Посвящается счастливым случаям.
Красное здание Фрунзенского военкомата города Минска влияло на меня всегда, скажем так, двояко. С одной стороны там сидят дядьки в погонах, которые хотят утащить нас на год за колючку, а с другой стороны там всегда много голых парней и парней вообще! И среди них попадаются те, о которых возможно мы и не мечтаем... И второе обстоятельство меня всегда располагало к посещению сего заведения.
После одного посещения мое отношение к этому военкомату изменилось кардинально в положительную сторону. Простите меня, мои читатели, ибо я совсем не писатель, но сейчас я расскажу обо всем, что приключилось там тогда со мной, как умею...
Уже на подходе к военкомату, я осматривался по сторонам в поисках симпатичных объектов для дальнейшего наблюдения. Помню, в прошлое посещение военкомата я еще у входа приметил хрупкого парнишку с крашеной в черный цвет челкой, как у эмо. Он был невысокий, худенький, едва ли ему было 19. Его милое личико, как у девочки, с алыми губками, с прямым носиком, с глазами-бусинками серого цвета врезалось в мой мозг и свежо до сих пор в памяти.
Но как был грустен его взгляд... Это что-то...
И так случилось, что мы с ним ехали в одном автобусе домой вечером после военкомата. Я смотрел на него, прямо в глаза, он поглядывал на меня много раз без всяких эмоций и выражения, а потом и вовсе решил упорно смотреть в окно. Ехали долго... Я вышел на своей остановке... Вышел и замер. Обернулся и посмотрел на него. Да, он смотрел на меня. В этот момент я видел только его глаза. В них по прежнему читалась дикая отрешенная грусть, но мне тогда показалось, что я увидел в них еще и ничтожную чуточку умирающей надежды...
Он уехал. Я ушел.
И вот я снова иду в том же месте, спустя две недели, с необходимыми документами, которые в прошлый раз потребовали от меня принести, и посматриваю по сторонам в надежде приметить милого симпатягу. К сожалению, парни из военкомата сегодня почти все разошлись, т.к. я с работы я отпрашиваться не хотел и решил просто уйти пораньше, ближе к вечеру... А теперь вот жалел об этом.
Я поднялся на второй этаж, полупустые коридоры, не на кого бросить взгляд.
"Некому будет даже показать свои симпатичные трусы", - подумал я с сожалением.
Мне надо было посетить невропатолога и хирурга. А к ним обоим требуется заходить в трусах. А старые тетки-врачихи меня не возбуждают. К невропатологу я разделся прямо на коридоре, ведь там никого и не было, кроме меня... Возле кабинета стояли специальные ящики для снимаемой одежды и лавочка под окном. Я бросил вещи на подоконник, поправил в трусах то, чем все мы гордимся, и пошел.
После осмотра я вышел снова на пустынный коридор и услышал, как кто-то нескладным молоденьким голосом проговорил в коридор из-за двери хирурга и терапевта:
- Если есть кто к хирургу - заходите быстрее!..
Я понял, что в данный момент это касается именно меня, т.к. рабочий день в военкомате заканчивался. Недолго думая, я схватил в охапку свои вещи, и в одних трусах, с туфлями в одной руке, с документами под подмышкой в другой, пошел босиком в приоткрытую дверь к хирургу...
Нужно сказать, что, зайдя в дверь с номерами 1 и 2 (терапевт и хирург), призывник попадает сначала в небольшой предбанник с одним окном, где стоят лавки. Там ты раздеваешься и идешь сначала направо к хирургу, а потом налево к терапевту...
И вот, я открываю эту дверь, быстро захожу, закрываю, оборачиваюсь, и мое сердце останавливается... На лавочке в одних салатовых трусах-шортиках в облипочку один-одинешенек сидит тот бесконечно грустный паренек с черной челочкой и смотрит на меня, прямо в глаза, а я, как дурак, с вещами в руках стою, как статуя, и сдвинуться с места не могу - кровь прилила в голову, в глазах потемнело, дыханье сперло. И начинают трястись руки и подкашиваться ноги...
Через пару секунд я сообразил, что вещи надо кинуть на лавку и ждать вместе с ним очереди к врачу. Я сел, и только потом начал дышать... Он это заметил, но смотрел в пол или куда-то на свои ступни... Я заметил этот его взгляд, и только теперь начал его разглядывать буквально с ног до головы. И все в нем было прекрасно... Но не успел я понять еще, что произошло, как он сказал:
- Я Артем...
Для меня это было, как гром среди ясного неба! Мне показалось, что я ослышался, но теперь он смотрел прямо мне в глаза...
От неожиданности у меня упали на пол мои бумажки и рассыпались по всему тамбуру, и я подумал: "Боже, как глупо, как глупо!"
Я сказал:
- Я Сергей, - и быстро встал к нему спиной, согнувшись, на одно колено, принялся собирать бумажки, которые как назло разлетелись по всему этому тамбуру, под лавки, и вообще в разные углы...
В следующий момент я чуть было не подпрыгнул до потолка, но это мне так только показалось, т.к. всего лишь резко, но коротко я дернулся от неожиданности: я почувствовал теплую легкую ладонь на своем правом плече. Я не мог оборачиваться, я не мог думать, я лишь понимал, что кроме него это сделать было просто некому... Почти сразу же я почувствовал другое прикосновение на другом плече и снова дернулся... А потом он пополз ладонями вниз по спине, к оранжевому поясу моих трусов-шортиков, которые сейчас как никогда сидели в облипку на мне... Он оттопырил указательные пальцы и мизинцы на руках и залез мне под пояс трусов двумя пальцами обеих рук и остановился, ожидая сейчас всего на свете с моей стороны. Я снова перестал дышать и повернул голову к нему. Он изящно сидел своей худой попкой на краешке лавочки с протянутыми ко мне руками и дышал почти мне в ухо теплым дыханием... Это даже не было намеком, это было отчаянным жестом, возможно самым первым и последним подобным жестом в его жизни, и если бы я ему отказал... Но я...
Я повернулся к нему и встал на оба колена. Мы оказались лицом друг против друга. Я его обнял за плечи, и он тоже обнял меня... Я запустил руки в его черные волосы, они пахли, выглядели и были на ощупь в тысячи раз лучше, чем в любой рекламе о шампунях... У меня от этого закружилась голова, и вдруг я почувствовал сладкий, сильный поцелуй этих алых и красивых губ у себя на губах! И тут я снова попытался вдохнуть, набрать воздуха, и получилось так, что вдохнул в себя его воздух. Слаще этого воздуха я не вдыхал никогда! Воздух юноши, молодого, красивого, стройного, симпатичного, и во всех смыслах лучшего, возможно, из многих-многих сотен парней... Мы наклонили наши головы и стали съедать друг друга поцелуем взасос, давая волю нашим рукам. А через пару секунд мы уже гладили друг друга по сокровенным местам, и эти места твердели и увеличивались.
В его красивых трусах я ощутил что-то очень горячее, мягкое и твердое в одно и то же время, и пушок, который возможно еще никогда не знал лезвия... Я чувствовал, что парень совсем не профессионал и даже не любитель, я начал стягивать с него его трусы, и он сам приподнялся, и они соскользнули к нашим ногам.
Передо мной был голый ангел в тамбуре хирургического кабинета. Сойти с ума.
В страсти, ослепляющей не только глаза, но и разум, я целовал его в живот, а его прекрасный друг, нежный на ощупь, как лепестки самой строптивой розы, цвета летнего багряного заката, во всей красе стоял передо мной, слегка выгнувшись, с обнажившейся почти до краев пунцовой головкой, и он ждал только одного! И я это сделал. Я проглатывал эту красоту, хотя никогда ранее не мог это сделать с другими парнями, я его облизывал, как мороженое, я чувствовал его напряжение и даже вибрацию, и я понимал, что у нас так мало времени сейчас!
На мгновение я выпустил его красивый член изо рта и посмотрел Артему в глаза. Мне сейчас кажется, что тогда он увидел в них вопрос:
- Может хватит, иначе нас здесь и похоронят люди в погонах, когда засекут?!
В ответ на этот безмолвный вопрос он быстро и страстно поцеловал меня взасос и, толкнув на ковер, на пол, на мои бумажки, встал надо мной на четвереньки.
Я лежал под ним на спине и с некоторой тревогой посмотрел на него. А он почти сорвал с меня мои трусы и начал целовать меня в шею, в грудь, в соски, и только теперь я заметил, как блестят его черные красивенные глаза под большими черными ресницами (как же я их раньше не заметил)! Из них просто брызгал свет в разные стороны!
И тут он взял мой член в рот! Он не взял, он запустил его в себя до отказа, а потом начал его быстро, неумело обсасывать, иногда задевая белыми зубами, но боли от этого не было. Я откинул голову назад и смотрел в недавно побеленный потолок, а в самом низу живота и в яичках у меня нарастало чудовищное напряжение. А парень буквально ел меня!
Я уже не мог больше терпеть пытки любовью и инстинктивно дернулся перед извержением вулкана, и только в этот момент парень немного недоумевающее на меня посмотрел, как я сразу же расстрелял его в грудь и в подбородок мощной непрерывной очередью...
Паренек еще больше удивился и как-то испуганно посмотрел на меня. Я сначала подумал, что он хотел сказать: "Ну что же ты меня испачкал?", но как понял, вовсе не оттого у него был такой взгляд... Он тихонечко вскрикнул и с протяжным выдохом выпустил на меня не менее мощную струю из своего пистолета! Он, бедный, так возбудился!.. Тут уже удивился и одновременно обрадовался я...
Он лежал на мне, со спущенными трусами. Я лежал под ним со спущенными трусами... И тут мы услышали из-за двери хирургического кабинета, все равно как сквозь вату, старческий голос:
- Зовите следующего!
У нас округлились глаза у обоих одновременно! Мы повскакивали на ноги, в собственных извержениях друг друга друг на друге, путаясь в трусах, принялись вытираться своими майками. Через секунды три хирургическая дверь открылась, из нее вышел парень и остановился как вкопанный: перед ним стояли два молодых взлохмаченных и запыхавшихся хлопца, со стоящими во весь рост в трусах колами. Он сглотнул и сказал сдавленным голосом:
- Следующий...
Подслеповатая врачиха крикнула нам:
- Сколько вас там еще?
Я крикнул в ответ:
- Только двое. Она сказала, чтобы мы заходили оба.
Первым пошел Артем, а я кинулся собирать свои бумажки. Парень смотрел на меня, потом на Артема и спросил:
- Что тут было?
А я собрал бумажки, зашел в кабинет и сквозь уменьшающуюся щель закрывающейся двери с загадочной улыбкой сказал:
- Ничего такого...
И я закрыл дверь.
Мы стояли счастливые и довольные перед хирургами - пожилым мужчиной-грибом и женщиной в очках, - и со всех сил пытались не улыбаться и не рассмеяться.
Они оба заметили нашу эрекцию (между делом скажу, что тогда с Артемом я бы мог еще раза два подряд), женщина спросила:
- Что это?
Мы молчали и начали улыбаться.
Тогда спросил мужчина-гриб:
- Вы гомосексуалисты?
Мы посмотрели друг на друга и отрицательно покачали головами, еще больше расплываясь в улыбке.
Мужчина и женщина переглянулись, потом она позвала меня к себе, а Артем пошел к нему. Больше вопросов не следовало, они хотели поскорей закончить сегодняшний рабочий день.
Когда мы вышли из кабинета, то оба разом выдохнули. Дверь к терапевту была уже заперта, и мы, переговариваясь незначительными фразами, оделись и сдали свои "Дела призывников" к 10-ый кабинет, где нам выписали новые повестки. Обоим на одно и то же число, на одно то же время.
Мы вышли из здания военкомата. Артем посмотрел на меня и сказал одно лишь слово:
- Спасибо.
Он развернулся и быстро пошел прочь... Я было хотел его окликнуть, но он вдруг обернулся и помахал мне своей новой повесткой. И я понял, что он мне намекнул о новом свидании в известное нам двоим время, в известном нам двоим месте.