Гарик об Андрее.
Я долго не мог забыть Тоя. Шел, бывало снять парнишку, развеяться, договаривался, вёз его к себе, а в памяти всплывала та ночь в Далласе, и становилось грустно, пусто, обидно, гнусно, совсем не до секса. Проститутки напоминали мне о Тое, и я забил на съемы, перестал выходить на улицу - ушел в себя и чуть там не заблудился.
Из состояния комы меня вывела украинская гастроль Андрея. Он побывал во всех областных центрах Украины, аудитория в большинстве у него была здесь женская. Темпераментные хохлуши не станут молчать, если им есть что крикнуть. Здесь его засыпали вопросами по ходу лекций, Андрей был всегда готов потрещать на темы волнующие аудиторию и подвести под эти темы свои теории.
Турне заканчивалось в Симферополе в конце ноября. Только мудаки ездят в Крым в ноябре, вот Андрей и поехал.
Двое молодых людей крепкого телосложения и один худощавый парень с умным чуть заостренным лицом торчали в зале неизменно на каждой его лекции. Андрей замечал их присутствие и удивлялся их интересу к лекциям и полному отсутствию активности. Они не задавали никаких вопросов, но сидели в зале до конца его выступления каждый день.
Двое крепких парней его мало волновали. Ну, слушают мужики в четвертый раз ту же самую байду, не доходит, может быть до них, с первого раза. А худощавый, поглядывающий умным взглядом на сцену, конкретно мешал Андрею работать. Как мешал? Очень просто - Андрей пялился на него всю лекцию, сохранять "лицо" ему было нелегко в таких условиях.
На пятый день, Андрей не выдержал и, натянув себе на морду всё призрение, какое он только мог изобразить на своей артистичной физиономии, он подошел после лекции к худощавому парню.
- Позвольте узнать, молодой человек. Для каких целей вы слушаете мое "обращение и напутствие" в пятый раз?
- Простите. Служба Безопасности Украины, - парень поднялся и раскрыл перед Андреем ксиву. - Обеспечиваем вашу безопасность от наших граждан и нашу безопасность от вас.
- Я для вас не опасен.
- Это не вы решаете, - парень вернул удостоверение в карман. - Пока у Службы Безопасности претензий лично к вам нет.
- Вы считаете, что мне угрожает опасность? - Андрей чувствовал себя не в своей тарелке.
- Считают счетоводы, мы этим не занимаемся. Не в моей компетенции давать оценку безопасности в нашей стране. Отчитываться перед вами я тем более не обязан.
- Спасибо!
- Пожалуйста, - комитетчик одернул пиджак и направился к выходу.
Была и шестая лекция и седьмая, после которой у Андрея поднялась высокая температура. По ночам он спорил со мной, доказывая, что этот худощавый комитетчик его нервирует и бесит, и ни о какой симпатии здесь не может идти речи. Но я-то знал, чья стройная фигура, поднимает мой еладак, и кто появляется в кресле напротив в черном костюме, закинув ногу на ногу. Руки мои ласкают мою вечно задранную в потолок палку с помощью и под наблюдением этого неброского субъекта из Службы Безопасности. Как такой незаметный человек может мешать в большом, наполненном людьми зале?
"Андрей, это последняя стадия, - говорил я ему, - тебя уже возбуждают мужики в костюмах. У меня уже не сны и видения, это галлюцинации..."
"Сдерживай себя, не давай волю фантазии, - отвечал Андрей холодным властным тоном. - Я улыбаюсь и не теряю самообладания во время лекций, учись".
Восьмая лекция была отменена из-за болезни Андрея, стараниями мамы он быстро поправился, но Симферополь пришлось покинуть, не попрощавшись с публикой.
В салоне самолета Андрей заметил мужчину в черном костюме, поджарого и профиль и пальцы на подлокотниках всё было знакомо Андрею, и он не сомневался, что тот самый украинский комитетчик, преследует его.
В аэропорту Андрей улучил момент и потерялся из поля зрения своей матери и сопровождающих его помощников, смылся от них налегке и пошел в другую сторону за знакомым попутчиком. Быстро нагоняя его, он снова превращался в меня, в Гарика, - сердце его колотилось как у зайца...
Андрей о Гарике.
- Вздумал следить за мной сука! - Гарик рывком втолкнул "человека в черном" в первую попавшуюся дверь.
Это было какое-то служебное помещение, по-видимому, комната для уборщиц аэропорта, но Гарика не смущало то, что с минуты на минуту может нагрянуть хозяйка ведер и щеток.
- Вы с ума сошли? - парень, прижатый Гариком к стене, от испуга выпустил сумку из рук.
- Нет, я не сошел с ума! Теперь я дома, а ты на территории чужого государства! Снимай штаны урод! - Гарик уже видел, что обознался, парень был очень похож, но помоложе, но он не мог остановиться, захлёбываясь в собственном кураже.
- Вообще-то я гражданин России, - парень в смятении расстегнул ремень, ширинку, - Ничего я в трусах не прячу, к наркотикам никакого отношения не имею...
- Ничего не прячешь?! - расхохотался Гарик, освобождая из плена боксеров мягкие, сжавшиеся от страха причендалы законопослушного гражданина России. - А это что?
Сначала молодой человек дрожал и причитал "не надо", "что вы делаете", "отпустите меня, пожалуйста", но когда его член во рту у Гарика обрел упругость, парень начал тихо посмеиваться:
- А меня Толик зовут, - сказал он, обхватывая руками голову Гарика.
- Очень приятно, - на секунду оторвался от минета Гарик.
- И мне приятно, - хихикнул Толик, поглаживая шелковистый затылок Гарика.
Прижимаясь к высокому баку, Толик начал постанывать, дернул бедрами вперед, Гарик вдохнул и принял всю его сперму в рот. Гарик картинно облизался, давая понять Толику, что сперма его Гарику пришлась по вкусу.
Блестящий липкий член Толика еще не упал, и Гарик начал вылизывать его от остатков спермы, словно полировал.
Гарик понимал, что переборщил и Толик понимал, что его приняли за кого-то другого, но от понимания этого по сути ничего не менялось.
- Я тебе ничего не должен? - на всякий случай поинтересовался Толик.
- Что? А... нет... хотя...
- Что?
- В Москве живёшь? - Гарик рассматривал его стройные ноги.
- Да. Только через всю Москву пилить. А тебя как зовут? - Толик начал не спеша одеваться.
- Гарик я. Первый раз тебе мужик отсосал? Не очухаешься никак?
- Да. Первый раз. Спасибо, мне понравилось.
- Стань моим ёбарем на сегодняшнюю ночь. Тебе понравится моё очко, я только одну ночь в Москве, завтра еду в Воронеж. - Гарик вздохнул.
Толик задумался. Две смешливые уборщицы, ввалившись на свою территорию по-хозяйски, прервали его раздумья.
- Галка у нас гости, - засмеялась светленькая. - Ты опять дверь не замкнула.
- Чего вам здесь надо? - Тёмненькая Галка уставилась на расстегнутый ремень Толика. - Пошли вон! Еще ссать здесь вздумали. Туалет весь зассали, еще сюда приперлись...
Гарик с Толиком со смехом вывалились в зал. Толик на ходу застегнул ремень и забрал у Гарика свою сумку.
- А чё, хочешь, что бы я тебя того? Ну, я не голубой конечно, но могу попробовать. Я на твоего бывшего похож по ходу дела. - Толик оглядывался по сторонам, не обращают ли на них пристального внимания находящиеся в зале пассажиры.
- Я свою группу и мать должен предупредить, а потом я весь твой. - Улыбнулся Гарик. - Могу снять номер, можно к тебе, если ты предпочитаешь дома.
- Хорошо, я жду тебя здесь.
Гарик еле отвязался от матери, которая беспокоилась за его здоровье и безопасность. Он обещал ей приехать в гостиницу не позже 11 часов. Мать не спала всю ночь, наивно полагая, что её Андрюша должен вернуться в 11 вечера, она уснула в кресле на рассвете.
А Гарику было не до моей мамы.
Они набросились друг на друга, смешивая дыхание, как только за ними закрылась дверь скромного номера для молодоженов одной из самых скромных подмосковных гостиниц.
Кроме большой кровати и душа им ничего не было нужно.
Толик сам забыл, когда последний раз занимался сексом: учеба, работа, работа... никакой личной жизни. Он немного волновался, что не сможет как следует возбудиться, увидев волосатые мужские ноги, плоский как стиральная доска живот и полное отсутствие грудей. Не тут-то было...
Гладкое тело Гарика скользнуло по его намыленной спине, и член Толика начал твердеть на глазах. Толик и не думал фантазировать о девушках, он жадно разглядывал такого же, как и он мужика, опуская голову все ниже и, наконец, не выдержал и прижал свой член к члену Гарика. Гарик туго притянул его за задницу.
- Ну, давай же, я тебе задвину, - взмолился Толик, как только смыл с себя и Гарика мыльную пену.
- Давай! Смазка на тумбочке, не забудь!
Гарик таял, плавился под Толиком, очень ласковый оказался подозрительный попутчик, кто бы мог подумать.
После второго экстаза Толик понял, в чём состоит интерес - быть в пассивной роли, ему тоже захотелось попробовать, но в свой неразработанный анус он боялся впустить член Гарика. Не очень большой был у Гарика инструмент, но Толик понимал, что дырка в попке у него еще меньше и растягивать будет больно.
- Приласкать твою норку языком, пальцем. А? - Гарик лизнул его очко, сминая и разводя в стороны ягодицы.
- Ой! - Толик сжал сфинктер, - не откажусь, щекотно только немного.
Гарик полизал обрамленное мелким пушком очко Толика и вошел смазанным пальцем. Гарик быстро нащупал, куда надо слегка нажать, чтобы Толику было приятно, Толик тащился, иногда поправляя и задевая свой член. Гарик понял, что Толику хочется подрочить, но он стесняется дрочить с партнером (не знает парень, что в гомосексе это в порядке вещей). Гарик начал сам гладить Толькин, слегка порозовевший после двух горячих схваток с задницей Гарика, член. Потом обхватил его легонько ладонью, и начал не спеша гонять кожицу.
Грудь Толика вздымалась всё выше и быстрее, наконец, Толик не выдержал, толкнул Гарика лежащими на его плечах ногами на кровать. Гарик упал на спину, а Толик уселся, сверху прижимая промежностью его пальцы, которые Гарик не успел убрать от его попки.
Они улыбнулись друг другу, Толик привстал, освобождая руку Гарика, и потянулся за смазкой. Гарик понял и зажал руками свои ноги, чуть разводя их в стороны.
Толик снова вогнал ему, только уже лицом к лицу - это было очень быстро: всего несколько движений членом в кишке у Гарика, и Толик, сладко стоная, опустился Гарику на грудь, Гарик обнял его ногами за талию.
***
Гарик не то, что в гостиницу... Чуть не опоздал на самолет в Воронеж.
Мать была бледна как смерть, когда я подошел к ней в аэропорту.
- Я хотела сообщить в милицию, но мне сказали, что ищут только тех, кто отсутствует более 72 часов. Бог знает что, может случиться за 72 часа. Андрюша, ты был с девушкой, я поняла, но больше так не делай. - Мать в негодовании дернула головой. - Ты не просто мужчина, ты принадлежишь не только себе, но и общественности.
В глубине сознания я услышал насмешку Гарика: "А себе-то ты принадлежишь вообще?"
Пашка об Андрее.
Я увидел его на семинаре, который он вел. В свои 35 лет он имел невероятный список званий и наград различных международных, Союзных и Российских организаций. В психологии он был мировой иконой, его книги издавались на 36 языках, в скольких странах я не запомнил.
Он весь светился благополучием, успехом и надежностью. Певучим своим голосом он декларировал прописные истины, каждую из которых аудитория воспринимала, как невероятно открытие, сделанное только что на её глазах. Мне было плевать на его позитивное мышление, потому что я не чувствовал в нём живой души, её было не видно, Андрей мастерски маскировал её под плащом императора и щитом победителя.
Да, он был императором империи, которую создал сам, империи под названием "Счастью можно научиться". Подданные этой империи хотели быть счастливыми, смотрели на него горящими глазами, слушали с открытыми ртами и скупали его книги, кассеты, плакаты с его сияющей мордахой, миллионными тиражами.
В книгах описывались простые, абсолютно не работающие методики достижения богатства, духовной и телесной красоты, выхода из депрессии, а так же: "как стать гениальным, знаменитым, богатым..." и прочее. Народ хавал эту чушь за милую душу, потому что Андрей утверждал, что стал богатым и знаменитым благодаря этим самым его методикам, и он всерьез верил в это. Вера в свою исключительную важность для общества была стержнем его становления, как ученого и как народного избавителя от многих тяжких...
Я давно не верю в то, что можно добиться чего-то без труда и без жертв. Сам я добился немногого, и то пришлось вкалывать и отказывать себе в чем-то. Я чувствовал каким-то шестым чувством, что Андрей многим пожертвовал и жертвует до сих пор, ради поддержания этой лучезарной беспечности великого инженера человеческих душ.
Ни один из присутствующих в аудитории не пошел бы на такие жертвы ради богатства и славы, не всякий вообще выдержал бы такую многолетнюю подготовку к успеху, какую прошел он, а о том, что он счастлив, я даже задумываться не стал. Счастливые люди не учат других быть счастливыми, я давно это заметил.
Я же помню, как его воспитывали. Все лето, когда я забывал, где валяется мой портфель, он читал мудреные книги, которые не каждому взрослому были понятны, занимался языками и даже на даче пиликал на скрипке.
И еще я помнил его мечтателем, я знал, что в душе у него живут не только догмы и теории, там целый сказочный мир. Он нередко рассказывал мне о том, как бы он переделал ту или другую сказку, иногда жалел отрицательного героя и перекраивал его в положительного.
Вспоминалось, как он касался меня невзначай, ласково. Наверное, у него это получалось случайно, он просто был очень аккуратным в движениях всегда. А мне всегда хотелось его смять, так чтобы кости захрустели, он был крепким парнишкой, ничего бы ему не сделалось. Его подкаченные ножки и попка всегда меня немного волновали. Нет, не возбуждали. Тогда я не понимал, что меня могут возбуждать пацаны, я смущался и чувствовал приятное беспокойство, как перед праздником или каким-то радостным событием.
Андрей поставил себе сверхзадачу стать народным любимцем, идолом. И благодаря его горячей вере в собственную ложь, люди верили в его чистосердечное вранье, так же как верил в него он сам.
Если бы Андрей захотел создать неформальную организацию. То она бы вошла в историю как самая многочисленная секта, оставив позади Аум Сенрикё, но Андрею не удалось затмить славу Рона Хаббарда, первого фабриканта "сфабрикованного счастья". Андрей хотел быть еще и чистым, светлым и одухотворенным, как пророк, но это плохо сочеталось с его коммерческой деятельностью.
Да и в своем отечестве пророков, как известно...
Он был так любезен со мной, когда подписывал книгу, долго что-то говорил, я подумал, что он узнал меня. Я-то не мог его не узнать, я прочел его имя на афише, и его яркие острые брови, фигурный нос не изменились, я был уверен, что передо мной мой друг и сосед.
- Как ваше имя? - cпросил он, глядя мне прямо в глаза.
- Андрей, разве ты не помнишь меня? Мы купались вместе на даче, наш сарай стоял рядом с вашей дачей. - Мне показалось, он очень смутился от того, что вспомнил меня и действительно узнал, после минутного разглядывания. - Я же Пашка.
- Да, ты не слишком изменился. - Он оглянулся, его ждали еще несколько человек с книгами. - Павел, я бы хотел, чтобы вы меня подождали несколько минут.
Я естественно согласился подождать, мне очень хотелось потрепаться с ним по простому без свидетелей. Вскоре он закончил раздачу автографов. Но разговор с Андреем получался какой-то неживой. Я спрашивал: Как он поживает? Чем живет? Есть ли у него любимая женщина? Он отвечал мне снова своими тезисами, и меня это начинало бесить.
Я рассказал ему о себе, что живу на колесах, работаю гидом по Ближнему Востоку, в России бываю не часто, не женат и не стремлюсь, детьми при такой работе обзаводиться вообще преступление, поэтому у меня их нет, а он мне так ничего и не рассказал о себе.
Узнав обо мне все, что ему было интересно, Андрей вдруг начал прощаться. Я предлагал посидеть в ресторане, или пройтись по весеннему парку, что находился по соседству, но он покачал головой:
- Я не могу себе позволить, - и он словно испугался этой фразы, быстро собрал папку и стремительно вышел из аудитории.
Я последовал за ним. Внизу под лестницей я заметил его мать, беседующую с водителем - они его ждали. Если сейчас он выйдет из туалета, то они просто сядут в машину и уедут. Я так быстро ворвался в туалет, что Андрей не успел закрыть за собой кабинку, я дернул дверь и впихнулся за ним в кабинку сам.
- Андрюха, ты обещаешь всех на свете сделать счастливыми, - я развернул его к себе почти лицом, он не вырывался. - Сделай милость. Осчастливь меня прямо здесь.
- Павлик. А тебе чего надо здесь для счастья? - Андрей покосился на сияющий унитаз.
Я отодвинул пиджак и сжал его задницу рукой.
- Ты что себе позволяешь? - властным ледяным тоном произнес Андрей.
- Хочу сделать тебе минет. Тебе будет приятно и мне...
Он криво усмехнулся:
- Я не голубой и мне не будет приятно, если мне будет делать минет мужчина, а тем более ты, Пашка. Как ты стал геем? Ты же был таким... - Андрей вспомнил сияющего принца с вензелем на пряжке и горько вздохнул.
- Приезжай ко мне в гости, - я выпустил его, чтобы записать свой адрес. - Приедешь - я расскажу тебе, как я стал геем.
Прошло несколько дней, и я подумал, что напугал Андрюху, и он не приедет.
Пашка о Гарике.
Без костюма, в джинсах и футболке я еле узнал Андрюху.
- В неформальной обстановке зови меня Гарик! - заявил мне с порога Андрей. И мне сразу показалось, что в этом обличии имя Андрей для него и не подошло бы, словно не его было.
Таким я его видел впервые, он не был похож на себя раннего. Он был таким интересным, импульсивным, живым. У Гарика очень быстро менялось настроение, он то хохмил, то рассказывал что-то ужасающее или грустное, утирал скупую слезу и снова смеялся. Мне показалось, что он сошел с ума - мне только показалось, но это тут же подтвердил. Я так и не успел рассказать о своем первом любовнике, о нашей пятилетней собачьей жизни и божественной любви с ним.
Гарик набросился на меня и начал целовать, мять, покусывать, раздевать меня, помогая себе зубами. Его задница не потеряла упругости, наработанной прыжками на батуте, как только он освободился от одежды, я не мог удержаться, чтобы не расцеловать его нежные булки и розовое очко между ними.
Все его тело было гладким - ни одного волоска, как для съемок порно. Я перекинул через себя его ногу, он ловко повернулся на кровати, моему взору предстал его светлый, как и вся кожа, член, напряженный, но весь покрытый кожицей.
Он крутился, двигал меня и, наконец, мы забрали в свои жадные рты члены друг друга, лежа на боку. Он прекрасно делал минет: заглатывал головку моего члена с жадностью изголодавшегося, но сжимал его во рту очень нежно, его язык скользил вокруг головки и по уздечке ласковый, мягкий. Я старался не отставать и ласкал его член и голенькие, (без волос) подобравшиеся яйца, как... как самому мне было приятно, так и ласкал. Все тело Гарика было достойно поцелуев, я, не отрываясь от минета, гладил его живот и вытянул руку к соску.
Гарик почувствовал, что пора менять диспозицию. Он вынул мой член, облизал и предложил мне выбирать, как я хочу потрахаться.
Его блестящий красавец ворвался в мою нору, и яйца шлепнули по заднице - вот: люблю людей, которые слово свое держат - обещал осчастливить - пожалуйста!
Я закрыл глаза. Совершенно расслабился, он трахал меня, сладко всхлипывая, поглаживая. Руки его пробежались по моим бокам, ладони скользнули под грудь, пальцы сжали мои соски и начали их покучивать. Было желание подрочить, но я не стал этого делать, чувствовал, что успею...
Мы почти в один голос крикнули что-то нечленораздельное. Оба вздрагивали, прижимаясь, друг к другу - подо мной растекалась липкая лужа, его член дергался в моей кишке. "Не отпущу его, - мелькнула мысль, - не отпущу никуда! Ни на какие лекции он завтра не поедет! Он будет теперь мой, а не общественный".
Спор.
"Я должен уйти. Я помню Павлика и никогда его не забуду, он был моим старинным другом. Я не могу простить тебе то, что ты вытворял вчера ночью с ним. Ты сделал мне больно. Это мой друг. Понимаешь? Ты оттрахал моего друга. Как мне жить теперь с этим?" - Андрей скользил станком по намыленной щеке, перед зеркалом в ванной.
"Не лги себе. Ты ревнуешь? Да, именно ревнуешь. Ты усераешься из-за того, что с Павликом этой ночью был не ты, а я" - точил его изнутри Гарик.
"Может быть, я и ревную. Только я люблю его иначе, не так как ты. Я люблю его душой, он же мужчина, я не могу думать о сексе с ним. Это ты думаешь, как бы насадить кого-нибудь на свою палку. Павлик особенный его можно любить и по-дружески" - Андрей перешел на другую щеку.
"Павлик не поймет твоей дружеской любезности, не поймет он этого - "когда любишь ты, а трахает Платон". Он уже попробовал твоего тела. Тело-то у нас одно. Ты вспомни себя, как ты хотел дружить с Сашкой и обосрался подойти к нему из-за то, что тебя влекло к нему всем существом, не только мыслями. Пашку тоже влечет к тебе всем существом. Почему ты не разрешаешь ему войти в твою жизнь? Почему не хочешь стать его мужчиной целиком? Почему только меня ты предлагаешь Павлику в любовники. А себя?"
"Слишком много "почему", оставь это я не собираюсь менять жизнь из-за любовника" - Андрей вытер остатки пены.
"А ради любимого?" - не отпускал его Гарик.
Пока мои первое и второе Я спорили, Пашка проснулся, открыл дверь ванной и принял Андрея в объятья как ни в чем ни бывало.
- Паша, мне необходимо ехать. Меня ждут несколько сотен людей. - Андрей, поморщившись, высвободился, - необходимо еще заехать домой, переодеться.
- Вечером вернешься? - Пашка следил за тем, как Андрей с неохотой одевает, то в чем он привык называться Гариком.
- Я не уверен, что нам стоит продолжать нашу дружбу, - губы Андрея вытянулись в прямую полоску, что означало, что он чем-то не доволен.
- Тебе не понравилось со мной? Эх, жаль, - Пашка пошел на кухню.
В своих драных джинсах Гарик проехал на коленках несколько метров и обнял Пашку за ноги:
- Я люблю тебя, мне не могло с тобой не понравится, - Гарик терся щекой о ноги Пашки, и даже касание губами волосков на этих любимых ногах было для него счастьем.
Пашка опустился на пол с наполовину наполненным стаканом водки, стараясь обнять Андрея и не расплескать содержимое стакана.
- Паш, разве можно пить с утра? - покачал головой Андрей.
- С горя можно нажраться в любое время суток, - Пашка поставил стакан на пол.
Они стояли на коленках и Пашка потянулся к Андрею губами. Гарик прижался к его губам своими, языки скрестились в приоткрытых ртах.
- Всё, мне пора, - выдохнул Андрей, поднимаясь с колен. - Не жди меня Паша, занимайся своими делами и постарайся забыть всё негативное...
- За твоё здоровье, - Пашка поднял с пола стакан. - И не хочу я тебя забывать, я тебя за 20 лет не забыл. А свое "негативное", "позитивное" засунь себе в задницу. - Пашка махнул водочки, стоя на коленках, но решил всё же встать и сесть на табуретку.
Гарик ринулся к табуретке, схватился обеими руками за трусы, нитки затрещали на швах.
- Ты по-русски говорить умеешь? Сказал бы, хочу последний раз отсосать тебе, Пашка. Я бы сам трусы снял. - Пашка поднялся и сбросил изрядно потерявшие форму плавки на пол. Он опустился снова на табуретку и чуть раздвинул колени.
- Ну, чего ты? Андрюх. Что с тобой? Ты обиделся? - Пашка поднял Гарика с колен. - Ты что-то не в себе. А давай вместе тяпнем?
- Наливай, - с облегчением выдохнул Гарик, приземляясь на табуретку напротив.
- Я тебя люблю, и ты меня любишь. И я верю, что ты не врал про любовь. Зачем нам с тобой прощаться, и друг друга забывать? - Пашка снова налил по 100 г.
- Паш, я сейчас быстро вырублюсь, - Гарик поднял стакан. - Я у тебя посплю. Ладно?
- Ну, наконец, первая здравая мысль за всё утро. А если я тебе в зад вставлю, пока ты будешь кверху жопой валяться, - засмеялся Пашка. - Как, не против?
- Вставляй! - Гарик звонко коснулся стаканом Пашкиного стакана, - делай что хочешь, я твой. Хуже чем без тебя, мне всё равно уже не будет.
Эпилог.
Резюме Счастливого.
Никуда в этот день Андрей не поехал, они весь день возились в постели, выходя иногда на кухню.
Всё смешалось в моей голове, кем я был в тот день, я не знаю.
Сейчас я занимаюсь своим любимым делом. Я поменял специальность, денег я уже достаточно заработал, расходы мои не велики, пора пришла мне подумать о смысле своей жизни. Смысл остался прежним - я помогаю людям, часами просиживая в инете, я отвечаю на вопросы отчаявшихся и потерявших точку опоры и удивляюсь, как я сам столько лет жил без этой опоры, скитаясь по свету и распространяя "опиум для народа".
Порой я отвечаю не сразу, не всегда легко представить себя в ситуации человека задающего вопрос. Я сменил тысячи образов, помогая людям таким удобным мне способом - влезая в их шкуру, но теперь я не теряю себя, не делю на две или более частей. Пашка не дает мне этого сделать - он любит меня всего и разного. Ему не нужен положительный герой, и чересчур импульсивный добрый неудачник ему тоже не по вкусу - ему понравился микс этих двух компонентов, которые я разъединил искусственно в 18 лет, и чуть не сошел с ума.
Я больше никогда не стану общаться с аудиторией или толпой, для меня это мучительно. Предпочитаю разговор один на один. С пациентами в больнице общаюсь только с глазу на глаз.
Нет универсальных советов для обретения счастья. Лично мне нужен Пашка, интернет и много-много одиночества для раздумий. Пашкина работа этому способствует, я самый верный любовник на свете, я жду его неделями и мне хорошо одному, а когда он возвращается мне безумно хорошо с ним - один на один.
Теперь я психиатр, а мог бы стать пациентом...