Крючок закинут наугад в тёмную-тёмную воду. Сначала никакого движения, мутна в реке вода. Но вдруг поплавок тянет в сторону, описывает полукруг. И снова, и ещё раз, и ещё, и дёргаешь - пусто! Снова забрасываешь, и снова полукруг, и ещё, и ещё, и тут поплавок - р-р-раз! - только не на глубину, а на боковую. И засыпает. Проверяешь наживку - на месте, и снова та же история: полукруг, полукруг, полукруг, а затем ничего. Это мелкая рыбка играет. Не подсечёшь. Да и куда малька - только на корм кошке. Смех.
Вот и с Виталиком было то же.
Ответил он сразу, как я написал. В анкете, где фото, был лишь торс без лица. В моей, впрочем, тоже. Я предлагал безопасное, опробованное: встреча в кафе, я приглашаю и угощаю, а там поймём, будет ли нужен десерт. Он отозвался: отлично, но только он на срочной службе во флоте, тут недалеко, на острове, сейчас ночное дежурство, но это ерунда, никогда ничего не происходит, а увольнительная через неделю.
- Ты среди своих глубинных бомб не подорвёшься на переписке?
- Нет, ты что, я на пороховом складе не курю, выхожу с другой симки, храню всё в облаке.
- Вот моя почта, кидай свою, пришлю снимки.
- Вот моя.
- О, ты то, что надо!
- И ты тоже. А ты не будешь смеяться, если одну вещь скажу?
- Скажи. Хочешь признаться, что трахнул боцмана?
- Хуже! Только не смейся! Я девственник. И хочу первый раз с мужчиной старше меня, чтобы всему научил. А тут все, кроме тебя, после тридцати с пузом!
- Я пузо не поливаю и не удобряю, так что оно плохо растёт. Забьёмся на встречу?
- Конечно!.. Слушай, а будет очень больно? Ну, то есть у тебя очень большой?
Ох. Поплавок кругами, кругами, кругами.
Я прислал ему фотку своего стояка. Объяснил, что дело не только в размере. Вот у меня по форме - как фостеровский огурец-небоскрёб в Лондоне, хотя по размеру немного меньше: идеально для вхождения в любые сферы, включая небесные. Ну, и есть для начинающих всякие особые способы дыхания... вдыхания... расслабления...
К моему удивлению, он знал и про Фостера, и про попперсы, и чувство юмора у него было: заметил ли я, написал он, что роста в нём ровно столько, чтобы дотянуться хоть до каких-то приличий. Я честно ответил, что мне невысокие парни и нравятся. У них от члена до сердца расстояние меньше...
Как тянет, как тянет крючок под водой!
Видимо, мы оба запали - пока ещё не друг на друга, а на разговор. Переписывались каждый день ("Я уже заказываю столик!" - "А догадайся, что сейчас делаю я?" - и прилетает снимок Витальки. Задранная тельняшка, приспущенные трусы - и на боевом посту. Какие-то, хрен его знает, приборы, военно-морские тайны. И член, не такой уж и маленький, пряменький, чистенький, вздыбленный орудийным стволом. "Давай повацапим, лови телефон!" - "Нет, дотерпи до завтра и не дрочи!" - "Жду звонка!").
Пора подсекать.
Только на следующий день Виталик исчез.
Пустая вода.
Пуста сеть, нету ничего в сети, ни с чем возвращается невод, в недоуменье рыбак.
Я заглядывал на Виталькину анкету каждые полчаса, но поплавок был мертв.
И тогда я познакомился в сети с пухлогубым студентом-путейцем, подбил его пообедать в китайском ресторане, а потом попросил донести коробки с недоеденным до дома (чем китайские рестораны и хороши), и путеец принял мой паровоз в своё пухлогубое депо прямо в лифте (пот стекал у него со лба, и пахло резко, непристойно и пряно), а затем глянул на часы и убежал, урча и облизываясь, на какую-то там важную встречу.
А вечером я без всякого ресторана охмурил смазливого дурачка, называвшего себя вэбкам-моделью - общем, в ответ достаточно было назвать себя фэшн-продюсером, - и затащил домой. И модель не отрывался от зеркала у меня в прихожей, прихорашивался и строил сам себе глазки. Я стянул с него узкие штаники и нагнул перед этим же зеркалом, не приглашая пройти в спальню, а сам прошёл дальше некуда, до упора, пока модель стонал "ой-ой-ой" и "ы-ы-ы", переходящее в "ты, если хочешь, кончай, а я сегодня уже дрочил и больше не хочу".
А ночью в баре я закадрил бармена (среди барменов вообще много ценных кадров) и дождался окончания его смены, и мы целовались на улице под аркой, а я знал код от дворовых ворот, и в половине пятого утра под отдающимся заре небом, в пышнолиственных кустах за дворовой помойкой, я залил ему спермой лицо, пока он, поскуливая, на корточках додрачивал себе.
А на следующий день (поплавок всё был мёртв) я обедал в японском ресторане с мрачным, надутым студентом-ветеринаром (и было ясно, что до десерта с ним дело не дойдёт), а потом в кофейне встречался с иногородним истеричным прыщавым юнцом, заправлявшим рубашку в брюки и тревожно вызнававшим, не могу ли я его устроить на работу в какой-нибудь бутик (ну как могло с таким что устроиться?!).
А через две недели, когда я плюнул на оставленную на берегу удочку, объявился Виталик.
Извинился, сказал, что выронил в море, переставляя, сим-карту, пришлось восстанавливать, а потом у них была инспекция, и увольнительные отменили, но вот через неделю уж встретимся точно.
И - р-р-раз, два, три, левой, левой, левой - вновь закружился на тёмной-тёмной воде поплавок.
Виталик писал, что сам он из маленького городка, но что, конечно, оттуда надо валить. И что он не умеет вообще ничего, даже целоваться, потому что с кем ему там было целоваться? Ну, только один раз, когда играли в бутылочку, он губами провёл по губам девочки из соседнего двора, но только губами, без языка. А парни, мужчины - как ему было пробовать? Ну, один раз был соблазн: он жёг костер на реке со старшими парнями из техникума, у них есть там техникум, и парни пили водку, и один заснул, а незаснувшие двое, типа, прикола ради, стали предлагать - вот снять штаны и трахнуть; а чо, трахаться хочется, а баб нет, то есть пьяных баб нет, а трезвые не дадут, ну, давай его трахнем или друг другу передёрнем, не в одиночку же дрочить. И один уже стал щупать со смешком спящего, а другой расстёгивать спящему штаны, но Виталик был той самой трезвой бабой, которая предпочла смыться. "Противно было, что они пьяные?" - "И это, и, потом, боялся, что будут трепаться про меня. Ну, и для них это было бы... как объяснить..." - "Пьяная глупость, сделали и забыли, а для тебя..." - "Да, для меня было бы всерьёз. И есть ещё одна штука, ты точно смеяться не будешь?" - "Нет. Какая?" Но Виталька вдруг свернул разговор.
И потом всю неделю он подводил меня кругами к какой-то тайной кибальчишеской тайне, но в последний момент отскакивал, обрывал разговор.
Я больше ни с кем не обедал, никого не искал. Представлял, как приезжает в увольнительную Виталька ("Но ты обязательно в тельнике приезжай!" - "В увольниловку ходят в парадке. Тебя парадка не устроит?" - "Устроит, но... первый раз лучше без аксельбантов и орденов...").
Но в день, когда мы должны были встретиться, с утра прилетело короткое: "Извини. Я не могу. Боюсь. Не жди", - и всё, больше ничего, никакой рыбалки.
В полдень я пошёл в бар: отсосавший у меня бармен был на месте, а народу не было совсем. Я спросил, во сколько закончится смена. Тот вместо ответа вышел из-за стойки, запер входную дверь, куснул меня за ухо, шепнул: "Только недолго", - и потащил в подсобку, где я завалил его на стол, и он только жалобно выл, но кончили мы вместе. Когда он обернулся, чтобы меня поцеловать, я заметил, что глаза у него блядские-блядские. "Хорошо, что твоего напарника днём нет". - "А он тоже по теме. Так что никаких проблем". - "И ты с ним?.." - "Ну да, он как мой запасной хуй. Очень удобно". - "Ага. Хорошо живёт на свете Винни-Пух, у него четыре хуя вместо двух".
...Виталик вынырнул через неделю. Снова долго извинялся. Сказал, что сдрейфил. Ну, что он всё-таки не знает меня. А я его. Он же не знает (так и написал) моих предпочтений. Может, мне нравятся переодевания.
- Хорошо, я оденусь адмиралом, а на тебе из одежды пусть останется кортик.
- Нет, серьёзно: там, чулки или...
- Забей. Не моя тема, но, если хочешь, попробуем. Так мы встречаемся или?..
- А если не понравимся, то мне деваться куда, с увольнительной на сутки?..
Я попросил его перестать шифровать телефон. А мой номер - вот он. Я сниму гостиницу. Есть в городе такие отельчики, где номера в одном подъезде, а ресепшн - в другом, так что его не увидят. Ключ отдам ему сразу при встрече. Если не понравимся - у него останется оплаченный номер.
Он не приехал. А я и не верил. И отель не забронировал, как знал. Поплавок обернулся листом на воде.
В баре за стойкой работала незнакомая девочка. Путеец не отвечал на звонки, а вэб-модель ответил, что не моэжэ-э-эт. От отчаяния я позвонил ветеринару.
- О, а я думал, я тебе не понравился!
- Да нет, просто в первый раз я никогда ни на что не решаюсь. - Хорошо, я приеду.
Правда, ветеринар тоже ни на что не решился. Мы лежали у меня и дрочили. Прям садик. Он хотел остаться на ночь, но я сказал, что тогда либо он меня, либо я его, и он, хоть и поколебавшись, выбрал ночь в общаге.
Следя в окно за тем, как Айболит пересекает двор, я увидел, что в город уже вступил дозорный отряд осени. А дальше зима. Надобно делать припасы, заводить постоянного дружка, чтобы вместе по вечерам, в санях укрывшись полостью медвежьей, ездить в оперу (а ещё завести собачку и отпустить бородку на радость ближайшему барбершопу). Но дружка я буду заводить завтра. А пока пора закупать вина и бухать.
Я пил два дня без перерыва - такое редко, но со мной бывало. И даже не гонял порнуху. Я думал, что выпью и выбью Виталика из головы - чёртов вирт! - но я пил, а Виталик маячил перед глазами.
А потом два дня я изгонял алкоголь и, валяясь на диване, читал на немецком Кельмана: достойное антипохмельное средство, как и вообще чёртов, адов, выстроенный в дисциплинарный порядок немецкий язык.
А потом позвонил Виталик. Точнее, не позвонил, а включил видеосвязь в вацапе. О господи, мой зайчонок, рыбчонок был в парадной, отпускной своей форме - среди людей в гражданском. Я узнал зал вокзала. Виталик сказал ожидаемое: пусть я прощу, что он снова исчез.
- Простил. Рад, что ты не погиб под Цусимой.
- Мне нужно тебе кое-что сказать, показать.
- Говори.
- Вот, посмотри. Если ты примешь меня с этим, я могу приехать прям щас. То есть я понимаю, что ты, может, занят...
- Что это?
- Смотри: даю крупный план.
Плоская, как сыр в нарезке, упаковка: чулки в клеточку. И тюбик помады.
- Молодец, отличный подарок для сестры. Стой, где стоишь. Я заберу тебя через 10 минут!
- Жду...
Поплавок дёрнулся и ушёл в глубину, и задрожала, натянувшись, леска, и удочка выгнулась дугой, и член мой взлетел вверх. Подсекай.
Такси всегда поджидали седоков у знакомого бара. Я прыгнул - на вокзал, и там ещё минут пять подождать! - и дал денег вдвое. Виталька и верно был как зайчонок-рыбчонок: маленький, большеглазый, худенький - и чуть не бил в пол автомобиля лапой от страха. Меня тоже трясло, но от возбуждения. Я войду в него нежно, как... сначала вылизав и облизав...
Мы сидели на заднем сиденье. Я обнял его, дрожащего, и с силой провёл языком по его губам, словив в зеркальце ухмыляющуюся физиономию таксиста.
- Не бойсь, зай, дядя шофёр тоже в теме.
Таксист, к моему удивлению, откликнулся:
- Да ещё как! Так что, парни, если места нет, можете прямо здесь. А если третьим возьмёте, то к себе домой бесплатно привезу!
- Мы лучше по счётчику, - ответил я, лизнув Витальку в ухо.
- Да, понимаю. Совет да любовь...
В квартире я еле удержался, чтобы не прыгнуть на Витальку сразу. Но тихонько целовал закрытые глаза. Уши (он по-заячьи фыркал). Нос. Шею. Губы. По губам языком, сильнее, глубже - вон он уже там. И находит встречный язык. А вот теперь так, всосать эти губы в себя. И ещё вот так.
- Виталя, всё купленное выкладывай сюда. Этим буду распоряжаться я... Так. Чулки. Помаду. Ярко-красная - супер, что надо. Мы же не эмо, чтобы чёрной. А тут что?
В пакете с аптечной надписью резиново чавкнуло, а Виталька образцово, по-девичьи, покраснел.
- Молодец. У меня, разумеется, тоже есть, но хорошо, что купил свою. Туалет совмещён с ванной, удобно. Подглядывать не буду. Как пользоваться клизмой, знаешь? Сейчас выпьем вискарика, чтобы тебя не трясло. Десятилетний "Талискер", запомни, десятилетний! - он как пацан - и дерётся, и целуется, и смеётся, и плачет, и сам не знает, кто он такой на самом деле.
За тебя!
Не знаю, оценил ли зайчонок виски. Я поцеловал его ещё и ещё в вискарные губы.
- Дуй в ванную. Потом жду в спальне. Не в Эрмитаже, не заблудишься. Полотенце возьми белое. Потом наденешь тельник. Всё, больше ничего не надевай.
Пока он мылся и подмывался, я перестелил бельё. У меня был комплект, которым я никогда не пользовался, - самый простой, белые простыни. Я разделся. Член рвался в облака. Сейчас. Положил на кровать чулки и помаду. Военно-морской парнишка, рыбка-корюшка. У меня в спальне зеркальные створки шкафа-купе во всю стену, и шторы плотны, и свет приглушён. Ничто не будет слепить, но всё будет видно.
Он вошёл в тельняшке. Волосы были мокры. Тельняшка прикрывала то, что я больше всего хотел видеть. Я взял помаду.
- Иди ко мне.
Поцеловал. Снял крышку с цилиндрика. Провёл красным хуйчиком помады по верхней губе, по нижней. Парень. Девочка. Мужчина. Не важно. В тельняшке, с подмалёванными красными губами, дышащий тяжело, он правда выглядел рыбчонкой, выброшенной из сетей на берегу. Я разорвал упаковку, достал чулок, стал надевать на Витальку...
Нет, Виталька, прости, эту тему мы оставим с тобой на потом. А помада тебе идёт. Поцелуй. Я теперь целуй туда. Да, крашеными, блядь, губами!
А теперь подвожу себе губы я. И целую тебя туда. И туда, и туда, и обмацать туда и туда? И - как тебе? Ты стонешь, сука? Кайф, да? А вот вставай раком, да! Тихо, блядь!
Я раздвигаю твои ягодицы, булки, холмы, предхолмья, вот красной блядской помадой обозначаю вход в горние выси... а вот сейчас целовать буду вход! Как тебе? Блядь, прогнись, сучка! И тельничек задран на шею, и тебя сейчас будут ебать и взрывать сто сорок тысяч орудий главного калибра! Я вот здесь тебе нравится, когда лижут? А вот здесь? А поцелуй твоих алых губ? А ты чувствуешь жопой мою залупу?! А дай я прокачу по всей руке твою шкурку! А вот так, а вот так, а вот так?!.
Я достаю из тумбочки пузырёк, откручиваю колпачок, пододвигаю к виталькиному носу. Считаю время, которое должно пройти, чтобы пространство и время для него искривились. Потом вдыхаю сам. И начинаю тереться, тереться, тереться своей удочкой, удом, колом о нежный зацелованный, нежно-алым обозначенный вход. Вот парень уже дёргается сам, потому что не может иначе. Вот повело и меня. Я рву угол квадратика с презервативом - забота о Виталике, а не обо мне, - но он уже стонет.
И вот. Вход. Вот. Я нежно. Чуть-чуть. И ещё. Ага, он подмахивает сам, умоляет ещё. Теперь до упора. Я в нём. Пиздец. Стон. Соль. Цвет. Небо. Ебать. Милый мой, сука, нежность. Ты, сука, хотел опытного?
Я переворачиваю пацанёнка на спину. Задранная тельняшка. Обслюнявить сосочки. Подушечками пальцев по ним. Да, дикий кайф. И поддать хуем в жопу сильнее. И ещё. И ещё. И ещё. Чтобы потекло из тебя! И ещё! - и тут правда из него начинает течь, и он подмахивает сам, и хрипит, и стонет: "Ббблябббольно!" - и просит ебать его что есть сил; и я ебу наотмашь, сильнее, целую в накрашенные губы своими накрашенными, ещё сильнее, ещё... Пиздец, залп, главный калибр, атомный взрыв, а-а-а, волки, звери, рыбы - всё вперемешку.
Белая простыня в отпечатках помады.
Размазанное алое на пацанском лице. Задранная тельняшка.
Отражение в зеркале: ноги разведены, руки тоже, полное подчинение, мужчина отымел парнишку, лишил девственности, сделал тоже мужчиной.
- Виталька, - говорю, - поехали сегодня в оперу.
- Меня как будто трахнул линейный корабль, - откликается он. - Меня сейчас трахнуло море. Я вообще не думал, что такое бывает. Который час?
И я, похолодев, не веря, спрашиваю, надеясь, что ошибся:
- Во сколько у тебя поезд?..
Вот и всё. У него дембель. Как я сразу не сообразил! Это дембельский аккорд. Никаких шансов сойтись вместе - ты просто ввёл во взрослую жизнь неопределившегося парнишку, а дальше он сам, без тебя.
Есть ещё час.
Я приношу и разливаю виски, потом мы синхронно возбуждаемся, и я крашу себе его помадой губы, и связываю ему руки женским чулком, и целую его, и сосу ему, и сосу, и сосу... Ну вот. Мой рот полон его спермы. На вокзал его отвозит всё тот же таксист.
Я иду в ночной бар.
Вечер субботы, народу полно.
Я показываю взглядом моему бармену, что хочу, а он разводит руками, что сейчас никак, и его напарник успевает это уловить.
Я сажусь за единственное свободное место за столиком. Мужчина с сильным немецким акцентом спрашивает по-английски, один ли я. Я отвечаю по-немецки, что один. У мужчины региональный акцент - все "с" он произносит почти как "ш". Виталик уехал, и глупо ждать возвращения. Рыбка подсеклась, была выловлена и отпущена. Как и полагается поступать с рыбной мелочью.
И с Хансом мы переспим же той же ночью. Он трахнет меня спокойно, как муж жену, и я приму это как должное. Позже он скажет мне, что видел красную помаду на моих губах, но не решился спросить, нравится ли мне это. Мы с Хансом через полтора года в Германии поженимся. Я перееду к Хансу. Маленький город, громада невероятного собора, похожего на башню Саурона, укоряющего небеса с высоты в сто метров с гаком, - а у нас с Хансом велосипеды, и нам клёво колесить по полям и лесам, и я удивительно быстро нахожу работу в торговой компании... и оперный театр в городке есть.
Где Виталик, как он - анкета его убрана с сайта, и я не знаю о нём ничего.