Ночевал я в особняке Анатолия. Я наотрез отказывался, пока он не сказал, что ему плохо одному в большом доме. Мы проговорили до полуночи. Он всё пытал меня, что я задумал, но я был непреклонен.
На следующее утро я появился в больнице с коробкой любимых Тошиных пирожных. Пока парни уплетали угощение, я стоял и думал, чем закончится сегодняшний день. Несмотря на уверенность в правильности моего поступка, я терзался сомнениями.
Открылась дверь. На пороге стоял высокий парень примерно моего возраста.
- Никита, - выдохнул Тим.
Парень прошёл к Тиму, опустился на колени и с обожанием уставился на него. Тим привлёк его и начал целовать. В парне чувствовалась скованность. Тим на минуту оторвался от губ друга и прошептал:
- При них можно, они сами этим у меня на глазах занимаются.
На этот раз поцелуй длился гораздо дольше. Тоша показал мне большой палец, он догадался, откуда здесь взялся Никита. Наконец ребята смогли оторваться друг от друга, и, конечно, первый вопрос Тима был о том, откуда Никита узнал, где он. Никита сделал первую ошибку.
- Не важно, лучше объясни, почему ты запретил отцу звонить мне?
- Нет, важно. Это он позвонил тебе?
- Нет, конечно, мне никто ни звонил, - и это была правда. - Он никогда не сделает то, что ты не хочешь. У него же политика невмешательства.
- Тогда как?
- Ты не отвечал на мои звонки, а тут этот взрыв. Я позвонил на горячую линию, и вот я здесь.
Мой тщательно подготовленный инструктаж в устах Никиты прозвучал неубедительно.
- Стоп. Во-первых, сведений обо мне на горячей линии нет, их удалили по просьбе отца (вторая ошибка), во-вторых, если бы ты мне звонил, я увидел бы твои пропущенные (ошибка номер три, мой план трещал по швам). Говори правду.
- Да ладно, какая тебе разница.
- Разница есть. Я хочу знать, кто за моей спиной сливает информацию, - всё хуже, чем я думал).
Тут Тим поднял глаза на меня, и наши взгляды встретились.
- Ты! Какого хрена ты лезешь в мою жизнь?
Я пожал плечами и пошёл к выходу, бросив через плечо:
- Тоша, собирайся, мы переезжаем.
- И валите!
Я вышел из палаты, ругая себя: "Кто тебя за язык тянул, позёр несчастный. Обязательно надо на всех произвести впечатление".
Я собирался найти врача, чтобы попросить перевести Тошу в общую палату. Но на душе было муторно, и я направился к киоску возле больницы, купил сигареты и впервые за пять лет нервно закурил. Минут через пятнадцать ко мне присоединился Никита.
- Тебя он тоже выгнал?
- Нет, попросил оставить одного, ему подумать надо. Слушай, извини, у меня плохо получается врать, но ты всё правильно сделал. Я говорил с Анатолием, он мне всё рассказал. Ты хотел как лучше.
- А получилось как всегда. Просто я не мог видеть эту тоску в его взгляде, когда он смотрел на нас с Тошей.
- Прав Анатолий, ты удивительный человек, - я с удивлением посмотрел на Никиту. - Ты счастлив, другой бы сосредоточился на этом и ничего не замечал бы вокруг. А ты заботишься о друге. Да ещё и пытаешься ему помочь.
- Как видишь, неудачно. Не надо мне было влезать в ваши дела.
- Не забудь, что у этого конфликта есть третья сторона - я. Я тебе очень благодарен и буду на твоей стороне.
- Да, но это Тим решает, с кем ему дружить.
- Он разрешает тебе звать себя Тимом?!
- Сейчас, наверное, уже нет.
- Ты ошибаешься, он не раздаёт свою симпатию направо и налево. Мне он разрешил себя так звать только через полгода после нашего знакомства.
В кармане завибрировал телефон, и Тоша срывающимся голосом сказал, что Тиму стало плохо. Я сорвался с места, на ходу прокричав:
- Бежим, Тиму плохо.
Мы пулей влетели в палату и застыли в дверях. Две наглые рожи улыбались нам. От бега я задохнулся, перевёл дух и уже открыл рот, чтобы высказать всё, что я думаю по этому поводу, но Никита опередил меня.
- Мелкие идиоты, что за шутки! Я с института так не бегал. Мы же не пацаны. Что вы лыбитесь?
- Смотри-ка, Никита себя тоже в старики записал, - прокомментировал речь Тоша.
Я молча развернулся на каблуках и пошёл по коридору. Сзади послышались шаги. Я был уверен в том, что это Никита. Мне не хотелось возвращаться, и я прибавил шаг.
- Джони, сжалься над инвалидом, подожди... - я обернулся на голос Тима и принял неприступный вид.
Он подошёл очень близко, помедлил минуту и обнял меня, шепча на ухо:
- Прости засранца, - (да что за мода такая?! Теперь они все так будут извиняться?). - Я вспылил. Я молодой и глупый. Ты делаешь меня счастливым, а я в ответ спускаю на тебя собак! Если простишь, получишь право без спроса вмешиваться в мои дела. А я буду благодарен за науку. Ты мой лучший и единственный друг. Даже Никита немного другое для меня. Я ни к кому так быстро не привязывался. Прости, пожалуйста, - последовал лёгкий поцелуй пониже уха.
Я испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, суперэго этого пацана, с другой - его неподдельная искренность. Мне хотелось прижать его к себе ещё крепче и никуда не отпускать.
- Ладно, прощаю. Только больше не разыгрывай такие спектакли. Я тоже человек. Можешь представить, что я чувствовал, когда нёсся к тебе по всей больнице.
- Я не знал, как тебя вернуть и извиниться, и Тоша придумал этот план. Ну прости, - он умоляюще сложил ладошки.
- Ах, это Тоша! Жаль, что его сейчас пороть нельзя. Но он всё равно от меня получит.
- Не надо, он же тоже ради нас старался, расстроился, когда я ляпнул всё это.
Меня порадовало это "нас", раньше было только "я".
Мы вернулись к палате. В дверях стояли Никита и Тоша и улыбались.
- Знаешь, Тимур, если бы не Никита, у нас был бы крупный разговор. С чего это ты обнимаешь моего парня?
- Иди уже, Отелло, - я впихнул смеющегося Антона в палату, - он тебя от расправы только что спас, за твои шуточки тебя надо было бы выпороть.
- А как тебя было вернуть в палату?! Так бы и терзались оба - один от раскаяния, другой от злости.
- Ложись, миротворец.
- Без поцелуя умру стоя, - он скорчил умоляющую гримасу.
Что мне оставалось делать?
Последние дни в больнице прошли без происшествий. Наши парочки поочерёдно меняли дислокацию в палате на коридор или улицу, и это, наверное, очень удивляло персонал больницы. Ещё его должно было удивлять то, что, кроме меня с Никитой и Анатолием, никто не посещал ребят. Папаша Тоши так и не приехал, но это устраивало Антона, и я не стал перезванивать его отцу, тот этим наказывал только самого себя.
Наконец наступил день выписки. Анатолий приехал за нами без водителя, чтобы мы все влезли в машину. По дороге он предложил нам устроить вечеринку. Мы с Тошей попытались отказаться, нам обоим жутко хотелось, наконец, добраться до кровати и устроить вечеринку немного другого плана. Но "отец семейства", как он сам себя называл, был непреклонен.
- Я прекрасно понимаю, что вы хотите остаться наедине как можно быстрее. Но, во-первых, я уже пригласил гостей, во-вторых, столы уже накрывают, в-третьих, вы сможете побыть друг с другом наедине до вечера, а потом и всю ночь.
- Анатолий решил перепрофилировать свой дом в бордель, - опять сходу ляпнул я. - Тим, дома зашьёшь мне рот, ты с кожей уже работал.
В машине стоял хохот.
- Боюсь... это... не поможет... - сквозь смех сказал Анатолий, держась рукой за живот и пытаясь унять смех.
Когда все немного успокоились, Тим спросил отца:
- Ты опять уезжаешь?
- Я тебе об этом ещё вчера сказал. Это работа. Не забывай, что мне, чтобы почаще бывать у тебя, пришлось забросить много дел. Я не могу не лететь в Гаагу, сам понимаешь. А раз понимаешь, не делай из этого трагедию.
- Плохо быть сыном государственного деятеля, - грустно ответил Тим.
- Давай поменяемся, - видимо, фраза задела Антона.
- Тоша, прости засранца, - я уже смирился с тем, что эта фраза стала фирменной для нашей компании. - Я ляпнул, не подумав, как Джони. Только у него это остроумно получается и никого ни обижает. А я...
- Забудь, я уже на этом давно не заморачиваюсь. Кстати, вы заметили, мы все изъясняемся, как Джони. Это что, заразно?
- Ага, я недавно сказал помощнику: "Не надо делать писю мягкой", - ухмыльнулся Анатолий.
В машине опять захохотали.
- Это не моё, - попытался я протестовать.
- Твоё. Ты это заявил сантехнику, когда тот чинил в палате душ, - захлёбывался от смеха Никита.
- Ладно, пойду на курсы литературного русского языка, - я сделал вид, что обиделся.
- Не надо, без этого ты не будешь нашим Джони, - смеющиеся глаза Анатолия смотрели на меня из зеркала заднего вида. - Вот мы и приехали.
До вечеринки оставалось больше трёх часов, и мы разошлись по комнатам. Всё время, с момента моего признания в больнице, я представлял себе момент, когда мы с Тошей останемся одни и не будем ожидать, что дверь сейчас откроется и войдёт кто-то из мед. персонала, как это было в больнице. Тошу этот момент, видимо, тоже волновал, потому что, зайдя в комнату, мы застыли друг напротив друга, как два истукана. Вглядываясь в любимые глаза, я не мог разобрать, какие чувства бушуют в душе Тоши. Это не было похоже на смущение. Первым не выдержал я.
- Я в душ.
Он молча кивнул, а я прошёл в ванную комнату, прикидывая, как я из неё выйду.
Я стоял под струёй чуть тёплой воды, когда открылась дверь и вошёл абсолютно обнажённый Антон. Я смотрел в его глаза, боясь спугнуть его. Но мой взгляд невольно переместился на потрясный рельефный торс, а потом скользнул ниже. Я поперхнулся водой, струящейся по лицу. Даже "кубики" пресса, от которых у меня всегда слабели ноги, вылетели из головы. Я видел "оружие" разных калибров, но то, на что я смотрел сейчас, было беспрецедентным. В палате, когда мы целовались, я, разумеется, чувствовал, что Тоха возбуждён, но тактично не опускал руки ниже плеч, тем более что мы договорились не доводить друг друга до перевозбуждения.
- Не бойся, я не сделаю тебе больно, для тебя я готов быть только пассивом, - с этими словами он шагнул в кабинку.
Я привлёк его к себе и, целуя, прижался к нему всем телом.
- Ничего не надо делать только ради меня, но, если честно, мне понадобится время, - я думал о своём заросшем мхом и паутиной анусе.
Уже лет десять его никто не посещал. Кирилл был абсолютным пассом, а те, с кем я встречался, всегда ставились перед фактом, что я "сверху".
Нежности нашей не было предела. Мне казалось, что наши тела слились воедино, и при этом я чувствовал каждый изгиб этого фантастического тела. Я художник, и эстетическое наслаждение партнёром для меня так же важно, как и физическое. Кстати, когда-то давно я стал задумываться о своей ориентации именно потому, что мне не нравились пропорции женского тела, а от мужского тела, пусть даже и на картинке, я сразу возбуждался.
Антон взял меня за руку, настойчиво увлёк в комнату, по дороге закрыв дверь на замок. У кровати я замешкался, пытаясь полотенцем высушить волосы. Но полотенце неожиданно полетело на кресло.
- Джони, я сейчас взорвусь...
- Ты или...? - теперь полетел я, но на кровать. - Ни фига себе натиск, я позову на помощь.
- Зови, - мои губы оказались во власти его губ и языка.
Почти силой мне удалось вырваться из этого плена и скользнуть к моим любимым "кубикам". Для меня это был почти фетиш, парень с пропорциональными и выраженными кубиками имел все шансы снести мне башню. Но на этот раз я на них долго не задержался, и мой язык проделал влажную дорожку к чуду природы. Иначе не назовёшь. Его член был не просто большим, он был огромным, но при этом не толстым, как бревно, а изящным, без всяких изгибов. Моего рта и глотки хватило только на малую его часть. Не успев сделать нескольких движений, я почувствовал, как Тоша кончил. Началось всё с лёгких конвульсий, а закончилось диким извержением.
Тут руки Тоши настойчиво оторвали меня от моей игрушки, и два синих глаза внимательно уставились на меня.
- Извини, я не хотел, чтобы вот так. Может, тебе не нравится... ну, понимаешь?..
Я положил голову на его грудь.
- Знаешь, если мне что то не нравится, то ни один человек в мире не заставит меня это делать. Разве что силой. Я понимаю, у нас с тобой это в первый раз, но не надо комплексовать; если я что-то делаю, то это мне очень нравится. Со временем мы изучим друг друга и поймём, кто что любит...
- А пока...
Я оказался на спине, и в мгновение ока он уже сидел на мне, и не просто сидел.
"Мой", отнюдь не маленький, чувствовал тесноту обхватившей его плоти.
- Смазка? Презик?
- Ты бы ещё дольше разглагольствовал... Что за привычка рассуждать в постели! - судя по закрытым глазам и плавным движениям, он знал, что делать в постели.
Я тоже не смог долго терпеть. Три месяца воздержания и предшествовавшая сцена сделали своё дело.
- Мы с тобой сегодня в режиме пулемёта отстрелялись, - улыбнулся я, удобно устроившись на плече моего Аполлона.
- Отстрелялись? Не мечтай! Я сделал передышку, учитывая твой преклонный возраст.
Я стукнул его по руке:
- Когда я шучу, все понимают, что я шучу. А тебя не разберёшь, всерьёз ты сказал или это нет.
Он снова закрыл мне рот поцелуем. У него входило в привычку затыкать меня. Может, и правда, я слишком много говорю. Раньше за мной такого не наблюдалось, но ведь раньше я и влюблён не был.
Теперь инициативу в свои руки взял Тоша. В одно мгновение мой не успевший возбудиться член оказался во рту этого сексуального террориста. Процесс возбуждения прошёл уже там. Тоша, постоянно сменяя темп движений, довёл меня до исступления. Только мне казалось, что я сейчас кончу, он притормаживал, и всё начиналось по новой.
Наконец я не выдержал и рявкнул:
- Не останавливайся же ты.
Тоша лукаво взглянул на меня и убыстрил темп. Оргазм был похож на извержение Везувия.
- Боже, где ты этому научился? - я едва переводил дух, пытаясь восстановить дыхание.
- Из-за моих размеров мне приходилось часто этим заниматься.
- И тебе это не нравилось, так?
- С тобой мне всё нравится. Особенно когда ты в конце ругаешься.
За мной водился грех богохульствовать в кульминационный момент. Но когда я бывал в церкви, я всегда просил у Него прощения за это. Хотя ругался я чаще, чем ходил в церковь.
Я решился. Сев на Тошин живот, я сначала стал целовать его, потом выпрямился и постарался сесть на это седьмое чудо света. Но ничего не получилось. Тоша прижал меня к себе и, тихонько гладя по голове, попытался успокоить:
- Это неважно. Мне так хорошо с тобой, что это совсем неважно.
Судя по тому, как часто он это повторял, это было важно.
В дверь тихонько постучали. Я обернулся полотенцем и открыл дверь. На пороге стоял Тим.
- Ребята, там смокинги привезли, надо пойти выбрать по размеру, - он, не отрываясь, смотрел на мой торс.
- Опять подарки? Я за всю жизнь раза три смокинг одевал.
- Зачем подарок, на прокат. Папаша учудил, в пригласительных написал, что мужчины должны быть в смокингах.
- Я думал, что понты ему не свойственны.
- Просто на вечеринке будет два посла, а в чём они придут, неизвестно. Вот он и подстраховался.
- Ага, чтобы было не два пингвина, а целое море пингвинов. Ладно, сейчас идём.
Пока мы примеряли смокинги, стали приезжать гости. Такой разношёрстной компании я никогда не видел. Государственные мужи соседствовали с однокурсниками Тима, а однокурсницы с пожилыми матронами. Одно нас объединяло - смокинги. Зато те самые послы припёрлись в простых костюмах и без галстуков. Нам четверым быстро это действо наскучило, но Тим не мог уйти, и нам пришлось торчать там до конца. Спасли положение танцы.
- Джони, почему бы вам двоим не остаться у нас погостить. И ребятам будет веселей, и мне спокойней, - в конце вечера огорошил меня предложением Анатолий.
Антон вопросительно посмотрел на меня, а я на Тима.
- Серьёзно, оставайтесь; трудно так сразу разъехаться, да не поедете вы к нам в такую даль в гости. А тем временем ремонт в квартире Антона закончится. Ну, оставайтесь!
- Похоже, ты уже всё продумал. Я не против, если мы вам не будем мешать, - улыбнулся я.
- Мешали бы, никто бы вас ни пригласил. Решено! - было видно, что этот "экспромт" Тим тщательно готовил и явно не сейчас.
Наутро я проснулся пораньше. Ещё вечером я созвонился со своим знакомым и попросил его достать одну вещь. Мы договорились встретиться на моей квартире. Пока я одевался, увидел во дворе Тима, и что-то подсказало мне, что он не случайно оказался под нашими окнами.
Я спустился во двор.
- Привет, Тим. Не спится?
- Да уж. А ты чего вскочил ни свет ни заря?
- У меня дело в Москве. Я тут видел шлагбаум, сюда можно такси вызвать?
- Можно. Я бы тебя отвёз, но у меня прав нет.
- У меня есть, но без доверенности мы доедем только до первого поста.
- Почему? Если на моей машине, то доедем. Да и с такими номерами вряд ли нас кто-нибудь остановит.
- Так что стоим? Кого ждём?
У Тима был абсолютно такой же мерседес, как и тот, что я продал. Я видел, что он хочет поговорить, но место было неподходящее, поэтому я всю дорогу болтал без умолку. Приехав домой, я достал пакет ананасового сока и налил его себе и Тиму.
- Ананасовый?
- Угу, тебе покупал и, разумеется, забыл. Пришлось покупать второй пакет по дороге в больницу. Так о чём ты хотел со мной поговорить?
Тим удивлённо посмотрел на меня.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю. Просто не хотел серьёзные вещи в машине обсуждать, от этого этот словесный понос, прости за него.
- Ты что, было весело, я даже отвлёкся от своих мыслей.
- А теперь вернись к ним и выкладывай.
- В принципе, ничего серьёзного, - Тим задумчиво потёр переносицу.
- Даже если это яйца выеденного не стоит, но волнует тебя, расскажи.
- Ты же видел, что вчера Никита напился?
Я молчал, ожидая продолжения. Он набрался духу и продолжил:
- А сегодня утром он встал, нашёл ещё бутылку, вылакал её и снова заснул.
- Это уже серьёзно, - я начал понимать, почему это его беспокоит.
- В том-то и дело. Это уже не в первый раз.
- Да, я заметил, что он иногда приходил в больницу с перегаром, но я подумал, что он так стресс снимает.
- Да и друзья в Лондоне написали, что он каждый день к вечеру надирается.
- Ты думаешь, ему нужна помощь?
- Думаю, да. Но не знаю, как ее ему предложить.
- Тим, похоже, что он алкоголик, и если не принять мер сейчас, потом всё будет сложнее. Ты можешь потерять его.
Он странно на меня посмотрел, как будто не исключал такую перспективу.
- Я знаю. Но он не станет меня слушать, да ещё может обидеться. Алкоголики никогда ни признаются в том, что они больны.
- Ты прав. Сделаем так. Я посмотрю, насколько всё серьёзно, а потом поговорю с Никитой. На меня он пусть сколько угодно обижается, но я постараюсь его убедить. Но только если всё так серьёзно, как ты предполагаешь...
- Не только я, отец мне об этом давно говорит, я просто не хотел верить, думал, что это его очередной план нас развести.
- Нет, Анатолий оставил эти попытки, ему страшно поссориться с тобой.
- Правда? Он говорил это тебе?
Я кивнул и пошёл открывать дверь, в которую кто-то названивал.
- Привет, котик, - Олег был в своём репертуаре, - куда пропал?
Чмокнув меня в щёку, он прошёл в комнату и увидел Тима.
- Понятно, куда ты пропал! - Олег бесцеремонно осматривал Тимура.
Бедняга даже покраснел.
- Кончай свои пидовские штучки. Принёс?
- Для начала ты нас хоть бы познакомил.
- Тимур, мой друг. Это Олег. Отстань от парня. Он не привык лицезреть королеву шопинга.
- Да ладно. Вот твои...
- Держи бабки, - быстро прервал я его. - И я сделал то, о чём ты просил. Приём назначен 7-го на 12-00. Опоздаешь - забудь о Сторковском.
- Я знал, что на тебя можно положиться. А деньги себе оставь - для друзей бесплатно.
- Всё, Тимур, поехали.
Все вместе мы вышли из подъезда. Увидев машину Тима, а главное - номера, Олег с завистью проговорил:
- Нехилый у тебя друг!
- Вас подвезти? - Тимур справился со смущением.
- Ещё и вежливый! Нет, мне тут недалеко, у меня есть ещё одно дело.
Махнув нам рукой на прощание, Олег удалился.
- Видишь ли, Тим, некоторые геи со временем превращаются в пидоров.
- Но он же всё-таки тебе что-то достал.
- Да, ты прав, но меня бесит манерность и наглость таких типов.
Вернувшись, я поднялся в нашу комнату. Антон в одних трусах чистил зубы. Я подошёл сзади и обнял его за стройную талию.
- И где мы шляемся? - не вынимая зубной щётки изо рта, пробурчал он.
- Мотался в город.
- Я надеялся, как минимум, на утренний поцелуй.
- Я это устрою, - сказал я и начал раздеваться.
- Похоже, одним поцелуем дело не обойдётся,- повернув голову, он оценил мои усилия.
Через минуту мы уже катались по огромной кровати.
Всё шло по запланированному сценарию. После взаимных ласк он перевернулся на живот, недвусмысленно давая понять, что ожидает продолжения.
- Перевернись, я сейчас.
Он удивлённо лёг на спину. Я дотянулся до своей сумки и достал оттуда коробку, которую мне передал Олег. Открыв её, я достал небольшой флакончик, открутил крышку и вдохнул содержимое.
- Что это?
Я показал этикетку.
- Попперс? Что это?
- Потом почитаешь в Википедии.
Я одним рывком оседлал его и стал медленно опускаться на его стелу. Даже с этим снадобьем мне было больновато. Но я всё-таки сел. Я чувствовал, что меня распирает - в прямом смысле этого слова.
Боль постепенно утихла, и у меня уже не было ощущения, что в меня засунули бутылку из-под шампанского. Я стал плавно опускаться, пока не почувствовал, что член Тоши во что-то уткнулся у меня внутри. Это тоже нельзя было назвать сильным кайфом. Я напряг ноги и стал действовать решительней, стараясь не допускать более этих соприкосновений. Об удовольствии я уже не думал.
Неожиданно Тоша сжал мои руки:
- Подожди.
Он бережно, не выходя, перевернул меня на спину и стал поступательно входить. Не знаю откуда, но он догадался, от чего я не на седьмом небе от счастья. Он не входил полностью, и меня, наконец, пробрало. Видимо, предстательная железа, о которой я знал, но никогда её не чувствовал, проснулась, и я кончил так, как никогда не кончал. Струя ударила в стену за кроватью, а я мог только конвульсивно содрогаться и тихо стонать. От наслаждения я почти отключился.
В бренный мир меня вернул дикий крик. Крик длился, наверное, минуту. Потом рядом со мной упало обессиленное тело.
- Это было... феерично! Я думал, со мной это никогда ни произойдёт!
- То есть? - я удивлённо посмотрел на Тошу.
- Ну, последний раз это было у меня уже очень давно. Он ещё не был таким... А потом папаша установил тотальный контроль, и я вздохнуть без его разрешения не мог. Потом я сбежал в общежитие, но он был уже таким, как сейчас. И все, с кем я занимался сексом, отказывались. Даже убеждённые пассивы. А я всегда чувствовал себя активом, но... Сначала у меня была депрессия. Потом я смирился. И вот ты совершил невозможное, - и он притянул меня к себе.
Но тут забарабанили в дверь:
- Джони, что у вас произошло? Открывай.
Я ухмыльнулся, натянул на себя джинсы и поспешил к двери. Тим и Никита ввалились в комнату.
- Что за крики? Мы думали, кого-то пытают.
- Типа того, - я продолжал радостно ухмыляться. - Кое-кто кое-что прищемил.
- Джони, заканчивай! - взмолился закутанный в покрывало Антон.
- Всё нормально, не надо было двери с доводчиками ставить, - и я показал указательный палец, делая вид, что прищемили именного его.
- Мне показалось, что орал Антон.
- Тебе показалось... Как насчёт обеда?
Мы прожили в особняке Григорьевых две недели. За это время у меня состоялся крупный разговор с Никитой. Я устроил ему проверку, которую тот не прошёл.
Мы с Тимом попрятали всё спиртное в доме. Сначала Никита маскировал свои поиски, сославшись на потерянную визитницу, которая была ему необходима, чтобы созвониться с кем-то важным в Лондоне. Потом он стал проситься в город, каждый раз выдумывая неправдоподобные поводы для этого. Я позвал его в одну из комнат, демонстративно выкатив тележку с напитками на самое видное место. Говорил он со мной, а глаз не спускал с бутылок. Всё было ясно.
- Ты алкаш, Никита.
Его как будто бросили в прорубь.
- Что ты несёшь! - типичная смена настроения Никиты подтверждала мои слова.
- Сядь и слушай. Последние дни я внимательно наблюдал за тобой. Простой разговор ни к чему бы не привёл, ты бы всё отрицал, а у меня не было доказательств. Я убедился в том, что тебе трудно, но что ты можешь прожить без алкоголя. Ещё не всё потеряно. Мы твои друзья, и с нашей помощью ты выкарабкаешься. Выбирай: или ты забываешь алкоголь и у тебя остаются любовь и твои друзья, или ты делаешь, что хочешь, но без нас и, главное, без Тима.
- Не неси чушь, я не алкоголик, и Тим меня не бросит.
- Брошу, - даже я не ожидал, что Тим будет стоять за дверью и слушать наш разговор.
- Не слушай его, он придумывает, они с Анатолием сговорились!
- Не будь жалким, - я встал. - Осознай проблему и сделай выбор. Мы не станем тебя кодировать, не станем класть в клинику. Но в одиночку ты не справишься, поэтому ты просто некоторое время проживёшь в этом доме безвылазно и без спиртного.
- Джони, ты бредишь!
- Я сказал: осознай проблему. Мы оставим тебя. Подумай и скажи, что ты выбираешь.
Мы вышли из комнаты.
- Спасибо, Джони, я бы никогда не решился... И он прав, мне будет сложно его бросить.
- Перед ним стоит батарея из бутылок. Если он выйдет оттуда трезвым, тебе и не придётся его бросать.
Прошло минут двадцать. Вышел Никита.
- Я остаюсь здесь, - не поднимая головы, промолвил он. - Но как быть со стажировкой?
- Придумаем что-нибудь, - Тим обнял друга.
Итак я разрулил, как мне тогда казалось, вопрос, и через пару дней мы с Антоном уехали в город. Наша жизнь превратилась в праздник. Мне уже не требовались попперсы. Я получал огромное удовольствие в роли ножен для кинжала Тоши. О нём я вообще не говорю. Правда, мне с трудом удалось уговорить его не орать при каждом оргазме. Под моим руководством в квартире на Кутузовском сделали ремонт, и мы переехали туда.
Я думал, мы будем созваниваться с Тимом и Никитой. Но Тим тайно напичкал дом камерами наблюдения и почти каждый день приезжал к нам после занятий. Иногда мы выбирались в клубы или в кино.
Анатолий взял надо мной шефство, и с помощью его связей проводились мои выставки. Без его помощи я в жизни бы не выбрался с выставкой за границу. Прага, Франция, Германия - и везде очень удачно. Популярность за рубежом гипнотически действовала на московских "ценителей искусства", и деньги потекли рекой. У меня скупили всё, даже то, что я и не надеялся продать. Мне начали заказывать портреты, и хотя я никогда специально не занимался ими, как говорится, спрос рождает предложение.