескольких футах от него, была Джесси, полностью одетая, но сидящая на коленях у другого парня, тоже полностью одетого. Ее руки обвились вокруг его шеи, и было очевидно, что она целовала его, так как цвет ее помады был размазан по его губам и нижней части лица. В свою очередь, его руки обхватили задницу Джесси, и через джинсы, продолжали гладить и сжимать каждую из ее ягодиц, даже когда они все повернулись, чтобы посмотреть на него в ужасе.

"Какого хрена!?! Чтоб ты сдохла, гребаная сука! А ты! Ты, жалкий ублюдок! Я не знаю, кто ты такой, но я оторву, твой чертов член и скормлю его рыбам!".

Все видели красную ярость на его лице и пылающую ненависть в его глазах и ни на секунду не усомнились в том, что его крики не соответствуют действительности.

~N~

"Джессика! Джессика! Подожди! Постой!" - крикнула ее подруга Филлис, когда Джесси вышла из аптеки.

Джессика остановилась и повернулась к кричащей женщине. Филлис практически подбежала к Джессике и, задыхаясь, сказала: «Я так рада, что застала тебя. Я собиралась тебе позвонить, но я была так занята.. .»

«Привет, Филлис. Ты в порядке? Генри в порядке? Дети?» - спросила Джессика с беспокойством в голосе.

"Да, Генри в порядке. Ну, ты знаешь Генри. Все тот же старый Генри. Если он не на работе, сидя на заднице, то дома перед этим чертовым телевизором, сидя на заднице. У детей все хорошо. Младшего только что повысили до помощника менеджера и перевели его в другой магазин, который очень скоро станет его собственным магазином. А Вирджиния уже на пятом месяце, осталось еще четыре, и я снова стану бабушкой!" - взвизгнула Филлис с детским восторгом.

"О. Это все очень мило. Но ты, же не выкрикивала мое имя через полпарковки, чтобы рассказать мне о заднице Генри, или о том, что Джуниор - большой начальник, и что Вирджиния родит еще одного, не так ли?".

"О, нет. Нет", Филлис усмехнулась на явное раздражение Джессики. "Я просто хотела сказать тебе... Ну, что я видела Мэла у Брюстера как-то вечером! Прежде чем у тебя появятся дикие мысли, он был один. Сидел там и пил. Один", - объяснила Филлис с ожидающим выражением на своем сияющем лице. "Все ли в порядке между вами, голубками?"

Джессика на мгновение уставилась на свою подругу, прежде чем ответить. "Да, все в порядке. Очень мило с твоей стороны, что ты спросила". Ты злая сука, - тихо добавила Джессика.

"О. Хорошо, я просто хотела спросить, потому, что он тоже..." начала Филлис.

"Прости, Филлис, я тороплюсь. Мы поговорим позже", - прервала Джессика, прежде чем Филлис успела закончить все, что собиралась сказать.

Прежде чем Филлис успела ответить, Джессика повернулась и ушла. Но даже тогда Филлис успела сделать прощальный укол: «Я слышала, что Мэл, разговаривала с Клэр. Просто подумала, что тебе стоит знать».

Джесси услышала ликование в голосе Филлис, что несказанно ее разозлило.

Джесси и Филлис подружились еще в школе. Но, как быстро поняла каждая из них, они обе стали соперницами. Несмотря на то, что их соперничество оставалось дружеским, бывало и так, что поединок становился настолько жарким, что они на короткое время ссорились.

Джесси знала, что для Филлис их браки были всего лишь очередным соревнованием. В эпоху, когда развод был правилом, любая пара, чей брак длился больше нескольких лет, считалась ненормальной. И легкой добычей для конкуренток. По этой же причине все в их районе знали, что Филлис никогда не разведется с Генри. Что бы он ни сделал. Однако это не мешало Филлис, время от времени, самой заводить романы.

Повернувшись на каблуке, Джесси оглянулась на Филлис и, откинув длинные волосы, сказала: "Спасибо, что рассказала мне, дорогая. Я все же хочу спросить, видел ли Мэл тебя у Брюстера, когда ты сидела одна? Ты же знаешь моего мужа, он честен до мозга костей, и он не терпит тех, кто пытается обманывать. О, но я уверена, что у тебя нет никаких проблем, когда Мэл и Генри разговаривают, поскольку я уверена, что ты была там совсем одна. Прямо как Мэл".

Улыбаясь, как Чеширский кот, Джессика отвернулась и пошла прочь, но не раньше, чем увидела, как Филлис покраснела, а затем выражение беспокойства и гнева появилось на ее лице.

Филлис могла не добиваться развода, но это не означало, что Генри этого не сделает. Эта мысль заставила Джессику улыбнуться еще шире и еще более злобно.

Если бы Джесси могла слышать, что Филлис шепчет себе под нос, она, возможно, не была бы так самодовольна.

"Ты гребаная сука. Я знаю, чем ты занимаешься и с кем. Может быть, Мэл тоже скоро узнает".

~N~

Малкольм вернулся к Брюстеру. Он не знал, была ли Джесси дома, но если и была, то он не хотел ее видеть. Вчерашняя встреча оказалась для Малкольма почти невыносимой.

Что-то в поведении Джесси вызвало у него подозрения и тревогу у него в голове. Все ее поведение было одновременно совершенно странным и смутно знакомым. Вопросительная мысль, которую Малкольм когда-то счел бы ужасной, неожиданно пришла ему в голову.

«Неужели Джессика изменяет?»

Беззвучное отрицание, которое автоматически возникло, было вялым в своем ответе. Каким-то образом его подсознание уже соединило все точки, а сознание только догоняло. Малкольм не мог привести ни одного конкретного случая, но все мелочи, взятые вместе, указывали на это...

«Проклятье! Что ты наделала, Джесси?» - кричал разум Малкольма.

Официантка, несущая поднос с пустыми бутылками, остановилась перед ним.

"Привет! Опять здесь? Рада снова тебя видеть, милый! Что тебе принести?"

Прервав свои размышления, Малкольм заметил, что это та же официантка, что и накануне вечером. Медленная улыбка расплылась по его лицу от искренности, которую он услышал в ее голосе.

"То же самое", - сказал Малкольм, любопытствуя, вспомнит ли она, что он заказывал вчера вечером.

"Я поняла! Сейчас вернусь с двумя бутылками пива", - ответила она со смехом.

Все еще улыбаясь, Малкольм осмотрел бар, но, опять же, было еще рано, и в баре было относительно тихо.

Те же мужчины, которых он видел вчера, были на том же месте. Они оживленно разговаривали, когда он вошел, но сбавили тон, когда он проходил мимо них. В одной кабинке сидела пара и тихо разговаривала. Он не мог припомнить, чтобы видел их вчера вечером. Женщина сидела в кабинке одна, но Малкольм не смог ее разглядеть, так как в этой части бара было несколько темнее.

Он подошел к тому же столику, что раньше, и сел.

Он размышлял о своей ситуации, пока ждал, когда официантка принесет пиво, и так погрузился в размышления, что не заметил женщину, которая медленно подошла к его столику.

"Могу я присоединиться к тебе, Малкольм?"

Удивленный неожиданным использованием своего имени, Малкольм вскинул голову. Клэр!

"Какого хрена тебе нужно?"

Вздохнув, Клэр ответила: "Просто поговорить. Вот и все, просто поговорить".

"Мне нечего тебе сказать, и я уверен, что у тебя нет ничего, что я хотел бы услышать, так что просто уходи, Клэр". Сказал Малкольм, грубо.

"Уйду, как только ты меня выслушаешь", - нагло сказала Клэр.

«Я сказал "нет". Что из этого ты не поняла?» - ответил все более раздраженный Малкольм.

"Послушай, ты, невежественный напыщенный неандерталец, однажды ты прогнал меня из города, но это было давно, и меня больше не так легко запугать. Если ты не выслушаешь то, что я хочу сказать, тогда..." - горячо начала Клэр.

"Черт побери! Дерьмо! Если это не твоя сестра, то ее подруга. А теперь это ты. Что это с женщинами? Ты только и можешь, что устраивать дерьмо!" - громко воскликнул Малкольм, и его терпение лопнуло, а разочарование перешло в гнев. "Почему ты не можешь оставить меня в покое? Ты делала это более двадцати лет, давай еще двадцать лет? А?"

Клэр уставилась на Малкольма, ее горящие глаза пылали в гневе.

"Мне было семнадцать лет. Семнадцать лет, ты, гребаный кусок дерьма! С тех пор как ты спас их драгоценную дочь, каждое слово из твоих уст было как евангелие для ушей моих родителей. Все, что ты им сказал, было воспринято за чистую правду. В конце концов, мне пришлось покинуть свой дом. Чтобы жить в женском общежитии. У меня не было выбора. Я была напугана тем, как все вышло из-под контроля. Поэтому я, никогда не сопротивлялась. Ну, приятель, той маленькой испуганной девочки уже давно нет. И еще, благодаря тебе, у меня отняли все шансы на наследство. Когда мои родители умерли, единственное, что я получила, это копию их свидетельства о смерти!".

Ее грудь вздымалась от сдерживаемой ярости, Клэр остановила свою тираду, чтобы перевести дух.

Малкольм был ошеломлен как резкостью Клэр, так и тем, что она сказала, настолько, что на мгновение потерял дар речи. Он не знал, что родители куда-то ее увезли. Малкольм всегда считал, что Клэр сбежала. Даже Джесси, так далеко зашла, что убедила его в этом.

"И ещё кое-что! Что я делаю и с кем я это делаю - это мое дело! Понял, ты, дерьмо для мозгов? Мое дело! Не твое! Ничье, кроме моего! Так что не надо строить из себя праведника и лезть в мои дела!"

В этот момент подошла официантка, с пивом Малкольма, мило сказав. "Держи, дорогой". Повернувшись к Клэр, он спросила: "Что вам принести?". Ее голос был определенно более льстивым, когда она говорила с Клэр.

Клэр с ненавистью посмотрела на ничего не подозревающую официантку: «Ничего, сука.. .»

Малкольм быстро прервал свою невестку, прежде чем она выгнала бы их обоих, сказав: «Она может выпить одно из моих сортов пива. Просто принеси мне другое пиво, пожалуйста. " На этом он дал официантке двадцатку, сказав ей оставить сдачу себе.

Приподняв бровь, официантка взяла деньги, улыбнулась Малкольму и сказала, что скоро вернется с другим пивом.

"Я не хочу, чтобы ты...", - сказала Клэр, но Малкольм заговорил.

"Садись, Клэр. Следи за своими манерами, пока нас не выгнали. И пей это чертово пиво!" - приказал Малкольм, потянувшись за ним.

Следуя собственному приказу, Малкольм сделал здоровый глоток, прежде чем посмотреть на Клэр. "Ну что? Ты собираешься просто стоять там? Если ты посмотришь вокруг, то увидишь, что все смотрят в эту сторону. Думаю, они ждут еще одной твоей вспышки".

Клэр заметила тишину в комнате и, слегка смущенная нежелательным вниманием, села, но не потянулась за бутылкой пива.

Увидев его ожидающий взгляд, Клэр отрывисто сказала: "Я не собираюсь пить с тобой".

Пожав плечами, Малкольм сказал: "Как хочешь".

После минуты тревожного молчания, успокоившись, а точнее, смирившись со своей участью, Малкольм спросил: "Ладно, говори. Что ты хотела сказать?"

Клэр нахмурилась и недоверчиво спросила: "Теперь ты хочешь поговорить?".

«Говори или не говори, Клэр. Мне все равно, так или иначе», - легкомысленно сказал Малькольм, делая еще глоток пива. Когда Клэр так и не ответила, Малькольм объяснил: «Я не знал, что с тобой случилось. Единственное, что Джесси сказала об этом, это то, что ты решила уехать одна, и, в конце концов, жить с какой-то тетей. Я ей поверил. Значит, либо ты лжешь, либо Джесси и твои родители лгали все эти годы. Кто же прав?"

"Пошёл ты нахер, засранец!" - прошипела Клэр сквозь стиснутые зубы.

"Боже мой, какой у тебя грязный рот. Это должно как-то повлиять на меня?" - спросил Малкольм. "Это твой последний шанс поговорить, Клэр. Как только я допью это пиво, я уйду". С этими словами он опрокинул бутылку и пил до тех пор, пока не осталось совсем немного.

Молчание продолжалось до тех пор, пока Малкольм не поднял бутылку и не допил ее содержимое. Аккуратно поставив бутылку на место, он отодвинул стул и собрался встать.

"Подождите!" Клэр заговорила достаточно громко, чтобы ее услышал Малькольм. "Я думаю, тебе нужно кое-что знать".

Он сел обратно: "Хорошо. Я весь внимание".

Клэр обвела взглядом комнату, затем взяла свое пиво и отпила глоток. "Я не знаю, как это приукрасить, поэтому просто скажу. Джесси тебе изменяет".

Малкольм сидел, быстро моргая глазами, пока слова невестки вертелись у него в голове. "Ну, ладно".

Глаза Клэр расширились от удивления. "Это все, что ты можешь сказать? Ну, ладно?"

"Что еще я должен был сказать?"

"Я не знаю, что-то большее, чем, просто «Ну, ладно!». Тебе все равно? "

В это время мимо пронеслась официантка, поставила перед ним пиво и убежала обратно в бар. По ее молчанию и быстрому уходу было очевидно, что она не хотела участвовать ни в каком споре между ними.

Схватив бутылку, Малкольм сделал большой глоток. "Мне все равно? Думаю, да. Дело в том, что у меня есть только твои слова, что она мне изменяет. Есть доказательства?"

Клэр посмотрела на Малкольма, прежде чем ответить: "Нет, у меня нет". Клэр все еще держала пиво в руке и, не разрывая зрительного контакта со своим деверем, сделала еще один глоток. "Только ее слова".

"Что? Ты имеешь в виду, что Джесси сказала тебе, что изменяет мне? Вот так просто?"

Кивнув, Клэр ответила: "Да, сказала".

Откинувшись на спинку стула, Малькольм медленно покачал головой, словно пытаясь очистить ее от того, что он только что услышал. «Когда ты разговаривала с Джесси? Когда она сказала тебе, что изменяет?»

Потягивая пиво, Клэр немного нахмурилась в раздумье, прежде чем ответить. "Пару недель назад. Я не помню точный день. Возможно, это был понедельник или вторник. Мы пообедали, и я поняла, что с ней что-то не так. В конце концов, она моя сестра. Поэтому я надавила на нее, пока она не уступила. Прежде чем ты спросишь о подробностях, хочу предупредить, что она не сказала мне многого. Только то, что у нее был роман".

Крякнув, как будто его ударили, Малкольм мрачно посмотрел на Клэр.

"Что? Почему ты так смотришь на меня? Я сказала тебе, потому что думаю, ты должен знать. Она моя сестра, но я не собираюсь снова брать вину на себя".

"Что ты имеешь в виду?" - спросил Малкольм ровным голосом.

"Что я имею в виду?" - спросила Клэр нетерпеливым тоном.

"Что ты не возьмешь вину на себя... снова? Она уже изменяла мне раньше?"

Клэр сделала глоток пива и посмотрела на Малкольма. Пожав плечами, она ответила: "Разве ты не понял? Как ты думаешь, почему я была вынуждена уехать? Это были не только твои претензии. Джессика также настояла на том, чтобы мои предки отослали меня. Она боялась, что я проболтаюсь". Пауза, чтобы выпить еще. "Я думала, ты уже догадался".

Покачав головой, Малкольм спросил: "О чем ты сейчас говоришь? О чем я должен был догадаться?"

Широко раскрыв глаза, Клэр несколько секунд смотрела на него. "О, Боже! Ты действительно не понимаешь. Ты так и не понял!"

"В твоих словах нет никакого смысла. Просто ответь мне, изменял ли мне Джесс до этого момента?".

Внезапно глаза Клэр смягчились, и она тихим голосом сказала: "Мне жаль, Малкольм. Возможно, это была не самая лучшая идея". Схватив свою сумочку, она встала. "Я лучше пойду".

Малкольм смотрел вслед удаляющейся фигуре Клэр, которая пробиралась сквозь толпу посетителей бара.

Встав, Малкольм последовал за своей невесткой, как раз когда она выходила за дверь.

"Клэр!" - крикнул Малькольм, бросаясь догонять изящную пышногрудую брюнетку, которая была его невесткой. "Подожди!"

Она проигнорировала требование Малкольма, нажав на брелок, когда дошла до своей машины. Она пыталась сбежать. Она не знала, что делала в баре. Ей не следовало пытаться поговорить с Малкольмом. Она искренне считала, что Малкольм знал, какие глупости совершала его жена все эти годы.

Не успела она сесть в машину, как рука, словно стальные тиски, сомкнулась на ее руке.

"Подожди минутку, Клэр. Ты не можешь сказать мне какую-то фразу о Джесси и просто уйти. Ты так и не ответила на мой вопрос. Что происходит?" - жестко потребовал Малкольм.

"Отпусти меня. Я должна идти", - умоляла Клэр.

"Нет, пока ты не скажешь мне, что происходит. Если Джесс изменяла мне раньше, я должен знать. Я имею право знать!"

Клэр нерешительно посмотрела на Малкольма, прежде чем принять решение. С чувством мести, копившейся в ней годами, она взорвалась.

"Отлично! Хочешь всю правду? Я скажу тебе прямо. Да, она изменяла тебе! Она изменила тебе в тот день на семейной вечеринке и продолжала изменять, пока Ян не уехал. Как ты думаешь, чья это была идея - улизнуть? Я согласилась на это, потому что она пообещала мне, что я смогу заполучить друга Яна. Когда ты нас поймал, именно это я и делала!"

Потрясенный жестокостью слов своей невестки, Малькольм мог только изумленно смотреть на нее.

Едва успев перевести дух, Клэр продолжила, не в силах остановиться. Высказывая отвратительную правду, которую она слишком долго держала в себе.

"Ты хочешь большего? Есть большая вероятность, что твои дети - не твои! Это удовлетворяет твое любопытство? Удовлетворяет твоё желание знать правду?"

«Ты лжешь! Ты просто завидуешь своей сестре!» - громко ответил Малькольм, не в силах поверить в то, что утверждала Клэр. И все же он чувствовал боль в глубине души, когда подозрения Малкольма обретали силу, медленно разгораясь от слабого уголька до мерцающего пламени. Он не хотел верить. Он не мог поверить в то, что сказала Клэр. Это означало признать то, с чем он не смог бы смириться. То, с чем он не хотел бы никогда столкнуться.

Увидев резкую перемену в его глазах, несмотря на его слова, Клэр почувствовала внезапную печаль по человеку, которого она плохо знала, но в течение многих лет представляла и радовалась этой самой встрече. Удовольствие, которое она могла бы испытать от его боли, было сильно омрачено тем фактом, что он был такой же жертвой капризов ее сестры, как и она сама.

"Прости, Малкольм. Я не хотела... Мне нужно идти". Приложив неимоверное усилие, она вырвалась из его хватки и прыгнула в машину. Отъезжая, она увидела, что он стоит, глядя ей вслед, с безучастным выражением лица. Нет, не столько безучастным, сколько потерянным взглядом маленького мальчика, которого бросили в незнакомом месте с незнакомыми людьми.

Едва слышно Клэр прошептала: "Мне жаль". Она не была уверена, было ли ей жаль себя, или Малькольма, или их обоих.

~N~

Малкольм попытался осознать, где он находится, вернее, он знал, где он находится, знал как он туда попал, но до этого момента ему было все равно. Не то чтобы его это сильно волновало сейчас, но его мозг сделал усилие, чтобы хотя бы создать некоторое беспокойство.

Это была самая грязная часть города. Здесь было полно пустых полуразрушенных домов, заколоченных зданий, потрескавшихся тротуаров и усыпанных мусором дорог. Небольшие группы людей ютились то тут, то там на темных участках некогда оживленных улиц. Было несколько более смелых людей, которые переходили с места на место, и, несомненно, те, кто передвигался, были хорошо вооружены. В целом, атмосфера была мрачной, убогой, с предчувствием запустения, и подсознательно более темной, чем можно было ожидать от наступления ночи.

Не задумываясь о своей безопасности, Малкольм притормозил свой грузовик и припарковался вдоль разрушающегося бордюра. Двигатель работал, а Малкольм, положил голову на руль, пытался унять беспокойные мысли и успокоить разрывающееся сердце.

Говорила ли Клэр правду? Изменяла ли Джесс все эти годы? Были ли Триша и Джексон чужими детьми?

Каждый мучительный вопрос, и многое другое, бесконечно сыпались в угрюмые глубины его измученной души, чтобы затем подняться и снова и снова заполнить его сбитый с толку разум. Ничто не отвечало на его призыв к истине. Появились небольшие воспоминания, которые по отдельности не имели никакого значения, но, собираясь вместе, все больше усиливали его подозрения, повышая уровень уверенности.

Знали ли что-нибудь его так называемые друзья? Если да, то признаются ли они в этом? Стали бы они отвечать на его вопросы или уклонились бы от ответа, выглядя пристыженными и виноватыми?

К кому он мог обратиться? На протяжении многих лет Малкольм полагался на своих друзей, как и они на него, но можно ли теперь доверять им? Нет, он не мог доверять своим друзьям, что стало для Малкольма неожиданным открытием. Это откровение стало для Малкольма неожиданным и оставило его в растерянности, с глубокой печалью и горечью, каких он никогда не испытывал.

Его мысли постоянно возвращались к его деловому партнеру, Эрику.

Мог ли он поговорить об этом с Эриком? И более того, знает ли Эрик что-нибудь? Обычно Малкольм не вмешивал личные проблемы в бизнес, и в их организации это касалось и Эрика.

Тем не менее, у Малкольма не было выбора. Ему нужно было с кем-то поговорить. Ему нужно было узнать, знали ли его друзья все это время.

Прежде чем он успел перевести коробку передач в режим Drive, в его левом ухе раздался громкий хрупкий стук. Повернувшись, чтобы посмотреть, кто постучал по оконному стеклу двери, он увидел трех молодых чернокожих мужчин. Они носили темную одежду, но в стиле, который был популярен в эти дни. Их странные бесформенные бейсболки были перекошены и повернуты набок. Все они были одеты в одинаковые цвета, что насторожило Малкольма: эти люди могли быть частью банды.

Он заметил, что все они сжимали в руках, казалось бы, слишком большие автоматические пистолеты, свободно болтавшиеся по бокам. Отлично! Они подкрались к нему, когда он сидел, погруженный в свои мысли.

Малкольм должен был почувствовать страх, он знал, что его жизнь в опасности и может быть потеряна по прихоти этих незнакомцев. Однако он чувствовал странное возбуждение. Электрическая дрожь от адреналина, хлынувшего в его вены, быстро распространилась по всему телу. Его разум замедлил разворачивающуюся картину, превратив ее в замедленную реальность.

Он почувствовал, как его правая рука движется, а кисть тянется к его собственному автоматическому пистолету и выхватывает его. Он достал его и поднял одним плавным быстрым движением. В то время как он доставал оружие, его другая рука коснулась переключателя стеклоподъемника водительской двери, который автоматически быстро опустил стекло.

Он действительно не был уверен в том, что собирается делать, поскольку его тело и разум действовали по собственному желанию. Когда вой мотора стеклоподъемника стих, его пистолет поднялся и оказался в пределах видимости всех трех человек.

"Привет, ребята. У меня была действительно очень плохая ночь. Мне нужно выпустить пар. Много пара. Вы все подойдете для этого. Что будете делать?"

Их удивление было полным и абсолютным. Они ожидали увидеть испуганного беспомощного лоха, а получили вооруженного и разозленного работягу.

"Твою мать! Я собираюсь надрать тебе задницу!" - воскликнул ближайший к нему молодой человек с фальшивой бравадой, как показалось Малькольму, и начал поднимать пистолет.

"Отлично! Давай сделаем это!" - ответил Малкольм с жутким, но подозрительным спокойствием.

"Йоу, Дрейделл. Он серьезно, чувак. Я видел этот взгляд в глазах некоторых братьев. Он сумасшедший! Давайте убираться отсюда!"

«Пошел ты, ниггер! Дрейделл не убегает ни от кого, особенно от какого-нибудь старого лоха!» - закричал Дрейделл.

Оглушительный звук выстрела из автоматического пистолета прервал крик Дрейделла.

Пистолет, который держал молодой чернокожий человек по имени Дрейделл, пролетел мимо двух других мужчин и упал на землю. Рука Дрейделла дернулась от удара тяжелой пули. Темные брызги мелких капель осыпали двух других мужчин, окрасив их лица и одежду очень знакомой им теплой жидкостью.

«Ой, ебать! Рука, чувак!» - крикнул один из сообщников Дрейделла, указывая на то, что он имел в виду. "Я сказал тебе, что он чокнутый!"

Рука Дрейделла болела от неожиданного и сильного рывка. Но он все равно поднял ее. То, что он увидел, заставило его закричать от чего-то гораздо большего, чем физическая боль. У него остался один палец. Все остальные были отстрелены, вместе с большим пальцем. Даже его рука - то, что от нее осталось - выглядела неправильно, но в своем нынешнем состоянии Дрейделл не мог понять, что еще с ней не так.

"Дрейделл, да? Я не из тех, кто дает вторые шансы, так что если тебе дорога хоть какая-то часть твоей жизни, то сделай, как говорит твой друг, и уходи. Следующий выстрел будет смертельным".

"ТВОЮ МАТЬ! Я убью твою белую задницу! Я убью твою семью! Сделаю твою жену и дочерей моими сучками, пока я буду их трахать!".

Взгляд Малкольма резко изменился, он стал холодным, как жидкий гелий, его лицо налилось яростью. Это не осталось незамеченным.

"Давай, ниггер! Он убьет тебя! Пошли!"

Испуг, прозвучавший в голосе его друга, заставил Дрейделла посмотреть вверх. Старый белый чувак изменился, и Дрейделл понял, что он больше не был спокойным и заторможенным белым засранцем. Дрейделл видел только ядовитую ненависть и едва сдерживаемую ярость на лице белого старика и ужасающе большой ствол пистолета, непоколебимо направленный ему в голову.

Дрейделл безропотно позволил своим друзьям оттащить его назад, подальше от этого старика. Он продолжал оглядываться, ожидая, что в любой момент пистолет может вспыхнуть. Дрейделл, не вполне осознавая, что делает его тело, почувствовал, как струйка теплой влаги пропитала его брюки. Сначала Дрейделл подумал, что его снова ранили, и он истекает кровью, но быстро понял, что его мочевой пузырь поддался охватившему его ужасу.

Пока двое его друзей тащили Дрейделла через улицу в тень, он думал о том, чтобы крикнуть старику, угрозу, смертельное обещание, но один взгляд погасил это желание. Лицо белого человека теперь пылало ненавистью, а пистолет не двигался, не дрожал и не колебался. Он по-прежнему был уверенно направлен на Дрейделла.

Дрейделл не знал, кто был этот старый чувак, но он собирался выяснить, а затем нанести ему визит.

Как будто его друг мог прочитать его мысли, он воскликнул: "Дрей! Оставь этого старика в покое! Он засыплет тебя землей, если ты этого не сделаешь. Я видел его взгляд. Он не шутит. Что бы его ни разозлило, мы пришли не вовремя, и он не собирается нас забывать", - умолял его друг. "Этот старик того не стоит".

~N~

Когда он услышал звук дверного звонка, а через несколько секунд громкий непрекращающийся стук в его входную дверь, Эрик вскочил с кровати, схватил свой 9-мм автоматический пистолет и осторожно подошел к двери. Заглянув в глазок, он увидел, что там стоит его деловой партнер и друг, и тут же его настороженность перешла в раздражение. Но одновременно он знал, что Малкольм не будет пытаться выбить его дверь, если только это не что-то очень важное.

"Мэл? Что ты делаешь здесь в такой час? Все в порядке? Что-то случилось с Джессикой?", - спросил теперь уже явно обеспокоенный Эрик.

"Что-то случилось с Джессикой? Можно и так сказать. Ты не возражаешь, если я войду?"

"Извини. Конечно! Входи".

"Что происходит, Мэл?"

"У тебя есть что-нибудь выпить? Пиво было бы неплохо", - с надеждой спросил Малкольм, игнорируя вопросительный взгляд Эрика.

Критически оглядев Мэла на мгновение и решив, что его друг не пьян, Эрик кивнул. "Думаю, да. Давай, пойдем на кухню. Может быть, ты предпочитаешь кофе?"

Вспомнив, как Эрик варил кофе, Малкольм быстро отклонил предложение: «Спасибо, но нет. Пиво будет в самый раз».

"Располагайся".

Устроившись за кухонным столом с пивом в руке, Малкольм оглядел кухню. "Я никогда раньше не замечал, но у тебя красивая кухня".

"Спасибо. А теперь, хватит нести чушь. Что происходит? У вас с Джессикой проблемы? Она тебя выгнала?"

Отхлебнув пива - довольно изысканного, которое Малкольм никогда раньше не пробовал, оно оказалось на вкус лучше, чем он ожидал, - он рассказал то, что услышал от Клэр. Прежде чем Эрик смог выразить свое недовольство, Малькольм добавил еще кое-что.

«И вот еще что, я сегодня вечером подстрелил какого-то парня».

"ТЫ СДЕЛАЛ ЧТО?" - закричал Эрик в полном удивлении. "Ты стрелял в кого-то? Почему? Это тот парень, который..."

"Нет. Это не он, с которым Джесс путается. По крайней мере, я так не думаю".

По настоятельной просьбе Эрика, Малкольм рассказал о том, что произошло.

"Черт! Ты уверен, что он не умер?" - спросил Эрик с любопытством, но в, то, же время с обеспокоенным выражением лица.

"Он не был мертв, когда я видел его в последний раз. Он будет брать еду другой рукой, но не умрет. Если только этот дурак не инфицирует свою рану".

"Черт, Мэл. Что если парень пойдет в полицию? Я уверен, что они запомнили номера твоего большого грузовика".

Сделав последний глоток прекрасного пива, Малкольм пожал плечами. «Я не думаю, что он пойдет к копам. Он не из тех, кто хочет, чтобы полиция была вовлечена».

Эрик встал и подошел к холодильнику, чтобы достать еще две бутылки. "Ну, это возможно, но что, если он захочет найти тебя?"

"Эрик, за все время, что ты меня знаешь, ты помнишь, чтобы я боялся чего-то подобного?"

"Нет, но это как раз моя точка зрения. Что если он придет за тобой...", - начал Эрик. "Тогда я убью этого ублюдка!", - ответил Малькольм

"- И ты его убьешь?", - закончил Эрик после угрозы Малькольма. "Тебе грозят годы тюремного заключения".

"Да. Может быть, и так", - согласился Малкольм несерьезным тоном. Вздохнув, он задумчиво сказал: "Знаешь что? Думаю, я откажусь от второго пива. Я иду домой и ложусь спать. Спасибо, что выслушал. Ты хороший приятель".

Когда Малкольм встал, Эрику пришла в голову мысль: "Эй, парень, почему бы тебе не переночевать здесь. До твоего дома далеко ехать, а ты выглядишь уставшим. Что скажешь?"

Малкольм посмотрел на своего друга. Да, он устал, и, вероятно, выпил слишком много, и уже превысил допустимую норму. Предложение было заманчивым, но нет, он чувствовал бы себя лучше, если бы был у себя дома.

"Спасибо за предложение, Эрик. Я ценю это. Но мне нужно домой. Увидимся завтра".

"Хорошо. Только не делай глупостей. Не делай ничего с Джесс. Хорошо? Я знаю, какой ты Мэл, этот твой чертов характер однажды возьмет верх".

Грустно улыбнувшись, Малкольм по-братски похлопал друга по плечу и вышел из кухни. Эрик последовал за ним через минуту, но Малкольм уже вышел из дома и закрыл за собой входную дверь. Закрывая замки, Эрик задумался о том, насколько сильно расторжение брака Малкольма повлияет на его друга.

В самом начале, когда Малкольм и он открыли свой бизнес, до Эрика доходили слухи о похождениях Джессики. Он не обращал на эти сплетни никакого внимания, пока не так давно не увидел Джессику и незнакомого мужчину. Они шли через парковку эксклюзивного кондоминиума и остановились, чтобы мужчина мог провести картой доступа, чтобы разблокировать главные двери, затем они вошли в среднюю башню из трех зданий. Их руки обнимали друг друга за талию.

После двенадцати лет деловых отношений с Малкольмом и общения с Джессикой Эрик не сомневался в том, что видели его глаза и кого узнал его мозг. Не требовалось большого воображения, чтобы догадаться о намерениях Джессики и ее сопровождающего. Это сильно беспокоило Эрика, и он не раз пытался рассказать Малькольму о том, что видел. Каждый раз его сдерживало то, что все в городе знали, что произойдет, если Малкольм узнает, что его жена ему изменяет. Неверная жена и ее любовник мертвы, а разъяренный муж сидит в тюрьме.

Это была одна из причин, почему он вспыхнул от беспокойства, когда увидел Малкольма у своей двери. Именно поэтому он сразу же спросил, все ли в порядке с Джессикой. Он боялся худшего.

Теперь, когда кот был выпущен из мешка, это был лишь вопрос времени, когда Малкольм поддастся своей природе. Эрик никогда не встречался с Клэр, он слышал о ней, но не знал ее, поэтому его удивило, насколько сильно он возненавидел эту женщину за несколько минут.

~N~

Поездка домой прошла в тумане болезненных противоречивых мыслей, и, подъехав к своему дому, Малкольм не мог вспомнить, как он туда попал. В доме было темно. Подъездная дорожка была пуста, значит, Джесс не было дома, в столь поздний час, и скорее всего, она уже не вернется сегодня вечером.

"Это было хорошо", - подумал Малкольм, - "Я не думаю, что смог бы встретиться с ней лицом к лицу без желания убить ее".

С тяжелыми шагами, ссутуленными плечами и прерывистым дыханием Малкольм вошел в свой дом и стал готовиться ко сну. Он очень устал. Несмотря на непрошеную, душераздирающую боль, которую он чувствовал, его тело нуждалось в отдыхе и не заботилось ни о чем другом, включая то, как сильно болит сердце.

Его последние мысли, прежде чем сон овладел им, были дикими и эмоционально насыщенными. "Она с ним? Если да... Надеюсь, я застану их вместе. Я убью их. Клянусь Богом, я вырежу их сердца, как они сделали это со мной".

Последним осознанным образом был вид себя, держащего два изуродованных, но все еще бьющихся сердца, по одному пульсирующему сгустку разорванных мышц в каждой из своих окровавленных рук.

~N~

"Что?! Ты сказала ему? Как ты могла? Будь ты проклята, Клэр! Ты только и делаешь, что разрушаешь мою жизнь!" Джессика шипела на свою сестру. Они встретились за обедом в супермаркете, расположенном внутри единственного в городе торгового центра.

Клэр, с более чем извращенным удовольствием, без всякого предупреждения выложила сестре всю правду. До этого момента они достаточно приятно общались, но когда Джесс начала расхваливать достоинства своего любовника, Клэр надоело.

"Да, дорогая сестра, я рассказала ему. Я рассказала ему все. Все. Что же касается того, что я разрушила твою жизнь - добро пожаловать в мой мир! Это то же самое, что вы с Малькольмом сделали со мной. Мне было семнадцать лет! Меня вырвали из единственного дома, который я знала! И те самые люди, которые должны были любить меня и заботиться обо мне, не хотели иметь со мной ничего общего. Я прожила в этом ужасном общежитии для девочек месяц, прежде чем сбежала. Мне пришлось научиться жить на улице. Дважды меня чуть не убили".

Брови Джессики вскинулись вверх от шока и беспокойства. "Я не знала. Что случилось?"

"Что случилось? Что случилось?!" - с сарказмом спросила Клэр, ее гнев нарастал. Затем с видимым усилием она успокоилась, испустив короткий вздох. "Разве это имеет значение? Это было очень давно, и я бы предпочла не вспоминать. Хорошо?"

Джесс неуверенно кивнула, и ее лицо стало более сдержанным.

"Я жива. Это главное. Верно?"

Джессика снова кивнула, ее гнев на мгновение притупился рассказом сестры.

"Послушай, Джесс, ты сама навлекла это на себя", - тихо сказала Клэр. "Я не знаю, что между тобой и этим мерзавцем, Яном, но это должно прекратиться. Я не слишком забочусь о Малкольме, но мне сказали, что он был хорошим мужем для тебя и хорошим отцом для ваших детей. И, если ничего не изменилось, ты знаешь, каким может быть Малкольм, когда он чувствует, что его поимели".

На лице Джессики появилось выражение крайнего удивления, переходящее в страх и ужас перед последствиями, на которые намекнула ее сестра. С сардонической улыбкой Клэр, садистски довольная собой, сказала: "Да, я знаю, что они не от Малькольма". Затем, еще больше закручивая гайки, добавила: "Тебе интересно, откуда я знаю? Легко. У Яна большой рот. Единственная причина, по которой эта новость не дошла до ушей Малькольма раньше, заключается в том, что те люди, перед которыми Ян хвастался, знают о вспыльчивости Малькольма. Они не хотят быть гонцом, которого распнут за то, что он является предвестником плохих новостей".

Рот Джессики сложился в букву "О" от недоверия. "Нет! Скажи мне, что ты не говорила ему о детях! Пожалуйста, даже ты не можешь быть такой жестокой!"

Наклонившись вперед и приблизившись к сестре, Клэр сказала резким тоном: "Жестоко? Возможно. Но, да, я рассказала Малкольму о происхождении твоих детей".

"О, Боже мой! Зачем ты это сделала? Я думала, мы... ты и я... мы..." начала Джессика, но ее оборвала рассерженная Клэр.

"Мы? Что мы? Ты думала, что все прощено и забыто? Что мы достигли какого-то уровня понимания? Пожалуйста! Даже ты не можешь быть такой наивной. Правда, дорогая сестра?" - воскликнула Клэр с полным презрением к своей кровной родственнице. Внимательно посмотрев на бледное лицо Джессики, Клэр, в свою очередь, удивилась. Сев обратно, она сказала: "Черт! Ты действительно думала, что прошлое осталось позади, и что внезапно мы стали любящими сестрами, которыми мы могли бы, должны были бы быть".

На несколько мгновений двух женщин охватило молчание, пока каждая из них сидела, размышляя о чем-то своем.

"Джесс, я вернулась не для того, чтобы испортить тебе жизнь. Я, правда, не хотела. Пока ты не заговорила о Яне, я сошла с ума. Ян то, Ян это. Тот самый мудак, которого ты хотела в тот первый раз. Тот же мудак, который думал, что это так забавно - отправить меня из дома. Это было слишком. Я сорвалась. Я была в ярости", - сказала Клэр, и ее голос повысился.

Сделав паузу, Клэр немного поразмышляла, чтобы успокоиться, пока Джессика хранила обиженное молчание. "Несмотря на все это, у меня все еще была пара друзей здесь, в городе. Они держали меня в курсе всего, включая твои постыдные похождения. Так что да, я знала все о том, кто отец твоих детей. Ян - такой отъявленный засранец, он не может держать язык за зубами, ни о чем. К счастью, люди, перед которыми он хвастался, были умнее или имели лучшие инстинкты выживания, потому что, как ни удивительно, за все эти годы до ушей Малькольма не дошло ни слова. Он был в полном неведении".

"Пока ты ему не сказала", - с горечью заметила Джессика.

"Да. Бедняга не очень-то мне поверил, но он потерял дар речи. Поверит он мне или нет - неважно, но семя сомнения было посеяно. Я уверена, что он знает, что с ним делать", - сказала Клэр с ехидным смешком.

"Ты действительно так сильно меня ненавидишь? Так сильно ненавидишь детей?" - жалобно спросила Джессика.

"Ненавижу тебя?" - спросила Клэр, удивленная вопросом сестры. "Уже нет. Раньше ненавидела. И я определенно не ненавижу твоих детей. Но долгие годы я носила в себе огромную ненависть к тебе. Я использовала эту ненависть, чтобы согреться, когда мне было холодно. Чтобы накормить меня, когда я была голодна. Чтобы сохранить мне жизнь, когда я должна была умереть. Я использовала её, чтобы пережить худшие моменты тех лет. Она вела меня без устали. Она мотивировала меня на многие свершения. Делать то, о чем я даже не мечтала, и, таким образом, добиваться успеха, превосходящего мои самые смелые мечты. Но - не знаю точно, когда именно; наверное, несколько лет назад - я поняла, что ненависть рассеялась".

Джессика посмотрела на сестру и увидела в ее карих глазах холод, которого раньше там не было. Она задрожала, дрожь прошла по позвоночнику, спустилась по ногам и дошла до пальцев, от этого ощущения ноги слегка онемели и покалывали.

"Учитывая это, я в ярости на тебя. Если бы ты просто оставила своего жиголо в стороне от наших разговоров, я бы никогда ничего не сказала. Одно упоминание его имени возвращает меня к тем ужасным моментам в прошлом, и я схожу с ума, думая об этом".

«Мне очень жаль. Я не осознавала... Прости, я...», - начала Джессика нерешительно извиняться.

"Оставь это для священника, сестра моя. Ты ничего не сможешь сказать, чтобы отменить то, что ты сделала со мной и, да, с Малкольмом тоже. Он слепой глупец, но он человек, который по ошибке поклонялся тому самому трону, на котором сидела твоя вонючая задница. Поэтому мне жаль его. Он был ослеплен твоей ложью и обманом, как и наши родители. Я тоже их ненавидела. Как и Малкольма. Теперь я никого не ненавижу. У меня есть моя жизнь, и она лучше, чем у большинства".

Отодвинув стул, Клэр резко встала и сказала со всей строгостью: "Обед за мой счет".

Джессика, не в силах смотреть на сестру, уставилась на свою еду, теперь уже остывшую, и кивнула в знак признательности.

Клэр встала позади Джессики, затем наклонилась к уху сестры и сказала тихо, почти шепотом: "Я не создавала эти проблемы, я только выявила их. Что будет дальше, зависит от тебя и Малкольма. Я уезжаю, сегодня вечером и не вернусь. Так что это не до свидания, а, прощай».

Джессика, охваченная целым рядом противоречивых эмоций, не могла заставить себя посмотреть сестре в лицо и даже сказать ей, что-то на прощание. Она была зла, очень зла на то, что сделала Клэр, но также, едва уловимо, понимала, что ее собственные действия привели к такому исходу.

Минуты тянулись, она тихо плакала, а ее бессвязные мысли пытались выстроиться в ряд, сформировать некую связность. Но неожиданно мгновенно пришло осознание, и Джессика поняла, что ей нужно делать.

~N~

"ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ?!" - прорычал Малкольм человеку, который когда-то был любовью всей его жизни.

"Я сказала, я хочу развода. Я знаю, что это не то, чего ты хочешь, но..." - начала Джессика, не глядя в лицо своему мужу.

Покраснев и трясясь от сильного гнева, как гигантское дерево секвойи, попавшее в центр землетрясения, Малкольм заставил себя прийти в более спокойное эмоциональное состояние, пока Джессика говорила.

"Ты не знаешь, чего я хочу. Ты уже давно не знаешь, чего я хочу, потому что я понял, что ты меня не знаешь!" - ответил Малкольм на громкости чуть ниже рева, перебивая свою жену. "Точно так же я больше не знаю тебя. Я думал, что знаю, но, похоже, я ошибся".

"Пожалуйста, Малькольм, если ты любишь меня, пожалуйста..." умоляла Джессика, прежде чем ее снова прервали.

"Люблю тебя? Ты, должно быть, издеваешься надо мной! После того, что ты сделала? Удивительно, что я не ненавижу тебя еще больше, чем сейчас. Я никогда не любил и не смогу полюбить шлюху. Вот кто ты, Джессика. Лживая шлюха!"

"МАЛКОЛЬМ! Как ты можешь так говорить? Я.. ." - вскричала Джессика в шоке, боль была очевидна в ее голосе.

"Слушай, ты, шлюха! Я сам решу, что мне делать. А не ты! Поняла? Если я хочу развода, я его получу. Если я захочу остаться в браке и превратить твою жизнь в сущий ад, что ж... я так и сделаю. Если ты попытаешься бороться с тем, что я решу, я обрушу тонну дерьма на тебя и твоего любовника".

"Но, Малкольм...", - начала говорить она, а потом увидела его глаза. Они были наполнены животной непреклонной ненавистью. В них была и боль, и смесь других эмоций, но самой яркой из них была ненависть. Она сверкала в его глазах, заставляя их переливаться мерцающим жаром, от которого ее сердце испытывало неясный, но удушливый дискомфорт.

Она перевела взгляд на его лицо и увидела, что оно глубоко очерчено, жесткое, с неумолимым мрачным выражением, и поняла. Малкольм не просто произносил слова, он имел в виду каждый слог, который произнёс. В ее голове промелькнуло смутное воспоминание. О другом месте в другое время. Эти воспоминания вихрем закружились у неё в голове.

Она была с сестрой, они были с двумя мальчиками. Мальчиками? Два молодых человека. Да, это подходит больше. Она целовала его, а он проводил руками по ее обтянутой синими джинсами попке, когда из кустов выскочил разъяренный Малькольм.

"Какого хрена!?! Чтоб ты сдохла, гребаная сука! А ты! Ты, жалкий ублюдок! Я не знаю, кто ты такой, но я оторву, твой чертов член и скормлю его рыбам!".

Тогда, как и сейчас, эти слова пронзили ее разум. Она услышала нечеловеческую ярость и бесконечную глубину боли в его крике. Еще не повернувшись, чтобы посмотреть на мужа, она знала, что увидит. Он бросился на них.

Прежде чем Джессика смогла вскочить, он налетел на них обоих. Что-то сильно ударило ее по голове. Она упала на землю, хотя и не потеряла сознания, но была сильно оглушена. Она упала лицом к ручью, но периферийным зрением увидела движение. Она попыталась пошевелиться, но ее тело было словно парализовано. Она могла только смотреть на быстро мельтешащие ноги мужа, слыша хрипы за хрипами, прерываемые ударами по телу, а также криками и воплями.

Затем она увидела, как Малкольм тащит, казалось бы, безжизненное тело в ручей, где он несколько раз окунул голову неподвижного человека в текущую воду. Пока не отпустил. Это был Ян. Её Ян!

С ее губ сорвался тихий печальный стон, когда она увидела, что тело Яна безвольно плывет, движимое только течением журчащей воды. Малкольм медленно шел к ней, пока его ботинки не остановились прямо перед ее глазами.

Она почувствовала, что ее поднимают, и перед ее взором промелькнуло видение движения, пока он крепко не заключил ее в свои объятия.

"О, Боже мой! Малкольм! Ты убил его!" - закричал голос, полный неверия и ужаса. Это был голос Клэр. Она слышала различные звуки: плеск, проклятия, выдохи от огромного усилия. Но ее неумолимо уносило от них и от Яна. Затем спустилась благословенная тьма, и она поддалась ее зову.

По какой-то причине Джессика забыла подробности того дня. В последующие дни, во время выздоровления, она глубоко похоронила это воспоминание, и хотя иногда она чувствовала щекочущее ощущение его присутствия, оно не появлялось до этого самого момента, когда она смотрела на осунувшееся лицо Малькольма.

Ян, которого вовремя спасли Клэр и его друг, был доставлен в ту же больницу, что и Джессика, но из-за страха они не пытались связаться друг с другом. Хотя полиция провела расследование, имя Малкольма никогда не упоминалось. Если бы это произошло, и истинные факты происшествия были бы раскрыты, Джессика и Ян были бы изгнаны из города ее семьей. По чистой случайности и Джессика, и Ян объяснили, что это был несчастный случай во время купания. Несмотря на то, что их рассказы не совпадали полностью, полиция поверила им, Это было потому, что их рассказы, из-за разницы в деталях, были ожидаемы при таком травматическом опыте.

После того как Джессику выписали из больницы, Малькольм забрал её, а затем отвез в дом ее родителей. Малкольм сказал ее отцу, что с ней покончено. Что она снова стала заботой ее родителей.

Джессика откровенно лгала. Она обвинила во всем свою сестру и даже намекнула, что ей подливали алкоголь, пока она не опьянела и не поддалась уговорам Яна, которому помогала и содействовала Клэр.

Потребовались огромные усилия и мольбы, когда её родители выступали в роли посредников, но, в конце концов, Малкольм согласился принять ее обратно. Прошло еще больше времени, годы, прежде чем он простил ее и их отношения вернулись в прежнее русло.

Прошло еще больше времени, прежде чем Джессика снова услышала о Яне, и снова начала встречаться с ним. Естественно, Ян, несмотря на свой страх перед Малкольмом, хотел отомстить ему любым доступным способом за то, что Малкольм его избил и чуть не утопил. А что может быть лучше, чем трахнуть его жену, а еще лучше - сделать ее беременной. И не раз, а два. И все это за спиной Малькольма.

Для Джессики все это происходило в течение определенного периода времени, достаточного для того, чтобы приспособиться к этому и даже смириться с этим. Затем вернулась Клэр, появилась в кадре и все перевернула. Теперь, когда она встретилась лицом к лицу с мужчиной, которого когда-то любила, все ее обманы и давно хранимые секреты разом нахлынули на нее. Стыд, вина, сожаление - все это наполняло ее, почти переполняло, и она знала, что не может продолжать жить с мужем, и не может продолжать обманывать его.

Джессика отвернулась от Малкольма, не в силах больше выдерживать его пронзительный взгляд. Он уже знал о некоторых ее обманах, но что-то еще в его глазах, казалось, проникало глубоко в нее. Она испугалась, что он увидит все остальное, если она продолжит встречать его взгляд.

"Хорошо, Малкольм. Я буду ждать твоего решения. Я оставлю это на твое усмотрение, что бы ты ни захотел сделать. Я согласна на все", - пробормотала разочарованная Джессика.

Выждав мгновение, Малкольм ответил: "Что? Я старею, и мой слух уже не так хорош. Что ты сказала?"

Вспышка гнева прошла через Джессику. Малкольм играл с ней. Его слух был лучше, чем когда-либо. Но у нее не было другого выбора, кроме как согласиться с ним. Она боялась, что это только начало долгой и опасной игры. Иначе говоря, грядут перемены, которых Джессика никогда не предвидела. Перемены, которых она не ожидала, но которые теперь мчались к ней с ослепительной скоростью.

"Я согласна на все, что ты решишь. Хорошо?" - сказала Джессика более громким, но напряженным голосом.

Кивнув, Малкольм поднял руку и указал пальцем на дверь, сказав довольно спокойно: "Убирайся. Я позвоню тебе..."

"Что? Мне нужны некоторые вещи, Малькольм! Моя одежда! Моя косметика! Пожалуйста! Мне нужна моя..." воскликнула испуганная Джессика.

"Мне все равно. Уходи. Сейчас же. Я позвоню тебе, когда решу, что буду делать", - сказал Малкольм голосом, более холодным, чем арктический ветер. "Кто-нибудь другой может забрать твои вещи позже и отнести их тебе".

Джессика знала, что у нее ничего не получится с Малкольмом. Она могла бы заставить себя пройти мимо него, но в том состоянии, в котором он находился, он мог потерять контроль и причинить ей боль. Или еще хуже.

«Благодари Клэр и свою собственную глупость за то, что втянула тебя в эту историю. И, черт бы побрал этого Яна. Его глупость была особого рода; никакого здравого смысла. Только ты соглашалась со всем, что он говорил. Не так ли? Так насколько же ты умнее по сравнению с ним?" - подумала Джессика про себя.

Нехотя, но смирившись с ситуацией, Джессика вздохнула, и легкая дрожь пробежала по ее телу в ответ на уступку требованию Малькольма, но без дальнейших слов она повернулась и вышла из дома, в котором прожила более двадцати четырех лет. Когда она отъезжала, в зеркале заднего вида она увидела неподвижную фигуру Малкольма, стоящего, как большая статуя, перед одним из окон. По какой-то причине этот образ напомнил ей старый фильм, который они с Малкольмом смотрели много лет назад, "Ангел-истребитель", где несколько из присутствующих гостей оказались, заперты в доме по причуде собственного разума. Джессика с некоторым страхом подумала, кто же оказался в ловушке - она или Малькольм?

Малкольм смотрел, как она уходит, и огромная боль, которая постоянно наполняла его сейчас, усилилась, и почти физическая боль ударила его в живот, заставив его рефлекторно застонать.

"Будь ты проклята, Джессика! Ты чертова шлюха! Лживое дерьмо! Дешевая грязная шлюха!" - кричал Малкольм, обращаясь ни к кому конкретно. Ему нужно было как-то выпустить пар, иначе он лопнет, и его разум вытечет, как вода из прорванной плотины. Он знал, что тогда он окончательно потеряет рассудок.

Он медленно отошел от окна, его лицо выражало мрачную решимость.

"Я собираюсь докопаться до сути. Я собираюсь выяснить, с кем встречается Джессика, и что еще происходит. И, надеюсь, докажу, что Клэр ошибается", - пообещал себе Малкольм. Наметив план действий, Малкольм отправился спать. Хотя его сон был некрепким, утром он был уверен, что сон Джессики был еще более скудным, чем его. И эта уверенность немного успокоила его измученный разум, достаточно для того, чтобы на его лице появилась легкая, хотя и зловещая, улыбка.

~N~

Дни, последовавшие за ночью, когда его жена ушла из дома, были наполнены густым, размытым, изменчивым туманом. Малкольм ходил на работу, часто задерживаясь допоздна, даже дольше, чем его деловой партнер Эрик. Он ел, срал, спал. Он выполнял каждую задачу и каждое действие достаточно адекватно, но это было похоже на робота. Он был на автопилоте. Он почти ничего не помнил о будничной деятельности каждого дня. На самом деле он не испытывал никаких особых эмоций, кроме решимости осуществить план, который он собирался воплотить в жизнь. Поэтому, когда он не был на работе, он занимался тем, что было необходимо для осуществления его плана.

И вот однажды он получил первый из многих ответов.

~N~

Через несколько дней после того, как он выгнал Джессику, в дверь Малькольма позвонили. Это была его дочь, Триша.

"Привет, Триш! Пришла повидаться со своим стариком...", - приветствовал Малкольм с теплой улыбкой. Это была первая такая улыбка, украсившая его лицо за много дней.

Войдя и проходя мимо него, Триша сказала без всяких предисловий: "Я пришла забрать некоторые мамины вещи". Ее приветствие было одновременно кратким и обвинительным.

Малкольм слегка опешил от ее резкой манеры, но все, же улыбнулся и сказал: "Хорошо. Я собрал некоторые ее вещи. Я помогу тебе отнести..."

"Я сама знаю, что нужно. Мама дала мне список того, что она хочет". И с этими словами девятнадцатилетняя дочь Малькольма отправилась собирать то, за чем пришла.

Триша обычно была общительной и жизнерадостной девушкой. Ее нынешнее поведение очень беспокоило Малкольма, но он понимал, что она, должно быть, испытывает сильный стресс, зная, что ее родители расстались. Пожав плечами, он позволил своей улыбке вернуться туда, откуда она появилась, прежде чем Малкольм вернулся на кухню, чтобы закончить свой обед.

Прожевывая последний кусок, Малкольм размышлял о прошлом, когда Триша ворвалась на кухню с лихорадочной скоростью, которую может выдержать только молодежь, остановилась перед его сидящей фигурой, подбоченясь и окутанная собственной яростью, воскликнула "Как ты мог, папа?".

Застигнутый врасплох ее вопросом и его яростью, Малкольм произнес единственное, что пришло ему в голову. "А?"

"Как ты мог выгнать маму из дома?" - кричала Триш, по ее лицу текли слезы.

Встав и собрав использованную посуду, он подошел к раковине. Он выигрывал время, больше для того, чтобы помыть посуду. Он не знал, как ответить на вопрос дочери без подробных объяснений. Он знал, что Триша никогда не удовлетворится двусмысленным ответом, она будет продолжать задавать вопросы, добиваясь ответов до тех пор, пока ее не удовлетворит объяснение. В некоторых отношениях она была очень похожа на него. Однако Малкольм не был готов открыться, особенно в деталях, пока не установит с непоколебимой уверенностью все факты, которые он сейчас собирал.

"Ответь мне, папа!" - потребовала заплаканная, но основательно разозленная молодая женщина. Затем, почти в то же мгновение, внезапный вздох вырвался у Триши, и она спросила в недоумении: "Ты изменяешь маме?".

Стоя спиной к дочери, он чуть не фыркнул от ироничного веселья, но вместо этого покачал головой в ответ. Он поднял глаза от тарелки, которую мыл, и выглянул в окно над раковиной. Его взгляд остановился на большом дворе за домом. Мгновенная вспышка воспоминаний неожиданно заполнила его сознание. Это был всего лишь задний двор, качели и другие детские игровые приспособления, когда-то заполнявшие его, теперь давно исчезли, но память наложила отпечаток на то, что видели его глаза. Двое маленьких детей бегали вокруг, кричали от радости и восторга, когда играли. Их мать стояла рядом, поливая клумбу с цветами, за которой она так старательно ухаживала.

Как быстро пришло воспоминание, так же быстро оно и исчезло в глубине его сознания. Тем не менее, в его ушах продолжали звучать счастливые звуки его детей.

"Триша, почему бы тебе не присесть, пока я домываю посуду, а потом я попробую объяснить".

"Нет! Сейчас, папа. Я..."

«Триша!» - прорычал Малкольм в раздражении от ее бескомпромиссного отношения.

Триша была достаточно умна, чтобы понять, как далеко можно зайти в отношениях с отцом, и она только, что зашла настолько далеко, насколько посмела, поэтому, как послушная дочь, Триша зажала рот, достала стул и села. Она не была счастлива, далеко не была, но она ничего не могла с этим поделать.

Через пару минут к ней присоединился Малкольм. "Хочешь что-нибудь выпить? У меня есть...", - дружелюбно начал Малкольм.

"Нет, спасибо. Я просто хочу знать, почему ты выгнал маму".

Сделав глубокий вдох, Малкольм провел рукой по лицу, прежде чем ответить.

"А, что сказала твоя мать, что случилось?" - спросил Малкольм, он старался тщательно контролировался свой голос.

Триша покачала головой, с горечью сказав: "Она не говорила. Она сказала, что ты ее выгнал. Это все, что она могла сказать. Я просила ее рассказать мне, но она только плакала и сказала, чтобы я спросила тебя. Вот я и спрашиваю. Что случилось, что заставило тебя выгнать маму из дома?".

Малькольм посмотрел на свою дочь и увидел, как сильно она похожа на Джессику в ее возрасте. Это сравнение отозвалось болью в его сердце. Что, в свою очередь, еще больше ожесточило его.

"Твоя мать совершала поступки - ужасные поступки, - с которыми я не могу и не хочу мириться. Из-за этих поступков наши с твоей матерью отношения пострадали. Я не хочу обсуждать детали, поэтому не спрашивай меня о подробностях".

Триша слышала слова объяснения отца, они были произнесены монотонным голосом, почти гулким в своей подаче, но она знала своего отца достаточно хорошо, чтобы услышать боль, которая скрывалась за каждым словом. Тем не менее, Триша, хоть убей, не могла поверить, что ее мать могла так глубоко ранить человека, которого, как она утверждала, любила.

"Мама не сделала бы ничего, чтобы навредить тебе, папа. Я знаю маму. Она упрямая и спорная, но она не злая и черствая. Может быть, ты был слишком впечатлительным, и ты воспринял ее слова неправильно?" - с надеждой сказала Триша.

"Нет, Триша, независимо от того, хотела ли твоя мать причинить мне боль или нет, она все равно совершала поступки, которым не место в хорошем браке. Некоторые мужчины, некоторые женщины, возможно, способны смотреть сквозь пальцы и делать поблажки своим супругам, но я не могу". Малкольм натянуто улыбнулся дочери, чтобы унять боль от последних слов, сказанных мрачно, но твердо. Сменив улыбку на более приятную, он спросил: "Ты получила то, зачем пришла..."

Внезапно широко раскрыв глаза, Триша встала - фактически, она выскочила из-за стола - стул отлетел на пару футов назад от жесткого и внезапного контакта с задней частью ее выпрямленных ног.

"Вы с мамой разводитесь?!"

Напряженное молчание Малкольма было всем, что Трише требовалось в ответ.

"Нет, папа! Ты не можешь развестись с мамой. Она любит тебя, а ты любишь ее! Пожалуйста, папа, не делай этого!" - взмолилась Триша, разрыдавшись от горя.

Малькольм на мгновение повесил голову, слушая тихие рыдания дочери, затем встал и спокойно подошел к дочери, где взял ее на руки, прижав ее голову к своей груди. "Все хорошо, Ти. Ты можешь плакать. Помни, что бы ни случилось между мной и твоей мамой, я всегда буду любить тебя. И она тоже".

Он начал называть ее "Ти", когда она была еще совсем маленькой. Это было по ее просьбе, поскольку Триша с самого начала испытывала трудности с произношением собственного имени, и так она себя и называла - "Ти". Малкольм быстро привык к нему и стал ласково так называть свою дочь, однако Джессика презирала это прозвище, жалуясь, что оно не подходит ни одной девушке, не говоря уже о ее дочери. Только когда Трише исполнилось четырнадцать лет, и она перешла в среднюю школу, она попросила Малкольма перестать называть ее "Ти", потому что ей было неловко, когда ее так называли при друзьях.

Опечаленный просьбой дочери, поскольку он знал, что близость и товарищество, которые они разделяли, подошли к концу, Малкольм, тем не менее, перестал называть ее по этому прозвищу. До сих пор.

Через несколько минут ее рыдания стихли, и она отстранилась от Малькольма. "Прости меня. Я не хотела изображать водопад, но ты застал меня врасплох. Я имею в виду, правда, я взрослая женщина. Я учусь в университете и живу сама по себе. Если вы с мамой разведетесь, это не должно на меня повлиять. Во всяком случае, не так".

С легкой забавной ухмылкой при упоминании дочери, что она "взрослая женщина", Малкольм тихо сказал, больше для себя, чем для Триши: "Все в порядке. Я тоже этого не ожидал. Всякое случается, и часто это то, что нам не нравится, но все, что мы можем сделать, это двигаться вперед". Он в последний раз обнял свою дочь, прежде чем отпустить ее. "С тобой все будет хорошо?"

Триша кивнула, вытирая слезы с лица. Она взяла бумажное полотенце и направилась к раковине, чтобы удалить все остатки печали.

Не в силах больше утешить свою дочь, он вздохнул в разочаровании, а затем сказал, немного повеселев: "Хорошо, тогда я помогу тебе собрать и отнести все, что твоя мама велела тебе взять. Давай, сделаем это, и я отведу тебя поесть, Триша. Хорошо?"

"Хорошо, папа. Теперь я в порядке. И ты можешь называть меня Ти. Если хочешь. Мне это нравится. Но только если ты принесешь мне на десерт мороженое с M&M's".

Смеясь над ее требованием, Малкольм сказал: "Хорошо, Ти, договорились!".

~N~

Мона была одной из самых добрых, внимательных и заботливых женщин. Она вышла замуж молодой, в шестнадцать лет, за взрослого мужчину по имени Рой Ленард, который был старше ее на четыре года, что, учитывая ее возраст в то время, было определенно взрослым мужчиной. Несмотря на некоторые трудности, в частности, проблемы с деньгами, их брак преуспел там, где другие потерпели неудачу. Мона также обладала проницательным характером, и она дала Рою понять в самом начале брака, что не потерпит никаких выходок или дурачеств. Рой собирался стать достойным мужем и хорошим отцом для их детей. Это была одна из причин, по которой они остались вместе, кроме того, Рой, несмотря на свой сомнительный характер в других отношениях, очень любил свою жену и никогда бы не сделал ничего, чтобы причинить ей боль.

Мона никогда не забывала о бедах, через которые пришлось пройти ей и ее мужу, и это смягчало ее суждения о других. Поэтому, когда Джессику выгнал Малькольм, и как только Мона узнала об этом, она поспешила помочь утешить Джесс

К тому времени Джессика жила в старом доме своих родителей вместе с сыном и двумя его товарищами по комнате. Ни один из них не возражал против того, чтобы мать Джексона жила с ними. Во-первых, она прекрасно готовила, а во-вторых, она была красавицей, даже будучи зрелой женщиной, она сохранила свою красоту и стройные женские формы. Это в какой-то степени смущало Джексона, особенно когда его соседи по комнате пускали слюни, говоря о его матери, как о "горячей крошке".

Прошло две недели, и накануне Триша приехала и привезла вещи матери. Хотя Триша была такой же дружелюбной, как и раньше, Джессика почувствовала в ней явные перемены. Это было видно по мелочам. Легкое колебание там, где его не должно было быть. Созерцательный взгляд, и когда его поймали, выражение лица Триши изменилось на несколько пристыженное. Да, именно эти мелочи стали для Джессики первым намеком на проблемы с дочерью.

Сегодня был третий день подряд, когда Мона приходила в гости, и Джессика уже немного устала от ее визитов.

"Итак, Джессика Энн, как ты сегодня? Я принесла для тебя пельмени. Я вспомнила, как они тебе нравились в прошлом".

Поставив на стол контейнер, похожий на одноразовый, Мона сразу же перешла к своей любимой теме - Бинго.

Говорю тебе, девочка, выигрыши в некоторых из этих салонов довольно большие. Некоторые даже доходят до тысячи долларов. Неплохо для двух часов промачивания чернил на маленьком клочке дешевой бумаги. Я бы хотела, чтобы ты присоединилась ко мне однажды вечером. Я думаю, вам будет очень весело. Веселее, чем..." Мона обвела взглядом комнату, остановившись, чтобы пристально посмотреть на пару стен, как будто у нее было рентгеновское зрение, и она могла видеть беспорядок в комнатах по другую сторону. "Чем оставаться здесь на всю ночь. Я уверена, что мальчикам нравится проводить с тобой время, но... Слушай! У меня есть идея! Как насчет этого? В этот четверг ты пойдешь со мной на игру. У них будет тройная игра. Если ты выиграешь все три игры, то главный приз - круиз на двоих на Багамы! Разве это не замечательно?!"

Джессика не знала, что ответить. Она не хотела играть в Бинго, но и не хотела ранить чувства Моны. В этот момент через парадную дверь вошел Джексон.

"Мама! Мама? Где... А, вот ты где!" - крикнул Джексон, когда возвратная пружина двери захлопнула ее с громким треском. "Здравствуйте, миссис Ленард".

"Привет, Джексон. Клянусь, с каждым днем ты все больше и больше становишься похож на своего отца".

"Спасибо, миссис Ленард". Быстро повернувшись к матери, надеясь избежать неловких комментариев миссис Ленард, Джексон быстро сказал: "Мам, я знаю, что это очень короткий срок, но я забыл, что в эту пятницу у нас будет распродажа выпечки для клуба в университете. Как ты думаешь, ты сможешь испечь пару пирожных в четверг?".

Джессика была застигнута врасплох бесцеремонным комплиментом Моны в адрес Джексона, и подозрительные мысли быстро заполнили ее голову. «Что она имела в виду? Знал ли Малкольм, что дети не его, и рассказал ли он об этом Рою и Моне? Может, Мона играла в какую-то больную извращенную игру?» Затем просьба сына проникла прямо в ее темные мысли, и Джессика быстро ухватилась за возможность отпроситься с посещения Бинго.

"Конечно, Джексон. О, подожди..." Джессика ответила, прежде чем повернуться к Моне и улыбнуться. "Прости, Мона. Я бы хотела пойти с тобой, но семья превыше всего, ты, же знаешь. Может быть, как-нибудь в другой раз?"

Мона с нетерпением ждала, когда Джессика присоединится к ней на Бинго, но она прекрасно понимала, что такое семья. "Конечно. Не волнуйся, дорогая, у нас будет много других возможностей встретиться".

"Большое спасибо за понимание, Мона", - сказала искренне благодарная Джессика - хотя ее благодарность была вызвана другой причиной, а не той, которую предполагала Мона, - поднимаясь со стула.

"Вовсе нет, моя дорогая". Понимая её реплику, Мона тоже встала. "Я должна идти. Рой скоро будет дома, а если к его приходу ужин не будет на столе, он превратится в настоящего рычащего медведя", - усмехнулась Мона над своей собственной легкомысленностью. "Ты же знаешь мужчин. Они становятся больше, старше, но все равно капризничают, как дети, если их не накормить, не отрыгнуть и не переодеть".

После ухода Моны мысли Джессики вернулись к вопросу о том, как много знает Мона и не играет ли она с ней в интеллектуальную игру. Казалось, все, что произносила Мона, косвенно касалось семейного положения Джессики и причин ее проблем.

«Может быть, у меня просто паранойя?» - думала Джессика, готовя ужин для своего сына и его товарищей по комнате. «Может быть, я испытываю чувство вины, совсем немного, и это играет со мной злую шутку. Может быть. А может, и нет».

~N~

Ян Уилсон не был очень терпеливым человеком. Жгучее желание отомстить поглощало все его бодрствование, и даже некоторые моменты сна. Он фантазировал и мечтал о том, как именно это произойдет. Это было все, что он мог сделать, чтобы держать себя в руках, столько раз.

Так что со вздохом огромного удовлетворения он услышал о том, что Малькольм узнал о романе своей жены с ним. Он был вне себя от радости. Годы боли и унижений были смягчены преследованием и завоеванием Джессики Энн Харрис. Убедить ее родить от него детей, было просто гениальным ходом для его извращенного чувства мести. Не то чтобы он заботился о своих или чужих детях. Просто это была еще одна возможность осуществить свою месть. Он чувствовал, что поимел Малькольма Харриса по-настоящему. Но нет, он еще не закончил с ним. Оставалось сделать еще кое-что.

"Привет, Джессика. Как дела?" - спросил Ян с фальшивой искренностью, как только Джессика ответила на звонок. Он позвонил ей, чтобы убедиться, что она все еще его, под его контролем. И, что еще важнее, что у нее не возникло сомнений в его собственных ложных чувствах к ней.

"Привет, малыш. Я в порядке. Как дела?" - ответила сияющая Джессика.

"Одиноко. Я ждал тебя. Я не слышал о тебе несколько дней. Все в порядке?" - осторожно спросил Ян.

"Да, милый. Все хорошо. И я тоже скучаю по тебе. Я бы хотела быть сейчас там, в твоих объятиях. Я бы позвонила тебе, но у нас тут суматоха. К тому же, я решила, что лучше дать Малкольму остыть. Кроме того, я не хочу, чтобы кто-то знал о нас, пока я не разведусь. Я не хочу, чтобы у кого-то сложилось неправильное мнение, и он решил, что я шлюха. Поэтому я пока держу все в тайне".

«О, но ты шлюха высшего порядка, моя дорогая Джессика, просто ты еще не знаешь об этом. Но ты узнаешь, как и все остальные», - холодно подумал Ян на ее слова, жалея, что не может прямо сказать, что он думает. Вместо этого он успокаивающе сказал: "Шшш... Я понимаю, детка. Тебе не нужно объяснять".

Ян услышал громкий вздох в трубке, а затем: "О, детка. Ты всегда знаешь, что сказать в нужное время. Я так тебя люблю! Как бы я хотела, ох, как бы я хотела, чтобы я встретила тебя первым!".

"Я тоже. Я тоже, детка", - согласился Ян нежным, но тоскующим тоном. Затем, более твердо, он сказал: "Но, это то, что есть. Все, что мы можем сделать, - это играть с тем, что нам выпало. В любом случае, скоро мы с тобой будем вместе. После этого ничто не будет иметь значения".

«Я знаю, Ян. Я знаю. Но иногда это так тяжело», - сказала Джессика, грустно и несколько жалобно.

"Что ты имеешь в виду? Что такого сложного? О, ты имеешь в виду моего... ну, знаешь, моего Джонсона? Да, это тяжело, детка! Тяжело просто думать о тебе".

"О, Ян, прекрати. Я пытаюсь быть серьёзной", - сказала Джессика, но при этом хихикая как школьница.

«Извини, детка. Но ты делаешь со мной такие вещи, даже по телефону. Только своим голосом», - с сожалением объяснил Ян. «Я представляю, как твои груди сжаты в моих руках, а мой язык кружится вокруг твоих затвердевших сосков. Мой член, к этому времени уже твердый и упругий, пульсирует от предвкушения проникновения в твою сладкую влажную киску. Но я не тороплюсь. Я проникаю внутрь постепенно, ощущая каждый миллиметр твоей бархатистой мягкости. Твоя киска обхватывает мой член, и, детка, о, ты такая тугая!".

Ян замолчал, чтобы послушать, и услышал томный и громкий вздох.

"Ты со мной, детка? Хочешь, чтобы я остановился?" - мягко и поддразнивающе спросил Ян.

"Нет! Не останавливайся. Продолжай! Пожалуйста!" Ян заметил, что голос Джессики изменился. В её тихом шепоте теперь слышалось острое желание и непреодолимая потребность, теперь её голос дрожал от безудержной похоти.

«Хорошо малыш». Ян сделал паузу, чтобы восстановить свои мысли. «Итак, я медленно вхожу в тебя. Ты чувствуешь жар моего члена, а я чувствую тепло и влажность твоей киски, которая пытается быстро схватить и втянуть мой член внутрь. Затем я провожу пальцем по твоей маленькой заднице. Я дразню тебя, делая вид, что собираюсь войти в неё ".

О! О, Ян!" - тихонько вымолвила Джессика в трубку.

Злобно улыбаясь тому, как легко он может доминировать над этой якобы хорошей женщиной, Ян продолжил свой тихий монолог. "Даже когда я начинаю погружать в тебя свой член, я начинаю нежно целовать и слегка облизывать твою шею, а мои пальцы теребят, щиплют и крутят твои чувствительные соски".

"Ох-ох-ох... Продолжай, детка. Продолжай!"

"Теперь я погружен по самые яйца, я медленно вхожу и выхожу из твоей, теперь уже очень влажной киски. Я набираю скорость, входя и выходя быстрее. И еще быстрее. Пока мои яйца не шлепаются о твою мягкую круглую попку. Мой палец - я медленно ввожу его в твою маленькую дырочку. Которая к этому времени смазана твоими горячими соками, поэтому я легко ввожу его до упора. Пока мой член трахает твою киску, мой палец начинает трахать твою попку".

Сделав секундную паузу, Ян спрашивает: "Ты чувствуешь это, детка? Ты чувствуешь мой член в своей киске и мой палец в своей попке? Ты чувствуешь, как они двигаются внутрь и наружу. Я чувствую, как пульсирует твоя киска. Ты готовишься кончить, взорваться рекой влаги и горячей спермы". Ян ведет себя так, как будто он возбужден, его голос дрожит и задыхается.

"О, да. О, да. Я чувствую это! О, детка, я чувствую это! О! О! О! Проклятье! О, ЧЕРТ!" - выдохнула Джессика, пойманная, выпотрошенная и поджаренная одномоментно.

В течение нескольких секунд Ян не слышит ничего, кроме громких вздохов и низких стонов. Он издает несколько соответствующих звуков, на случай, если она тоже слушает. Не то чтобы он думал, что она слушает, но он зашел слишком далеко, чтобы по неосторожности все испортить.

"Ты там, милый?" - спрашивает Джессика, все еще задыхаясь.

"Да, детка. Я здесь. Это было так...", - начал Ян, но Джессика перебила его и закончила фразу.

"Просто потрясающе!"

Вынужденно усмехнувшись, Ян согласился. "Да, детка. Так и было. Но вживую все намного лучше. Намного лучше".

"Я знаю и... О, черт! Мне нужно идти, Ян. Я вся мокрая и с меня капает. Я люблю тебя. Я скоро тебе позвоню".

Невеселая улыбка расплылась по лицу Яна, когда он отключил звонок. "Все идет так хорошо. Потребовались годы, чтобы достичь этого, но результат того стоит", - со смехом подумал он. "Пришло время привести в действие последнюю часть моего плана, и я сделаю это в эту субботу. Тогда Малкольм узнает, что значит потратить впустую почти тридцать лет своей жизни. Узнать, что его жена - легкодоступная шлюха, а его брак - всего лишь фикция, узнать, что дети, которых он вырастил, не его, и понять, насколько верны его хорошие друзья. Это его выпотрошит!"

Окрыленный этими ликующими мыслями, Ян Уилсон радостно засмеялся, медленно хромая пошел в свою спальню, где и заснул сном победителя.

~N~

Малкольм сидел и внимательно изучал бумаги, которые держал в руках, затем перечитал отчет, который сопровождал результаты лабораторных исследований.

Ничего не изменилось с тех пор, как он читал его в последний раз, результаты остались прежними.

Он заплатил за анализ ДНК и через две недели держал в руках окончательные результаты.

Собрать генетические образцы его детей было достаточно просто. Триша во время своих визитов все еще пользовалась щеткой для волос, которую она оставила в своей старой комнате, а Джексон время от времени заходил к ним, чтобы сменить одежду и поесть. Он также отправил образец волос с одной из расчесок Джессики. Джессика определенно была матерью Триши и Джексона.

Малкольм не был уверен, что он должен чувствовать сейчас. Он не очень-то верил утверждениям Клэр, но они вызвали такой зуд, что ему просто необходимо было почесаться. Он провел тестирование, чтобы доказать, что она ошибается, а не чтобы доказать, что Клэр права. Он и раньше злился, но сейчас...

Несмотря на мрачное удовлетворение, Малкольм был зол на Джессику как никогда, фактически в ярости. На ее измену, на ее ложь на протяжении многих лет, на все остальное, что он мог направить на нее, а это, по его оценке, было довольно много.

Любил ли он ее? Когда-то любил, но по мере того, как отношения между ними становились все хуже и хуже, его любовь к жене тоже угасала. Теперь он был уверен, что любовь к Джессике, которую он еще мог испытывать, настолько мала, что не поддается никакому учету.

Было ли ему больно от ее предательства и лжи? Да, он чувствовал боль с каждым ударом своего сердца. Его желудок все еще сжимался в узел в те моменты, когда его разум отвлекался и вспоминал лучшие моменты их прошлого. Затем он подумал о том, что еще хранит прошлое, и его мысли, резко оборвались, а следующие мысли были наполнены яростью за многолетний роман, который был у Джессики и ее любовника за его спиной.

Малкольм был не из тех, кто прощает ошибки, особенно такое подлое предательство, поэтому он поклялся выяснить, кто любовник Джессики, и разобраться с ним единственным способом, который знал Малкольм. Это было бы неполиткорректно, это было бы не очень цивилизованно, и это, вероятно, привело бы его в тюрьму, скорее всего в тюрьму, но лучше быть "мужчиной" за решеткой, чем быть рогоносцем на свободе.

Он все еще не был уверен, как он поступит с Джессикой, но он знал, что развод уже в процессе, в этом не было никаких сомнений. Полагая, что дети, в конце концов, узнают об измене матери и о своей собственной истории, связанной с этой изменой. Так что он собирался, по меньшей мере, публично протащить ее по грязи, пока с нее не слезет кожа, а на ее месте не появится грязь.

Такие действия не приносили особого удовлетворения, это было гораздо меньше того, что она сделала с ним, но если не связывать ее и не мучить каждый день в течение следующих тридцати лет, это было лучшее, что он мог сделать, по крайней мере, сейчас.

Со всеми их общими друзьями, которые помогали скрывать измену Джессики, он разберется в другой раз. Когда они меньше всего будут этого ожидать.

~N~

"Джексон?"

"Привет, пап. Как дела?" - ответил Джексон, прижимая телефон к уху и пытаясь съесть очень большой буррито с начинкой.

"Я оставил дома кое-какие бумаги, не мог бы ты подъехать туда и отправить их мне по факсу? Я на совещании за городом, и эти отчеты мне понадобятся примерно через час. Я пришлю тебе номер факса. Ты сможешь это сделать?" - спросил Малкольм, надеясь, что его сын не скажет "да" и не забудет об этом сразу после того, как повесит трубку.

"Э... да. Конечно, пап."

"Это на моем столе. Она называется "Исследование усовершенствованного литья под давлением для увеличения производства". Не волнуйся, я напишу и название. Как скоро ты сможешь подъехать к дому?".

"Хорошо. Я... э-э... выйду примерно через... э-э... двадцать минут, так что рассчитывай на сорок минут. Это нормально?" - ответил Джексон, начав поглощать первый из трех буррито.

"Да, это подойдет. Я пришлю тебе информацию, как только мы повесим трубку".

"Хорошо, пап. Пока".

Через пять минут мобильный телефон Джексона пискнул, показывая, что он получил текстовое сообщение. Но он был слишком занят, приступая ко второму буррито, чтобы обращать внимание на телефон.

Утолив голод, Джексон прошел в гостиную, сел в довольно удобное кресло с мягкой обивкой и включил телевизор, чтобы посмотреть, не идет ли повтор его любимых передач. Несколько минут спустя, во время рекламы о компьютерах, он вдруг вспомнил о просьбе отца. Взглянув на часы, он заметил, что прошло уже сорок пять минут с момента звонка отца.

" Вот дерьмо!" Джексон знал, что отец будет в ярости, но отец всегда говорил: "Лучше поздно, чем никогда". Надеясь, что отец поймет его и будет жить по этой мудрой философии, Джексон выбежал за дверь и побежал к своей машине.

Ведя машину как сумасшедший, что для большинства молодых людей его возраста было нормальным способом вождения, он добрался до дома отца за половину времени, которое потребовалось бы в противном случае. В какой-то степени гордый собой за сэкономленное время, Джексон подбежал к одной из колонн ворот и ввел код, чтобы отпереть ворота. Как только ворота открылись, Джексон побежал в дом, на ходу читая сообщение отца.

"Где, отец сказал, лежат бумаги? В его столе? На его столе? Думаю, мне придется поискать".

Порывшись в бумагах на столе, Джексон нашел то, что хотел его отец, но он нашел и кое-что еще. Когда он взглянул на эти бумаги, его глаза расширились от удивления. Еще через мгновение Джексон покачал головой в ошеломленном замешательстве и сосредоточился на том, чтобы отправить бумаги отцу по факсу. И все же, пока он стоял там, набирая номер факса и прогоняя каждый лист через сканер, его мысли вернулись к тому, что он прочитал на других бумагах. Он чувствовал, как в его сознании разгорается медленный гнев.

~N~

Позже вечером, когда Малкольм вошел в свой дом, очень расстроенный сын, столкнулся с очень уставшим отцом.

Размахивая какими-то бумагами, Джексон, как сумасшедший, остановил свой стремительный шаг и встретился взглядом с Малкольмом.

"Почему ты не сказал мне раньше? Почему я должен был читать это с какой-то гребаной бумажки? Триш знает?"

"Следи за языком, мальчик", - наставительно произнес Малкольм, ожидая, что Джексон извинится.

"Прости, папа. Но..."

Махнув сыну, чтобы тот замолчал, Малкольм опустился на диван. Подняв глаза и встретившись взглядом с сыном, он сказал: "Ты не должен был ничего знать об этом". Суровый взгляд заставил замолчать сына, готового спорить о том, что он должен был знать, а что нет. "Я не сказал тебе, потому что не был готов обсуждать это ни с тобой, ни с Тришей. Я еще не принял решение по некоторым вопросам, и пока я этого не сделаю, эта тема закрыта".

Не успел он закончить последнее предложение, как Малкольм поднялся и направился к лестнице.

"Папа! Подожди! Я еще не закончил!" - громко сказал Джексон, глядя вслед удаляющемуся отцу.

"Джексон, ты можешь хотеть все, что угодно, но мне больше нечего сказать. Я иду спать. Ты можешь остаться на ночь или пойти домой. В любом случае, запрись. Хорошо? Спасибо. Спокойной ночи".

Разочарованный упрямством отца и разозленный ситуацией, Джексон быстро вышел через парадную дверь, захлопнув ее и закрыв на ключ. Он достаточно хорошо знал своего отца, и любая дальнейшая попытка допросить его просто выведет его из себя.

Когда Малкольм поднимался по последнему лестничному пролету, он услышал, как хлопнула дверь, и издал прерывистый вздох. Он понимал чувства мальчика, но это не оправдывало его поведения, и пока он не решит, как ему вести себя в ближайшем будущем, он не собирался обсуждать это дело. Если бы его жена хотела обсудить это со своим сыном и дочерью, то это было бы совсем другое дело. Во что бы то ни стало, она должна это сделать. Представляя себе ее реакцию, жестокая улыбка на краткий миг растянула его лицо, после чего он вновь обрел стоический нейтралитет.

~N~

Джессика удовлетворенно напевала, готовя себе обед.

Ранее в тот день она снова, как и бесчисленное количество, раз до этого, была с Яном. Красивым Яном. Сильным Яном. Богатым Яном. Любящим Яном. Твёрдым Яном. Или так она когда-то думала.

Одна из вещей, которая омрачала их совместное времяпрепровождение, была его медленная походка, вызванная травмой, из-за которой он хромал. Ему требовалось слишком много времени, чтобы передвигаться, особенно в его просторной квартире. Джессика была мокрой уже у ворот и хотела, чтобы твердый пульсирующий член Яна вонзился в ее пульсирующую киску, как только она войдет в его дверь.

Ян обычно был спокойным, но когда дело доходило до секса, было только одно место для этого. В его спальне, на его кровати. Естественно, Джессика на протяжении многих лет пыталась спровоцировать секс в разных местах и на разной мебели в его квартире, но Ян оставался непреклонен. И все же, пока Джессика ждала, когда он медленно дойдет, она убеждала его ускорить шаг, нежно дразня и постоянно увеличивая обещания сексуального экстаза. Несмотря на ее уговоры, Ян не торопился, хромал в спальню, где его ждала уже раздетая Джессика.

В самом начале их отношений Джессика спросила его о хромоте. Однако Ян был уклончив в своем ответе.

"Это случилось очень давно. До того, как я встретил тебя. Все, что сказали врачи, это то, что поврежден нерв и необратимая травма связок. С этим ничего нельзя поделать. Конец истории", - коротко объяснил Ян.

Обидевшись на ехидный ответ Яна, Джессика ответила с тяжелым сарказмом: "Ну, я не знала. Простите, что спросила!"

С тех пор она время от времени поднимала эту тему, а сегодня днем еще раз спросила об истории его травмы.

"Я не собираюсь обсуждать это. Так что перестань спрашивать! Хорошо? Да что с тобой такое? Ты годами твердишь об этом, но так ничего и не понял. Я НЕ ХОЧУ, БЛЯТЬ, ЭТО ОБСУЖДАТЬ!"

Джессика была в ярости. Она устала от переменчивого, то холодного, то горячего отношения Яна. Несмотря на то, что, хотя и нечасто, но иногда Ян чувствовал себя отстраненным по отношению к ней, в последнее время его двойственность стала более серьезной и более частой. Если бы Малкольм не узнал о ней и Яне, Джессика не знала, что бы произошло, но ей хотелось думать, что она бы покончила с многолетним романом и бросилась бы в свой брак, наверстывая все те годы, когда она принадлежала не только Малкольму. Теперь у нее не было выбора. Уже всё свершилось. И все же, как ни странно, после того, как Малкольм выгнал ее из собственного дома, она поняла, что может бросить Яна, если до этого дойдет. И это очень беспокоило ее.

Были ли ее чувства к Яну основаны только на скуке и сексе? Может быть, месть? Если так, то мысль была не из приятных. На самом деле, это было отвратительно. А как же ее дети? Какое объяснение ее мотивам и поступкам даёт их существование?

Возможно, потому, что он почувствовал изменение в ее поведении, Ян немного смягчился.

"Нет. Прости. Я не хотел... Просто... Это больная тема для меня, и я..." - сокрушенно начал Ян.

Ян замолчал, увидев, как Джессика ухмыльнулась, а затем хихикнула.

"Что смешного?" - спросил он, немного, защищаясь.

Джессика расхохоталась. Звук был веселым и восхитительным, по крайней мере, так показалось бы ее мужу, но для Яна это был смех, который звучал грубо и отрывисто. Даже насильственно. От этого его тошнило, и он ненавидел ее еще больше, со жгучей страстью.

"Больная тема... Твоя нога... Больная тема", - выдохнула Джессика между приступами смеха.

"А?"

Тяжело дыша, со слезами на глазах от смеха, Джессика перевела дыхание, объясняя Яну, что она имела в виду. Напряжение, возникшее минуту назад, исчезло, и она почувствовала облегчение.

"Прости. Я не должна была смеяться, но мне показалось это забавным. Твоя нога, я уверена, через некоторое время начинает болеть, а ты говоришь, что бы я не теребила эту тему - как твой член. Я не знаю, это было просто смешно", - Джессика глупо улыбнулась.

Ян захихикал, хотя, очевидно, неискренне: "Да, я понял. В этом смысле, я думаю, это забавно".

"Прости, милый. Я не смеялась над тобой. Но... я действительно хочу повеселиться с тобой", - поддразнивающе сказала Джессика, добавив в конце озорную улыбку, и, игриво покачивая бедрами, медленно направилась в спальню Яна.

~N~

Вздохнув при воспоминании, Джессика отнесла свою тарелку и стакан на стол и села есть.

Медленно жуя, Джессика вспоминала, как она дошла до такого состояния. Собиралась ли она однажды уйти от Малкольма? Было ли это с самого начала? Она не была уверена. Она была очень счастлива с Малькольмом большую часть их совместной жизни. Значит, Малкольм не сделал ничего плохого лично ей.

Хотя она знала, что то, что она сделала, было, изменой и даже больше, в то время, когда она начала снова встречаться с Яном, она чувствовала вину за то, что он чуть не погиб от рук ее мужа. Ян неоднократно указывал на то, как несправедливо все это было. Малкольм был защищен от закона благодаря влиянию ее родителей и их друзей, поэтому ему, никогда не придется расплачиваться за свое преступление. Сначала Джессика не соглашалась, поскольку знала, что то, что она чуть не сделала, считается непростительным, и что Ян виноват не меньше, чем она. По сути, хотя Малкольм довел свой гнев до крайности, он лишь защищал то, что считал священным для себя и их семьи.

Однако со временем, продолжая нападать на убеждения Джессики, Ян медленно, но верно начал менять ее мнение, пока она не сдалась. В итоге, они продолжили с того места, где Ян и она были так грубо прерваны в тот день в лесу.

Она никогда не хотела иметь детей от другого мужчины, но, несмотря на все меры предосторожности, она забеременела от Яна. Ян быстро заметил, что даже при самых лучших противозачаточных средствах, то, что он оплодотворил ее, должно означать, что им суждено быть вместе. Хотя объяснение Яна показалось ей несколько надуманным, она согласилась с ним, хотя бы для того, чтобы успокоить свою совесть, и избавиться от чувства вины, которое иногда почти переполняло ее.

О том, что она уйдет от Малкольма, никогда не было и речи, пока однажды, всего пару лет назад, Ян не спросил, не заинтересована ли она в том, чтобы сделать их отношения более постоянными и законными. С тех пор Ян донимал ее почти при каждой встрече, спрашивая, когда она собирается уйти от Малькольма. Сначала она была удивлена и немного шокирована силой настойчивости Яна, но со временем эта идея казалась ей все менее и менее далекой. Это было то же самое, что происходило на протяжении многих лет, когда Ян время от времени просил ее не заниматься сексом с Малкольмом в течение нескольких недель. Когда она спрашивала почему, его объяснение было таким: он хотел, чтобы Джессика приходила в его постель свежей и не запятнанной другим мужчиной, это позволяло ему чувствовать, что он так же важен для нее, как и ее муж. Джессика не могла ему отказать. Затем, совсем недавно, Ян потребовал, чтобы она больше никогда не занималась сексом с Малькольмом, что его ревность стала слишком велика, чтобы допускать такие интимные мысли о ней и Малькольме. И снова Джессика послушно выполнила приказ.

Все шло так, как говорил Ян. Частью этого плана было сохранить их роман в тайне, пока Джессика не уйдет от Малкольма и не разведется с ним, а затем публично объявить об их бракосочетании. Затем в город приехала Клэр. Теперь, когда кот был вытащен из мешка, объявление стало спорным вопросом.

Однако кое-что ее беспокоило. Поразмыслив, Джессика поняла, что Ян не давал о себе знать, пока Клэр была в городе.

Когда Джессика спросила его об этом, он отмахнулся от нее, не предоставив никакого реального ответа. Позже, через несколько дней после отъезда Клэр, Ян объяснил, что затаился, потому что присутствие сестры Джессики вызвало плохие воспоминания. Джессике это показалось немного странным, ведь именно Клэр и его друг спасли жизнь Яну. Она думала, что Ян встретил бы Клэр с широкой улыбкой и распростертыми объятиями.

Хотя она и чувствовала зарождение сомнений в отдельные моменты, как сейчас, когда произошла эта последняя странность, подозрения Джессики, росли, подпитываемые всеми вопросами, которые она задавала Яну на протяжении многих лет и которые все еще оставались без ответа.

Звонок телефона прервал ее мысли.

Это был Ян.

"Привет, Ян. Я как раз думала о тебе", - немного прохладно поприветствовала Джессика.

"О? Это плохо?" - спросил Ян, слегка, усмехаясь.

Не обращая внимания на вопрос, Джессика спросила: "Как прошел твой день?".

"Замечательно. А как твой?" - ответил Ян.

"Бывало и лучше", - сказала Джессика, пытаясь безуспешно подавить зевок.

"У тебя расстроенный голос. Ты в порядке? Малкольм что-то сделал?" - спросил Ян, изображая беспокойство.

"Нет. Я просто устала".

"Хорошо, милая. Я не задержу тебя надолго. Я звонил, чтобы спросить, не зайдешь ли ты с детьми ко мне завтра? Это как раз будет суббота и...". Остановившись, словно обдумывая свои следующие слова, Ян начал снова: "Поскольку он знает о нас, думаю, самое время перестать прятаться в тени. За это я могу поблагодарить Клэр. Я говорю это искренне. Она оказала мне услугу. Услугу для нас обоих. Что скажешь? Вы придёте завтра?"

Он должен был вести себя спокойно и не давить слишком сильно, так как знал, что с тех пор, как ее гребаная сестра приехала в город, Джессика все больше отдалялась от него и могла запросто сбежать.

На несколько секунд воцарилась тишина. Затем: "Я не знаю, Ян. Я все еще думаю, что нужно подождать еще немного. Может быть, пока развод не станет окончательным".

Удивившись ее нерешительному и вялому ответу, поскольку Ян думал, что она будет потрясена его новостями, он ответил: " Это может произойти через год. И что нам делать? Игнорировать друг друга до тех пор? "

"Я не знаю, Ян. Раньше я знала, что делаю. Теперь я не так уверена".

"Что это значит?" - спросил Ян, немного рассерженный ее нежеланием, но любопытный, несмотря на свою эмоциональную отстраненность от женщины.

Грустно вздохнув, Джессика тихо сказала: "Ничего. Неважно. Я сама застелила свою постель, теперь мне придется лечь в нее. Так что это не имеет значения". С усилием отбросив сожаление, Джессика спросила: "Так что насчет этой субботы?"

Мысленно пожав плечами по поводу вялого поведения Джессики, Ян подумал: "Скоро я избавлюсь от этой разочаровывающей шлюхи. Ею становится все труднее манипулировать, и она все более склонна к капризному поведению. Возможно, я теряю над ней контроль. Неважно, я почти завершил начатое. Еще один день, и все будет сделано".

"О, да, в субботу. Ну, я подумал, что ты можешь прийти и привести детей. Мы объявим о нашей свадьбе, если не всем, то хотя бы им".

"Что? Нет! Мы не собираемся ничего говорить ни о какой свадьбе. И не нужно, чтобы мои дети приходили, потому что я не собираюсь им ничего говорить! И ты тоже!"

Разозлившись из-за прямого отказа Джессики, Ян ответил: "Нет, мы сделаем это. Во-первых, они и мои дети!". Становясь еще более раздраженным ее прямым отказом. Ян сказал, не в силах сдержать гнев: "Вот в чем дело, Джессика, либо ты приводишь их сюда, и мы вместе объясним ситуацию, либо я свяжусь с ними напрямую и объясню им несколько отдельных вещей. Выбирай".

Джессика услышала его тон, он был холодным и непреклонным, и она сразу же поняла, что Ян сделает то, что только что сказал. То, что он обещал. За те годы, что они были вместе, ей приходилось сталкиваться с различными настроениями Яна, но это был новый аспект Яна, с которым она никогда не сталкивалась, по крайней мере, не в полной мере. До этого момента.

Из-за быстро нарастающего напряжения ее обед грозил вернуться.

"Я имею в виду, я запланировал кое-что особенное для тебя. Это праздник... ну, для нас. Всех нас", - продолжал Ян, безжалостно. "Но мы можем сделать это по-другому. Я могу и объясню детям, кто их настоящий отец. Итак, либо мы объявим о нашей свадьбе, либо я объявлю что-то другое. В любом случае, это будет интересно".

Джессика понимала, что загнана в угол, она не видела выхода из ситуации. С чувством ужаса она сдалась, смирившись с тем, что должно произойти.

"Хорошо! Будь ты проклят! Я буду там".

"А как же дети?" - спросил Ян голосом, лишенным сострадания.

Вздохнув, Джессика сказала: "Я постараюсь привести их туда. У них свои расписания и...".

Ян прервал ее и хриплым голосом сказал: "Мне все равно, как ты это сделаешь. Убедись, что они будут здесь завтра. Понятно?"

"Да", - Джессика ответила тихо, подавленным тоном.

"Повтори! Я тебя не слышал!" - потребовал Ян голосом, полным от эмоций.

"Да. Я сказала, да".

"Молодец. Хорошая девочка!" - радостно воскликнул Ян. Его ликование было легко заметить в его тоне. "Скоро все закончится, моя дорогая Джессика. И каждый из нас сможет жить своей жизнью". Такими, какими они могут быть после падения бомбы, подумал Ян с тихим маниакальным смехом.

Он ждал, что ответит Джессика, зная, что она сломлена, но, тем не менее, наслаждался ее извиваниями, как червяка на рыболовном крючке. Все остальное, что могло бы последовать за этим, не касалось бы ни Джессики, ни ее отпрысков. Все они были средством достижения цели, и эта цель была очевидна. Ян все тщательно спланировал, и Малкольм Харрис заплатит за свои грехи самую высокую цену.

Вместо того чтобы ответить на замечание Яна, Джессика спокойно отключила звонок.

Ян был в ярости!

"Как она посмела бросить трубку! Возможно, ее воля не была так подавлена, как он полагал. Неважно, - подумал Ян, - завтра все заплатят!"

~N~

Джессика чувствовала себя в ловушке, в такой ловушке, какой она никогда не чувствовала. Несмотря на то, что к этому привели ее собственные действия, она все еще испытывала обиду на Малкольма. Это было нелогично, но каким-то образом Джессика верила, что Малкольм частично виноват в ее ситуации.

Если бы он не пытался убить Яна, ничего бы этого не случилось. У неё бы не было мучительного чувства вины. Вины, которая в конечном итоге привел ее в постель Яна. И к большей близости, которая, в свою очередь, привела ее к нынешней ситуации.

Одно она знала точно: она не собирается впутывать в это дело своих детей. Независимо от того, что она сказала Яну, она ни за что не попросит своих детей прийти завтра. Это было между ней и Яном, и никем больше. Ну, может быть, еще один человек, но она не собиралась рассказывать Малкольму, с кем она трахалась все эти годы. Дрожа от своей дерзости, она решила, что кое-что запишет.

~N~

Малкольм внезапно проснулся. Он открыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Встав с кровати, он проверил будильник и увидел время. Было 6:45 утра субботы. Мэл планировал поспать немного подольше, но что-то разбудило его, и он до сих пор не мог понять, что это могло быть. Может быть, это был необычный звук? Возможно, кто-то в доме? Кто-то из детей? Но с момента пробуждения он не слышал ничего необычного. Покачав головой в недоумении, он подумал о том, чтобы снова заснуть, но теперь он уже полностью проснулся, так что можно было бы встать и начать свой день.

Выполнив три "S", Малкольм спустился на кухню, размышляя, что приготовить на завтрак. Первым в списке был кофе.

Второй вопрос - что есть? Овсянку? Нет, мысль о том, чтобы съесть что-то холодное, расстраивала его желудок. Может быть, омлет? Да, звучит неплохо! И немного тостов! С большим количеством масла на каждом ломтике. Он услышал, как его желудок урчит в знак согласия. И вот, негромко, но весело насвистывая, он начал готовить завтрак.

Он мыл посуду, когда зазвонил домашний телефон. Он проигнорировал звонок, так как для субботы было еще довольно рано, и ему пока не хотелось ни с кем разговаривать. Он вполне наслаждался своим утром. Затем через несколько секунд после прекращения звонка сработал сотовый телефон, лежащий на столе.

Раздраженный двумя прерываниями подряд, Малкольм сказал, ни к кому конкретно не обращаясь: "Черт побери! Могу я немного отдохнуть?".

Он проигнорировал и сотовый телефон, ожидая, когда прекратится его настойчивый цифровой звонок. В конце концов, это произошло, но не успел звонок прекратиться, как он зазвонил снова.

Поставив кастрюлю, которую он чистил, и, высушив мозолистые руки резким быстрым движением, Малкольм достал свой сотовый телефон и посмотрел, кто звонит, - это было не имя, а номер, который он не узнал.

Он решил не отвечать, но, взяв телефон в руки, передумал. Злобным движением он принял вызов.

"Алло?"

"Малкольм? Это ты?"

Женский голос показался знакомым, но Малкольм не смог сразу определить его.

"Да. Кто это?"

Голос был запыхавшийся, пока они говорили.

"Малкольм, это Клэр! Пожалуйста, не вешай трубку! Что-то случилось с Джессикой".

"Клэр?! Какого черта?" - подумал Малкольм, мысленно переваривая ее слова.

"Откуда у тебя номер моего сотового телефона?" - потребовал Малкольм.

"Не бери в голову! У Джессики какие-то неприятности! Она написала мне...", - начала Клэр, говоря быстро.

"С чего ты взяла, что мне есть дело до этой шлюхи? Она больше не моя проблема!" - с некоторой яростью сказал Малкольм, прерывая свою бывшую невестку.

"Пожалуйста, Малкольм! Это касается не только Джессики, но и твоих детей!" - умоляла Клэр.

Озабоченность быстро сменилась раздражением. "Что с Тришей и Джексоном?!" - взорвался Малкольм, его голос стал более глубоким и жестким.

"Я не уверена. Джессика написала мне по электронной почте, но там много путаницы. Она упоминала имена детей несколько раз, а также имя Яна. Она встречается с Яном у него дома сегодня утром, чтобы все уладить. Ян хотел, чтобы дети присутствовали. Все это звучит зловеще. Я могу переслать письмо, и ты сможешь прочитать его сам", - торопливо объяснила Клэр. "Я действительно обеспокоена, Мэл. Иначе я бы не стала тебе звонить".

Не обращая внимания на объяснения Клэр, Малкольм резко спросил: "Во сколько они встречаются и где?"

"В восемь. Я напишу тебе его адрес", - быстро ответила Клэр. "И отправлю письмо!"

" Хорошо. Я ухожу", - проворчал Малкольм, хватая пальто и ключи от грузовика.

"Спасибо, Малькольм! Пожалуйста, поторопись! Уже почти восемь!" - в отчаянии воскликнула Клэр. "Как только мы повесим трубку, я вылетаю".

Услышав беспокойство в ее голосе, Малкольм задумался, и ему в голову пришел еще один вопрос. "Почему ты действительно это делаешь? Потому что, насколько я слышал, ты ненавидишь свою сестру".

Сначала наступило долгое молчание, затем, почти не колеблясь, она медленно произнесла. "Да. Давным-давно я ненавидела Джесс с неутолимой страстью. Эта ненависть... Она была моей манной. Но теперь - нет. Я уже давно перестала таить обиду". Подавив тихий смех, она сказала: "Разве ты не знаешь, что ненависть вредна для души. И, что бы она ни сделала, она моя сестра. Мы не близки, но она все равно моя сестра. Родная кровь и все такое".

Ворча в знак благодарности за слова сестры своей жены, Малкольм повесил трубку. Через несколько секунд на его телефон пришел адрес. Сконцентрировавшись на том, чтобы добраться туда в целости и сохранности, Малкольм помчался по улицам, благодарный за легкое утреннее движение.

~N~

Джессика приехала в полуроскошную квартиру Яна сразу после восьми часов утра. Она была одна. Что бы ни было на уме у Яна, ей не нужны были дети рядом, когда, без сомнения, он будет выступать с какой-нибудь нелепой проповедью, похожей на ораторскую.

Она стояла у двери Яна. Та была простой в своем великолепии, такая же, каким когда-то казался Ян, подумала Джессика.

Сделав глубокий вдох, она поднесла руку к зуммеру. Однако Джессика не сразу нажала на кнопку, как будто что-то удерживало ее палец, который висел прямо над кнопкой зуммера.

"Ты уверена, что хочешь это сделать? Готова ли ты к конфронтации, которая неизбежно возникнет, поскольку ты без детей?" - спрашивала себя Джессика. Она знала, что существует нечто большее, что заставляет ее сомневаться в своей решимости, но сейчас она не была готова углубляться в это. Покачав головой и приняв свои сомнения за дискомфорт, она нажала на кнопку звонка.

Она удивилась, когда дверь открылась через несколько секунд, так как обычно Яну требовалось гораздо больше времени, чтобы дойти до двери, в зависимости от того, где он находился в это время.

Она была еще больше удивлена, даже шокирована, когда поняла, кто открыл дверь. Ее сын, Джексон, стоял там, с немного насмешливым выражением лица, пока он ждал, когда она войдет.

"Давай, мам! Заходи уже, - с некоторым раздражением сказал Джексон.

"Что... Как..." начала Джессика, но не смогла сосредоточить свои мысли достаточно хорошо, чтобы сформулировать вопрос, который она хотела задать.

Джексон осторожно взял ее за плечо и аккуратно ввел внутрь. Когда он это делал, движение помогло разорвать удерживающий ее ментальный захват.

"Джексон! Что ты здесь делаешь?!"

Пожав плечами, Джексон сказал: "Мистер Уилсон позвонил вчера вечером и сказал, чтобы мы встретились с ним и с тобой здесь. Что вам обоим есть, что нам сказать".

Ян! Он обошел ее! Он знал, что она не собирается впутывать детей!

«Нам?!»

Глядя на своего сына вблизи, Джессика вдруг поняла, что он чем-то похож на Мэла. Конечно, она знала, что это невозможно, это ее разум играет с ней. Может быть, принятие желаемого за действительное?

"Кто... Кто еще здесь? Ты и...?" Почти боясь задать вопрос, она еще больше боялась ответа.

Подняв руки вверх и показав на себя обеими руками, Джексон сказал: "Только я. Триш нужно было сделать кое-что еще. И мистер Уилсон, конечно же, здесь".

Кивнув головой, Джессика заглянула за стену фойе и, убедившись, что все чисто, повернулась к сыну и настоятельным шепотом сказала: "Уходи сейчас же, Джексон!". Увидев выражение упрямства, которое начало заполнять его лицо, она только еще больше отчаялась. "Не спорь! Пожалуйста, Джексон, просто уходи. Прямо сейчас!"

Сбитый с толку необычным поведением матери, сын пристально вглядывался в ее лицо. "Что происходит, мама? Почему ты шепчешь?"

Прежде чем она успела ответить, раздался голос, сказавший: "А, вот ты где, Джесс! Я рад, что ты пришла, хотя немного разочарован, что Триша не смогла прийти. Но, вот как иногда рушатся планы. А?"

Усмехаясь над собственным глупым юмором, Ян Уилсон повернулся и, прихрамывая, вернулся в главную комнату. "Входите. Входите. Все присаживайтесь. Прохладительные напитки на сервировочной тележке. Угощайтесь. У меня дома не принято церемониться. Mi casa es tu casa."

Джексон отошел от мамы и направился к тележке, чтобы посмотреть, есть ли там что-нибудь, что ему понравится.

"Джексон!" - резко крикнула Джессика. "Иди домой!"

Ян быстро вмешался: "В чем дело, Джесс? Ты не хочешь, чтобы он узнал правду?".

Джексон остановился и повернулся к матери, услышав, как резко она назвала его имя. Затем с недоумением посмотрел на Яна Уилсона, когда тот задал свои вопросы.

Повернувшись обратно к маме, Джексон с растерянным видом спросил: "О чем ты говоришь? Иди домой? Какая, правда?"

Прежде чем Джессика смогла ответить, Ян сказал с сухим ликованием: " Твоя мать хочет, чтобы ты ушёл и вернулся домой, мой дорогой мальчик, потому что она не хочет, чтобы ты знал, кто твой настоящий отец".

"Что?" Нахмурившись, Джексон посмотрел на Яна, затем на свою мать. "О чем он говорит, мама?"

"Иди домой, Джексон. Мы поговорим об этом позже". Увидев его нежелание, Джессика добавила: "Обещаю, я все объясню. Но не сейчас. Иди домой, и я встречу тебя там через некоторое время".

"Нет!" - крикнул Уилсон. Сделав глубокий вдох, он продолжил: "Он останется здесь! Джексон уже достаточно взрослый, чтобы знать, как обстоят дела в этом мире". Уже спокойнее, но с гневом и горечью, которую он не пытался скрыть, он закончил: "И он узнает ужасную правду о своей маме!".

Удивленная эмоциональным всплеском Яна, Джессика была застигнута врасплох неожиданным изменением в поведении. Потрясенная, она не смогла ответить.

Джексон, с другой стороны, быстро сообразил, что к чему, и не так легко поддался гневу Яна.

"Эй! Не говори так с моей мамой!" - сказал Джексон твердым и уверенным голосом. Его красивое лицо было сурово в своей серьезности, а карие глаза были холодны от невысказанной решимости.

"О? Как я должен говорить с твоей матерью, Джексон. Если уж на то пошло, зачем мне вообще с ней разговаривать, если то, что я должен тебе сказать, хоть и касается ее, но уже не является ее частью. В лучшем случае, твоя мать была просто машиной для размножения. В худшем, она не лучше шлюхи. Но, возможно, я слишком суров к шлюхам, по крайней мере, они честно говорят о том, кто они есть".

Джессика задохнулась, услышав обидное заявление Яна. Шлюха? Она не была шлюхой. Почему он так сказал? Ян любил ее. За эти годы он много раз признавался ей в любви. И она любила Яна. Разве не так? А он?

Погруженная в свои мысли, Джессика не заметила, как ее сын двинулся к Яну, и пропустила низкий рык, который издал Джексон, когда он бросился вперед.

"Стой, парень!" - крикнул Ян, быстро отступая назад, одновременно убирая правую руку за спину и доставая револьвер. "Стой! Или я пристрелю тебя!"

"ЯН! ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ? ОН ЖЕ НАШ СЫН!" - закричала Джессика, обратив внимание на, полные ненависти, слова Яна и пистолет, который он держал направленный на Джексона.

"Он не мой сын! У меня нет сына! У него есть мой генетический материал, но это все! Так что не играй со мной в это дерьмо, ШЛЮХА!

Джексон остановился, когда увидел направленный на него пистолет. Но вместо того, чтобы испугаться, он только почувствовал, как растет его гнев, особенно когда Уилсон назвал его маму шлюхой.

"Но... Но... Ты сказал...", - начала Джессика, ее мысли витали в воздухе, пока она пыталась понять смысл происходящего.

Услышав бормотание матери, Джексон повернулся лицом к ней, держа Яна в пределах периферийного зрения и используя свое тело как щит, вслепую нашаривая что-то на поясе. Джексон надеялся, что его действия остались незамеченными человеком, державшим пистолет.

"Забудь, что я сказал, глупая шлюха! Я просто использовал тебя! Да! Именно так. Использовал тебя. Чтобы отомстить твоему сукиному мужу. Я играл с тобой, как на скрипке, с самого первого раза!", - Ян безумно смеялся. "Как я мог полюбить женщину, которая нарушила свое слово - отказаться от всех остальных? Ты была такой легкой добычей! Я думал, мне придется действительно потрудиться. Но нет, ты сдалась через несколько недель".

"Что? Ты играл со мной? Все эти годы?" - удивленно спросила Джессика, ошеломленная таким открытием.

"Да! Представь себе!" - маниакально рассмеялся Ян. "Если бы Малкольм просто взял и позволил мне трахнуть тебя тогда, много лет назад, ничего бы этого не было. Но он стал изображать взбешенного героя!". Ян, казалось, потерял контроль, выкрикивая ругательства в адрес Джессики. "ТЫ ЕБАНАЯ ШЛЮХА! ЛЖИВАЯ БЛЯДЬ!!!"

"Ты... Ты никогда... Не любил меня?" - спросила Джессика дрожащим голосом.

"Вау! Какая же ты всё-таки тупая сука! Ты меня, вообще не слушаешь?!" - насмехался Ян. "Конечно, я никогда не любил тебя. Ты была средством для достижения цели. Инструментом. Как я могу любить инструмент? Дело в том, что я тебя ненавижу!"

Его последнее заявление было встречено тишиной. Джессика была в ужасе от его слов. Но, ещё больше она была потрясена своими действиями с Яном на протяжении многих лет. Она родила от него детей, когда он настоял, потому что думала и верила, что он любил ее. Но все это не шло, ни в какое сравнение с нахлынувшими эмоциями горя и безысходности, когда она поняла, как сильно она предала своего мужа. И все ради чего? Ради чужого, извращенного чувства мести за то, что случилось много лет назад.

Убитая горем, она начала рыдать о том, что могло бы быть, но теперь уже никогда не будет.

"Да! Теперь ты знаешь, какую боль чувствовал я, все эти отвратительные годы", - сказал Ян с безрадостным весельем. "Я планировал рассказать всем вам, как я использовал тебя, Джессика, как ты лишила Малькольма его потомства. Чтобы вы все прожили свою оставшуюся жизнь, зная, какая ты сука и шлюха", - тихо, но злорадно смеясь, Ян небрежно размахивал пистолетом, ни на кого конкретно не глядя. "Я хочу, чтобы все знали, как ты относишься к своим клятвам, что ты, замужняя женщина, готова лечь в постель с любым мужчиной. И родить от него детей!"

Подстрекаемый своими собственными ядовитыми словами, Ян увлечённо продолжал свой монолог, полный ненависти. "Больше всего я хочу увидеть выражение лица этого ублюдка, когда он узнает всю правду. Увидеть в его глазах непоправимую безысходность. Когда он поймёт, что в жилах его детей течет моя кровь. Что это мое семя породило их в утробе его шлюхи. Хочу, чтобы все узнали, что я сделал всесильного Малкольма - грёбанным рогоносцем! И делал это на протяжении многих лет. Я хочу видеть, как он будет кипеть от ярости, осознавая свою беспомощность".

Звонкий смех Яна гулким эхом отдавался в большой квартире. И тогда Джессика мельком заметила, что большая часть мебели отсутствует. Взглянув на спальню, она увидела, что и там нет той мебели, к которой она привыкла.

"А, ты заметила пропажу мебели. Как ты проницательна, шлюха!" - насмешливо воскликнул Ян. "Я отдал мебель на благотворительность, уверен, что они найдут ей хорошее применение! Мои дела здесь закончены, так что я двигаюсь дальше".

"Ты жалкий ничтожный человечек! Ничтожный человечек, который ходит как свежеоттраханная проститутка. Только с таким же маленьким членом, как и у тебя. Дряблый хромой крошечный член". Джессика, наконец, обрела голос и завелась, ее страх перед Яном и его пистолетом отошел на второй план, уступив место нарастающему гневу. "К твоему сведению, я симулировала все оргазмы! Поскольку никогда не могла понять, входишь ты в меня или нет!"

Ян, удивленный словесной атакой Джессики, на мгновение замер в недоумении, но быстро собрался с духом.

"Ах ты, сука! Я..." крикнул Ян, но не успел закончить свои слова, как Джексон неожиданно бросился вперед с воплем, от которого стыла кровь. Сделав выпад, парень достиг Яна в тот же момент, как Ян поднял руку и выстрелил.

Резкий выстрел эхом отразился от стен в почти пустой квартире.

Стрелок и молодой человек упали вместе в кучу, когда Джексон с силой влетел в Яна.

Вслед за выстрелом, даже когда звук выстрела еще отдавался в воздухе, комнату прорезал пронзительный крик. Джессика застыла на месте, крича от ужаса и страха. Она забыла о присутствии сына во время разговора с Яном. Джексон слышал каждое слово, сказанное между ними. Где-то в глубине души она почувствовала нарастающий стыд, но насущная забота о сыне подавила это чувство, и ноги сами собой двинулись вперед.

"Джексон! Джексон!" закричала Джессика, подбегая к сыну. Его тело неподвижно лежало на распростертом теле Яна. Джексон лежал спиной к Джессике, лицо его было отвернуто. Одна нога была согнутой, а другая отодвинута в сторону. Обе руки Джексона находились под его телом. Джессика не увидела ни явных признаков раны, ни крови, но она знала, что, в отличие от того, что показывают по телевизору, тело перестает кровоточить, когда перестает биться сердце.

Она хотела перевернуть Джексона, но не была уверена, что стоит это делать. Она не могла вспомнить, относится ли это ко всем травмам или только к каким-то конкретным. Ее разум отказывался давать ответ, поэтому, молясь, что поступает правильно, она перевернула сына на спину.

Тогда она увидела кровь. Она сочилась из его левого плеча. "Не фонтанирует, - подумала Джессика, - значит, это хороший знак. Верно?"

Она напрягла память, но не могла вспомнить, что именно означает медленное кровотечение. Вместо этого она схватила сына за руку и пощупала пульс. Да! Он был на месте, слабый, но стабильный. С некоторым облегчением Джессика начала доставать мобильный телефон, чтобы позвонить в 911, но жестокий голос остановил ее.

"Даже не думай об этом!" - хрипло произнес Ян. Джессика повернулась, чтобы посмотреть на Яна, и увидела, что он держит пистолет направленным прямо на нее. Он все еще лежал на полу, но поднял руку, чтобы навести пистолет. "Черт! Он может выстрелить!"

"Дай мне позвонить в 911! Джексон сильно ранен!" - кричала Джессика в беспомощной ярости.

"Нет! Сука! Ты никому не позвонишь!" - простонал Ян, поднимаясь в сидячее положение, и все это время он держал её на прицеле.

"Что?! Ты с ума сошел! Я звоню 911!" - заявила Джессика окончательно.

"Сделай это, и я убью его, а потом тебя! Ты сможешь увидеть, как он умирает. Когда ты испустишь свой последний вздох, ты будешь знать, что твой незаконнорожденный ублюдок предшествовал твоей смерти. И ты, унесешь это в могилу!"

"Полиция поймает тебя и сожжет за наши смерти, ублюдок!" - сказала Джессика голосом, лишенным всяких эмоций.

Медленно поднявшись на ноги, Ян весело проговорил: "Я так не думаю! В любом случае, чтобы ты знала, я не планировал никого убивать. Моей задачей было позволить вам прожить остаток ваших жалких жизней, с неизменным знанием того, что ты наёбывала своего мужа, ваши ублюдочные дети будут знать, что их мать - шлюха, и что они ублюдки, а Малькольм... Ну, Малькольм тоже знал бы, но он также знал бы, что целая жизнь потрачена впустую! Вся жизнь! Думаешь, он захочет создать новую семью? Иметь других детей от другой женщины? Доверится ли он вообще другой женщине? То есть, если бы он нашел женщину, готовую выйти за него замуж, и которая была бы достаточно молода и готова иметь детей от старика!"

Холодный смех Яна Уилсона заполнил почти пустую квартиру. Эхо гулко разносилось по всем пустым комнатам.

«Как ты мог быть таким злым? Таким бессердечным? Я думала, что ты.. .», - в отчаянии воскликнула Джессика.

"ДА ПОШЛА ТЫ! СУКА!" - кричал Ян, его слова падали на Джессику, как удары барабана. "Я ни к чему тебя не принуждал. Я не насиловал тебя! Я не связывал тебя. Нет! Ты делала все это очень охотно!"

"Ты ввел меня в заблуждение! Ты солгал! Ты обманула меня своим дерьмом! Я поверила в твою ложь!" - очень спокойно сказала Джессика. Она уже ничего не чувствовала. Ее единственной мыслью было выиграть как можно больше времени. Кто-то должен был услышать выстрел и позвонить в полицию. Ей нужно было только подождать, и помощь прибудет, чтобы спасти Джексона!

"Все это часть моего плана", - более спокойно объяснил Ян, взяв пример со спокойного поведения Джессики. "По крайней мере, был, несколько минут назад. Я действительно не собирался убивать никого из вас. Даже Малкольма. Но, когда появляется возможность, планы меняются", - сказал Ян, самодовольной усмешкой.

"Что ты имеешь в виду?" - спросила Джессика, несмотря на свое любопытство. "Я не понимаю. Если ты не собирался нас убивать, то почему планы изменились?"

"О, это. Короче говоря, когда герой сейчас..." Ян толкнул Джексона ногой, и тот, даже будучи без сознания, издал болезненный стон при этом движении, - врезал мне, и я выстрелил в него, это пришло мне в голову. Я бы инсценировал взлом - ты и твой сын ворвались в мою квартиру, мы подрались, я успел достать свой пистолет и в завязавшейся потасовке застрелил его и тебя, так как боялся за свою жизнь. Гениально. Не правда ли?"

Джессика широко раскрыла глаза и не могла поверить своим ушам. Хладнокровно убить двух человек! Эта мысль была за пределами ее понимания. Она знала, что такое случается постоянно, если верить новостям, но услышать о таком поступке вот так, когда о нем говорят так буднично и спокойно, было выше её ужаса и страха. Это поражало разум.

"За..." начала Джессика, но что-то застряло у нее в горле. Прочистив горло от внезапно появившейся слизи, Джессика попыталась снова: "Зачем убивать нас?".

Со злорадной улыбкой Ян терпеливо объяснил: "В этом-то и заключается гениальность. Убив тебя и героя здесь, Малкольму останется только плыть по течению. Понимаешь? Не будет ни обвинений, ни оправданий, ни ответов. Он не будет знать, почему ты это сделала. Его съедят собственные мысли и сомнениями, задаваясь вопросом... Почему? По крайней мере, он не узнает об этом от тебя. Кроме того, он не сможет избавиться от гнева и боли за все те обиды, которые ты ему причинила. По... кхм... очевидным причинам".

Наслаждаясь своей новой ролью, Ян Уилсон продолжил объяснять: "Джексон, ну, я уверен, что Малкольм полюбил мальчика, несмотря на то, что он не является его отцом, поэтому его убийство оставит Малкольма еще более безвольным. Не будет даже чужого сына, который мог бы продолжить его фамилию. Естественно, одно присутствие дочери, постоянно напоминало бы Малкольму о его потере. Поэтому я оставлю ее в живых. Да, Малькольм будет страдать, и он ничего не сможет с этим поделать! Ничего!"

Джессика стояла, бесполезно сжимая руки, и с ужасом смотрела на Яна. Когда он говорил, слова срывались с его языка, казалось, на иностранном языке. Недоверчиво покачав головой, она сказала: "Ты не сможешь этого сделать! Это убийство! Они узнают!"

"Может быть. Но я готов поспорить, что копы ни о чем не догадаются. В конце концов, это будет мое слово против... Ах да, двух мертвецов!" Весело смеясь, Ян отступил назад и тщательно прицелился в неподвижного Джексона. "А теперь пора. Больше никаких разговоров!"

"СТОЙ!" - закричала Джессика, вскакивая с пола и бросаясь на Яна.

Подняв глаза одновременно с движением Джессики, Ян быстро развернулся, чтобы направить пистолет на разъяренную женщину, бросившуюся на него. Она была идеальной мишенью. В пределах видимости пистолета, который он держал в руках. Он не мог промахнуться. В отличие от ее сына, который двигался зигзагами, и в которого он стрелял навскидку. Ему повезло, что он в него попал. Только потому, что тот был близко. Хотя у него так же не было времени прицелиться в женщину, но Джессика идеально находилась на линии огня. Нажав курок, пистолет выстрелил, и он представил, как пуля вылетает из ствола и попадает в центр тела Джессики. На ее лице отразилось удивление и то выражение, которое бывает у людей, когда они... Проигрывают! Джессика упала на пол, как тряпичная кукла, проехав несколько дюймов, прежде чем резко остановиться. Она лежала лицом вниз, ее тело было скручено в гротескную позу.

Она не двигалась. И насколько Ян мог судить, она даже не дышала. Но, чтобы убедиться в этом, он выстрелил в голову женщины в упор. Голова Джессики разлетелась на куски, разбрасывая осколки костей и мозгового вещества. Часть крови даже попала на штанину его брюк. "Это было грязно, - подумал Ян, - Заметка на будущее, больше никаких выстрелов в голову с близкого расстояния в квартирах".

"Я хотел, чтобы ты наблюдала за смертью своего сына, но ты просто должна была быть первой", - говорил Ян трупу женщины, которую он когда-то физически использовал для секса и мести. "Ты просто не могла ждать. Тц... Тц... Тц..."

Повернувшись обратно к мальчику, он уже собирался прицелиться, когда раздался громкий звук взрыва и грохота, и его квартира, казалось, затряслась.

Прежде чем Ян успел повернуться, чтобы посмотреть в лицо тому, кто это был, он услышал громкий выстрел. Выстрел был громче, чем его собственный пистолет, и Ян почувствовал, как что-то ударило его в грудь. Боли не было, но, похоже, ему было трудно дышать. Ян огляделся, но почему-то оказался лежащим на полу и смотрящим вверх. Однако его зрение казалось размытым. Хотя он слышал голоса, но не мог понять, что они говорят. Затем началось громкое жужжание, звук стал настолько громким, что Ян попытался закрыть уши. Но его руки и ладони, похоже, не работали. И ещё, он так хотел спать. Ему нужно было вздремнуть. Он и не подозревал, как утомительно стрелять в людей. С булькающим звуком Ян вошел в глубокую темноту, где, как он знал, его ждал мирный отдых.

Продолжение следует...